36 глава (1/2)

Пустырь был тёмен, но глаза быстро привыкли, и овраг Цзинъянь миновал без происшествий. На другой стороне стало чуть светлее – сюда уже доходил свет уличных фонарей. На их фоне дом выглядел чёрным, вырезанным из бархата силуэтом с единственным светящимся окном на втором этаже. Чувствуя себя мальчишкой, лезущим в чужой сад не то за абрикосами, не то на первое свидание, Цзинъянь легко перемахнул забор и, не скрываясь, прошёл по белеющей в темноте гравийной дорожке между застывших тенями деревьев и кустов. От души надеясь, что светящееся окно нужное, он подобрал камушек и бросил его в стекло. После второго камушка штора в окне отодвинулась, и за ним возник женский силуэт. Цзинъянь махнул рукой, и окно распахнулось.

– Госпожа Су!

– Ваше высочество… – женщина перегнулась через подоконник. – Это вы?

– Нам надо поговорить.

– Подождите минуту, я сейчас спущусь.

Окно закрылось, и Цзинъянь отогнал внезапное воспоминание: он точно так же стоит в саду, только в другом, а Сяо Шу, смеясь, машет ему из окна… Внезапно нахлынувшее дежавю было столь же неуместным, сколь и понятным после того, что он услышал сегодня. Между тем открылась дверь, и принц шагнул внутрь мимо посторонившейся хозяйки.

– Надеюсь, я не помешал вам лечь спать.

– Я не ложилась, ваше высочество, ждала, что вы захотите поговорить. Правда, я думала, что вы свяжетесь со мной как обычно.

– Мне нужно поговорить с вами лицом к лицу.

Госпожа Су кивнула, первой прошла в гостиную и включила настольную лампу. Они сели друг напротив друга и замолчали. Цзинъянь никак не мог решить, с чего начать разговор, слов было слишком много, они теснились, мешая друг другу. Теперь, вблизи, стало видно, что госпожа Су выглядит усталой и не слишком здоровой: вокруг глаз чётко обозначились круги, лицо больше, чем когда бы то ни было, напоминало восковую маску. Сейчас она мало походила на ту уверенную в себе женщину, что спокойно и методично раскатывала Се Юя в тонкий блин. Цзинъянь даже ощутил укол совести, но происходящее было слишком важно, а она, в конце концов, сама вызвалась помочь.

– Что ж, теперь мы знаем, что Ся Цзян действительно нейтрален, – Мэй Чансу заговорила первой, видимо, устав ждать. – Если соблюдать осторожность, он него не будет проблем. Ваше высочество можно поздравить.

Цзинъянь молча посмотрел на неё. Почти готовая фраза вылетела у него из головы.

– Ваше высочество?

– И это всё, что вас волнует? – это прозвучало резче, чем следовало, но полностью совладать с собой Цзинъянь не смог. – Будет ли нейтрален Ся Цзян?

– Разумеется, меня волнует ваше благополучие и успех начатого нами дела. Се Юй прав – Ся Цзян может стать страшным врагом, так что незачем дразнить тигра.

– Дразнить тигра? – Цзинъянь стремительно вскочил. – Моё благополучие – это замечательно, а как насчёт благополучия других людей?! Не Фэн – это же дело армии Чиянь!

– Ваше высочество, этому делу уже тринадцать лет. Но его величество до сих пор не терпит упоминания о нём. Начав копаться в прошлом, вы настроите против себя не только Ся Цзяна, но и самого императора – и наша задача затруднится настолько, насколько это вообще возможно.

Цзинъянь стиснул зубы, давя желание заорать, а то и вовсе схватить что-нибудь и швырнуть… куда-нибудь. Хотя бы в невозмутимое лицо с очками на носу. Но это было бы недостойно и просто глупо. Он резко выдохнул и сделал пару кругов по комнате, пытаясь сбросить напряжение. Поднявшаяся вслед за ним госпожа Су молча ждала, пока он возьмёт себя в руки.

– Я понимаю, – голос всё ещё звучал отрывисто, но теперь Цзинъянь хотя бы мог говорить, а не кричать. – Для вас всё это просто имена. Но не для меня! По этому делу был казнён мой любимый брат. Маршал Линь был моим дядей и должен был стать моим тестем. Его дочь… да вы и сами знаете. Сколько людей пострадало, и многих из них я знал лично. Когда-то я клялся себе, что добьюсь справедливости для них, хотя бы посмертно, но годы шли, а я даже не знал, с какого бока ко всему этому подступиться. Вы первая, кто сумел найти свидетельства, что же там всё-таки произошло на Мэйлин – ведь я не знал даже этого! И вот вы преподносите эти сведения мне только для того, чтобы сказать, будто всё это не имеет значения, и не надо дразнить тигра?!

– И что ваше высочество предлагает?

– Начать расследование, конечно же!

– Каким образом? Кто его начнёт? Управление Сюаньцзин распишется в том, что оно плохо сделало свою работу в прошлый раз, и результаты его расследования можно пустить на кульки для тыквенных семечек? Или кто-то из следователей прокуратуры рискнёт вызвать на себя императорский гнев?

– Но если предъявить отцу сделанную вами запись…

– То император раскается и признает свою ошибку? Вы в это верите?

Цзинъянь замолчал, чувствуя себя бегуном, перед которым вдруг выросла каменная стена, и он, не успев затормозить, впечатался в неё всем телом. А ведь действительно, он, пребывая в возбуждении от услышанного сегодня, совершенно не подумал, насколько реально казавшееся очевидным решение. Огонь, горевший внутри, толкал на действия, затмевая разум. Хорошо хоть хватило ума сначала прийти сюда обсудить, а не прямо бежать к отцу.

Цзинъянь медленно выдохнул. Госпожа Су смотрела на него в упор, и видно было, что никакие болезнь и усталость не помешают ей раскатать в блин не только арестанта, но и принца.

– Вы действительно считаете, что Ся Цзян рискнул бы обвинить наследника, если бы не понимал, что получит полное одобрение? – добавила она. – Почему, как вы думаете, император сразу поверил обвинениям, не став даже слушать объяснения его высочества Цзинъюя?

– Так вы… думаете… – Цзинъянь мотнул головой, борясь с желанием рухнуть на ближайший стул и обхватить эту самую голову руками, чтобы не шла так кругом. – Думаете, что отец хотел смерти Цзинъюя? Но почему?! Они же отец и сын! Они любили друг друга, я же видел!

– Что значит любовь, когда речь идёт о страхе за свою власть – и свою жизнь? – с невесёлой усмешкой отозвалась Мэй Чансу. – Разве мало было в истории императоров, казнивших своих сыновей, равно как и сыновей, покушавшихся на отцов-императоров? Да, возможно его величество сожалел. Но не сомневался.

– И он действительно поверил, будто Цзинъюй хотел его свергнуть?

– Действительно поверил. И за эту веру будет цепляться до последнего.

В комнате снова стало тихо. Тих был весь дом, улица за окном, и казалось, что и весь город погрузился в эту мёртвую тишину.

– Жаль, что меня тогда не было в Лян, когда всё случилось, – сказал Цзинъянь скорее самому себе.

– Это очень хорошо, что вас не было в Лян, когда всё случилось, – тут же возразила госпожа Су. – Если бы вы были здесь, то, вероятно, лежали бы сейчас с принцем Цзинъюем в одной могиле. В самом лучшем случае, были бы разжалованы и сосланы. Но вы ещё вполне можете наверстать – если продолжите упорствовать и ворошить осиное гнездо. Сделаете подарок своим братьям, и руками императора уберёте себя с доски раньше, чем начнёте реально им угрожать. Боюсь, ваше высочество, вам придётся выбирать – или титул наследного принца, или расследование дела армии Чиянь. Которого вы всё равно не добьётесь.

Она была права, кругом права, и это было самое мерзкое. Цзинъянь несколько раз сжал и разжал кулаки, злясь не на госпожу Су, которая всего лишь говорила очевидное, а на… Отца? Несправедливость этого мира? И то, и другое стеной стало перед ним, и он вот уже больше десяти лет бился об эту стену, не видя никакого просвета.

– Я не могу, – тихо сказал принц. – Я не могу отказаться от армии Чиянь. Чёрт с ним, с троном, но, если я не найду способ пересмотреть это дело, я никогда не обрету покоя. Госпожа Су, я могу лишь просить. Вы умнее меня, – это признание далось легко, – придумайте способ оправдать пострадавших, и вы получите всё, что захотите. Пусть пересмотр будет не сейчас, а когда-нибудь, но зачем мне становиться наследником и императором, если я не смогу помочь хотя бы самым близким? Если оставлю без суда столь вопиющую несправедливость?!

– Ваше высочество, – Мэй Чансу пристально посмотрела ему в глаза, – вы отдаёте себе отчёт, что стоит императору хотя бы заподозрить, что вы ведёте расследование, и вы снова откатитесь туда, где были полгода назад, и это ещё в лучшем случае?

– Отдаю.

– Вы понимаете, что никакой пользы в вашей борьбе за трон это не принесёт?

– Понимаю.

– Вы же понимаете, что император скорее умрёт, чем признает, что был не прав?

– Я всё отлично понимаю и сознаю, госпожа Су. И я готов рискнуть. Пусть отец не признает своей неправоты – всё сделаю я, когда взойду на трон. Я собирался это сделать в любом случае, когда вы дали мне надежду, что я смогу его занять. Но теперь вы дали мне ещё одну надежду – что реабилитировать пострадавших можно будет не просто потому, что я верю в их невиновность, а на основании фактов. И покарать виновных – на основании фактов, в соответствии с законом.

– Что ж, – медленно произнеса Мэй Чансу. – Раз я работаю на вас, ваше высочество, значит, должна выполнять задачи, которые вы мне ставите. Я займусь этим делом с завтрашнего дня.

Цзинъянь моргнул. Он уже приготовился к долгим уговорам, к торгу – что может потребовать госпожа Мэй за тяжёлую и опасную работу, которая не принесёт никакой выгоды? И столь неожиданно быстрое согласие выбило его из колеи. Словно он как следует замахнулся, вложив в замах все силы – и вдруг обнаружил, что цель исчезла и бить некуда. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями.

– Благодарю вас, – просто сказал он и, повинуясь внезапному порыву, поклонился.

– Ваше высочество, – госпожа Су вернула поклон. А в следующий миг в кармане Цзинъяня затрезвонил телефон.

– Да? – принц вынул трубку. – Добрый вечер, господин Гао. Что?! Прабабушка?!

И всё, даже сегодняшнее открытие, сразу отошло на второй план.

– Прошу прощения, – торопливо бросил Цзинъянь. – Моя прабабушка умерла.

И он выскочил из комнаты, не увидев и не услышав, как потрясённо глядящая ему вслед женщина сгибается в приступе жестокого кашля, прижимая к губам окрасившийся кровью платок.

В Цзиньлине царили несвойственные ему тишь и спокойствие. Конечно, они не были полными, не может город с населением в несколько миллионов затихнуть совсем. Но множество учреждений, магазинов, ресторанов и клубов закрыли свои двери, распустив работников по домам. Со всех каналов исчезли развлекательные передачи, не играла громкая музыка, была отложена до лучших времён подготовка к турниру по теннису. Страна погрузилась в траур по Великой вдовствующей императрице. Государственные флаги были приспущены, а на главной площади у дворца выросла гора цветов, принесённых жителями столицы. Так же у дворцовых ворот и в главных храмах были выставлены специальные книги, в которых все желающие могли написать свои соболезнования. Говорили, что число записей уже достигло сотни тысяч и продолжало расти.

В новостях показывали сюжеты из дворца, где одетые в белое император с сыновьями стояли у гроба в окружении всех прочих родственников и придворных. Репортажи подчёркивали, что любящие внуки и правнуки покойной соблюдают весь предписанный церемониал, включая трёхдневный пост. Что ж, вполне могу поверить, что они и правда все его выдержали. Я тоже соблюдала пост, не смотря на тревожные взгляды своих подчинённых, пытавшихся уговорить меня не быть к себе такой строгой. Ли Ган даже украдкой звонил доктору Яню, но доктор не явился, чтобы попытаться вправить мне мозги, и мне не пришлось нарываться на очередную ссору.

Увы, любимая правнучка покойной не могла, как все прочие её потомки, прийти к гробу, чтобы проводить прабабушку как должно. А ведь прабабушка действительно выделяла меня из прочих правнуков, возможно, потому что я среди них долго была единственной девочкой. Любила ли я её столь же сильно? В детские годы её привязанность не столько радовала, сколько докучала. Я была активным, непоседливым ребёнком, которому вечно надо куда-то бежать, что-то делать, заниматься чем-то интересным, а не сидеть рядом со старой женщиной, пусть даже та и закармливает сладостями. Это не значит, что я всегда пыталась сбежать, иногда прабабушка рассказывала что-то интересное, иногда внимательно выслушивала то, что хотела рассказать я. И конфеты я любила, а прабабушка, в отличие от мамы, никогда не вспоминала, что они портят зубы. Но всё же посещение старушки было скорее обязанностью, чем удовольствием.