Глава 2. Часть 4. Кассеты (1/1)

В больницу он заходит спешно; кивает приветливо знакомой уже девушке за стойкой, хотя даже не потрудился запомнить её имя; успевает зайти в лифт перед самым его закрытием. До пятого этажа поднимается, барабаня по бедру пальцами, и никак не может успокоиться.На этаже?— мёртвая тишина.Лампы горят, освещая коридор холодным светом. Серёжа, постоянно оглядываясь, доходит до поворота, до нужной палаты и, нажимая на заедающую, скрипящую дверную ручку, открывает дверь. В палате темно, хоть глаз выколи, пошедшая на убыль луна едва ли серебрит край Мишиной постели. Муравьёв, полный тревожного предчувствия, ступает осторожно и благодаря этому только не поскальзывается на липком полу. Фонарик всё никак не находится, и продвигаться приходится почти на ощупь?— прикрытая дверь скрывает от него свет коридора. Когда рука касается чего-то вязкого и тёплого, Серёжа в ужасе отдёргивает её, и в ту же секунду дверь открывается, проливая свет на ужасную картину:в крови всё.Постель, пол около неё, тумбочка с Мишиной мелочёвкой. Серёжа бегает взглядом, не зная, на чём остановиться, и звук за спиной слышит не сразу. Позади, в дверном проёме, освещённый искусственным светом, стоит вендиго, почти упирается лысой головой в потолок. Окровавленными когтями он держит Мишу, и Серёжа как в замедленной съёмке наблюдает, как одна рука приближается к чужому боку в белом от снега пальто.Когда когти вонзаются в тело, Сергей просыпается, жадно глотая ртом воздух.С самого утра, не дождавшись времени посещения, срывается в больницу. Заходит спешно; кивает знакомой, в лифт заходит перед самым его закрытием. Поднимается, барабаня по бедру пальцами, и по коридору бежит, игнорируя удивлённые взгляды.Вместо улыбчивого сонного Мишеля?— жуткой окровавленной пустоты пустоты пустоты вендиго и стылого ужаса?— Серёжу встречает пустая палата и вид на опустевшую тумбочку и идеально заправленную кровать; ни Мишиных вещей, ни самого Бестужева. Муравьёв недоверчиво оглядывается на номер палаты?— всё тот же?— и хмурится. Мишу, по всем прогнозам, должны скоро выписать?— была уже и повторная операция, и анализы, и даже милиционер успел у них побывать за эти две недели, но предупреждают об этом обычно заранее. Да и ему, в таком случае, должны были позвонить.Так куда Миша мог деться?Серёжа страха больше не чувствует, перестав путать сон и реальность; скорее?— недоумение, а ещё странное предвкушение и радость, очевидно, не свои. Бездумно спускается на первый этаж, оглядываясь по сторонам в поисках Мишиного врача, и лишь поэтому не пропускает самого Мишу у стойки регистратуры.—?Миш? —?Рюмин оглядывается через плечо и?— точно, весь светится радостью.—?А меня выписали, представляешь? Сказали, всё в порядке: ни инфекции, ничего. Надо будет только швы ещё неделю обрабатывать, но я сказал, что сам могу, и они сдались.—?Уговаривал врача, да? —?Серёжа хорошо Мишу знает уже и взгляд его просящий?— тоже.—?За кого ты меня принимаешь, Серёж? Зачем же уговаривал,?— Мишель хитро улыбается. —?Угрожал.Подошедший врач вздыхает устало и быстро подписывает все бумаги, лишь бы только от них избавиться. Ещё бы?— Серёжа прекрасно его понимает, Бестужев за последнюю неделю, изнемогая от скуки, превратился в головную боль всего отделения: то сбежит показывать фокусы в детском отделении, то соберёт вокруг себя зрителей из взрослых, рассказывая байки, то опять нарушит режим, после отбоя шатаясь по отделению и шепча что-то задумчиво над растениями. Муравьёвы тоже спокойствия не добавляли, и если Серёжа ещё держался тихо, то Полин хохот обычно ставил всех на уши. Не пускали к Мише только Пестеля?— больше, как Рюмин ни старался, невидимым так никого сделать не получилось, а документы фальшивые здесь бы не помогли?— Пашу в городе каждая собака в лицо знает.Так что Миша шалопайничал от души, хотя ничего дурного не делал; очаровал всех медсестёр, ну и разве что довёл своего лечащего врача до нервного тика тем, как быстро восстанавливался и игнорировал все его предписания. Понятно, почему доктор, едва подписав документы к выписке, тут же скрылся с глаз.—?Домой едем? —?Серёжа уже представляет, каким сюрпризом это будет для Поли и тем более для Паши. —?Хотя сначала давай в магазин, так ты далеко у меня не уйдёшь, подумают, что похитил.Миша краснеет, оглядывая пижаму и тапочки?— одежда, как и пальто, после вендиго пришла в негодность. Серёжа не хочет вновь давать ему свои старые шмотки?— не потому, что жалко, просто Миша заслуживает чего получше. Тот упрямится: ?Да у Паши наверняка мои вещи ещё остались, чего ты?, но покорно садится в машину и алеет щеками всё то время, пока они выбирают вещи в торговом центре?— самое необходимое, конечно, но в этот список входит и нижнее бельё, и носки, и шапка, которую Серёжа натягивает ему на голову. Мише неловко?— это видно, но Муравьёв не собирается возвращать его из больницы в чём-то, насквозь пропахшем антибиотиками. Да и карточку Матвея не зря с собой прихватил.На всё у них уходит час, и Мишель к его завершению чувствует лёгкую слабость, так что Серёжа ведёт его в кофейню, чтобы подкрепиться перед поездкой домой. ?Это похоже на свидание?,?— думает Мишель и чуть не давится своим кофе.—?Что случилось? —?Муравьёв оглядывает его обеспокоенно, и в груди у Миши теплеет от такой неприкрытой заботы; Серёжа о нём волнуется, как, наверное, о младшем брате, а он тут надумал себе?— свидание.—?Нет-нет, ничего, всё в порядке,?— Бестужеву хочется занять голову, чтобы не думала не о том, так что он торопит Серёжу: хочется домой, к Паше, в его маленькую хижину лесника. Хочется побыть дома.Не так далеко, в большом двухэтажном доме живут его давние друзья, с которыми он сможет увидеться на днях, да и всем нужно будет как-то собраться вместе, чтобы обсудить произошедшее: и охотникам, и им с Пашей. Муравьёвы, наверное, как и Романовы, живут все эти две недели в гостинице, отлавливая последнего вендиго?— что Поля, что Серёжа не особо вдавались в подробности, а сам Миша не чувствовал в себе столько сил даже несколько дней назад, чтобы допытываться. Уже в машине он всё же задаёт тревожащий его вопрос:—?Серёж. А Матвей где?Пала слегка сбавляет скорость на скользкой дороге.—?С нами. Не знаю, не уехал, сказал, что сначала они с вендиго закончат. Мы с ним, на самом деле, не разговариваем. Ни я, ни Поля.—?А со мной он тоже собирается закончить? —?Миша не хотел спрашивать так резко и зло, но из глубины души показывается страх: тот страх, который заставлял его по ночам в больнице не спать, бродя по коридорам. Что, если Матвей придёт к нему? Что, если захочет закончить начатое и никто?— ни охрана, ни Серёжа?— не успеет его остановить? Какое-то время он даже хотел сбежать из больницы, чтобы не чувствовать себя таким беззащитным, вот только бежать?— бежать было некуда. Даже до Пашиного дома он один, без денег и тёплой одежды, через полгорода бы не добрался. Так что пришлось остаться и занимать всё свободное время чем угодно, лишь бы не думать лишний раз и не накручивать себя.—?Не посмеет,?— Серёжа выдыхает, прикрывает на секунду глаза. —?Ты мне веришь? Что я не дам тебя в обиду?Мишель вспоминает его глаза, когда он набросился на Матвея в шахте, и, уставившись невидящим взглядом в окно, шепчет:—?Верю.Дальше дорога проходит в молчании?— даже радио не врубают, только обмениваются изредка короткими взглядами, и в какой-то момент Миша всё же улыбается. Вернувшееся вновь неплохое настроение остаётся с ним, пока они не сворачивают на дорогу, ведущую совсем не к Пашиному дому.—?Серёж? —?Бестужев подозрительно выглядывает в окно на пассажирском сидении. —?А ты точно знаешь, куда нам ехать?—?Конечно,?— тот кивает, ни секунды не задумавшись. —?Паша сам эту дорогу показал ещё в первый раз, сказал, в объезд на Пале не проехать. А что?Миша качает головой, ничего не отвечая, но в груди возникает неприятное предчувствие: не то беды, которая вот-вот может случиться, не то плохих новостей.—?Надо будет позвонить вашим, чтобы приехали поговорить.—?Нашим? —?уточняет Серёжа.—?Ну… Охотникам. Романовым этим.—?Так они тоже тут живут. Паша просил тебе не говорить пока, чтобы не волновать, но объяснять отказался. Мне это странным показалось, но…—?Но?—?Не знаю, у вас с ним свои секреты, своё прошлое. Кто я такой, чтобы во всё это влезать?Миша хмурится.—?Интересно получилось. Все поместились в доме-то?—?Ну конечно, с чего бы нет? Расположились вполне комфортно,?— Серёжа пожимает плечами. Вопрос даже немного странным кажется?— их не так много, комнат большого Пашиного дома как раз хватило.Бестужева это, кажется, совсем не радует. Серёжа решает дальше не расспрашивать, отмечает только появившуюся внутри тревогу. Не его тревогу.До дома доезжают минут через пять. Муравьёв-Апостол надеется, что это хоть как-то Мишу в себя приведёт, растормошит: они уже дома, не в больнице, пропитанной тревогой, страхом и запахом хлорки. Приезжают как раз к тому времени, когда на улице ненадолго светлеет. Ночная темнота всего на пару часов уступает место солнцу. Снег переливается и блестит сугробами, ветки сосен уже почти готовы сломаться от чисто-белых снежных подушек, взгромождённых на них. Серёжа чувствует (объяснить не может, просто чувствует), что Мише в такой обстановке дышится легче. Чувствует, что раны ещё болят, как бы быстро он ни восстанавливался, ведь всё равно Миша?— человек. Бестужев прячет тревогу каким-то поистине волшебным образом и улыбается смелее, разглядывая дом в окно. Серёжа понимает его чувства: Миша давно тут не был, а с этим местом, очевидно, связано очень многое.Не успевает Муравьёв-Апостол погасить двигатель, как из-за угла, обогнув крыльцо и дом, выбегает Поля. Его преследует большой, чёрно-серый волк, зарываясь широкими лапами в белый снег. Увидев машину, Ипполит теряется?— волк этим пользуется, становясь на задние лапы и упираясь передними ему в плечо. От веса животного у Поли подгибаются ноги и тот в снег валится, почти в нём пропадая. Волк же задорно виляет хвостом, вцепившись зубами в ботинок младшего Муравьёва-Апостола и пытаясь вытащить его на свет божий. Картина на первый взгляд кажется действительно жуткой, но Серёжа с Мишей спасать Полю не спешат?— Паша с мелким забавляется, опасность Поле грозит разве что от обморожения и простуды.Когда внимание оборотня наконец привлекают приехавшие, Пестель быстро оставляет в покое юного рекрута волчьей армии и стремится к ним через снежные заметы. Поля, откопавшись самостоятельно, тоже поднимает голову.Мишу увидеть они не ожидают.Едва он выходит из машины, Паша убегает в дом, желая старого друга встретить в своём человеческом обличии. Ипполит же с задорным ?Миша!? спешит вскочить на ноги, преодолевая расстояние между крыльцом и ими в рекордные несколько секунд. Мишель весело улыбается, уже раскрыв руки для объятий?— Поля старается обнимать осторожно, чтобы не тревожить особо раны и не пачкать Мишу талым снегом.—?Как я рад, что тебя выписали,?— на теноре счастливо лепечет Ипполит, обнимая Бестужева за шею. —?А Серёжа мог бы и предупредить!—?Он хотел сделать сюрприз,?— встаёт на его защиту Мишель, обхватив Полю под рёбрами. —?Блин, Поль, ты весь холодный.Миша отстраняется, стягивая зубами перчатки с рук и запихивая их в карман новой куртки. Руки Поле на щёки кладёт?— Муравьёв-Апостол тут же точно тает, прикрывая глаза от прикосновения буквально живой печки.—?Не лучше ли зайти в дом, чтобы согреться? —?подаёт голос Серёжа, забирая с заднего сидения сумку с Мишиными вещами и закрывая машину. И всё же смотреть на такую картину приятно до дрожи.—?И всё-то он знает,?— фыркнув, Миша натягивает Поле на глаза край шапки и смеётся. Младший Муравьёв-Апостол расплывается в улыбке, тут же поправляя шапку, и наигранно-обиженно хмурится.Снег возле дома расчищен?— Мише что-то подсказывает, что на то, чтобы его убрать, у Паши и Поли ушёл не один час, если чистили они местность, вот так друг за другом гоняясь. В доме тепло и уютно?— как и раньше. Поля заходит первый, вернее, ураганом залетает в коридор, стягивая ботинки и куртку. Повесив её на крючок, младший Муравьёв-Апостол тут же ретируется на кухню, ставить чайник. Серёжа тоже старается в проходе не задерживаться, а Мише почему-то жутко. Сделать несколько шагов вперёд, стянуть куртку и тяжёлые ботинки вдруг становится непосильной задачей, и окружающие явно не понимают почему. Поля, видать, уже успел растрепать кому-то, что Миша приехал: из кухни выглядывает Ник Романов, в коридоре всё ещё ждёт Серёжа. Мишель кивает Нику в знак приветствия, заставляет себя снять куртку, осторожно поставить ботинки с самого края, и только потом решается позвать:—?Тёть Оксан?Серёжа хмурится и переглядывается с Романовым. За две недели они успели найти общий язык и довольно неплохо сдружиться?— и ни у кого знакомых с таким именем не было. Муравьёва-Апостола внезапно сковывает тревога, а Мишель потирает руки потерянно.—?Тох, Дим? —?спрашивает он будто бы у пустоты и наконец сталкивается взглядом с Серёжей. —?Где все?Ответить он не успевает. Пестель быстро спускается вниз со второго этажа?— уже человек, взъерошенный и немного растерянный в своём свитере и накинутой поверх джинсовой куртке. Смотрит на Мишу внимательным взглядом. Мгновение замирает и растягивается, Бестужев стих хмуро, словно его только что ударили по щеке, а у Паши не находится слов, чтобы хоть что-то сказать. Он только качает головой и выдавливает:—?Прости, Миш.Мишель бледнеет.—?Да быть не может,?— полный какого-то недоверчивого отчаяния голос звенит в воцарившейся тиши. —?Паш, нет.—?Пару лет назад. Охотники. Не хотел говорить раньше, обстоятельства не те были,?— голос Пестеля хрипит и становится более низким. Ник, глядя на него, тоже мрачнеет, а Серёже провалиться сквозь землю хочется прямо сейчас. Он не делал этого, не убивал кого бы то ни было, но вину чувствует за то, что он тоже охотник. Паша смолкает, позволяя Мише принять всё это.Муравьёву-Апостолу становится плохо от осознания, что сейчас Миша чувствует. Не успел войти, как его этой новостью окатили, как ведром ледяной воды. Бестужев бледен и смотрит в пол, будто бы мимо всего его окружающего, и выглядит так же плохо, как выглядел в ту ночь, когда лежал на койке в палате после операции.—?Вот оно как,?— кивает Бестужев, поджимая губы, и скрещивает руки на груди, потянув ткань нового свитера. —?Это… Ужасно.—?Миша,?— Паша делает шаг вперёд и обнимает его. Серёжа кивает Нику?— оба вновь скрываются на кухне, и разговоры, царящие там, становятся значительно тише.Ситуацию Серёжа обрисовывает Поле коротко, шёпотом, чтобы лишний раз никого не тревожить. Все молча усаживаются за стол, и впервые за неделю обстановка на кухне снова становится напряжённой и тревожной. Воздух вокруг словно сгущается, становясь вязким и тяжёлым от такой отвратительной новости, и становится не по себе?— в этом доме до них жила целая семья. Семья, которую убили охотники, и теперь всех тревожит ещё один вопрос?— в таком случае, кем они были? Оборотни? Колдуны? Вампиры? Муравьёв-Апостол старается об этом не думать, не чувствовать груз призрачной вины на плечах и не тревожить своими чувствами лишний раз Бестужева. И без Серёжи внутри всё болезненно тянет осознанием, скрючивается и мутнеет. Страшно и больно. Миша наверняка на что-то рассчитывал по пути сюда?— повидаться со знакомой семьей, вспомнить былое, выпить чаю. Застать удалось только призрак прошлого пылью на полках в коридоре и совсем чужих людей в доме, к которому Миша успел привыкнуть. Серёжа чувствует всё ещё острее не только из-за их странной связи, но и потому что невольно ставит себя на Мишино место. И становится жутко.Паша заходит на кухню минуты две спустя. Выглядит он действительно скорбно, и Мишу за собой не ведёт. На три вопросительных взгляда отвечает спокойно и тихо:—?Он сказал, что ему нужно побыть в одиночестве. Он скоро придёт.Ник поднимает голову от чашки:—?Это они были, да? Там, в комнате, на фотографиях?Серёжа вспоминает, как Пестель первым делом каждому из них лично обозначил, что одна из комнат на первом этаже его и открывать её нельзя ни в коем случае. Паша кивает:—?Я… Перенёс все вещи туда. Не было сил каждый день их касаться.—?Расскажешь? —?это уже Поля, в котором от смешливого молодого человека, полчаса назад носившегося по двору, вновь ничего не осталось.—?Не сейчас. Миша когда в себя придёт, тогда только. Он первым должен о них узнать.Не выдержав, Серёжа выходит с кухни; он не собирается оставлять Мишеля, и без того раненного, разбитого, наедине и с этой бедой. По наитию поднимается на второй этаж, оглядываясь в коридоре: он не знает, где Мишина комната может быть, но что-то тянет в ту сторону, в которой расположились и они с Полей. Точно?— дверь соседней комнаты едва приоткрыта, и, заглянув внутрь, он замечает Мишеля. Тот сидит на узкой заправленной кровати, сминая пальцами стянутый с тела свитер; ему и в одной футболке, наверное, не холодно. Глупо было настаивать на пуховике и шапке для человека с огнём, бегающим по ладони.На скрип половиц у двери Миша поднимает голову, но не говорит ничего: не зовёт, не прогоняет. Муравьёв сам делает шаг внутрь, прикрывая дверь и закрывая её на замок, но дальше не заходит.—?Знаешь, чья это была комната? Нет, конечно, не знаешь, откуда… Это Лизина была. А соседняя?— Тохи с Димой. Мы с мамой когда к ним на лето приезжали, ночевали внизу. Весело было, представить себе не можешь. Лес кругом, тишина, ни людей, никого. Только мы четверо,?— Миша молчит какое-то время, прервав сам себя, но потом всё же продолжает. —?Почему… Почему вы так…Муравьёв понимает, что у него на подступах?— кровоточащая, громко воющая Мишина истерика. У того нет слёз на глазах, он не заламывает руки, но так даже хуже?— пока он держит всё в себе, пока не даёт выхода, эти чувства раздирают его изнутри. Серёжа уже делает маленький шаг навстречу, но Миша пулей отлетает к окну и смотрит на него зло, как никогда ещё не смотрел, даже у клуба.—?Вы, охотники… Возомнили себя выше всего, что на свете есть, да? Выше закона, выше жизни. Убиваете кого хотите, когда хотите. Вендиго? Давайте сегодня убьём вендиго. Призрак? И его сюда давайте! Семья оборотней, которая никогда никому зла не причинила? Уже выезжаем. Это вы, а не мы, нелюди. Это вы приходите в чужой дом, наполненные страхом и предрассудками, стреляете, жжёте, убиваете. Это вы таскаете с собой серебряные колы, пули, святую воду, преследуете всех, лезете куда не нужно,?— Мишу несёт. —?Ты ведь без амулета этого мне даже и не поверил бы, тоже собирался убить?— дважды. Просто потому что я не такой, как ты, не имея никаких доказательств, основываясь на своей ненависти. Ты такой же, как и твой брат.После этих слов в комнате воцаряется тишина. Серёжа стоит, оглушённый услышанным, во все глаза смотрит на Бестужева. А из того одним мгновением будто весь воздух выпускают, и он оседает на пол, спиной прижимаясь к холодной стене. Серёжа не может его винить?— искренне; знает, что заслужил резкие слова, заслужил обвинение. Но сравнение с Матвеем ранит, потому что он никогда бы не завёл человека в шахту, чтобы убить его без свидетелей. И всё равно он не может на Мишу злиться, просто хочет успокоить его, обнять, помочь справиться с бушующей болью, отголоски которой чувствует и сам.—?Я… Я не хотел,?— через какое-то время подаёт голос Мишель. —?Я не должен был этого говорить.—?Да нет, ты прав,?— Серёжа садится зеркально, опираясь на дверь и согнув ноги в коленях, мотает головой, когда Миша вскидывает свою и встречает его потерянным взглядом. —?Всё так. Я действительно чуть не убил тебя, просто потому что злился. Потому что был настроен против всех сразу ведьм, ведь какая-то из них однажды причинила боль моей семье. И сейчас мне жаль. Потому что я узнал тебя лучше, познакомился с Пашей, и вы показали мне, что я ошибался, считая всё сверхъестественное плохим,?— он смотрит на Мишеля, застывшего на другой стороне комнаты, и кивком указывает на место рядом:?— Можно?Когда садится, прижимаясь левым боком к горячему Мишиному, находит его руку и берёт в свою, крепко переплетая их пальцы.—?Я не знаю, кто это сделал,?— говорит тихо и размеренно, пытаясь до Бестужева достучаться. —?И моя семья тоже не самый лучший пример для охотников, но, Миш, обычно никто не убивает за просто так.—?Хочешь сказать, они сами в этом виноваты были? —?рвётся тот, пытаясь отдёрнуть руку.—?Нет, Миш. Нет. Я хочу сказать, что кто бы их ни убил, какие бы это ни были охотники, всё это выглядит очень странно. Обычная семья, которая никого не трогала? Зачем кому-то это делать?—?Не знаю. Прадед дядь Саши построил это дом, когда тут и города ещё толком не было. Они жили отдельно, учили своих, но их в городе уважали.Серёжа не уточняет, кем были Мишины друзья,?— это сейчас совсем не важно. Вместо этого он тянется и неловко притягивает его к себе, позволяя уткнуться лбом в плечо и спрятать лицо в складках рубашки.—?Прости,?— рвано выдыхает Миша, его горячее дыхание касается шеи Муравьёва, и следом за ним сразу бегут мурашки. —?Я не должен был этого говорить.—?Всё нормально,?— Серёжа нестерпимо хочется поцеловать его в макушку, но он сдерживается и слегка смещается, чтобы удобнее было Бестужева обнимать. Оба сидят, повернувшись друг к другу корпусом, и вскоре тело начинает затекать от неловкой позы.Миша приходит в себя не сразу и чувствует дикую неловкость: накричал на ни в чём не повинного Серёжу, устроил истерику, как маленький ребёнок. Вцепился, вон, как клещами в чужие плечи, а ему ведь наверняка больно. Когда Мишель отстраняется, Серёжа долго молча вглядывается в него; взгляд у него спокойный и собранный, но не по себе Мише делается оттого, насколько их лица близко. Хотя Серёжу это, кажется, вовсе не смущает, когда он тянется, чтобы пальцами поправить растрепавшуюся Мишину чёлку, и улыбается. Бестужеву даже тень улыбки в ответ не удаётся выдавить, но он честно старается.—?Мы со всем разберёмся, слышишь? У тебя есть Паша и Поля, который от него без ума; есть Костя и Ник, которые давно могли бы умотать в гостиницу, но только перевезли свои вещи сюда и пытают многострадального Пашу на тему правдивости местных легенд. Он им, вроде как, даже экскурсию летом пообещал уже. А ещё у тебя есть я.Муравьёв добавляет это скромно, так, словно он в этой компании самый неважный участник. Неужели он и в самом деле не видит, не понимает, как помогает Мишелю и как поддерживает его? Его лицо находится слишком близко к лицу Бестужева, чужое тёплое дыхание опаляет его губы, заставляя исчезнуть все связные мысли. Мишель замечает, как Серёжа смотрит ему в глаза, а после переводит взгляд на губы, слегка подаваясь вперёд, и сам задерживает дыхание.—?Да ёб твою мать, журналист! —?орёт вдруг характерным пестелевским внизу, под дикий грохот, и они оба отскакивают друг от друга, как ошпаренные. —?Ты не мог эту дуру в другое место поставить, чтоб тобой черти в аду, как чипсами, хрустели!Серёжа, уже стоя на ногах, одёргивает смявшуюся рубашку и отступает к двери, лихорадочно блестя глазами.—?Нужно, наверное, проверить, что у них там,?— голос у него отнюдь не сочится энтузиазмом, но Миша тоже встаёт, опираясь на подоконник, и соглашается:—?Да, да, конечно,?— хвастается за свитер, оставшийся одиноко лежать на кровати. —?Ты иди, я… Мне нужно… В общем…—?Да, я понял, да, хорошо. Но ты только не оставляй меня с ними надолго, ладно? Они ж и меня сожрут,?— Серёжа, запнувшись о порожек, наконец выходит, оставив дверь неплотно прикрытой, и Миша, надеясь, что он не услышит,?— или надеясь, что всё же сможет,?— отвечает:—?Куда же я от тебя теперь денусь.Наедине с собой Миша глухо стонет, спрятав лицо в мягкость объёмного свитера; стыда нет, потому что?— если только это не было игрой его воображения?— в глазах Серёжи, когда их прервали, отразилось то же разочарование. Но другие эмоции раздирают его на части?— горячим огнём в груди разгорается ярость и злость на убийц его второй семьи, лавой прокатывается внутри боль от новой потери, когда ещё не успела зажить старая. И в то же время?— новое, незнакомое чувство, словно прохладный ветерок, касается его в том месте, где было дыхание Серёжи. Неужели это то, о чём ему рассказывала мама? То самое, когда думаешь только об одном единственном человеке и хочешь с ним?— всего хочешь? Мишу не волнует, что тот, кто вызывает в нём?— неверие, страх, любопытство?— любовь, парень. Нет, но он чувствует себя виноватым за то, что думает об этом в такой момент, когда, как кажется, надлежит лишь скорбеть. Он не знает, с кем можно поговорить об этом, кроме Паши.Разве что позвонить Кондратию.Скорее всего, он так и поступит: вечером, много позже, когда останется один и никто не будет его подслушивать. Наверное, уйдёт в лес?— совсем недалеко, он не дурак и помнит про последнего вендиго,?— и там расскажет другу про весь хаос, творящийся в голове.А сейчас он соберётся с силами, спустится вниз и выслушает всё, что сможет ему поведать Паша, так стойко, как только сможет. Иначе он не Мишель Бестужев-Рюмин, истинный сын своей матери.Внизу шумят Паша с Ником, активно препираясь по поводу местонахождения швабры, и Миша хочет отдать этому журналисту должное: на то, чтобы научиться так смело и открыто спорить с оборотнем, у него ушло всего две недели. И тем не менее оба почти сразу же замолкают, замечая, что он спускается с лестницы. Паша на Романова зыркает наигранно злобно, словно пытаясь припугнуть, а Ник закатывает глаза в ответ. Швабру Пестель запихивает в каморку под лестницей и кивает в сторону кухни, где уже Муравьёвы-Апостолы обосновались.—?Пошли, Мишка, чаю попьём,?— Паша улыбается добродушно, старается всеми силами свою поддержку показать и хоть как-то, словами, едва заметными действиями помочь всё это принять и пережить. Миша замечает всё, чувствует, но всё равно на кухню идёт как на расстрел. Как бы смел он ни был, настолько шокирующие новости выбивают из-под ног всю почву.За окном на кухне темнеет. Ник, до мозга костей приличный питерский журналист, задёргивает шторы, погружая комнату в темноту окончательно, но тут на помощь приходит Полька, клацнув выключателем. Серёжа разливает чай?— горячей воды хватает только на две кружки, но Мишель, вовремя заметив, уже забирает из чужих рук широкобокий чайник. Муравьёв-Апостол на него смотрит благодарно и взгляд задерживает чуть дольше, чем обычно, пока на фоне ленивыми репликами перекидываются Романов с Ипполитом. Миша по таким домашним делам в доме Паши скучал страшно: наполнить чайник ледяной водой из-под крана, не включая плиты, всего минуту его в руках подержать, и вот он уже кипит-свистит, и чай уже готов.Серёжа за столом сидит с немного потерянным видом, глядя в никуда. Миша догадывается, почему: наверху произошло достаточное количество событий, чтобы окончательно их обоих из колеи выбить. Миша бы сам хотел пару минут просто в тишине посидеть, чтобы в полной мере всё оценить, всё принять?— то, что случилось, и то, чего пока ещё не было. Но будет ли? Дадут ли ему ещё один шанс? Полон дом людей, если Мише удастся ещё раз выдернуть Серёжу на такой разговор, чтобы наедине, только для двоих, то это будет настоящий подарок от судьбы. Рюмин подаёт уже полные чашки Нику и Паше, одну сам в руках сжимает без страха обжечься и садится между Романовым и старшим Муравьёвым-Апостолом на удобно образовавшееся место.—?А где Матвей и Костя? —?интересуется Бестужев.—?Ушли на охоту. Вряд ли они днём вендиго поймают, но, может, подстрелят в лесу зайца какого-то,?— отвечает звонко Ипполит.—?Может нам с Полей и Ником уйти, Миш? —?учтиво спрашивает Серёжа, чувствуя, насколько напряжённый разговор сейчас должен состояться.Миша качает головой.—?Оставайтесь,?— ?оставайся??— хочется добавить тихо, но Мишель молчит, надеясь, что Серёжа всё по взгляду поймёт, по чувствам.Серёжа тут же кивает и потирает переносицу. Паша начать не решается, да и никто устоявшуюся за пару секунд тишину не спешит нарушать. Миша делает глоток горячего чая, и только потом Пестель вздыхает тяжело.—?В общем, по поводу семьи, которая жила здесь,?— начинает он тихо и глухо. —?Это почти год был со смерти Кати, я пришёл их проведать летом, где-то в августе. Вижу?— дверь открыта, захожу, а там… Всё это. О подробностях даже сейчас думать тошно. Всё перевёрнуто, кругом кровь засохла уже, запах неприятный. Саша и Ксана в гостиной, Тоха с Димой наверху были, Лиза… Прямо на лестнице. Серебряные пули, чёрт бы их побрал. Я сразу понял, что это охотники, как только двери открыл. Удивительно, как они меня не нашли,?— почти рядом живём. Хотя может, за мной и шли, я в городе часто мелькаю, а они почти всегда в лесу, если надо было что, то меня просили. В городе мало кто знал, что они там в лесу живут, но я всё-таки позвонил в милицию. Похороны скромные со своих сбережений обустроил, я бы сам… Я бы сам со всем этим не справился. Они теперь на том кладбище местном, сколько же вокруг него легенд и баек всяких ходит… Где-то под зиму в том году перебрался в дом этот, до последнего не хотел, на самом деле, но холод собачий стоял, а чего дом пустовать будет? Прости, Миш, что не рассказал. Как лучше хотел. Прости.Бестужев качает головой. Лампочка в гостиной мигает, приковывая к себе заинтересованные взгляды, но окончательно, к счастью, не гаснет. В тишине слышно, как за окном мороз трещит, в отсутствие солнечного света становясь сильнее и злее. Скоро Матвей и Костя вернутся, и Миша чувствует, что всё только хуже станет, когда с самым старшим Муравьёвым-Апостолом придётся нос к носу столкнуться. Все вновь молчат. Серёжа и Поля, охотники, особенно мрачны и молчаливы?— Паша их не винит ни в чём, в них ничего плохого не видит, не они же это всё сделали. Миша вспоминает, как наверху на Серёжу сорвался, и сейчас себя за это винит. Винит, скорбит, и вообще непонятно что чувствует: всё навалилось, как снежный ком, сразу же. Он молча кивает, благодаря Пашу за то, что не рассказал раньше, как только это всё произошло?— две смерти подряд он бы просто не выдержал.—?Они этого не заслуживали,?— выдыхает только Мишель, пряча лицо в ладонях. Сидящий рядом Муравьёв-Апостол тут же ему руку на плечо кладёт, легонько сжимая.—?Не заслуживали,?— кивает Пестель, словно они с Мишей в комнате одни разговаривают. Прерывать никто не намерен. —?Это была ошибка.—?Это… Оборотни были, да? —?уточняет несмело Серёжа.—?Да. Не волки, правда,?— отвечает Паша, а Миша смотрит пустым взглядом в свою чашку. —?Медведи. Я раньше и подумать не мог, что есть, ну, разные виды. Хорошие люди были, очень хорошие и добрые.—?Дядь Саша шутил вечно, что я тоже его сын. Мишка,?— добавляет тихо Бестужев, хмыкнув со светлой грустью, от чего сердце у Серёжи только больше сжимается. Рюмин тянется рукой, чтобы сжать его ладонь тёплыми пальцами, а не сбрасывать со своего плеча поскорее.У Паши на губах тоже улыбка спокойная. Но тишина вновь мёртвая, будто они сейчас не чай пьют, а поминают погибших, делая почтительно долгие паузы, чтобы всё в полной мере осознать. Свыкнуться с мыслью, что жили тут очень хорошие люди. Хорошие люди, которых несправедливо убили, которых Миша и Паша знали лично. Это всё осознавать?— страшно и больно даже тем, кто только по фотографиям их пятерых и знал. Саша, Оксана, Дима, Антон, Лиза.Неожиданно входная дверь хлопает. В коридоре разносится возня и два тихих голоса, переговаривающихся друг с другом. Серёжа видит краем глаза, как Мишель вновь бледнеет, и сжимает ладонь на его плече чуть крепче. В кухонном проходе появляется довольное лицо Кости?— заметив Мишу, он только шире улыбается.—?Кого я вижу,?— смеётся добродушно старший Романов, потирая замёрзшие ладони и проходя на кухню. —?С возвращением в строй, Миш, ну, как ты себя чувствуешь?—?Всё замечательно, спасибо,?— Бестужев внешнее беспокойство скрывает, обнимая тёплый бок чашки с чаем ладонью.В коридоре мелькает тень Матвея. Тот задерживает взгляд на Мише лишь на секунду, но ответом ему служит только многозначительное и предупреждающее выражение лица Серёжи.Костя наливает себе полную чашку чёрного кофе и, придвинув себе стул, находит место между Мишей и Ником, тут же превращая разговор о трагическом и зверском убийстве семьи оборотней в разговор о том, что они с Матвеем видели и где успели побывать за несколько часов. Это хороший шанс подметить, как Романовы друг от друга отличаются: Костя?— душа компании, невольно к себе все взгляды приковывает и мастерски овладевает чужим вниманием: то ли внешностью своей, то ли словами и действиями, то ли всем вместе. Ник же отдаёт предпочтение гордой позиции наблюдателя, подмечая какие-то детали и лишний раз не мелькая. Напряжение и тоска в конце концов сходят на нет, вовсе в воздухе растворяются, и Миша спустя полчаса наконец-то решается. Шепнув Серёже о том, что хочет выйти подышать, и убедив Муравьёва-Апостола, что сопровождение ему точно не требуется (здесь сердце ёкает?— не этот ли шанс от судьбы он безбожно теряет?), Мишель выскальзывает из-за стола и выходит из кухни, направляясь за телефоном.Наверху все комнаты оказываются заперты. Бестужев чувствует, как от одной веет недоброжелательной энергией, и старается мимо неё проскользнуть поскорее к своей, вернее, к Лизиной комнате. Там в темноте подсвечивает себе пляшущим на руке огоньком и в итоге находит телефон-раскладушку на столе. Бестужев спешит скорее со второго этажа убраться, чтобы уж точно не пересечься с Матвеем. Внизу натягивает в спешке ботинки, даже шнурки не завязав, и куртку накидывает, не застегнув её как следует. Замёрзнуть он точно не боится.На крыльце разливается мягкий свет, освещая прилегающую территорию, но дальше растущих рядом сосен точно ничего не разглядишь. Уже примерно четыре-пять вечера, как подсказывают Мишины чувства. Он не отходит далеко?— забирается на кузов внедорожника Кости, что припаркован под сосной, устраивается поудобнее и вытаскивает из кармана телефон. Связь есть?— Миша быстро по памяти набирает нужный номер и прикладывает его к уху, вслушиваясь в тревожные гудки по ту сторону трубки. Лес с ним снова заигрывающе разговаривает?— Миша извиняется и обещает чуть позже обязательно ответить, а затем вздрагивает, услышав на той стороне динамика сонное Кондрашино:—?Да? Алло?***За полночь он пробирается на чердак. Едва слышно ступает по скрипучим ступеням крохотной лестницы, ведущей вверх со второго этажа, долго роется в вещах, лежащих в полном беспорядке. Возможно, лучше было бы спросить Пашу, чем искать самому, но будить его сейчас Мише не хочется, а до утра он ждать не может. Утром опять будет не протолкнуться в доме, и уж тем более не остаться одному в гостиной с телевизором и стареньким дивиди.Кассеты находятся в одной из коробок с подписью ?Катя?. Бестужев и не сомневался, что тётя Оксана ничего не выкинет, но записи могли пострадать от охотников, ворвавшихся в дом, испортиться от холода и сырости чердака. Вниз он стаскивает коробку, стараясь не шуметь, но всё равно нос к носу сталкивается со стоящим внизу Ником.—?Чего не спишь? —?спрашивает первым, перехватывает поудобнее коробку, направляясь на первый этаж.—?Не могу иногда заснуть в этой темноте, день с ночью путается,?— Романов спускается следом.Миша рассматривает его искоса, но не чувствует никакой опасности, так что, оставив коробку в гостиной, приходит на кухню. Ник, кажется, парень нормальный, со своими причудами и взглядом на жизнь, с братом-охотником, ну так и не Мише его критиковать, с его-то дружбой с Апостолами. Судя по тому, какие у нового знакомого мешки под глазами и как руки дрожат, пока он пытается насыпать заварку в чайник, дело не в простой темноте.—?Кошмары снятся?Николай?— зовите меня просто Ник, терпеть не могу официоз?— опирается поясницей на кухонную стойку и трёт лицо ладонями.—?Да… —?глухо, устало. —?После того дня, когда ты… И вендиго ещё эти… Я ведь не видел такого никогда, понимаешь? Не ездил даже по горячим точкам с заданиями, только вот?— развенчивание мифов, разгадывание тайн. А теперь?— как это в голове то уложить?—?А Паша? —?Миша оттесняет его от шкафчиков и, пока чайник закипает на газу, принимается готовить успокаивающий отвар.—?А что Паша?—?Ты боишься его?Ник усмехается, качает головой:—?Нет. Мы с ним поговорили, как только он от тебя вернулся в первый раз. Всё нормально, я… Понимаешь, это просто странно всё. Странно, привыкнуть надо, но не страшно.О кошмарах Ник не рассказывает; только, что они есть, но ни слова о содержимом. Миша его понять может, потому что о своих никому тоже ни слова не говорит?— даже Серёжа с Полей, часто ночующие на соседних кроватях в маленьких гостиничных номерах, ничего так и не прознали. Так что он делает отвар, который Нику хоть немного помочь должен, и тот, не задумываясь особо, его выпивает?— Бестужева достаточно сильно удивляет такое чужое доверие, но и Ник не охотник, чтобы настороженно относиться вообще ко всему.Когда Романов уходит к себе, Миша возвращается в зал; плотно прикрывает за собой дверь, чтобы никому не мешать?— и никто не помешал ему. Включает телевизор и ставит первую кассету из коробки в проигрыватель; устраивается на диване.Свадьба Оксаны и Саши: молодые и счастливые, он рыжий и в чёрном костюме, а она в длинном белом платье и с высокой причёской, сложенной из чёрных тяжёлых локонов. Где-то на краю кадра время от времени мелькает знакомый силуэт отца, но Миша не слишком вглядывается, пытаясь найти совсем другого человека. Вот и она?— появляется к половине записи, длинные рыжие волосы, водопадом сбегающие по плечам, зелёные глаза, искренняя улыбка; обнимается с Оксаной, ловит букет невесты, произносит речь.У Миши дыхание перехватывает ещё от первого взгляда на маму; кажется, будто из комнаты воздух весь выкачали, грудная клетка болит и разрывается. Он кладёт неосознанно руку себе на грудь, туда, где сердце, и беззвучно шепчет:—?Мам…Эта запись короткая, но Мишель знает, что есть ещё. Дрожащими руками перебирает кассеты: первые шаги Лизы, Дима с Антоном в школьном спектакле, Новый Год, дни рождения. Наконец попадается кассета, на которой, судя по дате, лето девяносто восьмого?— их первый совместный приезд в Хибины.Пока проигрыватель мерно гудит, обрабатывая кассету, Миша глубоко вдыхает, пытаясь приготовиться. Хотя это, конечно же, невозможно.На этих кадрах мама?— живая. Молодая и весёлая: вместе с Оксаной готовит на кухне, перепачкавшись в муке, с серьёзным видом рассказывает в камеру о свойствах разных трав, когда они выбираются в горы, сама смеётся, когда Миша с ребятами с хохотом скатывается с снежного языка, даже летом не тающего в неглубоком ущелье, скрытом прохладной тенью. Сам Мишель, девятилетний, со сбитыми коленками и широкой улыбкой постоянно рядом с ней. Он и сейчас помнит, как дядя Саша смеялся и говорил, что они неразлучная команда и всегда, наверное, будут вместе.Воспоминание отдаётся глухим безотчётным всхлипом?— и Миша понимает, что плачет, только когда слизывает солёную влагу с губ, сползая с дивана на укрытый ковром пол.Он должен был защитить её; должен был стать опорой в семье, тем, кто никогда не дал бы её в обиду. А вместо этого: он помнит каждую секунду того страшного вечера, когда нашёл её на полу в прихожей, и коридор был полон крови, и всё, на что его хватило,?— позвонить Паше, а потом сидеть у входной двери и не шевелиться несколько часов подряд, смотря на её руку с десятком тонких браслетов.На видео тоже мелькают они?— не так хорошо видно на старых записях, но ему хватает и маминого голоса, и её теплого тона, и ?я люблю тебя, Мишутка?, которое она говорит, когда они остаются одни и снимают издалека друзей. Слёзы уже не останавливаются?— Бестужев прикрывает глаза, не пытаясь их сдерживать, просто позволяет течь. В горле першит, и закушенная, чтобы не шуметь, губа болит тоже. Он чувствует неотвратимо подступающую истерику, которую нужно как-то затормозить, чтобы это, не приведи боги, не вылилось в неконтролируемую магию. Но даже пошевелиться не успевает, как его вдруг привлекают в чужие крепкие объятия.Когда ему удаётся вновь сделать вдох, становится слышно голос Серёжи:—?Тихо, тихо, хороший мой. Ну что ты? Что случилось?Это его руки гладят Мишеля по спине, притягивают ближе, ложатся на шею. Серёжа смотрит на него обеспокоенно, стирает большими пальцами слёзы со скул и всё бросает короткие взгляды на экран. Не спрашивает, кто это,?— и так понятно; не удивляется, что нашёл Мишу в таком состоянии, и не жалеет его. Бестужев видит в чужом лице и понимание, и участие, но вот тщательно выискиваемой жалости так и не находит.—?Они были моей семьёй,?— шепчет обессиленно, не пытаясь отстраниться от чужих успокаивающих поглаживаний по спине. —?Я теперь остался совсем один, они убили мою семью, Серёж. Они и вас всех убьют, и тебя, и Пашу, и Полю… Я бы что угодно сделал, чтобы вы жили.Муравьёв отстраняется, хмурит брови:—?Мы не умрём. Слышишь? Не умрём.И в его голосе столько уверенности, столько силы, что Мишель просто не может ему не поверить.В коридоре слышится шорох, но они не спешат проверять, что там, увлечённые друг другом.И не замечают стоящего за дверями Матвея.