Часть 22 (1/1)

***Торопясь поскорее увеличить расстояние между собой и Артитом, Конгфоб даже не задумывался о том, в какую сторону направляется. Лишь увидев перед собой здание гостиницы, Суттилак осознал, что сделанный им инстинктивно выбор был правильным. К сожалению, сказать то же самое о своих действиях в недавней стычке со старшим он точно бы не смог. Его реакции на подозрения Артита в ?особом? внимании к незнакомому нонгу были глупыми и абсолютно неоправданными. Хотя и сама по себе ситуация была бредовой.Да, Конгфоб действительно смотрел на того катоя, но влечения там не было и в помине. Что-то смутное, тревожное дергало Конга изнутри, уверяя, что если он задержит на младшем взгляд чуть подольше, то поймет… поймет что-то важное. Только вот, что именно, так и осталось неизвестным. Озвученные Артитом предположения ударили по Конгфобу настолько сильно, что он мгновенно выпустил из внимания все остальное. При том, что дело было вовсе не в том, что его как-то серьезно задела или обидела несправедливость сказанного, а в том, что оно вновь вело к тем мыслям, к которым он и так раз за разом возвращался на протяжении почти всего того времени, что длились их со старшим отношения. И в мыслях этих не было ничего простого или безмятежного.Он должен был, должен был почувствовать, к чему все идет, еще тогда, когда не сумел отказаться от Артита после их первой же ночи. Должен… только, как выяснилось, он по-прежнему очень любил обманывать самого себя и очень не любил этого признавать. А ведь с каким упорством он поначалу пытался объяснить все те всплески счастья, что испытывал каждый раз забирая старшего с работы, разумно. С какой ?рассудительностью? принимался обосновывать ту силу и энергию, что вливалась в его тело даже от простого присутствия Артита рядом, не говоря уже о чем-то большем. Ту восторженную благодарность, что охватывала его от самых банальных, казалось бы, мелочей, показывающих, что его бывший наставник тоже хочет о нем позаботиться. Ту нежность, что переполняла его снова и снова, когда он, проснувшись по утру, видел на соседней подушке, а то и на собственной груди темноволосую голову своего пи…Идеальный, казалось бы, самообман, который так и не смог продержаться долго. Для того, чтобы не оставить от него и следа, потребовалась всего пара точных ударов, пришедшихся на их третью с Артитом субботу в Бангкоке, когда они в очередной раз остались у старшего. Перед этим они почти весь день провели в городе, то гуляя, то тренируя навыки Ройнапата в вождении, и к вечеру сильно устали, но Артит все равно вызвался приготовить ужин, что к тому моменту уже стало практически традицией в их более-менее свободные дни. Точно также, как почти превратилось в константу мытье посуды, остающейся после еды, им самим. Это негласно установившееся между ними распределение домашних обязанностей странным образом наполняло теплом и будто подчеркивало наличие у них общего быта, в который каждый вносил свою лепту. И пусть раньше Конгфоб не замечал за собой чрезмерной любви к надраиванию тарелок или другой кухонной утвари, теперь он мог проводить за этим занятием немалое количество времени, не обращая внимания при этом даже на существование в собственной квартире посудомоечной машины. Артит, кстати, его пристрастия не понимал абсолютно и часто бросал на него испытующие взгляды, будто считал это подозрительным, но Конгфоб лишь улыбался, пожимал плечами и продолжал делать так, как ему нравилось.Тот раз не стал исключением, и, поужинав, он сразу отправился на кухню, чтобы выполнить свою часть работы, а, когда вернулся в комнату, застал старшего сидящим на кровати и задумчиво перебирающим струны гитары. Ничего, вроде бы, поразительного или экстраординарного, но сердце сжало так сильно, что пришлось тянуться пальцами к груди и тереть костяшками занывшее место поверху. Это ощущение Конгу тоже уже было хорошо знакомо: оно возникало всякий раз, когда Артит настолько погружался в себя или дело, которым занимался, что прекращал отслеживать, как выглядит со стороны, и просто жил. Жил, не скованный рамками условностей или каких-то самопровозглашенных правил.В такие моменты Конгфобу было абсолютно все равно, что поглощало внимание старшего: чтение, вождение, нарезка овощей или, как сейчас, подбор аккордов?— ему просто хотелось любоваться Артитом, не отводя от него глаз ни на секунду. Даже испытывая при этом боль, которая день ото дня становилась только сильнее. Младший не знал, почему самые прекрасные для него мгновения должны быть омрачены физическим дискомфортом, но искать объяснения или определения этому ощущению все равно не спешил. Конгфоб на каком-то инстинктивном уровне чувствовал исходящую от него опасность, всерьез угрожающую его внутреннему равновесию, а потому старательно избегал о нем любых мыслей. Но?— не его самого. Явная нелогичность, которая, однако, имела место быть.—?Хочешь послушать? —?как именно Артит догадался, что больше в комнате не один, понять было сложно, ведь взгляд от гитары старший не поднимал, но такая проницательность была только к лучшему. Оставалась надежда, что бывший наставник хотя бы не заметил его невольного потирания груди. Вот уж чему Конг не сумел бы дать внятных объяснений, так это этому жесту. Быстро опустив руку, младший серьезно кивнул, а вспомнив, что на него не смотрят, тихо добавил:—?Очень, пи.—?На многое, конечно, не рассчитывай: я давно не играл. Да и вообще учился урывками: больше для себя, чем для того, чтобы перед кем-то хвастаться. Просто… настроение подходящее. Сыграть, я имею в виду, а не хвастаться,?— под неловко сердитыми взглядами?— больше скрывающими смущение, чем раздражение?— переключившего, наконец, на него внимание старшего, тянущая боль в груди отступила. Устраивался Конгфоб на облюбованном для себя месте у стены уже с легким приятным волнением. Такое ворчание бывшего лидера инженерного факультета обычно предвещало что-то незабываемое и стоило особого внимания. Хотя для начала нужно было постараться не спугнуть это ?что-то? своим извечным желанием поддразнить и увидеть на щеках старшего еще и восхитительный румянец. Все могло им же и закончиться, а Конгу действительно хотелось послушать игру Артита, свидетелем которой он в последний раз был на какой-то из встреч наставников в университете, да и то недолго.—?Я понимаю, пи. И для меня огромная честь, что ты захотел сыграть именно сейчас. При мне,?— Конгфоб честно попытался не переборщить с выражением собственной радости по поводу ожидаемого мини-концерта, но, судя по дальнейшим словам старшего, тот его усилий не заметил.—?Будда, Конгфоб, ты хоть раз можешь обойтись без этого? Иногда мне даже интересно: ты издеваешься специально или это происходит само собой? —?бросив на него куда более сумрачный, чем прежние, взгляд, Артит поджал губы, и Конг уже хотел начать заверять, что у него и в мыслях не было подначивать старшего, но тот мотнул головой, не позволяя ему ничего сказать, и поспешил продолжить сам. —?И нет, я вовсе не желаю обсуждать это сейчас. Просто давай обойдемся без твоих подкатов сегодня. Иначе я не смогу сконцентрироваться. Правда.Чуть приподняв руки вверх и примиряюще улыбнувшись, Конгфоб уже без слов показал, что услышал и принял просьбу Артита, хотя, если честно, куда больше ему бы хотелось, чтобы его бывший наставник понял: большая часть из того, что он говорит, является самой банальной истиной и к флирту никакого отношения не имеет. Причем большая, а не вся только потому, что за прошедшие недели смущение старшего и вправду стало его личным фетишем, и он никак не мог найти в себе силы с этим бороться. Увы, поднимать разговор о чем-то подобном сейчас действительно было не лучшей идеей, так что он без дальнейших возражений уступил.Артита продемонстрированное им нежелание вступать в дополнительные дискуссии, видимо, удовлетворило полностью, потому что старший, тихо вздохнув, вернул взгляд к гитаре и опять начал перебирать струны. А спустя еще пару секунд вновь заговорил о том, с чего они начали:—?Помнишь песню, которую вы с Наем исполняли, когда закончили у нас стажировку? На прощальном вечере. Вам еще тогда долго аплодировали. Мне она сразу запомнилась, а потом я и вовсе ее выучил. Она, конечно, не самая веселая, но… в общем… да. Вот. Пусть будет,?— немного сбившийся в конце Артит опустил голову пониже, скрывая выражение своего лица, но пальцы его уже извлекали нужную мелодию, а Конгфоб… Конгфоб побледнел так, что это стало бы очевидно любому, кто все-таки решил бы посмотреть на него в этот момент.Эта песня… Конг не хотел ее слушать. Действительно?— не хотел. Он сам ее выбирал, это правда, но свой выбор он сделал неосознанно. Не думая, какими эмоциями наполнит ее потом. Возможно, он даже никогда и не понял бы, что превратил ее в нечто слишком личное, если бы не услышал ее в собственном исполнении. И пусть пи’Дуриан, отсылая ему три года назад запись того вечера, вряд ли предвидела, какой эффект это произведет, но он, просматривая присланный ему ролик и дойдя до момента их с Наем выступления, попросту оцепенел. Каждый звук играющей мелодии словно взрезал его плоть до самых костей, а поднять руку, чтобы остановить видео, не получалось. Он все смотрел и смотрел на свое лицо, на котором отражалась мука напополам с обреченной решимостью, и не мог ничего сделать. Так и просидев за ноутбуком не шевелясь до самого конца записи, он больше никогда к ней не возвращался, а заслышав знакомую мелодию на радио, мгновенно переключал станции. Рефлекторная реакция, которую он упрямо ?не замечал? несколько лет. И невозможность осуществления которой сейчас сводила его с ума.Артит же завершил проигрыш, перешёл к основной части и вплел в музыку слова. Разом ставя точку на любой оставшейся у него надежде сбежать. Голос у пи был великолепным, совершенно точно?— потрясающим, но безжалостно возвращал Конга в то прошлое, где он выплескивал свои чувства перед десятками людей. Выплескивал, даже не осознавая этого.Скользя своим взглядом по знакомым и не очень лицам, Конгфоб в тот вечер пел совсем не затем, чтобы попрощаться с компанией, позволившей ему научиться многим новым вещам. Он пел, прощаясь с человеком, который стоял за спинами остальных и рядом с которым сам Конг мог больше никогда не оказаться. В тот момент он не представлял, что ждет его впереди, не подозревал, что сможет когда-нибудь сжать старшего в объятиях. Он просто отдавал Артиту свою душу. Единственным способом, который видел для себя тогда. Единственному, кому хотел. И, что самое страшное, с того дня ничего не изменилось: Конгфоб и сейчас без колебаний отдал бы Ройнапату все, что у него было. Ведь то чувство, сжимающее его сердце, и о котором он так упорно старался не думать, имело очень простое название: Любовь. Как бы глупо, абсурдно или жалко это ни было, но старшего Конг именно любил. Любил семь лет назад, любил в тот прощальный вечер в ?Оушен Электрикс? и любил до сих пор. Причем?— даже сильнее, чем прежде. Но все так же?— безответно.Музыка в сознании Конгфоба странно искажалась, то приближаясь, то отдаляясь, а его сердце уже не сжимало?— его будто рвало на части. На части, которые он был вынужден тут же подхватывать и пытаться вернуть обратно, измазываясь в собственной крови и не разбирая, как именно он складывает то, что раньше билось в его груди. Лишь бы?— как можно скорее. Не для того, чтобы попробовать обмануть себя еще раз?— это просто не получилось бы больше?— но хотя бы затем, чтобы не показать свое состояние старшему. Тому, кого его чувства сейчас могли спровоцировать лишь на одно?— полный и немедленный разрыв.—?Ммм… И как? Можно слушать?Моргнув, Конгфоб осознал, что Артит не только доиграл до конца, но и обращается теперь к нему. Только вот слов, как и голоса, у него не было. Совсем. Пару секунд мысли метались в панике, но потом Конг нашел выход. Не самый лучший, наверное, но тот хотя бы, на который он был способен. С усилием поднявшись, он преодолел разделявшее их со старшим расстояние, после чего высвободил из рук Ройнапата гитару и отложил ее в сторону. Глубоко… очень глубоко поцеловал свое жестокое Солнце, пальцами зарываясь в темные волосы на его затылке и удерживая в удобном для себя положении, а потом… потом было уже проще. Конг точно выяснил за эти недели, что приносит его бывшему наставнику наибольшее удовольствие, и без раздумий этим пользовался.Невообразимо медленно лаская Артита, Конгфоб довел его до оргазма дважды, прежде чем погрузился в подрагивающее от экстаза тело любимого сам. Продолжил пытку нежностью, не ускоряясь ни на миг, и через какое-то время получил в награду еще одну волну упоительной дрожи своего Солнца, подтверждающую, что тот достиг нового пика. И опять же?— раньше него. Ни широко распахнутые темные глаза старшего, слепо устремлённые в потолок и нестерпимо ярко блестевшие от скапливающихся в их уголках слез, ни его тихие, короткие всхлипы, давно заменившие стоны, ни его пальцы, бессильно соскользнувшие со спины самого Конга, не вызвали у младшего ни малейшего желания остановиться. Ройнапат не жалел его, когда с головой окунал в прошлое, в которое ему нельзя было возвращаться, и Конгфоб тоже не собирался щадить своего невольного мучителя в этот раз. Тело ведь все равно не душа. Через несколько часов восстановится, а ему… что было делать ему?Конг не знал. Он просто доводил их обоих до изнеможения, надеясь, что хоть это позволит ему забыться еще ненадолго, но желанного эффекта не было. До предела он измотал совсем не себя, а старшего, который провалился в сон практически сразу, как только он освободил его от веса своего тела. Причем Артит даже не попробовал подняться и отправиться в ванную, что обычно делал мгновенно, если они занимались незащищенным сексом, как в этот раз. Привычки оказались бессильны перед усталостью. И не то, чтобы это расстраивало Конга, нет. Он, наоборот, никогда не понимал стремления своего бывшего наставника поскорее оказаться под душем. Хотя, если быть еще честнее, то Конгфоб вообще предпочел бы, чтобы его семя находилось в Артите, как можно дольше. И сейчас, оставленный один на один с осознанием природы своих чувств, он понял причину и этому. Его собственнический инстинкт в отношении старшего за эти года не только не уменьшился, он требовал максимум доказательств того, что его бывший наставник действительно принадлежит ему.Ведь, если подумать, даже в университете Конг не делился ни крупицей узнанной об Артите информации ни с кем, сохраняя ее лишь для себя и чувствуя от этого странное, болезненное счастье. Будто собственная осведомленность позволяла ему пусть ненамного, но быть к старшему ближе, чем остальные. И, если его чувства не изменились, то с чего бы меняться этому? Разве получив доступ к телу своего любимого, в котором уже побывал кто-то другой, он сумел бы противостоять своей потребности хоть как-то утвердить свою исключительность? Разве не стал бы доказывать хотя бы самому себе, что у него на это Солнце прав все равно больше, чем у кого бы то ни было. Что он может позволить себе абсолютно все. Что Артит его, его, его…Отчаянные, горькие, яростные, абсолютно неправильные мысли, не делающие ему ни малейшей чести, накапливались и сплетались друг с другом, а Конг лишь тихо, судорожно вдыхал, через раз пропуская выдох. Ему казалось, что сверху на него навалилось разом все: и безумная жажда обладания, и получившая пощечину гордость, и гнев на себя и старшего, и безысходность… ядовитая, гремучая смесь, что застыла уродливой глыбой и теперь давила на солнечное сплетение, не позволяя ему дышать. Слишком тяжелая, чтобы справиться с ней самому, и слишком безобразная, чтобы показывать ее кому-то еще. Если и были какие-то пути для спасения, то Конг их не видел. Не видел!Он?— нет, но… спящий рядом Артит немного поерзал и передвинулся ближе. Закинул на него руку и ногу. Просто разом спихнул с него этим действием невидимый груз и занял то место, что по праву принадлежало именно ему, а не кому-то или чему-то иному. Невнятно пробормотал себе что-то под нос и забавно поджал губы, поднимая к нему лицо. Действительно?— поджал. Будто собирался сделать выговор ему даже во сне, но так и не вспомнил на какую именно тему. Совершенно внезапное, но такое… трогательное зрелище.Прерывисто, медленно выдохнув и улыбнувшись, сквозь сорвавшиеся-таки с ресниц, слезы, непонятно даже когда подступившие, Конгфоб осторожно подтянул старшего выше, поудобнее устраивая его у себя на груди, и просто закрыл глаза, позволяя соленой влаге прочерчивать на своей коже почти незаметные дорожки. Да, он не был идеальным, абсолютно точно?— не был, и жадность его до Артита не имела никаких границ, и обиду, и злость, жившие в нем так долго, проигнорировать тоже не получилось бы, но… рядом с его любовью меркло все. И сейчас, именно сейчас у него был шанс попробовать доказать еще раз?— он тоже может стать для старшего тем самым. Самым нужным. Самым важным. Единственным, кто в сердце, несмотря ни на что. Все остальное можно было отложить на потом, потом же и преодолеть. Рядом с Артитом?— точно. Этот вечер так и остался в его памяти поворотным, хоть и не изменил его поведение кардинально: Конгфоб очень быстро понял, что и раньше делал все, чтобы старшему было хорошо. Просто неосознанно. Начав же делать это сознательно, он лишь стал получать еще больше счастья, если ему удавалось вызвать на губах своего бывшего наставника улыбку. Если Артит делился с ним какими-то личными воспоминаниями или собственным мнением, пусть порой оно даже совсем не совпадало с мнением самого Конга. Они ведь спорили, действительно спорили иногда по каким-то пустякам, но младшего это нисколько не задевало: в их спорах не было гнева, скорее некоторая эмоциональность, которая Артиту вообще оказалась присуща, несмотря на излюбленную им маску высокомерного наставника. И, если уж и называть то, что могло заставить Конгфоба ощетиниться в общении с любимым даже в их лучшее время, так это именно резкая смена полярностей в поведении его Солнца. Конг с трудом сдерживал себя, когда Артит увлекался демонстрацией своей грозной, непогрешимой натуры всесильного главы инженерного факультета. В такие моменты самым действенным решением было просто отвлечь старшего лаской в любой вариации: несмотря на свой, вроде бы, очевидный опыт, Ройнапат совершенно по-детски терялся даже от легких поцелуев, и это ничуть не менялось.Можно было с уверенностью утверждать, что несколько недель подряд их отношения были практически идеальными. Пусть даже Конгфоб понимал, что самым сокровенным Артит с ним все равно не делился и вряд ли считал его подходящим на роль долговременного партнера, но впереди еще оставалось время, и Конг в свои силы верил. Верил… пока старший внезапно не начал от него отдаляться. Постепенно, почти незаметно, но неумолимо. И, что самое страшное?— безо всякой причины. Конгфоб день за днем пытался понять, что же сделал не так, но не находил ответа. Артит упрямо возводил между ними новую стену, когда и предыдущая-то не была преодолена. Замыкаясь в себе порой так плотно, что начинал казаться абсолютно чужим.Хотя худшим оказалось даже не это. Через какое-то время Конг заметил, что его пи было плохо. Причем плохо именно физически. Наморщенный время от времени лоб, внезапная бледность, закушенная нижняя губа и частые, пусть и короткие прикосновения к низу живота раза за разом подтверждали его подозрения. Только вот в чем бы Конгфоб ни был уверен сам, Артит свое состояние никак не комментировал и пресекал любые, даже самые осторожные попытки уточнить, что происходит, со стороны Суттилака. Без каких-либо прямых заявлений давая понять: Конга это не касается.Каждый раз сталкиваясь с каким-нибудь новым способом отвадить его ?любопытство?, младшему требовалось несколько секунд, чтобы преодолеть неотвратимо следующее за этим ощущение вонзающихся в его и без того истерзанное сердце колючек. Его будто вновь и вновь наказывали за чрезмерную самонадеянность, на которую, как выяснилось, у него и прав-то на деле не было, и от этого становилось тошно.Выпытывать истину о здоровье Артита вслух хотелось все реже, но и оставлять все по-прежнему, конечно, было нельзя. Конгфоб начал и сам постепенно уменьшать количество их вылазок в город, даже когда Артит об этом не просил, а ночами… ночами он дожидался, когда старший уснет и повернется к нему спиной, после чего устраивался позади и, скопировав позу любимого, притягивал того в свои объятия, одну руку кладя на его расслабленные мышцы пресса. Туда, где, как казалось Конгу, и концентрировались основные боли. Бывший наставник иногда возился в его руках, иногда тихо постанывал, но никогда не отстранялся и не просыпался. Конгфоб же мог пролежать так полчаса, час, а то и больше, прося небеса о том, чтобы они подарили старшему спокойный сон и здоровье. Конг отлично помнил, как в свое время ему помогло даже неосознанное прикосновение Артита, и очень надеялся, что его сделает тоже самое, но… бесполезно.Наступало утро. Старший делал вид, что с ним все в порядке, Конгфоб?— что верит, и все начиналось по новой: холодность, отстраненность, проявление боли… вспышки агрессии. Они тоже стали появляться все чаще, заставляя Конга мучиться вопросом: были ли они следствием болезни, что никак не оставляла Артита, или же бывшего наставника тяготило именно его присутствие? Его бесконечные попытки что-то выяснить или что-то сделать? Мог ли Ройнапат уже думать о том, что пора искать себе другого партнера?Конг не мог разобраться, терялся, парализованный страхом того, что может лишиться Артита еще раз, и, кажется, делал только хуже. Он ведь так надеялся, что поездка на Ко Чанг хоть немного поможет им отдохнуть, позволит расслабиться… а получилось… что получилось? Нелепая стычка, в которой он сам сорвался, лишь потому что тоже был доведен до предела? Причем точно такими же мыслями?Вернувшись в номер, Суттилак упал на одну из двух стоявших в небольшой комнате кроватей, раскинув руки, и уставился в потолок. Ему не хотелось думать, не хотелось чувствовать. Кожа под футболкой в тех местах, куда его толкал Артит на пляже, нещадно ныла. Не потому, конечно, что его бывший наставник действительно использовал какую-то чрезмерную силу, а потому, что Конгу казалось, что с каждым тем ударом Ройнапат пытался выбросить его из своей жизни, и это… принять было куда как тяжелее. Сам Конгфоб мог стараться бесконечно долго, мог возвращаться к выстроенным стенам снова и снова, но если это было не нужно старшему, то все вообще теряло смысл. Теряло… именно, что теряло прямо у него на глазах.Смежив веки, Конгфоб постарался еще раз отрешиться от разрушающих его мыслей, и внезапно у него это даже получилось. Хотя, может быть, не так уж и внезапно: он действительно очень устал, устал эмоционально, и, видимо, это все-таки сказывалось. Он впал в какую-то полудрему, когда ничто не мучило сознание слишком сильно, но и до сна еще было далеко. Конг не смог бы сказать, сколько времени провел в таком состоянии точно, но в какой-то момент ощутимая тяжесть на бедрах заставила его немного напрячься, а потом и вовсе посмотреть на то, что стало ее причиной. В его же случае?— того. Непонятно когда тоже вернувшийся в номер Артит оседлал его ноги так, будто это было самой естественной вещью на свете, и пусть выглядел старший при этом довольно бледным, но неординарность его действий всерьез мешала сосредоточиться на чем-то еще кроме этих самых действий. Слишком редко Артит шел на физический контакт первым. Тем более?— подобным образом.—?Пи? —?получилось немного хрипло и тихо.—?Я не хотел. Не хотел тебя толкать. Без понятия, что на меня нашло,?— странное сочетание вины и обиды в голосе старшего откликнулось в сердце Конгфоба болезненным уколом, но вовсе не из-за себя, а из-за желания утешить еле выдавливающего из себя слова Артита. —?Даже если он тебе понравился… это не повод. Вообще не повод, чтобы распускать руки. Я был не прав. Знаю. Можешь сердиться, сколько угодно, это оправдано. Только… скажи правду. Очень больно?Очень… очень… очень тяжело дышать, когда изнутри рвется сердце. Рвется к тому, кто прячет глаза и мучительно хмурится, пока ты вспоминаешь, как говорятся слова. Но ведь можно и не только говорить…Конгфоб с усилием оперся о ладони и сел. Обхватил за талию, дернувшегося было назад старшего и крепко-крепко вжал в себя. Даже сумел, наконец, прошептать, касаясь губами полыхнувшего краской уха:—?Нет, пи. Не больно.—?Врешь… Я же знаю, что врешь. Хочешь, чтобы я чувствовал себя еще больше виноватым??— несмотря на новую порцию обиженного ворчания, Артит лишь сильнее стиснул пальцами футболку на его спине, обнимая в ответ, и от этого было так хорошо… так хорошо, что Конгфоб внезапно вспомнил о просьбе, которая была для него очень важна, но которую он так и не решался озвучить. Особенно в последнее время. У него просто не было никакой надежды, что его Солнце пойдет навстречу. Но теперь...—?Ты можешь полностью загладить свою вину, если выполнишь одну мою просьбу,?— едва заметно оглаживая одной из ладоней лопатки старшего, Конг хотел верить, что это чуть рассеет внимание его бывшего наставника и не даст случиться взрыву. Все-таки… его желание и вправду было для Артита не из простых.—?Ммм?.. Какую?—?На следующей неделе… В субботу… У отца будет юбилей. Собирается не только семья, но и деловые партнеры. Почти две сотни человек. Самый настоящий светский прием. Я хочу… хочу, чтобы ты тоже там был,?— деревенеющая под его пальцами спина Артита однозначно демонстрировала отношение старшего к такой просьбе, но Конгфоб понимал, что лучшей возможности для того, чтобы убедить своего бывшего наставника прийти, ему просто не представится. —?Пожалуйста. Я прошу тебя, Солнце. Очень...