Часть 3 (1/1)

Оглушительная тишина, стоящая в туалете, давила на уши, и Кларк практически чувствовала, как бьётся сердце у нее в груди?— медленно, больно и тяжело, будто кто-то равномерно и сильно стучит изнутри кулаком по ее ребрам. Никогда прежде она не испытывала подобного ощущения: острой боли, смешанной с невероятным желанием чего-то, чему Кларк не могла дать названия, раздирающего и огромного, страшного и грандиозного одновременно.Не сводя пристального взгляда с упорно отводящей глаза Лексы, Кларк встала к стене напротив, оперлась на нее спиной и нервно вытерла вспотевшие ладони о брюки.—?Нам нельзя здесь находиться,?— шепот опустившей голову Лексы был похож на шелест листвы, и, если бы Кларк не старалась всем телом вслушиваться в девушку, то она бы, наверное, ничего не услышала. Но этот шепот скользнул по ее натянутым нервам так, будто Лекса коснулась ее по-настоящему, и Кларк даже вздрогнула от неожиданности.Казалось, Лекса держится из последних сил, столько чувств и одновременно с тем плохо скрытой боли прозвучало в этом невесомом тихом голосе. В груди у Кларк вдруг кольнуло так сильно, что ей стало трудно дышать.—?Я знаю,?— прошептала она в ответ, но ни одна из них не пошевелилась. Кларк ощущала запах Лексы, ее тепло, видела, как бешено бьётся жилка на шее девушки, как она прикусывает губу, словно стараясь сдержаться, и ей безумно захотелось сделать шаг и коснуться Лексы, но она не знала как. После стольких лет одиночества и отрицания мысль о том, чтобы притронуться к другому человеку, по-настоящему пугала, но Кларк знала, что остановиться она уже не сможет.—?Позволь мне,?— начала она и медленно подняла руку, протягивая ее Лексе, словно предлагая совершить рукопожатие. Та несколько секунд молча смотрела на эту руку, словно раздумывая, потом подняла свою и так же несмело потянулась ей навстречу.Первое прикосновение теплой руки Лексы отдалось во всем теле Кларк. Она кончиками пальцев, почти невесомо провела по коже девушки, ощущая дрожь ее руки, почувствовала ответное касание?— лёгкое, как пёрышко, затем поднялась выше, скользя по тонкой коже запястья, к локтю.Вздрагивая под этими нежными прикосновениями, Лекса едва заметно выдохнула, приоткрыв губы, и Кларк задержала на них взгляд: чуть влажные, они словно светились в тусклом огне ламп, и Кларк нестерпимо захотелось прикоснуться к ним своими пальцами, чтобы ощутить их мягкость и полноту.Подняв глаза, Лекса сразу уловила, куда смотрит Кларк и, видимо, угадала, о чем она думает, потому что на ее худых щеках появился едва заметный румянец.—?Тебе приятно? —?прошептала Кларк, продолжая касаться локтя Лексы, и получила в награду несмелый кивок.—?Можно я?.. —?Сил облечь в слова то, что она собиралась сделать, у Кларк не было, но Лекса и без того все уже знала, а потому едва заметно подалась вперёд, потянувшись всем телом к прикосновениям, и вот уже пальцы Кларк заскользили по узкому подбородку, прошлись по скулам, коснулись четко очерченных бровей, затем спустились ниже, к губам, сходя с ума от нежности и ощущая, как влажные вздохи опаляют чувствительную кожу.Теперь уже Кларк не спрашивала, приятно ли Лексе: она видела это по ее полузакрытым глазам, по тому, как дрожали ее губы, как напряжены были прямые плечи, и видеть Лексу такой расслабленной, отдавшейся чувствам после всех этих недель холода и отчуждения было невообразимо приятно. Кларк ощутила, как Лекса поднимает руку и мягко накрывает ее ладонь своей, словно пытаясь удержать, и в глазах у нее защипало.Пальцы, которые с такой нежностью касались бархатной щеки Лексы, вдруг почувствовали влагу, и Кларк удивлённо отдернула ладонь, рассматривая едва заметные блестящие следы на своей руке. После заражения она уже несколько раз плакала, когда оставалась одна, но Кларк всегда думала, что дефекты плачут лишь от горя, а потому реакция Лексы ее испугала.—?Я сделала тебе больно? —?прошептала она, сжимая ладонь в кулак, чтобы удержаться от прикосновения к Лексе.Лекса замотала головой.—?Нет. Нет. Мне не было больно. Ещё одна слеза скатилась по щеке Лексы, и Кларк с удивлением провела пальцами по этой влажной полоске.—?Тогда почему ты плачешь?Лекса подняла на нее свои огромные, полные слез глаза, и Кларк не сразу смогла набрать в грудь воздуха.Так они и стояли молча, не в силах вымолвить слова, а потом не сводя с Кларк своего пронзительного, страстного взгляда, Лекса сделала шаг, другой и оказалась в ее объятиях.Господи, думала Кларк, ощущая, как тонкое тело Лексы прижимается к ее телу, как же я могла жить без этого столько лет? Все, что я делала, вся моя жизнь была одной большой ложью, придуманной кем-то, чтобы не дать мне стать счастливой. Но кто это? Кто сказал, что неправильно чувствовать ее так близко, вдыхать запах волос и держать столь же бережно, как держат самое большое на свете сокровище? Кто решил, что я не могу умирать и возрождаться каждый раз, когда она смотрит на меня? Кто это решил?Ощущения были фантастическими, невероятными, и все тело Кларк словно ожило?— билось сердце, кровь бурлила в венах, кожа казалась наэлектризованной, грудью она ощущала мягкое прикосновение груди Лексы, животом?— ее живот, руки Лексы обвились вокруг ее талии, и Кларк уткнулась носом в гладкую поверхность ее волос, вдыхая запах Лексы, заполняющий ноздри?— запах лилий, свежести и покоя.—?Я хочу кое-что сделать… —?прошептала она, касаясь губами щеки Лексы, и, не дожидаясь разрешения, слегка отстранилась, подняла руки и медленно распустила тугой пучок волос, стянутых резинкой на затылке Лексы. Ощущение шелковистого водопада, упавшего ей на руки, ошеломило Кларк. Лекса едва заметно вздохнула, ощущая, как пальцы Кларк бережно, почти невесомо скользят сквозь распущенные пряди, и касаются кожи головы.По всему ее телу прошла дрожь, передавшаяся и Кларк. Так они стояли, и обе не знали, сколько прошло времени?— минута или час?— но Кларк не могла заставить себя перестать касаться этих чудесно прохладных и одновременно с тем теплых и мягких волос.—?Кларк,?— шепот Лексы обжёг ключицу Кларк, и она пошевелилась, словно пытаясь отстраниться.—?Не уходи,?— взмолилась Кларк, крепче обнимая ее, не желая терять ощущение тепла Лексы, которое, казалось, проникало до самого сердца.—?Я не ухожу,?— Лекса чуть отклонила голову назад, глядя на Кларк. Глаза ее, большие, полузакрытые, были словно подернуты какой-то поволокой, и взгляд постоянно метался между губами и глазами Кларк, и, когда он опускался на губы, то у Кларк каждый раз мучительно екало сердце, хотя она не могла понять, почему, и не знала, что это значит, знала только, что вся дрожит и хочет чего-то, что было связано с тем, как Лекса смотрит на ее губы. Томительное ощущение между ног становилось все более невыносимым, и Кларк с неохотой выпустила Лексу из своих объятий, позволяя ей отстраниться.—?Давай просто посидим немного,?— хрипло сказала Лекса, опускаясь на пол. Кларк последовала ее примеру. Правой рукой Лекса заправила прядь волос за ухо?— и сделала это так изящно и вместе с тем смущённо, отчего стала ещё привлекательнее. Ее щеки раскраснелись, волосы были растрепаны, пальцы чуть дрожали, и Кларк подумала, что это она тому причиной, точнее, они обе тому причиной?— их объятия, их близость, и ее снова пронзило чувство сладкого и бездонного ужаса.—?Как давно ты заразилась? —?спросила Кларк, решив отвлечься от того, как красива была Лекса с распущенными волосами.Лицо Лексы слегка исказилось, будто ей было больно. Видимо, она не очень-то хотела говорить на эту тему. Глядя на нее, Кларк в очередной раз была поражена тому, как разительно менялось это лицо, когда на нем отражались испытываемые Лексой эмоции: все они ясно читались в глазах девушки, в лёгкой краске на ее щеках, даже в изгибе полных губ, которые она покусывала, чтобы не дрожали.—?Давно,?— уклончиво ответила Лекса и судорожным движением обхватила колени руками, глядя куда-то в сторону. Она выглядела такой беззащитной и маленькой, что Кларк едва подавила желание придвинуться ближе и притянуть Лексу в свои объятия. Теперь, узнав, как прекрасно обнимать Лексу, Кларк подозревала, что будет хотеть этого постоянно, и, чем ближе будет Лекса, тем сильнее будет желание прикасаться к ней.—?Насколько давно? —?настаивала Кларк, подавляя неуместное желание, охватившее ее, и встряхивая головой, чтобы немного прийти в себя.Лекса подняла глаза, на мгновение прикрыла их, а потом ответила, и Кларк словно оглушило.—?Мне было пятнадцать…—?Господи,?— прошептала Кларк, не веря своим ушам. —? Сколько? То есть…? Ты больна уже больше десяти лет?У нее в голове не укладывалось, что кто-то способен был так долго держаться. Она вообще не знала, что равные могут скрывать болезнь, тем более в течение стольких лет, потому что с детства им всем вдалбливали одно: СОС?— этот приговор, и если ты заразишься, то очень скоро превратишься в неуправляемое животное, и никто не сможет тебя вылечить. Одна надежда?— лекарство, но его ещё нужно дождаться и прочее, и прочее. А теперь оказалось, что были такие, как Лекса?— люди, которые умели настолько хорошо притворяться, что никто бы не заподозрил у них СОС, ведь Кларк и сама была знакома с Лексой уже больше пяти лет, и за это время она не видела ни одного признака болезни, наоборот, Лекса казалась ей самой безэмоциональной из всех равных.—?Как же тебе было тяжело,?— прошептала она, наконец, и едва удержалась от того, чтобы не протянуть руку и не коснуться пальцев Лексы, переплетенных на коленях. —?Как ты смогла скрывать это столько лет?Лекса тяжело вздохнула и дернула уголком рта, словно пыталась улыбнуться, но не смогла.—?Поначалу, когда я обнаружила это в себе… Я училась тогда в школе в детском центре, и я очень испугалась, когда поняла, что заболела. Думала, что моя жизнь кончена. Даже хотела… Хотела умереть. Мне казалось, что это единственный выход из ситуации. Я почти не спала и очень сильно похудела за несколько недель, но убить себя так и не решилась.Она говорила медленно, спокойно, но видно было, что ей с трудом даётся каждое слово. Боль, сильнее которой Кларк ещё никогда не ощущала, пронзила вдруг ее грудь, и Кларк даже испугалась на секунду. Она понимала, что боль была связана с Лексой и тем, что она говорила, но осознавать, что она способна испытывать чью-то чужую боль так же остро, как свою, было еще страшнее.—?Врачу я не стала ничего говорить. Нас, если ты помнишь, осматривали часто, но мне удалось провести даже психиатра.Кларк хорошо помнила эти еженедельные осмотры у мозгоправа: их, детей в одинаковой белой школьной форме, по очереди заводили в небольшой кабинет, где штатный врач задавал ряд одинаковых вопросов и отпускал, ставя в карточке пометку ?здоров/здорова?. Кларк всегда отвечала одно и то же, и эти визиты не вызывали у нее ровно никаких эмоций, и лишь теперь она задумалась, каково же было Лексе притворяться каждый раз, когда психиатр равнодушным голосом спрашивал:—?Ты хорошо спишь? Нет проблем с едой? Тебе нравится кто-то из твоих одноклассников? Тебе нравится учиться? Кого ты ненавидишь?Наверное, поняла только теперь Кларк, он пытался подловить их, вывести на чистую воду заболевших, но она тогда была равной, и ей не составляло труда говорить правду, а что было бы, если бы она действительно мучилась от СОС, да ещё и не могла никому об этом сказать?Ей снова стало больно, так больно, что дыхание застряло в горле, и Кларк даже поморщилась, пытаясь прогнать эту боль, однако при взгляде на потерянное лицо Лексы она лишь усилилась.—?Потом я научилась справляться с этим,?— продолжала Лекса, переводя дыхание. —?Нужно было просто притвориться, вести себя как все, делать то же, что и все… Держаться неимоверным усилием воли. Я стала смотреть на сверстников и учителей, начала копировать их манеру говорить, стараться держать лицо в любых ситуациях. Постепенно я привыкла постоянно контролировать себя и не выдавать того, что чувствую.И Кларк вспомнила, как недавно, обнаружив болезнь, тоже стала учиться жить с ней: подражать равным, делая свой голос нарочито монотонным, держать руки по швам, чтобы не выдать себя жестикуляцией, поменьше смотреть на людей, чтобы взглядом не передать свое состояние… Но ведь она делала это лишь несколько недель и уже была до крайности измучена, а как же можно было прожить в таком состоянии долгие годы?—?Почему ты не обратилась к врачу? —?сдавленно спросила Кларк, взглядывая на лицо Лексы, которое в тусклом освещении казалось очень смуглым.—?Я боюсь лекарств и врачей,?— сдавленно ответила Лекса, опуская подбородок на скрещенные на коленях руки. —?В любом случае, я продержалась уже так долго, что смогу потерпеть ещё немного. Ведь средство скоро должны найти.—?Ты в это веришь?Лекса пожала плечами.—?Если я не буду верить в это, мне не останется ничего другого, кроме как…Она не закончила фразу, да это было и не нужно. Кларк поняла ее. СОС ведь неизлечим, и обе они приговорены, если врачи в ближайшее время не смогут найти способ избавить равных от этой напасти. С другой стороны, сколько людей вот так же, как они, надеялись на лучшее и в конце концов покончили с собой, когда поняли, что обречены.—?Но если создание лекарства займет слишком много времени? —?Кларк решительно замотала головой. —?Я не смогу столько продержаться! Это невозможно!—?Невозможно? —?Лекса подняла голову и криво усмехнулась. —?Ты не поверишь, на что способны люди, когда создаётся угроза их жизни. Если ты хочешь жить дальше, тебе придется научиться притворяться. Кларк вспомнила одну из лекций в детском учебном центре. Была осень, за окном серел день?— один из тех, когда утро так быстро переходит в вечер, что ты не замечаешь этого, желто-красные листья падали с сиротливо-обнажающихся деревьев. Пожилая женщина-лектор, одна из наставниц одиннадцатой ступени, говорила о живописи, и кто-то из учеников спросил ее о предназначении художника и о том, почему люди прошлого стремились создавать настолько необычные произведения.Кларк слушала не очень внимательно, она мало интересовалась тогда смыслом искусства, однако последующие слова наставницы заставили ее прислушаться и оторвать взгляд от окна, где серебристые капли рисовали на стекле причудливые линии, похожие на строчки арабского письма.—?Люди прошлого вкладывали в искусство эмоции,?— сказала мисс Дженкинс. —?Они считали эмоции ключом к пониманию картины, фильма или текста. Считалось, что если ты не испытываешь чувства, то не сможешь создать ничего стоящего.—?Но ведь мы создаём картины без эмоций, и они вполне стоящие,?— сказал один из молодых людей, сидящий на первом ряду. Мисс Дженкинс кивнула.—?В том-то и дело, что художники прошлого были подчинены эмоциям, а это значит, что их труд был неэффективен. Они не могли работать и выполнять свои обязанности так же хорошо, как равные, потому что зависели от того, что они называли ?вдохновением?. Они считали, что творить и создавать можно только в особом состоянии, а вызвать это состояние искусственно не могли, и потому иногда просто бросали дело на полпути. Эмоции и чувства полностью владели ими. Посмотрите, например, на это.Она щёлкнула пультом, и на экране появилась картина. На ней были изображены двое людей, которые целовали друг друга в губы. Кларк тогда не знала, что такое ?целовать?, и мисс Дженкинс объяснила, что раньше, когда эмоции толкали людей на ?совместные действия?, одной из форм их был поцелуй. Но не это было самым странным в картине прошлого, которую рассматривали ученики одиннадцатой ступени, а то, что на головах у обоих людей были мешки*. Они целовались через мешки, и Кларк тогда подумала, что художники прошлого были просто сумасшедшими.—?Зачем у них мешки на головах? —?спросил кто-то с галерки.Мисс Дженкинс взглянула на картину.—?Кто может ответить?Но никто не мог. Они искренне не понимали, как за эту бессмыслицу можно было платить деньги, да ещё и выставлять это в музее. На картинах некоторых художников, которые им показывали учителя, хотя бы были яркие цвета и красивые виды, а здесь… Зачем рисовать подобную чушь?—?Автор этой картины символически показал слепоту человека, испытывающего эмоции,?— объяснила мисс Дженкинс. —?Он хотел сказать, что тот, кто любит, словно надел на голову мешок. Это и есть опасность, которую представляют эмоции?— человек становится неуправляемым, диким, опускается на самый низ эволюционной лестницы, творит беззакония и действует вопреки логике и здравому смыслу. Во имя так называемой любви люди убивали и калечили друг друга испокон веков, я уж не говорю о том, что человек, испытывающий любовь, вообще перестает быть полезным членом общества. Любовь?— болезнь, которая душит все лучшие качества индивида, делает его слабым, зависимым и несчастным.Все это Кларк вспомнила, сидя напротив Лексы, которая так сильно нравилась ей, что Кларк задыхалась от чувств, и лишь теперь она смогла, наконец, понять, о чем хотел сказать тот неизвестный художник. Ведь вот уже сколько дней?— Кларк могла бы посчитать, это было нетрудно, потому что день, когда она увидела Лексу сжимающей руку в кулак, чувствующей, другой, совпал с днём, когда она заболела СОС?— сколько дней она не может думать о работе, не может нормально спать и есть, не может быть эффективным членом Полиса, потому что все, что ее волнует?— игра света в каштановых локонах Лексы, звук ее голоса, когда она сидит напротив на летучке, глубина ее красивых, ясных глаз и беспомощный изгиб губ. Разве это не болезнь?— думать о ком-то так много и часто, игнорируя свои обязанности и потребности организма? Разве это не проклятие? Да, права была Дженкинс, и Кларк осознавала, что она стала слабой, что, каждую секунду думая о Лексе, она забывала о себе, тем самым отрицая главный инстинкт человеческой жизни?— инстинкт самосохранения. Ставить чью-то жизнь выше своей?— не это ли самое страшное наказание на свете?Так думала Кларк, и разум ее подтверждал, что она права, но глупые руки сами собой тянулись, чтобы прикоснуться к Лексе и снова испытать то чувство, которому Кларк пока не могла дать название (она оставила эти размышления на потом, и было так сладко перебирать их в тишине пустой квартиры, лёжа в кровати без сна), чувство острое, болезненное, тягучее, как мед, и одновременно такое же невыразимо сладкое и прекрасное.—?Нам пора,?— глухо сказала Лекса, вскидывая на Кларк огромные глаза, в которых плескалась боль и какая-то скорбная обречённость.Кларк подавленно кивнула.—?Это так несправедливо, что мы заразились,?— отозвалась она, вставая и поправляя задравшуюся на животе рубашку.—?Это просто несправедливо! Почему мы? Почему я? Чем я виновата?Лекса ничего не ответила. Она лёгким грациозным движением поднялась на ноги и тут же занялась волосами, снова заплетая их в длинную косу. Ее изящные пальцы двигались ловко и быстро, и Кларк на секунду замерла: ей вдруг представилась залитая солнцем белоснежная постель, смуглая обнаженная спина, тонкая линия шеи, поднятые кверху руки, пальцы, мелькающие среди каштановых прядей, улыбка на полуоткрытых губах, когда оборачивается, медленно, дразня молочной кожей подмышки, дерзко торчащим вверх темным соском, изящной линией подбородка…Где, в каком сне она могла это увидеть?—?Стой,?— Кларк не успела себя остановить, потянулась к Лексе, уже ничего не боясь и не стесняясь, и накрыла прохладные ладони Лексы своими. —?Можно я ещё раз… потрогаю твои волосы?Теперь лицо Лексы было опять совсем близко, и в ее глазах отражались боль, смущение и одновременно с тем что-то невероятно близкое, словно она уже давно дала Кларк разрешение на все, что та могла бы попросить, на все, что она бы захотела сделать, и это было трогательно и страшно. Ободренная этим безмолвным согласием, Кларк восхищённо провела пальцами по длинным прядям, обрамляющим лицо Лексы, коснулась щек, затем пропустила шелковые пряди между пальцами, захватывая в ладонь, наслаждаясь тем, как они скользят по запястью, и все время смотрела на лицо Лексы, находящееся так близко, что Кларк ощущала ее дыхание?— спокойное и вместе с тем такое горячее, словно Лекса была очень взволнована.—?Мы увидимся снова? —?Кларк не знала, сколько времени прошло прежде чем она хоть немного насытилась прикосновением к волосам Лексы. Остановило ее только то, что чувство, растущее глубоко внутри, чувство, от которого кружилась голова и слабели ноги, пугало ее, и она, наконец, смогла овладеть собой и отступить на шаг, заставив себя прекратить прикасаться к Лексе.—?Ты этого хочешь? —?шепотом отозвалась Лекса, не сводя глаз с лица Кларк.Ее лицо словно светилось в полумраке, тонкое и красивое, и Кларк едва смогла набрать в грудь воздуха, чтобы прошептать в ответ:—?Да. Да. Тысячу раз?— да.****И вдруг все стало иначе. Те недели, когда Кларк следовала за Лексой по ее ежедневному маршруту домой или, поднимая глаза от панели, искала каштановую макушку, чтобы украдкой любоваться блеском солнца в волосах, были, оказывается, только прелюдией, вступлением к тому настоящему, безумному, невероятному, что происходило теперь с ними обеими. Теперь каждое утро было для Кларк особенным: просыпаясь, она открывала глаза и сначала не могла понять, почему лежит, улыбаясь от счастья, а потом вспоминала, что через полтора часа она придет в Атмос и увидит Лексу, и ее изумрудные глаза вспыхнут, встречаясь с глазами Кларк, такой радостью, что у Кларк снова безумно быстро заколотится сердце, и все, о чем она сможет думать, это о том, что очень скоро настанет вечер, погаснут лампы на потолке, все уйдут, и они с Лексой останутся одни в тишине и полумраке, и снова будут несмелые касания, подавленные вздохи, будет шепот, аромат волос и кожи, и Кларк хотя бы ненадолго уймет ненасытное чудовище, которое поселилось у нее в груди и требовало одного?— Лексы, Лексы, Лексы.По вечерам, оставаясь одна, она ходила взад и вперёд по комнате, вспоминая каждое мгновение, проведенное с Лексой в их убежище, анализируя произнесенные ей слова и постоянно со страхом размышляя о том, чувствует ли Лекса нечто подобное, когда приходит в свою квартиру, наверняка такую же простую и скучную, как квартира Кларк, мучается ли от разлуки, страдает ли также невыносимо, как страдает Кларк от невозможности быть с ней…Постоянно думая об этом, Кларк не могла нормально есть, не могла спать, а однажды утром она выдавила на зубную щётку крем для рук вместо пасты и попыталась им почистить зубы. Кларк больше не была собой, она превратилась в один огромный радар, настроенный на Лексу Вудс, и все, о чем она могла думать, было то недолгое, сокровенное, настоящее, что происходило между ними в сумраке уборной, где они выстроили свой маленький мирок, принадлежавший только им двоим?— хрупкий карточный домик, который мог развалиться от любого дуновения.Так прошла целая неделя, и каждый вечер их прикосновения друг к другу становились все смелее, рискованнее, и Кларк все больше понимала, что ей мало лишь обнимать Лексу и касаться ее волос, она хотела большего, хотела чего-то такого, что позволило бы ей слиться с Лексой в одно целое, унять хотя бы на миг бешеную жажду, от которой ее грудь невыносимо болела, а низ живота сводило сладкими судорогами. Она даже попробовала намекнуть своему врачу, что с ней что-то не так, но он оказался непонятливым и стал расспрашивать Кларк, что именно она имеет в виду, и рассказать ему про странный отклик своего тела на близость другой равной она, конечно же, не смогла. Отделавшись от врача парой туманных фраз, Кларк опять осталась один на один со своей нерешённой проблемой. Все сведения, полученные ею в ЕИС, были крайне скудными, и Кларк все чаще задумывалась, не спросить ли Лексу, ощущает ли она то же самое, но страх услышать в ответ недоуменное или, что ещё хуже, брезгливое ?нет? пересиливал. Вдруг то, что скажет Кларк, оттолкнет Лексу? Как она будет жить без сладостного ощущения тела Лексы в своих руках, без ее шёпота, ласкающего шею, без нежности кожи под кончиками пальцев? Не лучше ли оставить все, как есть, и не разрушать то прекрасное, что они ощущают, пока обнимаются в темноте, подсвеченной лишь дежурным зелёным светом казённых ламп под потолком?Кто мог сказать?—?Это и есть ?совместные действия??Когда Кларк задавала этот вопрос, она не имела в виду ничего сверхъестественного, лишь хотела сказать, что ?совместные действия? не выглядят такими уж страшными по сравнению с тем, что им рассказывали в детском центре, более того?— касаться Лексы было безумно приятно, и то, какой отклик вызывали даже эти невинные прикосновения, рождало внутри Кларк неконтролируемую бурю чувств?— будто удовольствие Лексы становилось для Кларк важнее, чем свое собственное. Желание обладать Лексой становилось тем сильнее, чем ближе находилась девушка, и Кларк практически не могла дышать от сладких спазмов, которыми сводило низ живота, когда Лекса обнимала ее и касалась губами щеки или шеи. Кларк уже поняла, что именно присутствие Лексы рождает ту самую странную влагу между бедер, которая так испугала ее однажды утром, и если после того сна, где она касалась волос Лексы, влаги было не очень много, то теперь, когда все происходило наяву, ей каждый раз казалось, что ее нижнее белье промокает насквозь, хотя этого и не случалось. Ноющая сладкая боль внизу живота все время усиливалась и требовала исцеления, но Кларк не знала, что нужно делать, знала лишь, что это как-то связано с Лексой, и от этого ей становилось все более сложно делать вид, что невинные прикосновения Лексы не оказывают на нее никакого эффекта.В тот вечер они сидели, обнявшись, но не лицом друг к другу, а так, что спина Лексы опиралась на грудь Кларк, и Кларк могла вдыхать сладостный запах роскошных волос Лексы, которые теперь всегда были распущены, а порой она наклонялась и легко прикасалась губами к тому месту, где шея переходила в плечо, и тогда Лекса едва заметно вздыхала, дрожа, а бедра Кларк были так напряжены от близости Лексы, что сидеть было не очень удобно, хотелось давления, трения, чего-нибудь, лишь бы прошло это мучительное и приятное одновременно ощущение, и Кларк, наконец, решилась:—?Прости, я хотела задать тебе один вопрос.Лекса пошевелилась, зарываясь глубже в ее объятия. От этого движения ее спина задела напряжённые соски Кларк, и она едва удержалась от стона.—?Что ты хотела спросить? —?голос Лексы прозвучал глухо, словно она почти засыпала. Кларк почувствовала, как заливается краской, и обрадовалась, что Лекса не могла видеть ее лица.—?Когда я прикасаюсь к тебе… Я хочу сказать, когда ты рядом, и я трогаю тебя… Я хотела узнать, может, ты тоже… я не знаю…Лекса, явно удивлённая ее бормотанием, слегка отстранилась и повернула голову, упираясь взглядом в растерянное лицо Кларк.—?Что? Что ты хочешь сказать?—?Мне очень приятно прикасаться к тебе,?— прошептала Кларк, чувствуя на своих губах дыхание Лексы.Лекса слегка улыбнулась.—?Мне тоже невероятно приятно, когда ты прикасаешься ко мне. По правде говоря, мне никогда еще не было так хорошо за всю мою жизнь.Сердце Кларк воспарило от этих слов.—?Но… Я хотела спросить о другом.Несмотря на явное смущение Кларк, Лекса не отвернулась, ее темные глаза все так же сумрачно смотрели на рот Кларк, и взгляд этот был… голодным. Чуть сдвинувшись, Кларк почувствовала новый прилив горячей влаги между ног.—?Дело в том, что я… —?запинаясь, начала она, глядя куда-то мимо плеча Лексы. —?Со мной творится что-то странное. Когда мы… Когда я с тобой…Это было так унизительно?— говорить об этом, так трудно, но она должна была сказать, ведь, возможно, это все как-то связано с Лексой, раз странные ощущения появляются тогда, когда Лекса рядом, и потому нужно было прояснить ситуацию раз и навсегда, и оставалось только надеяться, что реакция на ее слова не будет слишком бурной и неприятной.—?Со мной происходят странные вещи,?— выдавила, наконец, Кларк, запрокидывая голову назад и упираясь в стену затылком. Слезы жгли ей глаза.—?Странные вещи?Голос Лексы звучал как-то приглушённо, будто она уже знала, о чем Кларк хочет ей сказать. Она почти совсем развернулась, высвободившись из объятий Кларк, и теперь сидела на коленях, пристально изучая растерянное лицо девушки напротив.—?Да, я хочу… Я не знаю, чего я хочу, но знаешь, это ощущение внизу живота и… Мое белье… Я чувствую влагу… Там… Это, наверное, СОС так действует, прости… Прости меня.Лекса ничего не ответила.Кларк попыталась закрыть лицо руками, но Лекса не дала ей шанса. Она прикоснулась прохладными пальцами к подбородку Кларк и приподняла его, вынуждая ее смотреть себе в лицо.—?Что именно ты чувствуешь? —?тихо спросила она, и теплое дыхание, скользнувшее по губам Кларк, послало новую волну жара по телу девушки.—?Я хочу… Чего-то, не знаю чего. Хочу, чтобы это ощущение прошло. Хочу облегчения. Мне нужно, чтобы ты… Чтобы ты…—?Чтобы я что? —?Прошептала?Лекса, опуская взгляд на губы Кларк.Кларк знала, что люди прошлого, испытывающие влечение друг к другу, целовались, она слышала об этом в учебном центре, и ?поцелуй? входил в перечень запрещенных в Полисе ?совместных действий?, но она никогда не представляла себе, как это на самом деле происходит, однако сейчас, рядом с Лексой, глядя на ее губы, мягкие, влажные, соблазнительно полуоткрытые, она представила себе, как касается их своими губами, и вся задрожала от желания.—?Тебе нужно, чтобы я… —?словно эхо, повторила Лекса и медленно провела пальцем по нижней губе Кларк, продолжая удерживать ее за подбородок.Кларк облизнула свои губы?— легко, едва коснувшись языком, но глаза Лексы вмиг потемнели ещё больше, а взгляд затуманился и стал тяжёлым, словно она собиралась наклониться и…Чувство ноющей боли внизу живота усилилось настолько, что Кларк не удержалась от стона.—?Мне нужно, чтобы ты… —?сказала она, слегка подаваясь вперёд, и ей было уже все равно, что подумает Лекса или что будет дальше?— полуоткрытые губы Лексы манили, и Кларк видела, что Лекса тоже хочет этого, хочет соединить их дыхания в одно целое, слиться воедино, и поэтому все сомнения отошли на второй план, и Кларк, склонившись, осторожно прикоснулась к губам Лексы своими губами, ощущая, какие они мягкие и нежные, потом обхватила нижнюю губу Лексы своими, одновременно с тем упираясь руками в свои колени, чтобы не упасть вперёд.Лекса поначалу вообще не двигалась, она лишь позволяла Кларк изучать ее губы, только дыхание ее становилось все более тяжёлым и затрудненным, словно она вот-вот задохнётся, и Кларк, которая упивалась тем, что Лекса разрешает делать это с собой, несмело приоткрыла рот и коснулась нижней губы языком, ненадолго скользнув им в теплую влагу рта.Подавленный стон вырвался из груди Лексы, и Кларк испуганно отпрянула, гадая, не сделала ли она нечто, что показалось Лексе отвратительным.—?Прости, я не должна была…Лекса выглядела ошеломленной. Ее губы припухли, грудь тяжело вздымалась, глаза, полуприкрытые, казались отрешенными и странно пустыми.—?Нет,?— сказала она и, обхватив ее за шею, притянула Кларк обратно. —?Нет, не останавливайся.Уже совсем теряя голову от незнакомых чувств, Кларк снова впилась в губы Лексы поцелуем, и на этот раз ее язык уже смело проник сквозь преграду влажных зубов и начал ласкать язык Лексы, проходясь по нему медленными скользящими движениями. С каждым таким движением тело Лексы, казалось, вздрагивало все сильнее, пальцы ее зарылись в волосы Кларк на затылке, грудью Кларк ощущала мягкое прикосновение груди Лексы, сердце колотилось так сильно, что, казалось, сейчас выскочит наружу, пробив грудную клетку, а дыхание постоянно сбивалось, когда Лекса, дрожа, прижималась все ближе, исступлённо лаская ее рот языком.Кларк и сама не заметила, как притянула Лексу к себе на колени, бедрами девушка стискивала бока Кларк, и в таком положении оказалось невероятно удобно провести руками по спине извивающейся Лексы, а потом ощутить край рубашки, под которой кожа была гладкой, прохладной и нежной.Краем уха Кларк слышала глухие тихие стоны, но не могла понять, кому из них двоих они принадлежали, так захватил ее этот жаркий поцелуй, первый в ее жизни?— настолько, что голова кружилась, и единственное, что ее волновало?— горячий язык Лексы, который дарил ей неземное блаженство и заставлял хотеть большего, намного большего. Наконец Лекса, тяжело дыша, отстранилась, вся розовая от напряжения, растрепанная, невероятно привлекательная, и Кларк не удержалась, проследила языком линию ее челюсти, спустилась ниже, к шее, прикусывая кожу, и, когда давление между ног стало совсем невыносимым, а руки Лексы, обхватившие ее плечи, ослабели, вдруг снаружи, во внешнем мире, открылась входная дверь.