13 (1/1)

— Он что? Очнулся?! — будто через вату услышал Хань чей-то голос, видя перед собой размытый силуэт в синем костюме. — Хань? Ты слышишь меня? Говорить можешь? — Человек склонился над ним, ощупывая лицо и заглядывая в глаза.Что происходит?..Хотелось спросить, подать голос, но Хань, пытаясь подняться, понял ужасное: он не контролировал своё тело. Вместо мучившего вопроса с губ сорвался хриплый стон, и слабая волна боли прокатилась от макушки до самых пальцев ног. В панике он часто задышал, лихорадочно осматривая всё, что его окружало, насколько позволяло зрение. Руки были увиты проводками с циркулирующей по ним жидкостью, грудь увешана белыми круглыми датчиками, что сканировали его жизнеспособность, а источник противного писка — аппарат, что фиксировал эти самые данные. Прерывистый звук — тонкая ниточка собственного пульса. Резко вернулось обоняние, врываясь мерзким запахом лекарств, стерильности и хлорки. Вонью больницы. Рядом с ним всё суетился непривычно выглядящий Исин, спрашивая что-то, то и дело внимательно всматриваясь в его лицо.— Когда он вышел из комы? — раздался совсем рядом до боли знакомый голос.Хань резко, до потемнения в глазах, повернул голову, задыхаясь и чувствуя, как болезненно затрепыхалось сердце. Глазами он нашёл Сэхуна, облачённого в белый халат и очки в тонкой оправе. — Сэ… С-Сэ… — силился произнести Хань, слыша, как пищал, зашкаливая, собственный пульс. — Успокоительное! Исин, быстро! — Сэхун кинулся к нему, удерживая голову и промакивая салфеткой вспотевший лоб. — Тише, Лу, всё хорошо, слышишь? Всё хорошо. Ты проснулся. — Хун звучал успокаивающе, смотря на него тепло и счастливо, а у Лу Ханя внутри всё оборвалось.Кома? Проснулся? Все осложнилось ещё больше, когда в палату практически влетел Чонин, одетый в такой же белый халат, как на Сэхуне. Он молча застыл в дверях, смотря невероятно взволнованным взглядом с примесью непонятной Ханю боли. А до поражённого Лу, наконец, дошёл смысл происходящего. Волна разрывающей сердце тоски, грозящей сокрушить не готовый к такому разум, обрушилась слишком внезапно. Лу выгнулся на кровати в беззвучном приступе, едва не вырывая многочисленные проводки.— Доктор Ким, помогите скорее! — закричал Сэхун, удерживая его за руки и придавливая к койке.Чонин бросился к ним от двери, помогая Хуну прижать болезненно худое тело к кровати, пока Хань метался, цепляясь за его белый халат, в панике пытаясь вырваться.— Исин! — повысил голос Сэхун, чем напугал Лу Ханя ещё сильнее, а нерадивого вздрогнувшего Сина заставил неосторожно уронить ампулу с успокоительным. Та бряцнула о равнодушный, стерильно вымытый пол, и, жалобно звякнув, разлетелась осколками. Чжан повторно вздрогнул, кинулся собирать стекло голыми руками, сбивчиво извиняясь, и поранил в кровь пальцы, теряясь окончательно от резанувшего по ушам:— Глупый омега!Хань почувствовал чужую панику, захлестнувшую доктора. Она примешалась к зияющей воронке его эмоций, создавая ещё больший коллапс. Он отчаянно бился в удерживаемых его руках, чувствовал, как мало стало воздуха, как глаза застилало солёной влагой, прокатившейся по щекам.Вышел из комы. Вышел из жизни, выброшенный насильно в новую. Неизвестность, пустота, одиночество. Вот что ждало его здесь, а всё, что он успел полюбить, прочувствовать, всё, во что верил — иллюзия. Иллюзия, которую так просто раскрошить простым ?вышел из комы?.Пока Сэхун метался по палате, оставив его на Чонина и толкнув застывшего Исина к раковине, Хань перестал выгибаться. Взгляд равнодушно проводил мягкие, но прочные фиксаторы, что привяжут его к кровати. Он обмяк под нависшим над ним доктором, закрывая глаза и мечтая вновь заснуть и вернуться в вечный холод, шатёр белого вождя и руки огненного волка. Вернуться в тот созданный его разумом мир, который только казался жестоким, пряча от чудовищной реальности и собственной памяти.Памяти, в которой осталось слишком много. В ней была жизнь ?до?, где у него была семья. Родители, младшая сестра и чёрный пухлый мопс Фредди, всеобщий любимец. Жизнь, в которой он с отличием закончил школу, мечтая встретить истинного альфу и поступить на ветеринара. Воспоминания возвращались безжалостно, врываясь мыслями и обрывками прошлого, истязая и убивая, едва только вернув к жизни. Хань помнил даже свою комнату, в которой на стене висел плакат с изображением большого белого волка на фоне заснеженной холмистой местности. Помнил, как собирался с родителями и сестрой в их семейный домик у реки. Помнил, как уговорил поехать с ним лучшего друга…Хань помнил и аварию, в которой выжил только он, получив серьёзную травму спины, наградившую его уродливыми шрамами. Аварию, забравшую и маму, и папу, и друга, и даже малыша Фредди. Лечение, психологи, психиатры, вереница больниц, людей, безликих событий, и как следствие — нервное помешательство. Он пытался покончить с собой, что и привело к коме. Коме и лечению в психушке. Всё это пронеслось у Ханя перед глазами за какую-то долю секунды, пока он лежал, притихнув окончательно в руках Чонина. Вспоминал, как первый раз пытался порезать вены украденным с обеда десертным ножичком. А второй раз уже здесь. В самый первый день, когда его только привезли. Ночью, тайком выбравшись из палаты, он скатился на своей коляске с лестницы в надежде сломать себе шею.Чонин практически видел, как в глазах омеги стояли вернувшиеся воспоминания, и, повинуясь секундному внутреннему порыву, прижался своим лбом ко лбу Лу Ханя.— Тише, прошу тебя, успокойся. Теперь ты со мной, слышишь? Я так боялся, что ты не проснёшься. — зашептал Чонин, вымученно прикрывая глаза. Он сжимал его плечи совсем несильно, а дышал слишком часто, пытаясь уловить как можно сильнее запах… Его запах? Хань осторожно втянул воздух, подавшись к доктору ближе, и понял, что именно не изменилось в этой реальности, как и в разрушенной другой. Запах Чонина чувствовался, как самый лучший на свете. Такой мог быть только у истинного альфы.Сэхун, наблюдавший эту картину, нервно сглотнул, поджимая бледные губы и пряча в карман новую ампулу с ненужным уже успокоительным. Чонин грузно осел на пол, неловко поджав под себя ноги, и осторожно обхватил Ханя за руку, не сводя с него глаз. Смуглые пальцы нежно обвили тоненькое запястье, а омега больше и не думал вырываться, поочерёдно переводя взгляд с Чонина на Сэхуна, осмелившись коснуться руки последнего. Хун как-то грустно ему улыбнулся, погладив по щеке.— Всё хорошо, не бойся, — произнёс он, надевая на его руку фиксатор. — Это чтобы ты не упал и не поранился. Теперь постарайся заснуть, ладно?Сэ мягко отобрал его руку у Чонина, закрепляя фиксатор и на ней.— Доктор Ким, можете побыть с ним… — Хун осёкся, — сколько потребуется, — последние слова он выдавил с плохо скрываемой болью, после пулей вылетая из палаты. Во дворе больницы за уродливой старой пристройкой, где хранились отслужившие своё швабры, вёдра и прочий мусор, Сэхун пытался удержать сигарету в дрожащих руках. Тонкая, ментоловая. Так по-омежьи для альфы. Руки не слушались, сердце стучало как бешеное, а негнущиеся пальцы неуклюже чиркали по колёсику зажигалки.— Выбрось эту дрянь. — Подошедший Чонин безапелляционно вырвал у него сигарету и, смяв, засунул в карман больничного халата.Сэхун беззащитно опустил руки, уставившись в землю.— И что теперь? — тихо спросил альфа, коснувшись до сих пор дрожащими ладонями шершавой стены пристройки и опираясь об неё спиной. Чонин дёрнул его к себе. Резко, не церемонясь, за шиворот. — Во-первых — испортишь халат, во-вторых — успокойся. Из нас двоих главврач здесь ты. В-третьих…Хун не дал ему договорить, хватая рукой за шею и притягивая к себе. Он неприятно ударился зубами о чужие, чувствуя, как лопнула нижняя губа, но на все нюансы сейчас было плевать. Голодно и отчасти отчаянно он поцеловал несопротивляющегося Чонина, сжимая его волосы на затылке. Исин отошёл от окна в комнате для медбратьев, бережно поправляя штору и стараясь спешно забыть, что видел. Для него вот такие поцелуи и объятия главврача и его зама очень давно уже не новость. И не редкость. Омега спешил по коридору, выбрав самый короткий маршрут до тридцать шестой палаты, путь к которой он пройдёт и с закрытыми глазами. Палата, в которой уже больше двух лет находилась его истинная пара.Альфа Ким Чунмён проходил лечение в связи с биполярным аффективным расстройством. Он страдал им уже достаточно долго, с периодическими светлыми промежутками или, как их называл Сэхун, фазами и эпизодами. Сейчас как раз проходила очередная стадия его маниакально-депрессивного психоза, что выражалось в излишне-тревожном состоянии. Исин тяжело вздохнул, застыв у двери в палату. Мысленно он пообещал себе не вмешиваться в отношения этих троих. Не думать о том, что Чонин и Сэхун оба альфы, что их связывало нечто большее, чем работа, и что Хань — истинный омега Чонина.Он не будет вмешиваться во всё это. Не должен. Ради Чунмёна.? ? ?Через три дня тщательного ухода и наблюдений Хань уже обходился без кучи датчиков, фиксаторов и проводов. Он воспринимал своё положение более спокойно, но по-прежнему не представлял, как теперь быть дальше. Сумбур в голове и чувство полного опустошения привели к границам уравновешенности, и только нахождение рядом Чонина грело его израненную душу хоть немного. За эти три дня он практически не разговаривал, мало ел, не смотря на режим принудительного кормление практически с ложечки и бесконечные уговоры. Всё того же Чонина. Омега старался больше спать, потому что именно во снах он ещё видел Белого волка, чувствовал тепло мягкой шерсти и холод вечных снегов. Только во сне он слышал мягкое рычание, видел блеск тёмных глаз огненного, только во сне мог найти следы уходящей, нереальной, но такой желанной жизни. — Ты и здесь меня ненавидишь? — в лоб однажды спросил Хань, поймав за халат собравшегося уйти Сэхуна.Тот обернулся, встречая пронзительный и грустный взгляд омеги, мягко отцепив его руку.— Что значит ?здесь?? — Хун задал встречный вопрос, не отпустив прохладную ладошку и присаживаясь на кровать.Хань поспешно приподнялся и сел на постели, не веря своим глазам. Сегодня его даже не избегали. Медленно выдохнув и кое-как собравшись с силами, он продолжил:— Ненавидишь за то, что появился и мешаю вам с Чонином, за то… — Хань покосился в бок, договорив уже тише: …что люблю тебя. Сэхун чуть вскинул брови, оглянувшись на запертую дверь, и придвинулся к Лухану ближе.— О чём ты говоришь? Откуда знаешь про…Омега не дал ему договорить. Опустив глаза, он сильнее сжал руку Сэхуна и прижал её к себе.— Давай, скажи, что ненавидишь. Что лучше бы я не просыпался, вы бы тогда смогли. — Он зажмурился, и Сэхун осторожно притянул его к себе, заключая в объятия и мягко поглаживая по спине.— Я очень рад тому, что ты проснулся. А сейчас успокойся. Сэ отстранил его от себя и надавил на плечи, попытавшись снова уложить на кровать, но Хань настойчиво вцепился в него. — Нет, пожалуйста! Тонкие пальцы смяли ткань белого халата, а шею главврача опалило тёплое дыхание. И Сэхун не смог отказать. Он, тихо выдохнув, прижал Ханя к себе чуть сильнее, немного обречённо ткнувшись ему в волосы и закрыв глаза. Пара секунд слабости для успокоения страдающего сердца.— Лу Хань, — шепчет Хун, чувствуя странную тянущую душу тоску, медленно заполняющую нутро.— Не помешали? — Дверь палаты, открывшись, пускает к ним Чонина с застывшей тенью обиды на лице и Исина, резко опустившего глаза в пол. Лу порывается было отстраниться, но его намеренно удерживают ещё несколько секунд, отпустив только после.— А что, похоже? — Сэхун смерил Чонина вызывающим взглядом.Исин, быстро поставив баночки с таблетками на прикроватный столик, спешно попытался ретироваться незамеченным, но его догнал в спину окрик главного врача.— Медбрат Чжан, в комнате для медперсонала нужно повесить шторы поплотнее, вам не трудно заняться этим вопросом?Исин шумно выдохнул, не оборачиваясь.— Да, конечно.Глубоким вечером, когда персонал больницы был распущен по домам, Сэхун всё ещё сидел в своём кабинете. Заполнял бумаги, проверял отчётность по медикаментам и бегло просматривал истории болезней на предмет прогресса. Бумаги и папки кипами выстраивались на его столе, молчаливыми башнями намекая, что спать он в очередной раз ляжет далеко за полночь. Размеренно тикали часы, ручка скрежетала о бумагу, и очки то и дело сползали на нос. Хун привычным движением возвращал их на место, прихлёбывая остывший кофе из забавной красной в белые горохи кружки. Подарок, сделанный самому себе на очередной ничего не значащий праздник из десятка подобных в календаре. Погрузившись в работу полностью, он не заметил, как открылась дверь, пустив в кабинет его заместителя. Чонин, что целый день копил вопросы и собственное недовольство, находился в прескверном настроении. За неудавшиеся в течение дня попытки поговорить с Сэ он успел надумать себе многого. — Не страшно оставаться одному среди спящих психов? Или это жертва во славу медицине? — насмешливо произнёс Ким.Альфа уселся на край стола главврача, небрежно скинув стопку незаполненных историй болезни и закинув ногу на ногу. Сэхун вздрогнул, изуродовав непроизвольным движением руки последнюю букву в слове ?диссоциативное?, и поднял на Чонина усталый взгляд.— Я отпустил тебя в восемь, почему ты ещё здесь? Чонин, тебе нужно отдохнуть и… — Договорить ему Ким, разумеется, не дал, чуть грубо сдёрнув очки с чужого носа и отправив их на стул, к незаполненным историям. — Мне нужно знать, что ты задумал и чего хочешь. Нужно знать, что за выходка была в палате Лу Ханя. И ты мне ответишь прямо сейчас, — требовательно заявил альфа, пододвигаясь ближе на столе. У Сэхуна принципиально отсутствовало желания выяснять что-либо именно сейчас. Ему и самому было интересно, почему всё поворачивалось так с истинным омегой Чонина. Он с радостью бы спросил, отчего вдруг его сердце так сжалось сегодня, когда Хань не хотел отпускать его. Или наоборот.Молча продолжая смотреть на раздраженного Чонина всё так же устало, Хун протяжно выдохнул, пытаясь найти в голове хоть какие-то мысли на этот счёт, чтобы озвучить свой протест. Но как бы не темнели карие глаза альфы напротив, и не мрачнело лицо, в голове доктора О оставалось пусто. Вакуум. Ни мыслей, ни догадок. — Ты планируешь в молчанку со мной поиграть? — распалялся Чонин, чувствуя, как сердится ещё больше.Сэхун медленно отодвинул стул и, поднявшись, отошёл к окну, за которым уже порядком стемнело. Он устало зажмурился, потирая переносицу, и снова не заметил момент, когда Чонин резко оказался за его спиной.— Сэхун! — повысил Чонин голос, развернув О к себе и довольно грубо сжав руки выше его локтей.— Ну что, Чонин? Что ты хочешь услышать? Я не знаю, что сказать, не знаю, как объяснить, у меня нет оправданий. Хань трогает что-то внутри меня. Очень глубоко. Хун говорил тихо, опустив взгляд и пытаясь подобрать более деликатные слова. Он понимал, как выглядит сейчас в глазах Чонина. Альфа фыркнул, оттолкнув его от себя и заставив тем самым слабо удариться поясницей о подоконник. — Глубоко, значит? Глубже, чем мой член в твоей заднице? Это мой омега, слышишь?! — Чонин уже не стесняясь кричал, особо не заботясь, что кто-то услышит. Хун поджал бледные губы и отвернулся, в сторону, не отходя от подоконника.— Твой, не спорю, только вот, — он прямо посмотрел на Чонина, пытаясь прочесть каждую эмоцию на его лице, — я твой кто? Просто дырка для члена, пока не очнулся Хань? Омега, конечно, твой, а кабинет и больница, как и статус пациента у Ханя — мои. Не ори на меня.Сэ развернулся обратно к окну, не дожидаясь ответа Чонина. Отчего-то чувствовалась неприятная горечь в горле. В воздухе завеяло безнадёжной такой тоской и отчасти глупостью всей ситуации. Лучшие врачи психиатрической клиники сами вели себя как потенциальные пациенты. Хун уже был готов услышать, как хлопнет дверь его кабинета, за которой скроется Чонин, но вместо этого почувствовал, как со спины его уже нежно обняли знакомые руки.— Просто дырку я мог бы найти и получше, знаешь, — примирительно бросил Ким, проведя носом по затылку Сэ.— Спасибо за привилегии, — тихо отозвался Хун, сложив руки на груди, но подаваясь спиной ближе.— Скажи, что мне делать? — искренне спросил Чонин, сжимая руки чуть сильнее и вдыхая запах Сэ.— Спроси что полегче.Сэхун закрыл глаза, уже чувствуя ненавистную влагу под веками, скорее от досады, нежели обиды, и накрыл руки Чонина своими.Весь их разговор слышал так и не ушедший из клиники Исин, задержавшийся у Чунмёна дольше положенного. Словно испытывая его на прочность, судьба или случай снова позволили ему оказаться не в том месте, не в то время, подслушивая не ту информацию. Омега вновь задумался о Лу Хане, начиная жалеть его и неубедительно обещая себе не лезть в эту ситуацию. ? ? ?Однообразно, похожие один на другой, прошли ещё семь дней. Они тянулись дождливой серой унылостью за окном и сильной слабостью от лекарств. Хань восстанавливался после долгой комы, постепенно приходя в себя. Омега реабилитировался настолько, что доктор О убрал из его перечня ежедневно принимаемых лекарств таблетки, замедляющие ежемесячный цикл. Лу уже был достаточно здоров, чтобы его организм справился с течкой. Монотонность дней и витающий в воздухе, давящий нерешённостью вопрос негласно образовавшейся ситуации давил на второго после Ханя по беспокойности омегу. Исин продолжал изводить себя мыслями, что же будет, как только у Лу начнётся течка, и как теперь будут обстоять дела в больнице? Сможет ли Главврач О разделить работу и личную жизнь? Хотя его личная жизнь переплелась с работой настолько тесно, что разделению уже не поддавалась. Альфа и альфа. У одного из тандема резко появился истинный омега, к которому и второй неравнодушен, который ещё и является наблюдаемым пациентом. И это всё тихо, тайно, но в то же время у всех на устах в этой психушке. Нестабильные врачи лечат нестабильных больных.Исин до чёртиков боялся перемен. Боялся, что вскроется его история с липовыми документами медбрата, которые помог сделать Сэхун, видя, как страдал омега из-за болезни истинного. О закрывал глаза на неквалифицированного работника, позволяя Чжану работать здесь. Но кто знает, как оно станется, когда ситуация обратилась таким образом? Сэхун не мог отделить чувства от работы. Этому доказательства и его отношения с Чонином, и его помощь Исину. Именно поэтому омега переживал, что всё может измениться и повлечёт за собой последствия. Неизвестные последствия.— Нужно что-то предпринять, – вынес вердикт Син, развозя лекарства по палатам. — Отсидеться, сложа руки, вряд ли получится.Вышедший из палаты Ханя Чонин заметил слишком уж задумчивый взгляд Исина, отмечая себе на периферии сознания, что это как минимум странно. Обычно он не забивает себе голову во время работы, стремясь всё выполнить поскорее и наведаться в тридцать шестую. — Идём, Хань, — обратился Ким к омеге. — Давай осторожно. Хань первый раз сегодня вышел в общую комнату, получив возможность увидеть большинство обитателей этой больницы. Чонин проводил его по коридору, осторожно придерживая.— Не волнуйся, особо буйных и невменяемых мы не выпускаем в общую комнату. Для их же блага. В основном общий досуг здесь проводят такие же пациенты, как ты, получившие травму в результате обстоятельств. Те, кто не смог пережить потерю близких, — альфа негромко объяснял Лу, подготавливая его. Он чуть ближе склонился к нему, чувствуя слабо проявляющийся запах. Обычно Хань пах еле уловимо, да и то, это слышал только Чонин, являясь его истинным, но теперь его запах явно усиливался. Это означало только неумолимо приближающуюся течку.Лу и сам чувствовал её приближение. С каждым днём растущая в нём тревожность и неуверенность крепла. Вопросы копились неотвеченными кипами сомнений. Неспособность существовать вне своих выдуманных иллюзий давила, стискивая душу. Альфы, коих он считал каким-то спасением для себя, молчали, касаясь его чувств напряжением, что прочно образовалось между ними. Даже сейчас, ступая по коридору и чувствуя спиной, казалось бы, надёжного Чонина, он душил в себе истерику, натыкаясь на осколки своего выдуманного мира. По пути им встретились охранники больницы: Пак Чанёль и Ким Чондэ. Альфы, казавшиеся с виду до боли знакомыми и отчасти родными. Альфы, образ которых создало подсознание Лу. Волки, которых не существовало. Общая комната обожгла его ещё сильнее. Здесь, куда ни посмотри, он видел лица тех, кого знал и не знал одновременно. К кому успел привыкнуть, кого считал друзьями. Ким Минсок, забравшийся на мягкий пуфик с ногами и покачивающийся из стороны в сторону. Пациент, поступивший с сильнейшим ананкастным расстройством личности. Ли Тэмин – параноидальное расстройство. Ким Мёнджу — невроз с кучей осложнений. Ким Чунмён, которого под руки уводили в палату санитары Ифань и Тао. До Кёнсу… Все они были здесь, его окружали всё те же лица. Только теперь это уже совершенно чужие люди. Чуть дальше на стене висела фотография смеющегося Бэкхёна в этой же комнате, под заголовком ?Всегда будут с нами?.Вздрогнув и почувствовав холодную мокрую каплю на щеке, Хань резко обернулся к Чонину. Чувство невероятной тоски захлестнуло с головой, не давая сфокусировать зрение и перехватывая дыхание. Снова стало страшно. Настолько, что он вцепился в Чонина, обнимая его за шею и зажмуриваясь.— Уведи меня отсюда! Хань вжался носом в белый халат, уже не видя, как за спиной врача настороженно подобрался Тао. Его захлестнула такая уже знакомая истерика.— Доктор Ким! — Санитар взволнованно повысил голос, готовый скрутить омегу.— Не нужно, всё в порядке. Он просто испугался, — успокоил его Чонин, обнимая Лу в ответ и прижимая ближе к себе. — Всё-всё, не плачь. Тише, Хани, успокойся. — Он поглаживал всхлипывающего омегу по волосам, не заметив подошедшего сзади Сэхуна, поджавшего бледные губы в грустно-досадливом жесте.? ? ?Ночью, когда больница погрузилась в чуткий и тревожный сон, оставляя шорохи неспящих пациентов в недрах своих палат, Хань лежал в кровати и разглядывал сумрачный потолок. Сознание его рисовало образы заснеженных далей, он чувствовал запах волчьей шерсти и практически ощущал её мягкость под руками. Крепко зажмурив глаза, Лу резко повернулся на бок, поджимая колени к груди и сильнее цепляясь за одеяло. В попытке отогнать отдающие болью в душе мысли и чувства о вымышленной реальности, он забывался в собственных иллюзорных воспоминаниях и тонул в них, словно во сне.Что делать дальше? Как учиться жить заново в мире, в который тебя просто втащили силой. Вырвали. Голова раскалывалась от нахлынувших мыслей, заставляя ещё больше скатываться в пучину тоски и отчаянья, выжигавшую всё внутри.Как назло, физическое состояние тоже подводило. Нетрудно было догадаться, почему ныла поясница, оттягивая болью вниз. Почему колотилось сердце, и дыхание вырывалось слишком горячим. Живот скручивало спазмами, пока ещё по нарастающей, отдающими терпимой болью. Ладони потели, и тело прошибал колючий озноб. Быстро сунув руку под мягкую резинку больничных штанов, Хань осторожно провёл по промежности, чувствуя, как увлажнилась внутренняя сторона бёдер. Стоит подождать ещё каких-то полчаса, и Хань полезет на стену от боли и желания. Вытащив руку, Лу обречённо закрыл глаза, тихо выдыхая. Вот теперь точно конец. Апогей. К зияющей воронке от взрыва воспоминаний, мыслей и боли в голове, добавилось ещё и это. Собравшись окончательно утонуть в бессилии и безнадёге своего положения, Хань не заметил, как открылась дверь его палаты.— Лу Хань? — шёпотом позвал его знакомый голос. Лу повернулся, непонимающе глядя на вошедшего медбрата. Зачем ему так поздно приходить? — Исин?? ? ?Чонин припарковал свой автомобиль у накрытого ночью здания больницы. Как и ожидалось, в кабинете главврача слабо мерцал свет. Полночь, а Сэхун всё ещё не собирался домой, и наверняка не ложился. Выудив из кармана джинс свой переживший лучшие времена телефон, он набрал выученный наизусть номер.Трубку подняли с третьего раза, говоря о том, что вызываемый абонент попросту спал на работе. Наверняка на столе, наверняка в куче незаполненных историй болезни.— Что? Алло… — сонно отозвался Сэхун.Чонин прикрыл глаза, слушая слишком мягкий ото сна голос альфы. Всё как всегда. Он работал, женившись на своей больнице, работал, не замечая времени и усталости, пытаясь убежать от собственных мыслей, которые Чонин знал слишком хорошо. Остановись Сэхун хоть на секунду и позволь себе ощутить реальность течения жизни, не прикрытую рабочим ?надо?, и сам собой тут же возникнет вопрос.Что делать? С тем, что он влюблён в альфу; с тем, что пытается вылечить истинного омегу этого самого альфы, а его собственное сердце крошится от каждого робкого касания Лу. Ведь между Чонином и Лу Ханем он — пятое колесо в телеге, где не нужна запаска, но лежит на всякий случай. Словно старый красивый костюм, для которого ты слишком располнел, но ещё надеешься прийти в форму когда-нибудь. Когда-нибудь, но никогда. Ведь располневшего тебя устраивает новая жизнь, в которой старому костюму места нет.Решение этого самого возникшего уже давно вопроса тянется как приторно-сладкий розовый бабл-гам, пусть и порядком жёваный. Оно есть, но оно тянется. Потому что, если это самое решение таки решится, Сэхун потеряет всю имеющуюся под ногами почву для жизни. Просто рухнет с высоты всей своей идиотской любви к Чонину и привязанности к Ханю. Потому что в природной паре альфы и омеги ненужному Сэхуну явно не место, что бы он там не испытывал. Вот эти самые мысли доктор О старательно забивал работой до полуночи, стараясь отсрочить неизбежное. И вроде всё правильно, всё, как и должно быть, но для него это далеко не просто.Отголоски именно этих суждений в секунды пролетели в голове Чонина после заспанного ?алло? на том конце звонка.— Я поднимаюсь за тобой, собирайся, — сообщил альфа, перед тем, как сбросить вызов. Хань удивленно смотрел на Исина, усаживаясь на кровати и подтягивая к себе одеяло до самого подбородка.— Зачем вы пришли ко мне так поздно? — Лу почувствовал слабо кольнувшую тревогу, вглядываясь в лицо вошедшего омеги и пытаясь найти ответ в его явно виноватом выражении лица.Син поджал губы, быстро опустив взгляд и тут же возвращая его на мявшего в руках одеяло Лу.— Рад, что не разбудил тебя. Не бойся, я хочу поговорить и, — омега достал из кармана пластинку обезболивающих, — думаю, тебе пригодится вот это. Течка уже началась?Хань поёрзал, чувствуя накатывающий с новой силой спазм внизу живота, и чуть поморщился от боли, скованно кивая. Исин плеснул в стакан воды из стеклянного графина и протянул омеге вместе с двумя таблетками.— Твой запах усиливался с каждым днём, а сегодня от него едва можно продохнуть.На какое-то время Чжан замолчал, собираясь с мыслями и духом. Он ведь не просто так пришёл, цель его совсем не в том, чтобы принести обезболивающее. То, что он собирался сделать, совестью терзало сердце. Но страх перемен, что повлекут неизвестные последствия, коробил больше. Он боялся потерять возможность… Потерять Чунмёна.— Исин? — напомнил о себе Хань.— Я хочу помочь тебе сбежать. Ты ведь знаешь, что твой альфа и наш главврач, в общем, прости, я не хочу причинять боль, но… — Исин чувствовал, как пересохло в горле и сердце сильнее сдавило от вида нахмурившегося омеги. — Чонин не станет возиться с омегой со странностями, недавно пришедшим в себя. Ему не нужен проблемный истинный, когда с Сэхуном у них всё хорошо. Ты ведь понимаешь, что они давно вместе, и…Чжан тараторил скороговоркой на одном дыхании, чувствуя, как с каждым словом уверенность в правильности своего поступка истончалась, грозясь исчезнуть вовсе. Хань слушал его, прерывисто дыша, опустив глаза и притянув колени к груди. Да, он знал и думал об этом. Он сожалел, что очнулся, чувствуя свою ненужность этому миру. И всё озвученное Исином било в самую больную его точку, заставляя чувствовать, как раскрывалась зияющая бездна одиночества, что проглотит его окончательно.— Знаю, да, — тихо отозвался Хань, прерывая Исина. — Только бежать мне некуда, да и незачем.— Твои родители оставили тебе имущество, я помогу с документами, ты… ты сможешь начать новую жизнь. Станешь свободным, и… — Чжан проклинал себя, ненавидя за то, что делает. Ненавидя свою трусость и вот такое паскудство, которое он сейчас творил с настрадавшимся Ханем.Лу поднял на него потухшие глаза, не выражающие ничего, кроме удушающей тоски.— Если я уйду, они смогут быть счастливы? Польза хоть в чем-то от никчёмного меня. Только одежда нужна… — Хань говорил бесцветно, словно в миг смирившись со всем навалившимся отчаяньем.— Я помогу. — Исин отчаянно искал оправдание самому себе, помогая омеге одеваться в принесённые заранее вещи. ? ? ?Сэхун, уговорив Чонина не подниматься и наскоро дописав пару последних предложений, уже спешил, спускаясь по лестнице к выходу. Мысленно он рассудил, что, возможно, на эту оставшуюся часть ночи стоит выкинуть из головы взрывающие череп вопросы и недосказанности. То же самое он думал, когда самозабвенно целовался с Чонином уже в машине, задницей неудобно упираясь во что-то на сиденье. Но эти самые думки начисто выбросило, как только он случайно задел локтем выключатель фар, открывая глаза как раз, когда свет выхватил в ночи Исина, ведущего под руку Луханя прочь из больницы. — Хань… — выдохнул он в губы Чонину, отталкивая его и вываливаясь кубарем из машины.Омега весь сжался, видя быстро приближающегося Сэхуна, а Исин и вовсе был на грани обморока. Он понимал и, кажется, даже слышал, с каким чудовищным треском провалился его план. А те самые перемены и последствия, которых он так боялся, настигнут его прямо сейчас. Вот так, внезапно. Чонин, чуть помедлив и запоздало осознав причину резкого исчезновения Хуна из машины, последовал за ним. С каждым торопливым шагом, что он приближался к омегам, Чонин слышал невероятно сильный запах истинного, понимая, что именно произошло.— Медбрат Чжан, как вы это… — строго начал Хун, приблизившись и тоже учуяв, как благоухал Хань. — Как вы объясните это? Что происходит? — Он с трудом взял себя в руки, сдерживая рвущиеся эмоции. В груди отчаянно колотилось сердце.У Ханя началась течка, и Чонин тоже здесь. Он вот прямо сейчас, прямо здесь, и… И решать уже ничего не нужно. Всё разъяснилось само собой.Хань дышал часто-часто, стушевавшись и съёжившись под острым взглядом главврача, пытаясь справиться с колотившим его ознобом. Несколько раз он даже отчётливо клацнул зубами, обхватив себя руками за плечи. Присутствие природной пары наваливалось сверху огромной тяжёлой массой, заставляя колени подгибаться под её тяжестью. Она обволакивала и отбирала дыхание, пока лоб, виски и спина медленно покрывались горячей испариной. — Прости меня. — Хань виновато глянул на побледневшего Сэхуна, делая несмелый крохотный шаг в сторону Чонина. Ким слишком резко сократил расстояние между собой и омегой, обнимая его и прижимая к себе. Пальцы его стиснули ткань чужой великоватой омеге ветровки на спине Лу. Он прижался носом к его щеке, чувствуя, как самоконтроль испарялся росой на солнце, как набатом кровь стучала в висках, и... с какой болью смотрел ему в спину Сэхун.Хань молчал, не переставая дрожать, позволяя обнять себя и стиснуть. Своим безволием он позволял делать практически что угодно. Сопротивляться всё равно не сможет. Рядом с Чонином моментально становилось до щекотного чувства в животе хорошо. Правильно.— Под твою… под вашу ответственность, доктор Ким, — еле как нашёл в себе силы выдавить Хун и, схватив Исина за локоть, быстрым шагом двинулся в сторону больницы.?Всё правильно, всё правильно, всё правильно…?. — Так он мысленно старался убедить сам себя, уговаривая не оглядываться и отпустить. Шаги становились всё размашистее, альфа едва не срывался на бег, волоча за собой шумно дышащего Исина. Удары сердца в ушах отсчитывали драгоценные секунды. Он поступал правильно, он должен уйти, у него нет права. Он третий лишний и всегда им был.Исин сбивчиво что-то ему говорил, срываясь на всхлипы. Пытался не отставать, путаясь в ногах, и как мантру повторял:— Пожалуйста, только не увольняйте, доктор О, пожалуйста…Чонина накрыло сумасшедшей волной эмоций. До такой степени, что даже потемнело в глазах. Он сильнее стискивал Лу, стараясь его успокоить, но на самом деле хватался за него, как за спасательный круг, чтобы не рвануть вслед за Сэхуном. Но от Ханя исходил самый лучший на свете запах, и оторваться от него не казалось возможным. Чонин незаметно для себя трясся не слабее омеги, через плечо глядя в быстро удаляющуюся спину альфы.Инстинкты и чувства в смешанном коктейле с приправой из эмоциональной привязанности, больной любви и нотой безнадёги, закрутились в тугой упругий клубок, оттягивая неподъёмной тяжестью душу.— Сэхун… — произнёс он неосознанно и слишком тихо. В этом простом имени, сказанном шёпотом, сказанном с таким сожалением, Хань услышал свист ветра и вой волков из своей другой жизни. Этот момент с ним уже был. Белый вождь вот так же уходил. Так неужели сейчас всё исчезнет? Сейчас он потеряет всё снова? Хань на пару секунд задержал дыхание, чувствуя, как от страха волна боли резанула поясницу. Грудь сдавила сильная тяжесть, мешая выдохнуть, и это послужило толчком. Чуть оттолкнув Чонина, омега развернулся к уходящему Сэ.— Не уходи! — пронзительно разнеслось в сумеречной тишине, погружая ночь в некий вакуум.Хун и сам не понял, когда точно остановился: ноги будто пришило к асфальту. От резкого торможения Исин едва не полетел лицом в землю, на автомате пойманный Сэхуном за шкирку.— Доктор О? — робко позвал его Чжан.— Не уходи! Пожалуйста! — крикнул Хань повторно и сорвался с места, пытаясь догнать Сэ, но останавливаясь на полпути, обернувшись на Чонина.Вся ситуация и чёткое осознание, что именно сейчас, именно в этот момент всё необратимо менялось и больше не будет как прежде, не взирая ни на что. Это дало Сэхуну небольшой запас душевных сил, чтобы ради любимого человека сделать то, что должен. Кто-то из них просто обязан быть сильнее, иначе это не закончится никогда, затягивая их троих в болото эмоций, боли, привязанностей и зависимости. Переболеть один раз, получив болезненный шрам в душу лучше, чем жить в страхе страданий, который накроет, если всё изменить. Какая бы ни была любовь у Чонина к Сэхуну и наоборот, их отношения обречены на провал. Это закончится, и больно будет, сколько не оттягивай этот момент.— Доктор О? — нерешительно обратился к нему Исин во второй раз.— Садись в машину, Син, я отвезу тебя домой, — твёрдо выдал Хун, собрав всю ускользающую силу воли, которая у него имелась.После он обернулся к Лу, всё еще держась на расстоянии. Подойти нельзя, тогда вся стена правильности и решимости рухнет в один момент, и он позорно плюхнется перед Чонином на колени, в попытке понять, что же теперь делать.— Всё хорошо, Лу Хань, успокойся. Доктор Ким о тебе позаботится. — Говоря это и смотря в блестящие от слёз глаза омеги, Сэ чувствовал, как душа его медленно тлела выгорающей жизнью. Хань беззвучно затрясся, приоткрыв рот, и сделал ещё пару шагов к Сэхуну. Тот усилием воли заставил себя развернуться и зашагать быстрее к своей машине. Растерянный Исин в некоем смятении перевёл взгляд с Чонина на Сэхуна, спеша не отставать от последнего и шепча Лу одними губами:— Прости…Хань чувствовал болезненную ноющую боль от набирающей обороты течки и сдавившую сердце тоску. Сэхун уходил, как и тогда.Чонин, всё это время стоявший в ступоре и смотря в одну точку перед собой, пришёл в себя только после того, как услышал мягкий шум мотора машины Сэ. Увидел, как та, словно в замедленной сьёмке, плавно проскользила мимо него, наблюдая каменное, без единой эмоции, лицо Сэхуна за рулём. Словно ему и не больно. Ему и вовсе легко было вот так взять и уйти, будто ничего такого не было. Отношений, длившихся не первый год, не было. И только еле заметные, наскоро, но не до конца стёртые грубым рукавом пальто, слабо отблёскивающие слёзы на бледных щеках.Чонин не сделал ничего. Застыл истуканом в попытке заставить себя хоть как-то повлиять на ситуацию. Просто стоял, во все глаза смотря на Сэхуна, умоляя о чуде, таком, чтобы никому не было больно. Но существовал негласный закон равновесия, который действовал на всех без исключения, и была природа, против которой не попрёшь и танком. Как бы не были сильны чувства, существующий внутри человека испокон веков инстинкт не утихнет никогда. Можно было пытаться его преодолеть, но это станет лишь временным ограждением от боли настоящего выбора. Тебе никуда не деться от самого себя, сколько ни бегай. И по тому самому пресловутому простому закону равновесия, если кому-то хорошо, значит кому-то плохо. Если кому-то больно, значит кому-то нет. Если есть белое, будет и чёрное. Это нельзя исправить, изменить или избежать. В их ситуации, тем, кому будет больнее всех, стал Сэхун, но в этом и была его некая сила и его собственный закон равновесия.За сильную любовь ты заплатишь сильной болью. За неправильную — заплатишь в двойне.Где-то в душе, в момент, кода Чонин понял, что Хань — его истинный омега, он знал, что финал между ним и Сэхуном будет именно таким. Несчастливым. Знал, но даже это не могло убить те чувства, что будут жить в нём всегда вместе с теми самыми инстинктами и зависимостью от Лу Ханя. Чонин вовсе не считал Лу, наказанием, помехой или насмешкой судьбы. Он любил его, потому что не любить просто не мог. В их случае это было невозможным. Как и в случае с Сэхуном. Иногда из самых трудных и больных ситуаций есть только один премерзкий выход: принять всё, как оно есть, и смириться. Кому-то должно быть больно, кто-то должен быть счастлив, а уже потом, с течением времени, справедливость расставит всё сама.Поэтому сейчас Чонин стоял посреди больничной парковки с выпрыгивающим из груди сердцем и мечущейся, кричащей от невероятной боли душой. Хань цеплялся хоть за какую-то реальность, стремясь сбежать от собственных демонов, а Сэхун жал педаль газа, пытаясь оторваться от настигающей, разрывающей волны того, чего он так боялся в последнее время.Эта ночь закончилась тем, что Чонин уложил Лу Ханя спать, отпоив лекарствами и болеутоляющими. В таком состоянии омеги, как бы сильно и сладко он не пах, его нельзя подвергать ещё большему напряжению. Для Ханя этого будет слишком много, а Чонин… Чонин потерпит, благо, покромсанное на куски сердце этому способствовало.— Я всё разрушил? Даже здесь я причиняю только боль, – тихо говорил Лу, лёжа на койке в своей палате и позволяя сидящему на полу возле него Чонину гладить себя по голове.— О чём ты говоришь? Разве есть твоя вина в том, что я не смог сдержать свою похоть, которая довела до такого? Разве ты виноват в том, как поступаю я? — Чонин большим пальцем вытер проступившую у Лу слезинку, ласково посмотрев ему в глаза.— Я противен тебе? Сэхун ненавидит меня, для вас двоих я обуза, поэтому попытался уйти…Чонин прервал его речь, немного приподнявшись и прижав к себе. Он уткнулся носом в его макушку и что есть сил зажмурился, стараясь не разрыдаться от убийственного бессилия. Как же больно…Они сидели так до тех пор, пока Хань не засопел, проваливаясь в беспокойный, тревожный сон. Сэхун никогда не будет ненавидеть Лу, считая обузой именно себя в правильных отношениях истинной пары.? ? ?— Доктор О, может, не надо? Не будьте так категоричны, как же без вас? — Исин хвостом бегал за собирающим вещи Сэхуном по квартире, пытаясь предотвратить неизбежное. — Ложитесь спать? Я приготовлю вам что-нибудь вкусное, мы справимся, хотите, я… — Лепетал омега, неуклюже и осторожно цепляясь Сэхуну за локоть.Альфа развернулся к нему и положил руки на плечи, заставив сесть в кресло, присаживаясь перед ним на корточки.— Послушай меня, ты не потеряешь своего Чунмёна и останешься моим медбратом до конца своего терпения и душевных сил. Не нужно ничего, я всё равно уеду, потому что хочу пережить то, что произошло, подальше отсюда. Я не бросаю клинику, лишь передаю её под полномочия заведующего главврача. Я обязательно вернусь через время, прошу тебя, перестань так сильно волноваться, — говоря это, Сэхун смотрел омеге в глаза, стараясь успокоить и его, и себя заодно. Он решил оборвать всё резко, уехав в клинику своего отца в Китае и помочь ему там, оставив свою больницу на Чонина. Должно пройти время, чтобы утихло всё то, что так выжигало душу сейчас. О соберёт вещи, возьмёт билет на самый ранний рейс и побежит, не оглядываясь и не прощаясь, чтобы вернуться потом. Вернуться тем, кто справился со своими трудностями и пережил боль. Вот только решимость его едва не полетела к чертям, когда врач услышал очень знакомый визг тормозов под собственными окнами.— Почему он здесь? — вздрогнул альфа, поражённо уставившись на Исина.Тот медленно встал, обходя Сэ, и подошёл к окну, чуть приоткрыв штору и прищуриваясь в попытке рассмотреть в темноте подъехавшую машину. Иномарка Чонина резко и немного криво встала на парковочное место, и через секунду, блеснув чёрной отполированной дверью в свете фонаря, показался и сам хозяин, прижимая к уху телефон.— Там доктор Ким, — взволновано сообщил Син, чуть отходя от окна в тот же момент, когда зазвонил телефон Сэхуна. Он быстро сунул телефон в чашку остывшего двухдневного кофе, который забыл выпить ещё неизвестно в какое утро, собираясь на работу.— Я хочу поговорить с тобой! Слышишь?! Прошу! — выкрикнул Чонин, в ярости швыряя телефон об асфальт и пнув колесо машины. — Это не может вот так закончиться! Иди сюда, чёрт тебя возьми!Ким кричал надрывно, со сквозящими в голосе, застывшими в горле слезами. Смотрел на такие родные окна, отвечающими равнодушной чернотой, и проклинал всё, бессильно сбивая носки дорогих туфель о колёса машины.Сэхун не выйдет. Не выйдет, накрыв голову подушкой и крича полной грудью в жёсткую обивку дивана во весь голос. Не выйдет, потому что Исин сидел рядом и гладил его по спине. Это единственное, чем мог помочь омега. Не выйдет, потому что должен был стерпеть ради Чонина. Ким до утра простоит под его окнами, так и не дождавшись ответа.? ? ?Через долгих полгода Хань успешно закончит своё лечение, и в преддверии уже стабильно приходящей течки Чонин заберёт его, торжественно привезя к себе домой.Сэхун действительно уедет, как и планировал, не попрощавшись. И сколько бы Чонин не будет пытаться связаться со своей больной привязанностью в лице О, так и не достанет до него. Лишь единственный раз Хун пришлёт ему сообщение с незнакомого скрытого номера.?Я преодолел всё только ради тебя?.Весточка без адреса, словно ласковый, нежный поцелуй из больного прошлого. Быстрый, распробовать и поймать который Чонин толком и не успеет. Такой, что больно кольнёт где-то под рёбрами. Напоминание, мягко отдающее где-то внутри тихим смехом Сэхуна.Чонин проглотит это, как горькую пилюлю без глоточка воды, и, тяжело выдохнув, пойдёт собирать Лу Ханя на выход.Исин так и будет работать под начальством доктора Кима, живя надеждой, что когда-нибудь его Чунмёну станет легче. Он перестанет бросаться на него, не узнавая, и калечить, награждая мелкими шрамами от зубов и царапин, и всё будет хорошо. Когда-нибудь всё наладится. У Исина тот-же самый закон: он не мог убежать от своей природы, от своего альфы, от своей привязанности. Не мог, даже несмотря на боль, какую причиняла ему вторая половина.? ? ?— Дом такой большой и светлый! Неужели ты так расстарался, чтобы удивить меня? — Хань обернулся через плечо, смотря на скромно улыбающегося Чонина позади себя.— Да ладно, просто убрался в своём жилище закоренелого холостяка как мог, — попытался альфа слабо оправдаться.На самом деле, здесь все полгода не переставая шёл ремонт, чтобы успеть к выписке омеги.— Закоренелого болтуна, ты хотел сказать. Я знаю про ремонт, мне Исин рассказал, — хитро прищурился омега, игриво улыбаясь.— Никому нельзя доверять в нашей больнице. — Альфа беспомощно развёл руками.Этим же вечером Хань несмело войдёт теперь уже в их с Чонином спальню, сбросив лёгкий халат и юркнув к альфе под одеяло.— Чонин… — нерешительно позовёт он, дотрагиваясь до горячей спины альфы прохладными ладошками. — Хань. — Резко развернувшись, Ким подомнёт его под себя, нависнув сверху и пристально заглядывая в глаза.Лу Хань. Невероятной красоты омега с печальной судьбой. Лу Хань, переживший столько, что призрачный шанс на счастье выстрадал собственными потом и кровью. Чонин не позволит боли снова преследовать его. Он сделает всё, чтобы его омега больше не считал себя обузой для собственного альфы.В трогательном жесте он погладит его по лицу, убирая прилипшую к щеке светлую прядку.— Ты любишь его? Ещё любишь? — спросит Лу еле слышным шёпотом, чувствуя, как Чонин опустит руку ниже. Проведёт по плечу, трогая острый локоть и останавливаясь на талии, чуть сжав.Хань под ним разведёт ноги в стороны, устраиваясь поудобнее и обхватив член Чонина тонкими пальцами, направляет его в себя, дотрагиваясь влажной головкой до напряженного входа. Ким шумно выдохнет и упрётся лбом в лоб омеги, делая слабый толчок, так, чтобы вошла только часть головки. Тугое колечко мышц чуть расслабится, принимая его плоть, но та тут же выскользнет, мазнув по смыкающимся не до конца мокрым краям.— Не люблю, — тихо ответит альфа, делая следующий толчок, чтобы головка вошла полностью.Хань подастся навстречу, пропуская Чонина в себя полностью, и замрёт, закрыв глаза и стиснув пальцы на плечах альфы. — Не люблю, — повторит он громче и уткнётся Ханю в сгиб шеи, совершая резкие грубые толчки, заставляя омегу коротко негромко вскрикивать и сильнее сжимать его плечи.У Чонина, может, и не самый большой член, но в диаметре достаточно широкий. Настолько достаточно, что Хань буквально ощутит, насколько плотно он в него входит и насколько его много для него, несмотря на обильно вырабатывающуюся у омеги смазку.Хань слишком худой, поэтому Чонин почувствует, как натягивает его на себя, каждый раз проникая с трудом. В Лу тесно, так что даже немного больно, и он постарается не напрягаться, чтобы не сжать Чонина в себе ещё сильнее. Но когда альфа разойдётся, совершая слишком быстрые движения, почти по слогам повторяя и рвано выдыхая на каждом ?не люблю?, омега всхлипнет, чуть сморщившись, и отвернёт голову в сторону, всё-таки напрягаясь. Волна небольшой боли, пронзившей до поджавшихся яиц, заставит Чонина сдавленно зашипеть и напрячь мышцы ягодиц, замерев в одном положении и плотно сжав челюсти.— Тихо-тихо, Хан-и, выпусти меня… — Альфа поцелует омегу в ушко, смотря виновато. — Слишком разошёлся.Лу будет тяжело дышать, видя, как на его животе рельефно выпирает вошедший до основания член и осторожно погладит его рукой.— Прости, я привыкну, когда-нибудь привыкну, — пообещает он в который раз и с трудом расслабится, чувствуя лёгкую боль в мышцах.Чонин аккуратно выйдет из него и перевернётся на спину.— Иди сюда, покажи, как тебе приятно, — позовёт он омегу.Лу усядется на него сверху, опускаясь медленно, помогая себе одной рукой, а второй упираясь в ладонь Чонина. После он медленно начнёт раскачиваться, закрыв глаза и расслабляясь полностью, откидывая назад голову, чтобы тут же уронить её на грудь, чувствуя руки альфы на своём члене. Тот сожмёт его чуть сильнее у основания, активно натирая ладонью головку, заставляя Лу задохнуться и захныкать на нём. Альфа задвигается быстрее, прижав руку ко рту.— Нет, перестань…Поздно. Лицо и грудь Чонина зальёт порционно выходящая сперма, а Лу судорожно сожмётся, крупно дрожа и стискивая альфу ногами. Омега упрётся рукой ему в грудь, соскальзывая и просто падая на Чонина, позволяя тому выскользнуть из себя.— Малыш, — тепло прошепчет альфа, гладя его по спине и чувствуя, как тот всё ещё дрожит.— А ты? — спросит Хань, чуть отойдя и понимая, что альфа ещё не кончил.— Всё хорошо, ложись, я сейчас вернусь.Чонин нежно поцелует его в губы и уйдёт в душ. Там он закончит, яростно водя рукой по члену и забрызгивая плиточную стенку.Дисплей телефона на полу погаснет, скрыв фотографию Сэхуна.