11 (1/1)

Следующий удар лёг наискось от первого, раскрашивая спину малиновыми рубцами и заставив Лу сорвать голос, давясь слезами.— Боже... — Тэмин закрыл лицо руками. — Это невыносимо, мне как лису вдвойне.Волк с востока из стаи Мина положил ему руки на плечи, притягивая к себе.— Ты можешь уйти. — Никто из нашей стаи не уйдёт. Мы не бросим нашего лиса одного. Даже Минсока Чондэ запер насильно, не дав ему прийти.Третий взмах кнута. Хань поперхнулся криком, глотая слёзы. Он выл и скулил, устремляя в небо стекленеющий от боли взгляд. У Роршаха дрожали руки, все попытки бить даже в пол силы приносили лису невероятную боль. Последующие два удара оросили брызгами крови снег, рассекая кожу на спине до бледных полосок мышц, и Хань взмолился к одному ему известным богам.Как только слуха огненного волка коснулось задушенное:— Прошу...Вся его выдержка полетела к чертям. Гончий бросился на вождя, обратившись зверем, чтобы тут же получить удар кнутом и, прижав уши, распластаться в снегу.— Не смей, — голосом полным скорби и сожаления коротко осадил его вождь. — Шесть, — произнёс он и, замахиваясь, ударил уже еле вскрикивающего Лу.Следующий удар он подарил своему сыну. Мёнджу бросился к столбу, правда, зверем уже не обращаясь.— Хватит! Отец ты убьёшь его!Волк получил второй удар, и несколько кочевников оттащили его прочь. ? ? ?Хун проснулся с невыносимо раздирающим чувством тревоги. Это заставило его выскочить из шатра уже волком. К моменту его появления на месте наказания, всё уже закончилось. Белый вождь осознал, что проспал слишком долго. Слишком... поздно.Лу Ханя ему преподнесли окровавленного и в порванных тряпках. Лис едва дышал. На нем не оставалось живого месте, а лицо исказилось в гримасе нечеловеческого страдания.Чонин молча обошёл его, сплёвывая кровь из разбитой губы, занося Ханя в шатёр вождя, пока тот пустым взглядом уставился на свои окровавленные ладони.Сэхун проснулся слишком поздно, чтобы хоть что-то поменять.Стаи ушли. Законы соблюдены. Кёнсу хотел было подойти к Сэхуну, рассказать всё, что он придумал. Объяснить, что это его благодарность. Хун ведь спас его когда-то. Объяснить, что так будет лучше, подбодрить, что Хань справится. Всё ведь обойдётся... Но Чонин остановил его.— Если он узнает сейчас, это выйдет боком. Хун взбешён настолько, что даже я не берусь отвечать за последствия. Если Лу не очнётся, он будет первым, кто бросит вызов кочевникам. Можешь представить размеры его благодарности, когда он поймёт, что это ты сунул под кнут его лиса? — Чонин смотрел на бурого взглядом полным горечи и благодарности. Разбитые губы покрылись кровавой коркой, а малиновая рассекающая щеку полоса стала ярче, расползаясь на красивом лице уродством.— Я ведь пытался помочь, выбора не было, Кай, я... — расстроенно прикусывал губы Кёнсу, сжав ворот своей шубы побелевшими пальцами.— Ты поступил правильно, — гончий накрыл его пальцы своими, сжав напряжённый кулак. — И, поверь, ты ему ещё всё расскажешь, но не сегодня, Су, не сейчас. Теперь нам нужно пережить то, что уже произошло.Голос Чонина пропитан непонятной тоской, и Кёнсу почувствовал, что дело тут было не только в побитом Лу, не только в напряжении, что держало почти все эти дни, не только в произошедшем у них на глазах. Что-то так и осталось скрытым.Огненный тосковал гораздо сильнее. Боль его была глубже. Только вот причину бурому лису знать совершенно не нужно.— Тебе больно... — Кёнсу едва коснулся щеки гончего.Кай немного поморщился в попытке улыбнуться и мягко отстранил его руку.— Всё хорошо.Гончий на секунду поймал руку До, проведя носом по запястью.— У всех бурых в запахе есть что-то общее, такая родная для меня нотка. — Он отпустил чужую ладонь. — Так пахла мама.Кёнсу тяжело вздохнул, смотря, как огненный понуро убрёл прочь.? ? ?Сэхун молча бесился, не находя виноватых, сидел в шатре Исина и Чунмёна, наблюдая за Ханем, что так и не приходил в себя. Исин суетился вокруг избитого лиса, бросал какие-то травки в кипящую воду на огне, открывал всё новые и новые сосуды, обмывал раны, накладывая пропитанные отваром лоскуты ткани. Уже снятые и полностью в крови он клал в небольшую деревянную кадку с водой, и та сразу же окрашивалась алым. — Хун, ты бы попрощался с Чанёлем. От того, что ты сидишь и трясёшься от горя и злости, легче не становится, — старался говорить спокойно Исин, то и дело вытирающий пот со лба Лу.— Ты бы рот закрыл и делал своё дело, — резко ответил вождь. — Я не проснулся, Син. Твоих рук дело? Что ты подсунул мне?! Почему я не проснулся! — бросился на него волк.Исин вздрогнул, сжав в руках мокрую тряпку, а Хуна вовремя остановил Мён, вырастая между ним и мужем.— Успокойся! Тут нет твоих врагов! Почему ты винишь его в том, что не уберёг своего лиса? — нахмурился кочевник, бросая замечание совершенно справедливо.Но правда вспорола Сэхуну сердце, из-за чего он отказывался её принимать.— Не смей вставать на моём пути. Не смей совать нос куда не надо! Не смей тыкать мне тем, в чём я не виноват! Если мой муж не проснётся, если Хань, не дай Бог... если... — Хун отвернулся, часто моргая и бессильно сжимая кулаки.— Я заберу Исина, ясно? Он будет рожать моих щенят, — из уст вождя это прозвучало как приговор. Чунмён понимал, что Сэ сказал это, поддавшись эмоциям, но Исин… он всё для него.— Я буду биться за него насмерть, Хун. И мне плевать на законы и правила. — Мён говорил спокойно и настолько непоколебимо, что засомневаться в его словах мог только безумец.Исин всхлипнул за спиной мужа, полоская окровавленные тряпки, и Сэхун почувствовал себя откровенным уродом, который скидывал ответственность на других. — Прости, Чунмён, я... я больше не могу, я никудышный во... — начал было вождь, но его прервал Чонин, вошедший в шатёр.— Вот, Исин, хворост, вода, ткани... Что ещё? Чем помочь? Он не пришёл в себя?Син принял поклажу из рук гончего, забыв о слезах и оттолкнув с пути Сэ, потеснил застывшего мужа, снова начиная хлопотать над белым лисом. Вождь молчал, осознавая, что не мог даже подобрать слов к происходящему. Он просто смотрел потерянно и молчал.— Я тебе подсыпал трав в чай, из-за меня ты не проснулся вовремя, Лу избили из-за меня, войны между стаями не случится из-за меня, Чанёля мы не подставим под удар из-за меня, наша стая не пострадает из-за меня, и лис наших никто не тронет из-за меня, — на одном дыхании выплюнул гончий в лицо вождю. — Хочешь — выгони, выпори так же, как его, — кивнул огненный на лиса, — убей даже, но я никогда не дал бы тебе так глупо просрать то, ради чего жил и правил отец. Соберись, Сэхун. Ты нужен стае. Своей стае.Чонин закончил горькую как дёготь речь, оставляя Сэ ещё более растерянным.— Так, идите отсюда! У меня лис, между прочим, избитый! Пошли вон с разборками и Тэмина мне найдите! — Син взял ситуацию в свои руки, выпихивая вождя, гончего и своего мужа заодно вон из шатра.Хун в последний момент схватил его за запястье, виновато заглядывая в глаза.— Иди уже, в порядке всё.Сэхун догнал Чонина, свалив его в снег в полном незнании, что делать дальше. Тот упал, не сопротивляясь, и пристально посмотрел брату в глаза, ожидая, что тот будет делать дальше. А Хун смотрел потерянно, умоляюще. Он жмурился, потому что злые слёзы безжалостно подступали, и сдержаться было тяжело. Губы его скривились, а голос надломился.— Это тебя там надо сечь, слышишь? Ты... это ты... Тебя надо забить до смерти на том столбе, ты виноват. Ты тогда всё начал, щенок приблудной лисы. Сын прислуги! — Хун изо всех сил сжал его плечи, шепча все эти мерзкие слова. Он всё же нашёл путь, по которому решил идти.— Да, — спокойно ответил гончий, не позволяя ни одной эмоции пробить дыру в его обороне, загоняя боль как можно дальше и даже сейчас жалея Сэхуна. — Я согласен с тобой, Сэ. Понимаешь, в чём наше различие? Не только в том, что я не чистокровный. Не в том, что я заигрался в детство, в глупую сказочку о несуществующей любви. В этом мы с тобой, скорее, похожи. — Чонин видел застывшую боль в глазах брата и чувствовал, как дрожали у того руки.Он оттолкнул его от себя, садясь в снегу. Хун сел рядом, не моргая смотря перед собой.— Я повзрослел сегодня, когда его били у столба. Пора уже и тебе стать вождём, а не влюблённым щенком. Хватит, Хун. Стае нужен вождь. Лису — волк. А мне — лишь общее благополучие и ничего больше. — И никого больше? — тихо подал голос Сэ.Чонин встал и отряхнулся. — Игры закончились. Прошлое, какое бы хорошее оно не было, больше меня не прельщает. В стае много дел. Включайся, Хун.Чонин ушёл за очередным ворохом хвороста, оставляя брата на снегу. Он пытался поднять его, но тот не принял его руки, продолжая смотреть в одну точку перед собой. Он пытался поверить в то, что произнёс.? ? ?Бэкхён проводил взглядом уходящие стаи, стоя на сторожевой башне. Чёрного волка он нашёл сразу, смотря только на него. На то, как он уходил в очередной раз.? ? ?И снова время потекло давящим ожиданием. Охота, стройка новых ворот, укрепление шатров и места хранения пищи, сараев, загонов для скота, добыча воды, разведка территории. Конечно, им ещё много работать, чтобы поселение стало посёлком, как у Чанёля. Чтобы поднять деревянные дома и как следует всё отстроить трудиться предстояло долго. Про источник Сэхун рассказал. Теперь территория Белого вождя представляла ещё более значимую ценность. Он справедливо установил дни лис и дни волков в порядке очереди, чтобы не возникало ссор из-за источника. И так же установил дни посещения парами по тому же принципу. Ночью ходить в источник запрещалось. Это могло быть опасно, волки стаи, как и лисы, должны были спать, чтобы оставались силы работать. Себе, как вождю, Хун не предписал никаких привилегий. Они с братом и так долго прятали это место. Источник надлежало охранять и обустроить, теперь это собственность белой стаи. Хун радовался тому, чего уже удалось достигнуть, но последнее, случившееся с ним и стаей, крепко выбило почву из-под ног. Кай погрузился в заботы и дела стаи с головой, работая до такой степени, что частенько его уставшего провожал или почти волок на себе до шатра Бэкхён. Гончий почти не общался с Сэхуном, отгородившись от него повседневной рутиной. И это образовавшееся между братьями напряжение чувствовала вся стая. Единственным, кто не давал им мериться гордостью и развязывать перепалки на каждом шагу, был Хань. Он был тем самым ?камнем преткновения?, возле которого и собирались братья. Хун срывался до банальных оскорблений, всячески ругался, а Чонин лишь отмалчивался, иногда слабо отбиваясь от словесных нападок Сэ. Лис пришёл в себя только спустя неделю. Измученный и очень слабый, он не признавал никого, кроме Исина, подле себя. Лу плохо спал, мучимый кошмарами. Не мог ложится на спину, мучаясь из-за гноящихся ран. Пугался громких звуков, повышенного голоса и резких движений в свою сторону. Син буквально переселился в шатёр вождя, получая ежедневные скандалы с мужем из-за этого. Отношения между Чунмёном и вождём тоже оставляли желать лучшего. — Я хочу видеть своего лиса, — заявил Мён, когда волки таскали воду. Хун смерил его долгим тяжёлым взглядом, накладывая небольшие, отколовшиеся от глыбы льдинки в ведро. — Ты видишь его каждый день. — Сэ опрокинул ведро в общий котёл, чувствуя спиной, как тяжело смотрел кочевник. — Он ночует в твоём шатре, приходит лишь приготовить мне еду и поцеловать в щёку. Ты рушишь мою семью, Хун. — В голосе Чунмёна слышалась глупая ревность, раздражённость и усталость. Сэхун грузно поставил вёдра на пол ледяной пещеры, взметнув маленькие кусочки льда в воздух, и, развернувшись, вплотную подошёл к волку. — Меньше панибратства. Забыл, кто твой вождь? —- спросил он строго и чуть озлобленно. — Не забыл... — Мён опустил глаза. Конечно же, он не смел забыть, но и обиду свою скрывать не собирался. — Исин — лекарь моей стаи. Он лечит моего лиса. Тебе прекрасно известно, что Хань отчасти тронулся умом. Он не помнит многого, что пережил, шарахается от меня и просится к Каю. Он... — Его никто не заставлял сбегать! — настырно и обиженно заявил Чунмён. Хун рявкнул, разбивая большой отколотый кусок льда кулаком, пытаясь успокоиться и не кинуться на волка. — Простите меня, вождь, я... простите, —кочевник встал на одно колено. Сэхун резко развернулся, продолжая наполнять котёл льдом для топки. К Чунмёну подошёл Чондэ, пихнув его в бок. — Зачем ты так? Разве не понимаешь, что он не забавы ради. Мён молчал, виновато смотря в спину вождя.? ? ?Исин молча поил Ханя настоем, методично вытирая пот со лба. — Нет! — вздрогнул лис в очередной раз, хватая Сина за руку, когда тот накрыл холодной тряпкой его лоб. — Тише, это я. Не бойся, Лу, всё хорошо, — лекарь говорил вполголоса, осторожно высвобождая руку из захвата тонких пальцев и укладывая её под шкуру. — Что ты? — тепло улыбнулся он Лу. Тот громко выдохнул, жмуря глаза и притягивая лиса к себе. — Они придут за мной... — лихорадочно зашептал он, начиная всхлипывать. — Никто не придёт, это сон, тебе снился дурной сон. Хань, успокойся. Я даю тебе много трав, от некоторых тебя и мучают эти сны... — Син уложил его, снова давая настой. — Не уходи! — взмолился Лу, цепляясь за его руки. — Да куда мне... — устало вздохнул Исин. Сегодня он тоже не обнимет мужа ночью.? ? ?Проснулся Исин совсем рано утром из-за того, что с почти супружеской кровати Хань переполз к нему на лежанку, обустроенную Сэхуном. Худенькая тушка белого лиса буквально вжалась в него, так сильно, как было возможно. Причиной этому стал Хун, который не смог больше спать с Чунмёном и под утро пришел в свой шатёр, тихо укладываясь к лису. Хань, наткнувшись на вождя в темноте, испугался так, что даже закричать не смог. Осторожно, невзирая на то, что едва покрывшиеся корочкой раны на спине заныли, а наступать на ноги было мучительно больно, он кое-как дополз до Исина. Прижавшись что есть сил, он тихо плакал, сожалея, что вообще проснулся. — Хань, это же Сэхун, чего ты ревёшь? Зачем встал? Ну как маленький, серьёзно! Ты лис или лисёнок? — Син досадливо выпутался из цепляющихся рук хнычущего Лу, наблюдая, как заворочался, пробуждаясь, Хун. — А ты зачем пришёл? Посмотри, что наделал. У него вся спина в крови. — Лекарь укоризненно на него посмотрел. Лухан расходился сильнее, начиная попутно стаскивать с себя одежду. — Жарко... Син, пожалуйста. Жарко... — причитал лис, дёргая за повязки на груди и тут же вскрикивая от боли. Хун быстро встал, рванувшись к нему, но, едва столкнувшись с Лу Ханем взглядом, неуклюже плюхнулся на кровать. Его страх был осязаем в воздухе, а огромные глаза в полумраке и вовсе светились неподдельным ужасом, что Сэ даже не решился приблизиться. Исин повесил над огнём небольшой казан, наливая туда воду, и, устало вздохнув, пошёл к Лу, укладывая того на лежанке на живот и осторожно снимая повязки. — Жарко... — попытался Хань взять его за руку. — Да лежи ты спокойно, — одёрнул его Син. — Сэхун, долго будешь сидеть глазами хлопать? Хворост неси, чистую воду. Иди в мой шатёр и принеси сушёные травы, Мён знает, какие. Я один должен его выхаживать? А вам с братом только горе-тоску разводить? Лекарь злился, бессильно и тихо, позволяя себе лишь полные немого укора взгляды и поджатые в обиде губы. Злился на впавшего то ли в беспамятство, то ли в детство Лу. На Сэхуна, который только ходил со скорбным лицом и уныло молчал. На Чунмёна, который не понимал, что без надлежащего ухода белый лис мог умереть, и так глупо обижался. Злился, устало, не выспавшись, злился. Сэхун заметил его этот взгляд, услышал непроизнесённые слова укора и обиды, и, как всегда в таких случаях, его понесло. — Иди домой. Я сам всё сделаю. Не страдай и не пыхти, я не заставляю. Собирайте с Чунмёном манатки и валите к кочевникам. Они давно об этом мечтают. Вождь нахмурился, решительно идя к Лу Ханю, но тот отвернулся от него, показывая худую израненную спину с едва затянувшимися ранами, из которых теперь медленно сочилась сукровица вперемешку с кровью. Лис закрыл лицо руками, начиная дрожать и всхлипывать. — Сэхун, ты пугаешь его! —Исин попытался оттеснить вождя, но Хун грубо оттолкнул его в сторону. — Я сказал, иди отсюда! — рявкнул вождь. — Исин... — жалобно позвал его Хань, и лис не выдержал, тоже срываясь на слёзы. — Да не подходи ты к нему! Он боится тебя, потому что помнит, что его из-за тебя избили! Зачем ты опять его мучаешь? — Син кричал, не находя уже сил сдерживаться, и, решительно, толкнув вождя плечом, пошёл к Лу. — У него жар, молодец, Сэхун. Син вытер слёзы отчаяния рукавом рубахи и успокоил Лу, заставляя его выпить воды. Хун досадливо замолчал, отходя к огню и проверяя воду. Два плачущих лиса — это слишком. Спесь его моментально слетела, и взгляд стал виноватым. — Прости, я... Я просто хочу его хотя бы обнять, а он как дикий... Син, я хочу чтобы он стал прежним. Лекарь осторожно стирал кровь со спины белого. — Я понимаю, но не надо лезть так напрямую. Он ещё очень слаб, и проблема сейчас в том, что его надо перенести обратно в постель. Я его не подниму, на ноги наступать ему больно и... Хун снова сделал шаг к лежанке, где разместились два лиса, и Хань слабо, из последних сил, зарычал на него, то и дело срываясь в попытке отдышаться. — И что делать? — Хун досадно развёл руками. — Лу, милый мой, ну, это же я. Пожалуйста, не бойся. — Он попытался ещё раз, всё-таки приблизившись к лежанке и встав на колени на пол. — Ну, возьми меня за руку? Я хочу тебе помочь, понимаешь? Я твоя приро... Всё кончилось тем, что Хань попытался его укусить прямо за эту же протянутую руку. — Бесполезно, — подытожил Син. Хун грузно осел на пол, наблюдая, как Хань настороженно смотрел, поскуливая, когда Исин гладил его по голове. — Позови Кая. Его он не боится и когда он приходит с хворостом, Лу пытается позвать его или дотронуться, — отчего-то нехотя сообщил Исин. — И я только сейчас об этом узнаю? — вспыхнул Сэхун, награждая лиса недовольным взглядом. — Он просил не говорить, мы должны... — Он твой вождь?! — Хун вскочил с пола. Хань приподнялся на локтях, рыча уже сильнее, но всё равно кое-как удерживая равновесие. Сэхун тихо, но предостерегающе рыкнул на него в ответ. И на удивление Хань повёл носом, принюхиваясь и узнавая природную пару. — Хун-и? — тихо позвал лис. — Хань, — бросился к нему вождь, но застыл через мгновение, словно ударяясь о невидимую стену. — Не подходи ко мне... — Лу упал на шкуру, не в силах больше удерживаться на локтях. — Хоть что-то. Нам нужен Кай, прошу тебя, — настоял лекарь. Гончий пришёл довольно быстро, получив мысленный призыв от брата. Хань среагировал на него даже лучше, чем ожидалось. Он охотно пошёл к нему на руки, доверительно уцепившись за широкие плечи и вымученно улыбнулся, закрыв глаза. — Ты пришел, я так хотел, чтобы ты пришел, — шептал лис. У Чонина что-то оборвалось внутри, пока Сэхун багровел от злости.Ифань и Тао сплели белому лису амулеты на счастье, и сейчас те болтались на тонкой шее, поблёскивая редкими камнями. А когда-то такой амулет плёл ему Чанёль, сорвав его с него, когда выгонял из стаи. Сегодня, когда стаи прощались, этот амулет висел на шее Кёнсу. Чонин перенёс Лу на кровать, укладывая и помогая с повязками, кладя в тёплую воду окровавленные. Исин склонился над котелком, разбирая сушёные травки и принюхиваясь к некоторым, кладя их в кипящую воду. Открывая пару сосудов с толчёными в порошок ингредиентами, он зачерпнул животный жир, мешая со снятой с огня водой и добавив толченые снадобья. — Сэхун, руки ему держи, сейчас будет больно, но так нужно.Вождь, особо не надеясь, протянул руку к Ханю, но тот ожидаемо воспротивился, зарычав. Чонин молча взял его за запястья, прижав их к кровати. Сэхун закатил глаза, демонстративно отходя в сторону. — Наш незаменимый гончий, ну, конечно же. Хань, я церемонюсь с тобой только потому, что тебе плохо, — рассерженно процедил вождь.— Из-за тебя, — словно подводя черту, произнёс Кай.Хун взорвался негодованием, не замечая, что Исин положил разогреваться в огонь нож и достал деревянную небольшую палочку из своей сумки.— Руки ему держи молча, Кай, — Хун встал рядом с ним.— Слушаюсь, Великий Белый вождь, — с издёвкой в голосе выдал Чонин. В это время Хань потянулся губами к пальцам его рук, от чего Сэ тяжело вздохнул и отвёл взгляд. — Лу, прекрати, пожалуйста, — попросил он дрогнувшим голосом. Лис его не слышал, повернув голову в бок и закрыв глаза. Гончий жалел Сехуна, что смотрел так расстроено, произнося уже сочувственно:— У него бред и жар, не переживай из-за этого.Вождь фыркнул, заметив, наконец нож.— Син, зачем? Лекарь подошёл к Лу, чуть спуская ему штаны и убирая последнюю, сильно пропитанную кровью повязку. — Сэ, видишь рану на пояснице? — Волк смотрел на кровящий, уродский разрез кожи, рядом с десятком таких же ужасных ран.— Я брошу вызов вождю кочевников, — отвернулся он, пытаясь скрыть слёзы. Чонин отрицательно покачал головой. — Он тебя как котёнка размажет. Сколько уже было раз...— Молчи, я тебе сказал, — тяжело осадил его Хун. — Слышишь плохо?— Правда глаза колет? — распалился Чонин, отвечая брату загоревшимся взглядом.— Проверить хочешь? — тихо зарычал белый.— Силёнок-то хватит? — подначивал его гончий.Исин глянул на них раздражённо, подойдя и давая Лу палочку. — Зажми зубами, я постараюсь всё сделать быстро.Хань послушно открыл рот, зажимая зубами отшлифованную деревянную ветку какого-то дерева. Его начало трясти, и по щекам побежали такие уже привычные слёзы.— Не плачь, шрам никто не увидит, а ты, наконец, поправишься — Лекарь погладил его по голове. — Держись, Хан-и.Лис всхлипнул особенно громко, заставив братьев перестать ругаться.— Что происходит? — Сэхун настороженно покосился на нож в руке Исина.— Продолжайте, что вы. Простите за отвлечение. Что происходит? Шрам, Сехун, из-за того, что Хань поднялся, разошлись швы. Ты его напугал и заново я не зашью такие рваные края раны. Только боли причиню больше. Его нужно прижечь железом, это и обеззаразит, и остановит кровь.У Исина заметно дрожал голос и, слёзы стояли в глазах от жалости к лису. Хань часто дышал, смотря в одну точку. Боялся. Чонин закрыл глаза, закусывая губу. Он чувствовал себя последней тварью, вспоминая, как просил Лу пойти вместо Сэхуна. — Сэ, иди сюда, — попросил его Кай. — Лу, возьми его за руку.Хань отрицательно помахал головой, а Сэхун закрыл лицо руками, пытаясь успокоиться и держать себя в руках, как подобало вождю.— Пожалуйста, — снова попросил Чонин. — Я тебя не отпущу, но и его возьми. Хань, дай ему руку.Лис сдался, выпутывая из пальцев Кая левую руку, и Сэхун сразу же бросился к нему, взяв тонкую конечность обеими ладонями и принимаясь целовать каждый палец лиса.— Родной мой...Кая током прошибло от такого интимного обращения, и он, переборов неуместную сейчас обиду, повернулся к Сэ, ткнувшись ему в висок лбом на секунду.— Давай, Исин, — попросил гончий севшим голосом.Хань закричал, сжимая руки и содрогаясь всем телом, как только раскалённый металл коснулся кожи. Скуля от невыносимой боли, он всё же бросил руку Кая и схватился обеими руками за Сэхуна, притягивая его к себе. Белый сорвался, не в силах сдержаться, давая волю слезам и обняв Лу за голову. Лис сжимал его плечи тонкими пальцами, сжав кулаки. Исин дал ему сонный настой, что поможет заснуть и снять жар, смазав раны тем самым приготовленным заранее животным жиром и сменив чистые повязки. И этой ночью лекаря отпустили в свой шатёр к Чунмёну, а оба брата заснули, обратившись волками, у кровати лиса.