3 (1/1)

Сэхун бросил очередную рыбу в самодельную котомку, заполненную на половину. Рыбьи тушки быстро покрывались ледяным налётом, мороз крепчал, и стоило скорее возвращаться. Глупый Хань мог попытаться снова убежать. Догнать его, конечно, несложно для гончих, но он рискует замёрзнуть. Мин, который ещё не до конца привык жить в стае, тоже мог что-то выкинуть. Этого красивого рыжего лиса вождь буквально силой отбил в то время, как гончие чужой стаи вели его к жениху.Так задумавшись и вспоминая, как отворачивался от него Лу, пряча взгляд, Сэхун снова не заметил, как к нему подошел Чондэ.— Вождь Хун, нам нужно уходить. Идти ещё два дня, становится холодно.Волк поднял на него взгляд. Шитые из плотной кожи тобы были полны, лес был добр к стае, и это хороший знак. — Иди к Бэкхёну, я догоню вас. — Поймав ещё одну рыбу, Сэхун смачно швырнув её к остальным.Кажущиеся серебряными капельки воды быстро превращались в маленькие льдинки, падая бусинами на белое полотно снега. Волк чуть поклонился и вскоре скрылся в начавших щедро сыпаться с неба ватными хлопьями снежинках. Сэхун быстро разделался с рыбой, наполнив котомку доверху, плотно её застегнул и спустя полчаса вышел по запаху к Бэку, сторожившему медведя. Там его уже ждали Чунмён и Чондэ. Чонина еще не было, что заставило вождя немного насторожиться.— Где гончий?На вопрос ему никто не успел ответить, — словно стрела перед ними промелькнул пушистый рыжий хвост и за секунды настигающий его огненный волк.?Подарок тебе? — Сэхун услышал мысли брата, не понимая ещё, что за сдавленные писки раздавались из-под волка, и кого он там втоптал в снег.Тем временем Чонин высвободил из-под себя некрупного юркого лиса с чёрными ушами и серебристой шерстью. Настоящаяя редкость. Черноухий лис. Их отчуждённые племена обычно скрываются в самых глубинах лесных чащ, и встретить хоть раз в жизни представителя их рода случалось не всем. Такие лисы были неразрывно связаны с природой, а значит могли буквально находить её богатства при помощи чутья. Дети леса, что не рождаются в стае, а живут отшельниками в лесах, заплетая волосы в длинные косы до пят. Поймать такую удавалось крайне редко, но стая, заполучившая её, не найдёт лисы преданней.Обратившийся в человека лис немного испуганно смотрел на Сэхуна, прикрываясь руками. Ярко-зелёные глаза переливались невероятными оттенками, обрамлённые чернотой волос, а бледная кожа почти мерцала. — Для тебя. — Чонин носом подтолкнул запнувшегося мальчишку к Сэхуну. Вождь осторожно коснулся плеча лиса и указал на Бэкхёна.— Прижмись пока к нему, чтобы не мерзнуть. А ты... — Вождь повернулся к Чонину. — Проси что хочешь у меня, как вождя стаи Белых, твой вклад в её благополучие неоценим.— Я хочу кулон отца. Тот самый, из клыков белого медведя. — Чонин сощурился, долго не раздумывая и замечая, как закусил Сэхун губу.Младший сильнее всех был привязан к родителям. Отдать кулон, единственную память об отце, действительно являлось для него весомой просьбой. Но Чонин привёл лиса, и не какого-нибудь. У Чанёля в стае подобных не было. Ещё пара хороших волков, и Сэхуну будет чем гордиться перед братом, собой и покойным отцом. Он сможет строить собственное селение.— Я отдам, как только придём на стойбище, — тихо согласился он.— Брошу его в море у большой горы. Где вода никогда не замерзает, а волны подтачивают скалы. Где хоронят вождей, и где было пущено на воду тело нашего отца в той самой лодке, которую я высекал и строил.Сэхун вздрогнул, смотря на гончего осуждающе и чувствуя, как сжалось сердце.— Чонин...— Я окажу великому вождю честь. Он ведь трижды убивал сильнейших из медведей. Сплёл три кулона из их клыков. Тебе, Чанёлю и вашей матери. Наверняка ему было жаль, что такие украшения не смог поносить сам.— К чему тебе это сейчас? Разве твою мать он не любил? Разве нуждалась она хоть в чём-то? — Белый повысил голос. — Твои обиды похожи на детский лепет. — Отвернувшись, он принялся укутывать дрожащего лиса в одну из шкур.— Конечно любил. Как вождь любит каждого в своей стае лиса. Только у неё была маленькая привилегия его рабыни, пока великая белая, выносившая первенца, восстанавливалась. Любил, да. И просто сжег её, как и всех, когда она погибла, защищая стаю! Очень любил! Белую уложили в лодку, спустив по водам вождей. И вас уложат. А меня сожгут. Как и мою мать. — Чонин выговорил последние слова дрогнувшим голосом, обратившись почти сразу волком и хватая верёвки, дёргая медведя с места.Сэхун тяжело выдохнул, смотря в спину гончему тяжёлым взглядом.— Разве моя вина в этом есть?.. — прошептал он едва слышно.?Не разбивай моё сердце до конца?, — услышал Чонин мысли брата. Чуть обернувшись, он на мгновение прижал уши и вильнул хвостом.?Пойдем домой, Хун?.Тем временем переставший дрожать лис робко коснулся руки Сэхуна, посчитав, что можно подать голос после серьёзного разговора, когда волки почтительно молчали.— Меня зовут Тэмин. Я принимаю твою стаю, Белый вождь.Сэхун благодарно поцеловал его в лоб.— Добро пожаловать, черноухий лис.— Лис великого Белого волка, — подхватил Бэк.— Лис, приносящий удачу, — закончил Чондэ.? ? ?На стойбище волки возвращались уже глубокой ночью спустя несколько дней, волоча добычу и вымотавшегося в пути лиса. Тэмина нёс на спине сам вождь, одновременно пытаясь помогать остальным тащить медведя и прочую добычу.?Разожги факелы? — по привычке мысленно обратился Сэхун к Чонину, опускаясь в снег и позволяя Тэмину в лисьем облике спрыгнуть и отряхнуться. — Вот мы и дома. Лис немного взволнованно потоптал лапами снег, оглядываясь на возвышающиеся у подножья скал тёмные шатры.?Я рад, что дорога окончена, Белый вождь? — мягко обратился он к Сэхуну.Вскоре на помощь к прибывшим охотникам вышли лисы. Исин поклонился вождю, радостно обнимая махнатую морду Чунмена и позволяя завалить себя в снег, будучи облизаным с ног до головы. Тихий и скромный Минсок тоже учтиво поклонился главе стаи и, мягко улыбаясь, слегка нерешительно приблизился к Чондэ.— Сегодня я дежурил ночью, не хотел, чтобы только ты уставал на охоте, — негромко признался Мин, несмело протягивая руку и осторожно гладя тёмного волка за ухом. Тот двинулся вперёд, подставляясь под тёплые ладони, а после обнюхал своего лиса от самых ступней до живота, в который тут же упёрся головой, закрывая глаза и тихо уютно порыкивая.?Скучал очень? — услышал лис его мысли.Хань, разумеется, не вышел, отсиживаясь в юрте и показывая свой никого не интересующий бунт. Сэхун на это лишь фыркнул, ничуть не злясь. Он знал, что так случится, хотя некоторая надежда всё же теплилась.Заметив разочарованный взгляд брата в сторону шатров, Чонин бесшумно приблизился и ободряюще укусил того за ухо.?Ждал, да? Расстроен?? — зазвучал в голове насмешливый голос гончего.Сэхун машинально прикрыл глаза, чувствуя шершавый, вылизывающий ухо язык. Чонин редко проявлял какие-либо эмоции при посторонних, но когда дело всё-же доходило до этого...?Теперь нет, хорошо, что так вышло? — совсем уж неуверенно отозвался вождь, едва слышно поскуливая.А Кай всё не унимался. С уха он спустился ниже, внюхиваясь в шею и чувствуя, как брат покорно склонил голову, позволяя зубам взять его за холку и с силой прикусить.?Ты себя сам ведёшь как лис...? — тихо шепнул Чонин, разрывая своим невероятно бархатным голосом даже в мыслях.А Сэхун уже опустился на снежную перину на передних лапах, оттопыривая задницу и задирая хвост. Он уже и сам не отдавал отчёта своим действиям, особенно когда Чонин становился таким.?Тише-тише, увидят?. — Гончий чуть отстранился, украдкой любуясь на открывшуюся картину. ?Заняты лисами? — даже в мыслях голос Сэхуна дрожал.Кай в ответ фыркнул, взбивая лапами снег и обсыпая разомлевшего Сэхуна с лап до головы.?Повёлся, да?? — снова насмешливо.Огненный отошёл, принявшись как ни в чём не бывало тащить брошенную тушу медведя поближе к шатрам.?Повелся ты или я?? — раздался в ответ голос вождя, и Сэхун с прыжка свалил гончего в снег, игриво размахивая хвостом. ?Кулон, я обещал отдать...? — спохватился Белый, теряя некую игривость настроения.?Себе оставь? — фыркнул Чонин, тихо хмыкнув.? ? ?Хань не появился и тогда, когда стая дружными силами затаскивала медведя, тяжеленные торбы с рыбой и раздобытыми дарами леса в специально отведенное место в пещере, высушеное и выстланое сухим тонким хворостом. Завтра тушу хищника разделят между всеми членами стаи, как и рыбу с лесными припасами. Большую часть трав и ягод отдадут Исину на лекарские нужды, а медвежья шкура и зубы сослужат украшением вождю, подчеркивая его силу. Сэхун убил медведя, и он по праву заберёт шкуру, но, в отличие от других стай, Белый был справедлив тем, что всегда отдавал шкуры и лучшие части мяса тому, кто первым убил зверя. Он не поступал подобно другим вождям, решая разделять охотничьи трофеи по справедливости. Так делал и его отец.Уставшие волки разбредались по шатрам, и только Чонин молча топтался в снегу, вызвавшись караульным на ночь. — Может, лучше я? — На плечо гончего опустилась узкая, по-лисьи изящная ладонь. Бэкхён беззастенчиво вторгся в чужое личное пространство. — Ты поймал лису и всё время тащил медведя.Худенький и обманчиво хрупкий Бён в обличии человека и подавно смахивал на лиса, и по незнанию сложно было представить, что перед тобой самый настоящий волк.— Ты его тащил наравне со мной. А на счёт лисы, присмотрись, Тэмин... — немного устало попытался отделаться от него Кай.— Может, я не хочу присматриваться к лисам, — тихо перебил его Бэк, чуть сжимая ладонь на чужом плече.Кай хмыкнул и мягко отодвинулся в сторону, заставив руку второго гончего одиноко повиснуть в воздухе.— Иди спать, Бэкхён.Он развернулся, направляясь к границе стойбища, на ходу скидывая верхнюю одежду, собираясь обратиться. — Это ?нет?? — недоверчиво переспросил Бэк, не отрывая взгляда от белой спины в тусклом лунном свете. Чонин не спеша развернулся к нему, демонстративно скидывая штаны. Взгляд его почти черных глаз с хитрым прищуром с потрохами выдавал в нём истинного сына вождя. Незримая исходящая сила заставила Бёна непроизвольно чуть согнуть колени и опустить глаза. Обострившиеся чувства разбудили в нём бой тех самых барабанов в день рождения Чонина.— Сильнейший из сынов Великого Вождя, огненный волк! — услышал он голос старой слепой белой лисицы. Она знала и видела больше остальных, лечила и учила лекарству многих лисят. Она была матерью самого вождя, отца братьев, намного пережившая срок белой лисы и выносившая трёх щенят за свою жизнь. Она сумела сносить огненного, являясь холодной. Белые лисы — дочери самого холода, как говорили старые истории.Тогда ещё маленький Бён боялся старую лису. Да что там, её боялись все щенки, что играло на руку матерям-лисам в воспитании. ?Будешь плохо себя вести — отведу к старой лисе?.Это стало неоднозначной новостью для стаи. Огненного смогла родить простая лиса, а не белая.Да, тогда говорили о том, что мать Чанёля с Сэхуном не оправилась от родов первенца, но огненным был не Чанёль, а щенок простой лисицы. С самого рождения однозначно к Чонину не относился никто, пока Сэхун не основал свою стаю.— Забери мою одежду, — прервал поток воспоминаний гончего Чонин, прыгая к нему и обращаясь волком в миллиметре от его лица.— Да, — слегка хрипло согласился Бён, отчётливо понимая, что с огненным ему не светит. По крайней мере, не сегодня.? ? ?Сэхун внимательно проводил взглядом уходящего к границе брата и вошёл в шатёр, находя свернувшегося в шкурах Ханя на своём ложе. Запах лиса стоял невероятный, казалось, он пропитал и стены, и шкуры, и мягкие простыни, в которые было завёрнуто дрожащее тело, оседая сладковатым привкусом на языке. Вдыхая поглубже и опускаясь на мягкую постель, вождь опустился на колени, пытаясь развернуть Ханя на спину и хотя бы частично выудить его из вороха шкур и ткани.Тот отчаянно сопротивлялся, извиваясь и тихо скуля, сворачивался клубком, пряча лицо. — Ты не вышел встречать меня как полагается всем лисам. Ищешь наказания? Забыл, что я твой хозяин? — совсем не строго спросил вождь, поглаживая спину Ханя и мягко отводя от лица его руки. Едва коснувшись бледной кожи, Сэхун отчётливо почувствовал исходящий от неё жар. — Уйди... — послышалось со стороны Ханя, что отчаянно цеплялся руками за шкуру, пытаясь укрыться с головой. — Пожалуйста, уходи. Теряя терпение, Хун поднялся и разжёг очаг, пуская мелкой веточкой хвороста огонь в самодельные фонари на животном жире и зажигая свечи, расставленные на небольших столиках по полу.— Хань? — преодолевая сопротивление, вождь всё таки перевернул упрямца на спину, силой стаскивая укрывавшую того шкуру.Одежды на нём не оказалось, но Лу и не думал прикрываться, снова уткнувшись лицом в мех и тихо всхлипывая.— Что случилось? Почему плачешь? Что... — Сэхун тщетно пытался отгадать причину очередного истерического состояния его наложника, но тот как обычно не желал ему помогать в этом. Он лишь беззвучно давился рыданиями непонятно из-за чего.Тогда вождь наконец догадался оглядеть небольшое пространство шатра. Увиденное расставило всё на свои места. Кое-где на полу и постели виделись небольшие клочья белой шерсти. Удивительно, что Хун не обратил на них внимание сразу же. Но теперь всё встало на свои места. И навязчивый лисий запах, и шерсть дополнили мозаику. Хань первый раз обратился.Сэхун бережно поднял крохотный клочок шерсти и сжал в ладони, с колотящимся сердцем наблюдая за вздрагивающим Ханем. В груди смешались несколько противоположные чувства радости и грусти одновременно. — Белый лис...— Я человек! Человек, ясно?! Я не животное! — крикнул Лу, захлёбываясь слезами и обхватывая руками голову.Сэхун прикрыл глаза, давая возможность двум мокрым дорожкам прочертить бледные щеки. В голове как по команде возник образ смеющегося Чонина, что смотрел на него, улыбаясь открыто и искренне. Улыбаясь ему.— Никогда не забывай, чей ты сын, — услышал он слова матери, эхом разбивающиеся в сознании.— Не смей позорить стаю! — кричал ему отец на поединке, когда Чонин повалил младшенького белого в снег.Открыв глаза, он погладил тонкую дрожащую спину Лу, через секунду обращаясь волком. Сейчас не было места жалости. Он знает, кто он, заранее ненавидя свое происхождение.?Лу Хань, ты — белый лис моей стаи. Мой белый лис? — совершенно неожиданно в голове зазвучали слова вождя, нещадно прорываясь через заслон слёз Ханя.Он испуганным зверьком застыл, лёжа между лапами стоящего над ним волка, склонившего к нему голову.— Только не зверем, Сэхун, не надо... Не бери меня волком. — Истерика сменилась страхом, и Лу нервно заёрзал, наконец, вспоминая о своей наготе.?Я просто помогу тебе смириться с тем, кто ты? — ответил волк, спрыгивая на пол.Хань дышал через раз, зажмурив глаза и замирая на постели, вцепившись пальцами в спасительный мех. Совершенно неожиданно он вздрогнул, громко вскрикнув — шершавый волчий язык интимно и доверительно лизнул его ступню. Вторую... Не сдержавшись, Хань коротко хохотнул, тут же прикусывая язык и стараясь не улыбаться — ситуация совсем не располагала к веселью. Но волк не унимался.— Сэхун, не надо! — Лу согнул ноги в коленях, пытаясь оттолкнуть вождя, но тот всё слюнявил его, и контролировать улыбку совсем не было сил.Со стоп Сэхун перешёл на пальцы на ногах, слабо прикусывая мощными клыками, но совершенно не причиняя боли. Он даже и не думал останавливаться, взяв за цель полностью расслабить и успокоить Ханя.— Хаа... хватит! — Лу в свою очередь безуспешно пытался отгородиться от мохнатой туши руками, но ожидаемо терпел поражение и просто безудержно хохотал под настойчивыми облизываниями.Сэхун запрыгнул обратно на постель, а Хань, сам того не замечая, инстинктивно развёл согнутые ноги. Волк уютно устроился между ними, внюхиваясь в живот своему лису и вылизывая аккуратную ямочку пупка, щекоча шерстью нежную кожу на внутренней стороне бедра.Спустя некоторое время мокрые дорожки на щеках высохли, а о недавней истерике напоминали лишь маленькие клочки белоснежной шерсти на полу. Хань успокоился, полностью раскрываясь и позволяя вылизать себя где только можно громадному волку. Жар ощутимо спал, а вместо него грудь заполнило умиротворяющее чувство защищённости . Лис практически фырчал от удовольствия, когда Хун принялся облизывать шею и чувствительные уши, а после уложил свою тяжеленную, но тёплую голову Ханю на живот и прикрыл глаза. Лу зарылся пальцами в белый мех и глубоко вздохнул.Страх и отчаяние ушли, но жажда свободы всё ещё билась невидимой птицей о грудную клетку.? ? ?Следующие дни Хань практически не выходил из юрты по требованию обеспокоенного вождя, всё время спал и пил настои, что приносил Исин. Сэхун кормил его печёной рыбой из рук и каждую ночь укладывался с ним спать волком, успокаивал. Лу мёрз даже в шкурах и при растопленном на полную очаге. Его тело менялось, постепенно перестраиваясь, он становился лисом. Белым лисом. Как сказал Сэхун, — первое превращение — только начало. Но Хань до сих пор отказывался принимать свою новую сущность, чем делал себе только хуже.Исин сидел в шатре вождя, расчесывая волосы лежащему на его коленях Ханю. Белые мягкие пряди струились между пальцами, отдавая слабым сладковато-пряным запахом. Лу Хань пах как настоящий лис. Чистый, немеченный, молодой лис. Волосы его заметно отросли, и в будущем обещали стать роскошной гривой. Лис никогда не стригли; стриженный лис — это лис, опозоривший стаю. Вырезанный из дерева гребень мягко тонул в длинных светлых прядях, не встречая сопротивления, в то время, как у самого Исина извечно спутанные угольные прядки едва доставали до плеч. Хань осторожно дотронулся до волос лекаря.— У Мина высокий рыжий хвост. Красивый и блестящий. А ты... почему?Син мягко улыбнулся, погладив Лу по голове.— Мин — один из красивейших лисов земель Востока, знаешь же, вождь украл его чуть ли не из-под носа у жениха. В нашей стае будут самые красивые лисята. — Лекарь закончил плести тонкую косичку, скрепляя её верёвочкой на конце. — И никто не пришел мстить? — удивился Хань. — Вернуть его?Исин уложил его на постели и налил настой, разносящий аромат по всему шатру.— Приходили, конечно. Не один раз.Хань широко распахнул глаза, приподнимаясь на локтях и принимая в руки тёплую глиняную чашку. — Сэхун их...— Победил в поединке, — закончил за него лис. — Пей, пока горячее, или снова промучишься без сна, — настоятельно посоветовал Исин, подталкивая посудину под донышко.— Так вот как сейчас оправдывается убийство. — Белый поджал губы и вдохнул пар, поднимавшийся от настоя, делая первый глоток.— Знаешь, что было бы с Минсоком, если бы его смогли вернуть? Его ждала бы смерть от рук собственного жениха за позор, обрушившийся на всю стаю. Ты слишком поверхностно судишь нашего Сэхуна. — Исин поднялся, накидывая на себя шитую из меха белого медведя шубу. — Он действительно великий вождь.— Это он срезал твои волосы? — без особой надежды на ответ бросил Хань в спину уходящему лекарю. — Да. Я пошёл на охоту наравне с волками, несмотря на запрет. Подвёл стаю, и все остались без пищи, а мой волк едва не погиб, защищая меня от вепря. И вместо того, чтобы перебить лапы, как считается правильным, Сэхун только состриг мои волосы.Син вышел, заправив за ухо выбившуюся прядь и накинув капюшон.— Волосы... — Хань коснулся сплетённых косичек. — Вот как.На немного криво сбитом столике меж стаканчиков и крупных ягод лежал небольшой нож для кореньев, неосмотрительно забытый лекарем. Решительно взяв его, Хань собрал рукой хвост на затылке, закрывая глаза.?Если ты это сделаешь, из-за тебя волос лишатся все лисы стаи?.Лу вздрогнул и тут же открыл глаза. Небольшой нож тихо упал на покрывало.Белый волк потеснил лиса, прыгнув на постель и лапой раздвинув ноги Ханя, привычно укладываясь ему на живот. Лу, растеряв весь боевой настрой, обнял пушистую морду вождя и прикрыл глаза, отчётливо распознавая запах леса, мёрзлой земли и ягод. ? ? ?Чонин проводил взглядом стремительно скрывшегося в юрте Исина и обеспокоеного поведением своего лиса Чунмёна. Из-за неплотно прикрытого полога тут же послышались приглушённые, спорившие о чём-то голоса. — Похоже, Хань даже его вывел из себя своими выходками, — усмехнулся Чонин, коснувшись острого лезвия охотничьего кинжала. На указательном пальце тут же выступила капелька крови, и гончий без раздумий сунул его в рот, повернувшись к стоящему рядом Бэку. — Нас скоро ждёт свадьба, и Чанёль явится вместе со стаей Чёрных.Бён отвернулся и глубоко вздохнул, уставившись в белое полотно снега. Глаза защипало от слишком яркого цвета, и гончий раздражённо сморгнул. — И увидит, что у нашего вождя, в отличие от него, появился белый лис, — всё ещё недовольно отозвался Бэкхён, бросая в снег завязочку только что оторванную от своего твида.— До сих пор гложет, что он выгнал тебя из стаи? — Кай продолжал ходить по краю, подначивая гончего.— А тебя, — не остался в долгу Бён, — сын великого вождя? — Нет. — Огненный хмыкнул, продолжая разглядывать нож. — Я рад, что я здесь.Бэкхён от души запустил в него крупным снежном, тут же рванув в лес со всех ног. Чонин сквозь смех отплевался и утёрся рукавом.— Задницей в сугроб посажу! — крикнул он хохочущему Бэку, отбежавшему на приличное расстояние.? ? ?Жизнь в стае спокойно протекала ещё пару дней, пока все готовились к объявлению вождя о свадьбе, как только Лу окончательно оправится. Готовились увидеть белого.Хань сидел в купели, вдыхая запах свежих трав и смотря на ровную гладь воды. Обняв колени, он положил на них подбородок, уныло думая о дальнейшей участи. Вот так и провести остаток жизни. Как часть стаи. С человеком или зверем, который тебя просто взял. Все решил за тебя и будет решать всю жизнь. А ты как свиноматка вынашивай щенков и чисти шкуры. Вот и всё твоё расписание. А ведь он и пожить в удовольствие не успел в свои неполные двадцать. Не будет полюбившего искренне человека, не будет человека, которого полюбит сам Хань, испытав и почувствовав все, что принято чувствовать при этом. Не будет возможности даже решения самому принять, быть кому-то нужным, а не престижем стаи полузверей.Ничего у него не будет. Жаль, что не погиб вместе с рухнувшим много лет назад миром. Подумать только, всего за какие-то жалкие десятки лет люди мутировали в нечто, чтобы выжить и спастись.Хань зажмурился, коротко всхлипнув от осознания того, что его ждёт. В купель позади него опустился Сэхун, обнимая и притягивая к себе, заставляя откинуть голову ему на грудь. Пальцы его коснулись маленького подбородка, поднимаясь по щекам и касаясь мокрых глаз.— Теперь почему ты плачешь? Что опять тебя не устраивает? Жалко себя бедненького, держат насильно, жить не дают? Хань, сам подумай, куда ты пойдешь, если я тебя отпущу? Ты замёрзнешь и умрёшь в лесу, не добравшись даже до ближайшего посёлка. Сэхун крепче обнял его, ткнувшись губами в висок. — Остаться со мной настолько ужасно?Лу наблюдал, как капелька воды ползёт по его торчащему из воды острому колену.— Ты любишь меня? Только честно.У Сэхуна перед глазами промелькнули чёрные глаза и тёплая улыбка брата.— Я испытываю к тебе нежность, — негромко отозвался он. Хань попытался встать, чтобы вылезти из купели, но волк дёрнул его к себе, поднимая в воздух фонтан брызг.— Лу Хань... — Сэ несильно куснул его за ухо, потеревшись щекой о щёку. — Перестань, пожалуйста. Хватит брыкаться.Руки немного скованными движениями опустились под воду, оглаживая согнутые ноги лиса и разводя их в стороны. Пальцы чуть сжали чувствительные бедра с внутренней стороны, поднялись выше и, находя оба маленьких соска сжали, потирая влажными пальцами.Хань задохнулся, повернув голову и прячась в Сэхунову шею.— Не надо, не... — зашептал лис, чувствуя, как в спину упирается налитой уже член. — Сэхун... — заскулил он ещё тише.Волк не слушал слабые просьбы, улыбаясь от того, как реагировал лис.— Ты понимаешь меня только одним местом. — Вождь спустил руку ниже, чуть сжав возбуждение Лу, которое, не смотря на просьбы, на ласки отзывалось. — Ты всегда просишь не трогать тебя, но каждый раз отзываешься на прикосновения, тебе ведь это нравится, признай.Рука с силой двигалась на члене, и Хань сбивчиво дышал Сэхуну в шею, судорожно сжимая пальцами его точно так же согнутые ноги, поднимаясь к коленям и опускаясь ниже в хаотичных движениях. Он то принимался кусать волка за шею, то начинал интенсивно её вылизвать, не замечая, что в тот момент и сам поддался инстинктам зверя. Давление поднималось выше, стуча в висках, а пальцы ног поджимались, остро чувствуя неровное дно купели.Рука на члене двигалась без остановки, сжимаясь жарко и тесно. Большой палец тёр головку, стянув крайнюю плоть чуть вниз, заставляя Ханя при каждом касании сводить ноги, одну из которых Сэ придерживал, не давая сдвинуть.— Пожалуйста, — еле слышно проскулил Хань, — я испорчу воду.Волк чувствовал крупную дрожь своего лиса.— Завтра еще согрею.— Пожа-а-луйста, — протянул Лу, давясь вдохами и остро кончая, выливаясь во всё ещё не двигающуюся руку Сэхуна белыми разводами на поверхности воды.Лис тяжело дышал у вождя на груди и старался прийти в себя, до сих пор чувствуя, что волк возбуждён.— Успокоился? — тихо поинтересовался Хун, улыбаясь. — Наша свадьба состоится как только Чёрный волк придёт со своей стаей. До этого стоит основательно поохотиться, — сообщил он, целуя мокрую макушку.А Лу Хань внезапно даже для себя увидел спасительный выход из положения. И помог ему в этом сам Белый волк.— Возьми меня... — шепнул лис ему на ушко, стараясь не улыбаться слишком широко.