Глава 1 (1/1)

…— Эдуард, позволь мне сказать! Да, я моложе, но доводы мои убедительнее…—?Вот как? —?старший брат резко останавливается и, обернувшись, толкает Ричарда в плечо. —?А как тебе такой довод: я не только старше, но и сильнее, а кто сильнее?— у того и право голоса, да, Джордж?Средний молчит, однако всем и без того известно, что этот хитрый лис всегда готов принять сторону более сильного…Сон слишком ярок, чтобы быть просто плодом разгулявшейся фантазии, и юноша, свернувшийся клубком на скромном ложе в не менее скромной опочивальне, скупо отведённой тётушкой не самому любимому из племянников, сжимается ещё больше, предвкушая уже однажды пережитую беду. Сомкнутые веки подрагивают, а на ресницах проступает солёная влага.—?Из-за чего спор? —?герцог Йорк добродушно хмурится, а его взгляд, обведя каждого из сидящих за столом, останавливается на Ричарде. В груди привычно теплеет?— только отец смотрит на него так: без жалости и пренебрежения, словно он ничем не отличается от остальных?— и, осмелев, юноша сходу выпаливает:—?Не спор, а разногласия, милорд. Мы полагаем, что нельзя доверять Ланкастерам. Скорее всего, они воспользуются отсрочкой, чтобы уничтожить весь наш род. К тому же, данная королю клятва не имеет силы, так как была принесена не при законных властях, которым подчинён дающий её. Разве Генрих имеет право на занимаемый им престол?На лице герцога проступает явная заинтересованность, тогда как Эдуард, напротив, бледнеет от злости?— этот кривобокий выскочка вновь опередил старшего брата, не настолько сильного в ораторском искусстве. Пнув Ричарда ногой под столом, он спешит вставить своё словцо:—?Лично я нарушил бы сотню клятв ради возможности хотя бы год носить корону.Подняв руку, отец останавливает его тщеславные признания и кивает младшему:—?Поговорим об этом позже, сын мой…Сон неумолимо приближается к своей драматической части, и дыхание спящего становится взволнованным и рваным?— даже зная наперёд, что будет, он не в силах остановиться или что-то изменить.Предводительствуемые королевой Маргаритой войска врываются в замок, отец и братья хватаются за мечи, чтобы защитить свой дом, честь и жизнь. О, как бы и ему хотелось с оружием в руках встать рядом со славным Плантагенетом! Но приказ отца звучит чётко и твёрдо:—?Ричард, Эдмонд, бегите с матерью! —?и лишь заметив смятение на лице того, кому он дал своё имя, герцог, смягчившись, меняет формулировку:?— Присмотри за ними, Ричард!..Отец прав?— какой из него воин? Неловкий, слабый, на уроках фехтования он выбивается из сил ещё во время разминки, да и езда верхом для юноши?— сплошное мучение. Когда к твоей спине прикреплён уродливый горб, а одна нога короче другой, не следует надеяться покрыть себя боевой славой. Бежать с поля сражения вместе с женщинами и детьми?— вот его вечный удел, пора бы с этим смириться, а не потакать честолюбивому зову пылкого сердца.Впрочем, даже бежать несчастный сын Йоркского герцога толком не может: мать уже в седле, а Эдмонд задерживается, поджидая отчаянно ковыляющего родича.—?Поезжайте, матушка! Мы следом,?— кричит он герцогине, придерживая встревоженную шумом битвы лошадь. Ричарду вновь придётся ехать за спиной у брата, ведь выдержать сколько-нибудь продолжительную скачку он вряд ли сможет, а до замка тётки путь неблизкий. Он прибавляет шагу, едва удерживаясь на своих кривульках, но все старания тщетны: замок окружён, пути отрезаны, и всё, что остаётся?— искать убежище в сарае, за полуразобранной поленницей. Там братья затихают, боясь лишний раз дохнуть, чтобы не выдать себя, и всё, кажется, обошлось, но как только Эдмонд выскальзывает из укрытия, на него нападает один из приспешников Маргариты. Будто в горячечном бреду Ричард наблюдает, как его юный кровник молит о пощаде?— жалобно и отчаянно?— но всё же падает, хватаясь за шею, перерезанную недрогнувшей рукой лорда Клиффорда. Алое и дымящееся льётся по земляному полу, расползается с какой-то неправдоподобной скоростью, подбираясь к ступням скованного паническим ужасом, почти растворившегося в нём ошеломлённого молодого человека?— только бы не увидел, только бы не услышал биение сердца, готового проломить искорёженные рёбра, только бы не учуял запах страха, не разобрал во всеобщем гвалте сбитое дыхание, с хлюпаньем вырывающееся из перехваченного горла,—?а жестокий убийца, принюхиваясь и вращая по сторонам жадными хищными глазищами, делает уверенный шаг в сторону ненадёжного убежища, занося окровавленный кинжал для нового смертоносного удара…Крик больше не может держаться в груди, он обжигает гортань, словно жидкий огонь, вырывая спящего из кошмара, но пробуждение не приносит облегчения. Ричарду мерещится, что убийца снова рядом, прячется во мраке опочивальни, едва озаряемом одинокой свечой. Юноша слышит крадущуюся поступь и снова зажимает себе рот рукой, как тогда, в сарае пылающего Йорка, чтобы не выдать своё присутствие нечаянным всхлипом, а шаги всё ближе, и он не выдерживает, вскакивает, забивается в угол кровати, нашаривает под подушкой припрятанный заранее нож и выставляет его перед собой в жалкой попытке защититься, чувствуя, что весь он сейчас бесконечно жалок?— взмокший трусливый щенок…—?Не стоит так бояться, мой юный лорд?— реальность куда менее страшна, нежели плоды богатого человеческого воображения,?— голос выступившего из сумрака пришельца обольстителен и вкрадчив, как и весь его неуловимо непостоянный облик. Холёные руки подняты открытыми ладонями вперёд?— то ли успокаивая, то ли показывая, что ночной гость безоружен. —?Я пришёл с миром…Ричарду кажется, что он всё ещё не проснулся?— просто одно сновидение сменилось другим?— и юноша с усилием трёт глаза, продолжая на всякий случай угрожающе тыкать в невесть откуда взявшегося мужчину своим сомнительным оружием. Но пришелец, сделав одно стремительное, подобное пируэту движение, внезапно оказывается рядом, присев на край кровати и поигрывая с лёгкостью отобранным ножом:—…и с предложением, от которого вы, милорд, я думаю, вряд ли захотите отказаться.Удивительно, но у обезоруженного и совершенно беззащитного Ричарда вдруг просыпается любопытство, несколько оттесняющее липкий, как паутина, страх: он пристально рассматривает незнакомца, по каким-то деталям пытаясь угадать?— кто это и зачем пожаловал к нему в спальню. В голове проносятся идеи, одна невероятнее другой. Возможно, это шпион Ланкастеров, который пробрался в замок, чтобы убить ещё одного сына варварски казнённого Плантагенета. Хотя… Пришелец упомянул некое предложение… Неужели же он явился с целью подкупить Ричарда или склонить его на сторону заклятых врагов каким-то иным способом?Гость меж тем неторопливо оглядывает комнату?— его глаза точно освещают себе путь, выхватывая из темноты почти спартанское убранство?— и роняет небрежное сожаление:—?Что ж, видимо, родственники, как и сама судьба, не спешат вас баловать, мальчик мой. Полагаю, их пугает печать, которой вы отмечены.Юноше не нужно объяснять, что имеет в виду незнакомец. Разумеется, в лицо ему такого никто не говорит, но вот за спиной он частенько слышит едва различимый, принадлежащий всем и никому шёпот, награждающий его прозвищами, среди которых ?дьявольское отродье??— далеко не самое обидное. Но раньше он, по крайней мере, мог укрыться от сверлящих затылок взглядов в благословенной тени отца, а ныне его отец сам превратился в тень, оставив своё проклятое неизвестно кем и за что дитя под палящими лучами жестокого и презрительного внимания каждого встречного. Мысль о безвременно почившем родителе наполняет сердце горечью, но, вместе с тем, и гордым негодованием: кем бы ни был полуночный гость?— наследник герцога Йоркского не желает ни его фамильярной жалости, ни возможных подачек.Возмущение застревает на языке, не решаясь вылиться в яростную отповедь, но странный собеседник, похоже, понимает всё без слов.—?О, я нисколько не хотел оскорбить вас, милорд,?— в каждом жесте пришельца чувствуется непринуждённость, а голос завораживает лениво-тягучими, словно патока, интонациями. —?Но как можно оставаться безучастным, видя все ваши страдания?— и телесные, и душевные? Особенно, если можешь помочь, всё изменить, исправить…Ричарду кажется, что незнакомец попросту издевается над ним?— несчастным, раздавленным, потерявшим даже то немногое, что у него было?— и долго сдерживаемый, копящийся годами гнев выплёскивается, словно кипящая вода на раскалённые угли, смывая остатки страха и осторожности.—?Помочь? Исправить? —?в занавешенных вьющимися прядями глазах сверкает злоба загнанного в западню волка. —?Что вам под силу изменить? Дать мне здоровое стройное тело вместо этого гротескного посмешища? Или, может быть, воскресить моего отца? Да кто вы такой, в конце концов, что берёте на себя смелость обещать подобное?..Громкий шёпот?— привлекать внимание домочадцев всё же почему-то не хочется?— ещё кривит причудливый изгиб пухлых юношеских губ, когда разум Ричарда пронизывает совершенно фантастическая догадка: если дьявол отметил его своей печатью, то не посланник ли ада стоит сейчас перед ним? Глубже втянув ноздрями воздух, парень действительно различает едва уловимый запах серы и невольно отодвигается подальше от таинственного визави.И вновь мыслям не пришлось быть озвученными. Таинственный гость одобрительно прищёлкивает языком, одаривая собеседника восхищённым взором:—?А вы на редкость сообразительный юноша, мой милый Ричард! Другому бы на вашем месте пришлось ещё долго объяснять?— кто я и зачем явился, уж поверьте моему опыту. Надеюсь, это существенно упростит наш разговор. Зачем плести околесицу, если можно всё сказать прямо, без обиняков. И не надо бояться,?— мурлычет незнакомец, словно кот, поймавший мышь, упреждая очередную волну захватывающей молодого человека паники,?— я прибыл к вам как друг.Должно быть, дьявольский приспешник владеет умением заговаривать страх, или, возможно, душа парня просто не в состоянии вместить ещё одну порцию сего лишающего сил и здравомыслия чувства, но Ричард с изумлением осознаёт, что общение с адским послом, ощутимо опасным, несмотря на привлекательный и располагающий облик, вызывает не ужас, а, скорее, опасливый интерес. И всё же, о какой дружбе говорит этот лукавый пройдоха? Неужели он принимает наследника отважного Йорка за наивного глупца?—?У меня нет друзей. И не может быть! Разве не очевидно? —?бросает он в излучающую участливое благодушие физиономию, скривившись в надменно-самоуничижительной гримасе. —?Так что довольно притворства, это действительно упростит разговор. —?Удивление на смазливой мордашке собеседника льстит самолюбию юноши. Он продолжает, призвав на помощь всё своё достоинство и гордо вздёрнув подбородок:?— А чтобы сберечь и ваше, и моё время, сразу скажу, что не собираюсь иметь дело ни с сатаной, ни с его лицемерными прихвостнями.—?Вот как? —?ни тон, ни смысл произнесённого, казалось, нисколько не задевают помянутого недобрым словом прихвостня. —?А позвольте спросить, чем обусловлена такая категоричность?—?Рабам Божьим не пристало водиться с падшими существами,?— твёрдо заявляет Ричард, не стушевавшись под насмешливо-испытующим взором гостя,?— дабы не осквернить свою душу хулой на Господа.—?Как точно вы подметили, милорд?— рабам. Не детям, а именно рабам, обязанным безропотно принимать от хозяина как милости, так и любые наказания, независимо от того?— заслуженные они или нет. Разве так поступает со своими сыновьями добрый отец? Разве ваш батюшка, имей он подобную власть, позволил бы вам родиться в теле, которое само по себе?— орудие постоянной пытки? И разве кто вправе требовать преданности и безусловной любви, сам её не проявляя?Парень молчит, растерянно хмурясь и не понимая, к чему клонит сей явно искушённый демагог, а тот, входя в кураж, вскакивает с ложа и вещает дальше, сопровождая свою речь выразительными гримасами и жестами:—?Бог, Бог, Бог! Ответ на все вопросы, на все молитвы! Но где доказательства, милорд, что Создателю есть дело до молитв и нужд Его созданий? Аз воздам?— слишком размытое обещание. Вы так уверены, сэр, что за все мучения в этой жизни после смертного часа вас ждёт что-то действительно прекрасное? Да в лучшем случае?— вечная скууука!!!Кареглазый оратор, будто спикировавший коршун, вновь приседает подле ошеломлённо внимающего ему юноши и, сжав его плечо горячей ладонью, впивается в глаза пылающим страстью взглядом:—?Разве за столько лет вы, мой лорд, на собственном опыте не убедились, что Богу безразличны ваши мучения, ваша жизнь, полная боли, горя и несправедливости? Так почему думаете, что Он побеспокоится о вас ТАМ? Уповаете на Божью справедливость? Но где она, эта справедливость? Вся ушла в красивые фразы о смирении, свободе выбора, жертвенности… Господь каждому даёт ношу по силам? А дал ли он вам силы, соразмерные взваленному на ваши плечи кресту? Где Он сейчас, когда вы так нуждаетесь в поддержке и утешении? —?Огонь в тёмно-коричневой бездне утихает, сменившись сочувствием и обещанием:?— Так стоит ли надеяться на воздаяние после смерти, друг мой, когда есть возможность получить всё ещё при жизни?Отпустив собеседника, посланник преисподней громко вздыхает, а голос его звучит почти обвиняюще:—?Людей швыряют в этот жестокий мир, словно слепых котят, и они сами вынуждены барахтаться, борясь за свою жизнь. И, разумеется, выживает сильнейший. А тот, кто слаб, кто не найдёт источник силы, будет обречён на скорый конец или, в лучшем случае, на унизительное прозябание. Неужели вы готовы смириться с подобной участью? Согнуться под ударами судьбы, не смея бросить ей вызов? Вы, наследник славного Плантагенета?—?Не нам судить о намерениях Создателя,?— упрямо возражает Ричард, прислушиваясь к тихому шёпоту то ли собственной совести, то ли того, кому положено сидеть на правом плече.—?Пути Господни неисповедимы? —?иронично вскидывает соболиную бровь гость. —?Да-да, слышали и эту сказочку. Однако, всё не так просто, мой лорд. Вспомните Писание: разве не наказал хозяин раба, не сумевшего приумножить данное в его распоряжение богатство? И не считается ли грехом, если человек закапывает в землю дарованный ему талант? Представьте, сколько бы пользы принесли стране и народу ваш быстрый ум и незаурядные способности. Уже не говоря о том, чтобы прославить в веках достославное имя Йорков. —?Пришелец улыбается и легко касается указательным пальцем лба юноши:?— Я вижу, сколько здесь всего! Какие перспективы, столько планов! И здесь,?— палец медленно, не дотрагиваясь, опускается на грудь, нервно вздымающуюся под тонким полотном сорочки,?— так много благородства и… нерастраченной любви. О, если бы твои иссякли беды, и получил ты всё, что потерял…От слов искусителя сердце Ричарда на миг вспыхивает надеждой, но тут же угасает, отрезвлённое беспощадными реалиями.—?Что толку изводить себя неосуществимыми мечтами?.. —?шепчет он, беспомощно обхватывая себя руками и опуская голову.—?Почему же неосуществимыми, мой друг? —?дьявольский приспешник тоже переходит на вдохновенный шёпот, склоняясь к самому уху юноши. —?Примите моё предложение?— и я сделаю всё, что вы пожелаете.—?Всё? —?недоверчиво поднимает глаза Ричард.—?Почти всё! —?кивает соблазнитель, с удовольствием отмечая, как яд его слов постепенно и ненавязчиво проникает в душу молодого человека. —?Конечно, есть вещи, над которыми я не властен. К сожалению, вы правы: ни дать вам здоровое тело, ни оживить ваших отца и брата, увы, не удастся, однако… —?многообещающая улыбка оттеняет драматичность паузы,?— я мог бы избавить вас от боли и подарить вашим членам силу, ловкость и выносливость, достойные легендарного Ахилла. О, вы бы смогли отомстить коварному Клиффорду и этой французской шлюхе со сворой её ручных лордов, как и славный мармидонец когда-то отомстил самоуверенному Гектору за смерть своего лучшего друга.Несмотря на противящуюся совесть, навязчивые мысли о том, что, не будь так слаб и беспомощен, он смог бы защитить родных?— особенно Эдмонда, порученного его заботам последним волеизъявлением отца?— одолевают юношу, смущая душу соблазном искупления, а кареглазый обольститель нашёптывает, заливаясь соловьём:—?Но месть?— это только начало, мой любезный лорд. Подумайте, как почтите вы память герцога Йорка, воплотив в жизнь все его чаяния и намерения! Занять английский престол, вернуть вашему роду его законное право, справить тризну по батюшке не вином, а нечестивой кровью врагов?— что может быть величественнее и благороднее?—?Граф Уорик поклялся… —?начинает было Ричард и умолкает, прерванный возмущённым шипением гостя:—?Граф Уорик? Этот самовлюблённый ?делатель королей?, от которого за милю разит конюшней и предательством? Да он откажется от своих клятв при первом же удобном случае: собственное тщеславие для него превыше данных обещаний. И разве он обещал корону вам? И разве среди наследников Плантагенета не вы заслуживаете её многим больше, чем бабник и сластолюбец Эдуард или алчный подлец Джордж? Не вы ли истинный духовный преемник Ричарда, унаследовавший от отца не только имя, но помыслы и цели? Вы сделаете Англию великой, в то время как ваши братья будут использовать власть лишь для удовлетворения собственных желаний. Сможет ли хоть один из них проникнуться нуждами сирых и убогих, если даже с вами они не всегда бывают добры? Чего стоит правитель с жестоким и самовлюблённым сердцем?Терзаемый сотней сомнений, юный собеседник сладкоголосого прельстителя вновь опускает голову. Какой бы твёрдой всегда ни была его вера в промысел Божий, каким бы настойчивым ни оказывался голос из-за правого плеча, до этого всегда удерживающий Ричарда?— когда ласковым утешением, а когда и взыванием к совести и здравому смыслу?— от обид, разочарований и необдуманных поступков, сейчас он не мог противопоставить доводам дьявольского посланника ни одного мало-мальски вразумительного контраргумента. Видимо, слишком много потрясений обрушилось на несчастного юношу за последнее время, выжигая душу и оставляя после себя пустоту, с такой виртуозностью ныне заполняемую щедрыми посулами новоиспечённого покровителя. И к всякому слову, к каждой тщательно сформулированной фразе память с холодной точностью отъявленного педанта подсовывает воспоминания, веско подтверждающие всё сказанное лукавым оратором.Ричарду семь, он с братьями упражняется на мечах. Никто не делает скидку ни на его хромоту, ни на малоподвижную левую руку, не позволяющую удерживать равновесие. Джордж делает обманный выпад и с силой бьёт младшего по кисти, выбивая оружие. Деревянный тренировочный меч не ранит, но удар ощутимый и болезненный?— мальчик валится коленями в перетоптанную с соломой грязь, на глаза наворачиваются невольные слёзы, а старшие хохочут, подначивая:—?Утри сопли, братец! Иначе на твоём гербе дикого вепря придётся заменить на освежеванную и зажаренную к ужину домашнюю свинью! —?и, опасаясь отцовского гнева, тут же оправдываются:?— Эй, ты же понимаешь, что это шутка?И подобных шуток было немало. Ричард не может сдержать едкую усмешку: нет, конечно же, его братья не злые, просто у них хорошее чувство юмора!А хитрый бес, будто подглядев воспоминания, тут же комментирует:—?Взор слишком быстр и сердце слишком дерзко, руке и силе не поспеть за ними, не так ли, милорд? Я утверждаю?— это исправимо, но если не желаете вы царство,?— настойчивость ночного гостя вдруг уступает место обманчивому смирению,?— чего ещё желали бы от Мира? Найти блаженство в девичьих объятьях, пленив красавиц взором и речами?Очередной виток ловко наброшенной на душу молодого человека невидимой паутины сперва отдаётся в голове гневом и мучительным смущением?— сатанинскому охотнику, похоже, известны все самые уязвимые места его добычи, и бьёт он по ним без промаха.Когда Ричард достигает возраста, по мнению его отца подходящего для того, чтобы вкусить всех земных радостей, герцог присылает к нему в опочивальню служанку?— не слишком юную, но достаточно опытную в любовных утехах. Близость женского тела?— дородного и пахнущего по случаю полученного задания тёрпкой смесью трав, призванных забить аромат жареного лука и дыма?— будоражит и пугает. Девица ведёт себя бесстыдно и уверено, увлекая неопытного любовника на расстеленную постель, уговаривая расслабиться и довериться ей, похотливо заглядывает в глаза, стягивая с неловко зажимающегося юнца одежду, но как только её взору предстаёт его искорёженный торс, похоть испаряется, уступая место смеси жалости и отвращения. И хотя, покорная воле господина, служанка стоически продолжает процесс соблазнения, мусоля подрагивающими пальцами неотзывчивый юношеский пах, ненависть к ней и к себе слишком велика, чтобы позволить всему случиться, и Ричард, кое-как выбравшись из-под необъятных грудей и оттолкнув потянувшуюся к нему руку, выбегает из опочивальни, натыкаясь за дверью на топчущихся в ожидании братьев. Увидев его раскрасневшееся от стыда и злости лицо, Эдуард снова шутит, хлопая ладонью по согнутой спине:—?Ну ты братец и скорострел! До дырки хоть донёс-то, не расплескал?—?Или у тебя так и не встал? —?догадливо прищуривается Джордж и осуждающе качает головой:?— И это с развратницей Джанин?Тягостное воспоминание гложет давно затаённой обидой, выливаясь в обжигающее уста язвительное самобичевание:—?Когда твой облик не подходит ни к весёлым играм, ни к умильному гляденью в зеркала, когда ты слеплен слишком грубо, не имеешь ни роста, ни осанки, зато взамен получил хромоту и кривобокость, когда ты сотворён небрежно и пущен в мир живых раньше положенного срока таким уродливым, таким увечным, что только псов пугать,?— где уж тут пленять прекрасных нимф речами и взглядами?Но искуситель не сдаётся, подсев поближе и увещая юношу очередной порцией обещаний:—?Оставьте пустые сомнения, милорд. Я дам вам умение обольстить и подчинить своей воле любого?— женщину ли, мужчину?— и управлять ими, как будет угодно вашей милости. Помните эту забавную историю про Еву и змия в Эдемском саду? Он владел таким же даром.—?Любого? —?невольно переспрашивает Ричард, позволяя вынырнуть из глубин памяти очередному видению. Анна. Прекрасная дочь графа Ричарда Невилла, графа Уорика, его единственная подруга детства и первая любовь, верность которой он хранит до сих пор, несмотря на…Детьми они с Джорджем часто гостят в замке Миддлхэм, где он и знакомится с младшей дочерью графа?— Анной Невилл… На удивление, девочка добра к юному горбуну, и когда он, будто подталкиваемый некой заботливой силой, решается предложить ей свою дружбу, маленькая леди принимает предложение более чем благосклонно. О, сколько восхитительных часов проводят они вместе, неспешно прогуливаясь по замковому парку или сидя в библиотеке, где Ричард читает своей милой спутнице отрывки из ?Истории королей Британии?, посвящённые королю Артуру и его достославным рыцарям, и ?Поэтические хроники? Роберта Васа, или подбирая мелодии своих первых любимых баллад?— он на лютне, а она подыгрывая ему на арфе. В замке и сейчас всё напоминает о тех удивительных днях, когда Ричард порой совершенно забывал о своём уродстве, играя с подругой в беседке или слушая орган в капелле. Юноша сам не замечает, как благодарная привязанность в его сердце постепенно перерастает в нечто большее, а когда осознаёт это?— не может скрыть свои чувства от возлюбленной. И ведь Анна ответила взаимностью?— это не выдумка, не каприз разгулявшейся фантазии, у него остались её письма, наполненные искренней симпатией! Но всё оборвалось в единый миг… Приехав в очередной раз в Миддлхэм, он становиться нечаянным свидетелем отвратительной сцены: в ответ на полусерьёзное замечание матери, что пожаловал её жених, Анна в сердцах кричит?— выйти замуж за этого урода? да никогда! —?и выходит из комнаты, гордо пронесясь мимо него и даже не поздоровавшись. Ричард до сих пор не понимает, что послужило причиной столь резких перемен в настроении девушки, хотя на ум приходит самое простое и верное: Анна повзрослела, и то, что вчера было неважным, вдруг стало иметь значение. Какой из него жених? Такой же, как и воин…Тяжкий вздох вырывается из груди юноши, а его проникновенный собеседник тут же отзывается ещё одним весомым аргументом:—?Та девушка… Анна, кажется? Вы по-прежнему хотите её? Мечтаете, чтобы она смотрела на вас не презрительно, а с обожанием и уважением? Желаете видеть её на своём ложе, законной супругой? Всё так и будет! Если только мы заключим договор.—?И что хотите получить взамен на ваши щедрые дары? —?уточняет Ричард срывающимся голосом, словно у этого вопроса может быть больше одного ответа, давно и всем известного. Ночной гость улыбается немножко удивлённо:—?Как что? Разумеется, душу, ваша милость?— иной товар нас не интересует. К тому же, она до самой смерти всё равно останется при вас, а дальше… Вы так молоды, у вас вся жизнь впереди, зачем сейчас задумываться над этим ?дальше?? Во всяком случае, скучать вам не придётся.Жалкие обрывки сомнений всё ещё не позволяют окончательно поддаться соблазну, но тихий шёпот справа, растворившийся в уговорах кареокого искусителя, уже совсем не слышен, и будто почувствовав это, посланник преисподней подводит итог:—?Раз небо в дар дало такое тело, пусть ад возьмёт заботу о душе! Согласны вы, мой лорд?Собравшись с духом и в последний раз взвесив все ?за? и ?против?, молодой человек кивает внезапно потяжелевшей головой:—?Хорошо…—?Вот и славно! —?едва не хлопая в ладоши, гость снова спрыгивает с ложа и раскланивается. —?Раз теперь нас будут связывать деловые отношения, позвольте для начала отрекомендоваться. Я демон-инкуб, для удобства вы можете называть меня… допустим, Джеймс. Да, Джеймс Мориарти?— само собой, это не единственное моё имя, но мне оно нравится больше других. Знаете, возможно кто-то скажет, что инкубы?— демоны невысокого ранга, но я замечу, что всё зависит от личного мастерства и способностей. Знали бы вы, мой любезный лорд, с какими людьми мне доводилось работать! Жемчужины рода человеческого, я вам говорю это без ложной скромности. Назови я хотя бы несколько имён?— и вы возгордитесь такой достойной компанией. И никто не жаловался, все получили обещанное согласно заключённому контракту, уж поверьте,?— с азартом в карих глазюках вещает служитель Зла, словно торговец, нахваливающий свой товар и репутацию. Но Ричарда, и без того обессиленного изматывающей борьбой с собой самим, вся эта чушь мало интересует.—?Не лучше ли сразу перейти к делу, мистер Мориарти? —?приняв решение, юноша старательно отбрасывает колебания и стремится покончить со всем как можно скорее.—?Как скажете, мой мальчик, как скажете,?— вновь фамильярничает демон и замирает, поглядывая на собеседника оценивающим взглядом. —?Вот только надо соблюсти некоторые формальности…—?Подписать контракт кровью? —?без особого интереса вопрошает юноша. Усталость давит, мешая сосредоточиться.—?Нет,?— так называемый Джеймс делает вид, что задумывается на секунду, словно размышляя, как лучше объяснить. —?Видите ли, милорд… Как инкуб, я имею право заключать договор только одним способом, довольно специфическим. Признаюсь, для некоторых он не слишком приятен... —?Ричард встревоженно вскидывается, но демон позволяет широкой улыбке расплыться по своему лицу:?— ...зато весьма действенен. Как только мы закончим процедуру, вы сразу ощутите результат. И он будет стоить затраченных усилий и некоторого… дискомфорта, уверяю вас. Доверьтесь мне?— и всё пройдёт отлично. Уже завтра вы забудете, что такое боль. Ну же, решайтесь, милорд! Остался последний шаг?— и у вас будет всё, о чём вы даже не могли мечтать. Одно ваше слово. Вы согласны?После такого заявления доверять демону вовсе не хочется, но когда путь сомнений пройден до конца?— отступать поздно. Так говорил отец, и Ричард был с ним абсолютно согласен. Он сделает это?— ради славного имени Йорков и ради своего будущего. Ну же, Ричард!Губы разлепились, роняя тихое, но твёрдое:—?Согласен.Однако к тому, что происходит вслед за этим вынужденным согласием, Ричард точно не готов.Чувствуя, как, повинуясь едва уловимым жестам демона, рубашка соскальзывает с тела, обнажая и лишая последней защиты, как само тело безвольной тряпичной куклой ёрзает по смятой постели, вопреки воле и отчаянным усилиям принимая унизительно-вызывающую позу, как руки и ноги, сделавшись почти гуттаперчевыми, без всяких видимых пут вдруг оказываются накрепко зафиксированными, юноша понимает, что был слишком глуп, пропустив мимо ушей довольно прозрачные намёки инкуба. И как он мог быть таким идиотом?!Последняя надежда на то, что всё ограничится каким-нибудь знаком, клеймящим плоть, рассеивается, как только судорожно сжатых ягодиц касается вкрадчивая рука Джеймса. Из-за позы?— лицом в подушку, задницей вверх?— Ричард не может видеть физиономию демона, но ясно представляет расцветающую на ней плотоядную ухмылку.—?Расслабьтесь, милорд,?— медовый голос будто капает на спину расплавленным воском,?— так будет намного легче.Ричард дёргается в бессмысленной попытке освободиться. Он хочет закричать, позвать на помощь или хотя бы просто попытаться остановить насильника, отказаться от этой жуткой сделки, но рот оказывается забит плотно скомканной тканью, наполняющей гортань привкусом смерти и отчаяния?— и на юношу откуда-то обрушивается ужасающее знание, что это тот самый платок, которым жестокосердная анжуйская волчица утирала слёзы его умирающего отца, перед этим омочив кровью брата. Несмотря на кляп Ричард настойчиво пытается исторгнуть хоть какой-то звук, но выходит лишь глухое мычание, в ответ на которое на горле смыкаются стальные пальцы, лишая последнего глотка воздуха. Голову за волосы дёргают вверх, щеку обжигает горячим дыханием:—?Сопротивление ни к чему не приведёт, вы дали согласие, хотя я вас и предупредил. Не вынуждайте меня быть более жестоким, чем требуется.Властная рука вновь впечатывает лоб в мгновенно намокшую от холодного пота подушку и перемещается по направлению к паху, попутно обследуя выступающую горным хребтом спину почти ласкающими касаниями. Добравшись до бесстыдно вздёрнутого зада юноши длань инкуба теряет ласковость, вонзаясь в тонкую бледную кожу твёрдыми и острыми ногтями. Ричард сжимается так сильно, как только возможно, словно это может остановить демона, но все старания в итоге оборачиваются против него: камнеподобное, неестественно огромное нечто прорывается сквозь напряжённые мышцы без всяких усилий и подготовки, сталкивая беспомощного упрямца в бездну поистине адской муки.Джеймс входит резко, мощно, со звериной силой, сопровождая размашистые толчки таким же звериным рыком, бросая не только в пучину яркой, ничем не приглушённой боли, но и всепоглощающего, подлинно животного страха перед свершаемым, противным всему его существу актом и воистину повергающей в панику мысли о, быть может, пронзённых словно пикой насквозь всех, абсолютно всех внутренностях, что имеются у него в чреве. Прежние тяготы и беды кажутся Ричарду мелкими и ничего не значащими?— это того не стоит, ничто такого не стоит! Реальность истончается, стягивается до единственной мысли, раскалённым стержнем раздирающей обезумевший разум?— хватит! пожалуйста, хватит! —?до единственного чувства, рвущего на части бьющуюся в агонии душу?— чёрной, гнетущей тоски?— до единственного, убийственного в своей исключительности ощущения наполненности чужеродной алчной жаждой. Бессильные злые слёзы душат, застилают меркнущий взор; сердце трепыхается, пропуская удары; ледяные капли собираются вдоль позвоночника и стекают по рытвинам рёбер; каждый мускул, каждое сухожилие в больше не принадлежащем ему теле готовы разорваться, сползти с выкручиваемых костей изодранными ошмётками. Это выше его сил, это выше любых человеческих сил, и когда пытка, кажущаяся вечной, наконец прекращается, извергаясь в измученное тело испепеляющей лавой, юноша не испытывает облегчения?— только болезненную опустошённость.Однако демон и не думает останавливаться. Выйдя из разорванной плоти с омерзительным чвакающим звуком он немного отстраняется и неторопливым мановением руки заставляет свою жертву подняться в воздух и зависнуть над залитой потом и кровью постелью. Поворачивая парня, словно поросёнка на вертеле, Джим то ли любуется содеянным, то ли прикидывает, какой лакомый кусочек проглотить следующим. Размышления не забирают много времени?— минуту спустя юношу роняют на кровать, снова лицом вниз, но на этот раз распластав, точно растянутую для просушки кабанью шкуру. Как и прежде, слабые попытки пошевелить рукой или ногой остаются безрезультатными?— Ричард не видит, но почти осязает прочные узлы на запястьях и щиколотках. Ему кажется, что в непривычно вытянутый хребет вбивается сотня гвоздей, боль взрывается в теле хаотичными молниями, течёт по венам, собираясь внизу живота и меж окровавленных ягодиц. Неужели это не всё? Неужели этому ублюдку недостаточно?!Инкуб ложится рядом, запустив пальцы в длинные волосы поворачивает голову жертвы лицом к себе.—?Хочу тебя видеть, мой сладкий,?— мурлычет он, и по блаженным интонациям становится понятно, что это уже личное, а не предусмотренная договором формальность. Джим трётся щекой о плечо юноши, довольно жмурится, заглядывает в расширенные от ужаса бирюзовые глаза. —?Всего.Тело инкуба?— ладное, смугловатое, как у жителя южных стран?— похотливо льнёт к обтянутому алебастровой кожей кривому туловищу. Демон приподнимается, оперевшись на согнутый локоть, свободной рукой проводит вдоль позвоночника, оглаживает рёбра?— сперва нежно, потом всё сильнее, настойчивее, оставляя длинные бордовые царапины. Кажется, что изломанные линии неправильно развитого торса завораживают насильника, манят своим уродливым абрисом, возбуждая самое тёмное и низкое, что есть в его проклятой сущности. Не сдерживая сии любострастные порывы, Джим в конце концов набрасывается на парня, точно хищник-падальщик?— впиваясь зубами в плоть, оставляя глубокие кровоточащие следы, вылизывая добытую алую влагу жадным языком, обсасывая проступающие сквозь кожу кости с ненасытным ворчанием. Ричарда мутит от омерзения, он боится, что его стошнит и он умрёт, захлебнувшись рвотой, и когда парню кажется, что отвратительнее уже быть не может, инкуб наваливается на него сверху, прижимается возбуждённым пахом к спине, трётся, постанывая от наслаждения, выгибаясь и набирая темп.Всё, чего желает сейчас распятый на собственном ложе юноша?— это умереть или хотя бы сойти с ума, только бы не слышать сладострастные всхлипы, не чувствовать это омерзительное елозанье, не вдыхать исходящую от лживого искусителя серную вонь, не осознавать, что подобное вообще может происходить. Но спасительный обморочный туман окутывает измученный разум парня только после того, как насильник вновь изливается, теперь уже на его спину, горячим, словно растопленная смола, семенем. Ричард не слышит, как источающий самодовольство демон скатывается с него и тихо бормочет, размазывая дымящуюся белёсую слизь по истерзанной укусами коже, по неровности ребристо стремящегося ввысь горба:—?Надо же, а крылышки-то недораскрылись… Похоже, я ошибался?— ты рождён, чтобы стать на сторону ангелов, мой мальчик… Но тем слаще нам теперь с тобой будет, не так ли? —?полный триумфа шоколадный взор обращается в угол опочивальни, откуда в ответ доносится то ли дуновение ветерка, то ли вздох сожаления.Когда через минуту в окно заглядывает побледневший лик луны, его серебристое сияние освещает лишь абсолютно чистую кровать и распростёртого на ней, нервно вздрагивающего во сне юного сына покойного герцога Йоркского.