2. Улей (1/1)

Коннор посмотрел на часы и понял, что выезжать нужно немедленно?— иначе к двум часам в офис ему не успеть, а опаздывать на работу было не в его правилах. Но малышка так сладко уснула на руках, что он боялся пошевелиться и одним неловким движением прервать её сон. Он еле коснулся губами лба девочки и, не почувствовав жара, немного успокоился. Прикрыл на секунду веки, а когда снова открыл, увидел серые глаза, внимательно изучающие его. Сердце Коннора сжалось. Ещё неделю назад он и подумать не мог, что у него есть дочь! Он никогда не представлял себя ни мужем, ни тем более отцом, ему казалось, что он просто не создан для этих социальных ролей. И звонок Адама с просьбой срочно приехать снова разделил его жизнь на ?до? и ?после?.Николь, так звали темноволосую малышку, смотрела на Коннора и улыбалась. Её глазки — абсолютная копия его глаз: такие же серые, но абсолютно бездонные, мудрые и серьёзные. А взгляд... словно не двухмесячный ребёнок смотрит, а взрослый, умудрённый многолетним опытом, человек.В комнату вошёл Адам с пелёнками и ползунками в руках. Коннор широко улыбнулся и не смог сдержать ехидную реплику:—?Я смотрю, дедуля, ты явно входишь в свою роль!Пожилой мужчина, названный ?дедулей?, был учёным, который спас Коннору жизнь. Адам Дженнерс был очень уважаемым профессором хирургии. Он отличался от своих коллег пытливым умом, феноменальной интуицией и абсолютным талантом по части спасения жизни тех, кто находился на волосок от гибели. Дженнерс ненавидел себя за то, что однажды, сам не понимая зачем, ответил согласием на предложение одного известного политика, много раз награждавшего хирурга за успехи в медицине, работать над секретным проектом. Этот политик долго и сочно расписывал проект ?Саламандра? как надежду для американцев в области генетики, трансплантации и излечения от многочисленных недугов. Дженнерс был удивлён, увидев в списке работающих над проектом учёных, которых знал лично и по громким научным публикациям. Все они уже несколько лет как пропали с горизонтов медицины и периодики. Теперь было понятно куда, так как работа над проектом предполагала полную изоляцию и жизнеустройство в подземном корпусе для учёных. На эту работу соглашались в основном учёные, одержимые наукой и не имеющие семей. Вот и Адам Дженнерс, вдовец, потерявший жену и единственного сына в результате несчастного случая (а вместе с ними и свою неистребимую тягу к жизни) был отличным кандидатом, чтобы поселиться в ?Улье?.Лаборатория, или ?Улей?, построенная под землёй недалеко от пресловутой Зоны 51 в Неваде?— мечты всех любителей поохотиться за пришельцами?— функционировала под грифом ?абсолютно секретно?. Ирония была в том, что за шесть десятков лет эта территория, которую мусолили в разных книгах, фильмах и жёлтых газетах как место, где от глаз общественности утаили тела пришельцев и инопланетные корабли, стала восприниматься скорее как феномен массовой культуры, нежели действительно как что-то секретное и вызывающее неподдельный интерес экспертов в области паранормального и уфологии. Адам хорошо помнил скептическую ухмылку Коннора, когда учёный рассказал ему о локации лаборатории, в которой над профессором ОНИР проводили эксперименты. Дойл тогда подумал, что доктор шутит, ведь он, как руководитель группы по исследованию паранормального, не раз слышал и читал про Зону 51 и считал, что, возможно, учёные исследуют там какие-то секретные технологии, но в большинство баек про пришельцев Коннор не верил. По той же иронии, ему и в страшном кошмаре не могло привидеться, что он застрянет в этих локациях аж на два с половиной года. Правда, в сознании Коннор находился крайне редко, и всё время, что он бодрствовал, можно было сложить в срок не более месяца. А вот Адам хорошо запомнил каждый метр тех помещений жуткой лаборатории, где ему приходилось бывать.?Улей? представлял собой огромное подземное сооружение, разделённое на множество уровней. ?Саламандра? был всего лишь одним из десятка проектов, проводимых в стенах комплекса. Со всеми людьми, которые работали в ?Улье?, подписывали контракт ровно на полгода, а затем, по желанию, продляли снова на такой же срок. Учёные строго изолировались по уровням, получая доступ лишь к тому, над чем их направляли работать после подписания контракта. Лишь небольшая группа управляющих лиц имела доступ ко всем лабораториям и проектам. Люди жили и работали в ?Улье?, покидая его по расписанию на несколько часов или дней, предварительно согласовав место, время и условия выходного дня с руководством. Правда, были и такие, которым по классу секретности отлучки даже на несколько часов не полагались. А многие и сами не хотели никуда уезжать, ведь жилой корпус был оборудован таким образом, что нуждаться в чем-то извне не приходилось. Администрация лаборатории явно постаралась на славу, обеспечивая своих ?пчёл? всем необходимым для комфортной жизни вне работы.Адам был из тех, кто по согласованию мог покидать территорию ?Улья?, но за время работы над проектом такой необходимости у него не было, так как по ту сторону Зоны 51 не осталось ни души, по кому бы он скучал и кого хотел бы увидеть. А сигареты продавались и здесь. Учёный так тосковал по сыну и жене, что предпочёл уйти с головой в работу. Он с огромным энтузиазмом отнёсся к своему назначению, не чувствуя никакого подвоха, ведь у тех, кто попадал в ?Улей?, доступ поначалу самый минимальный, а истории болезни пациентов зачастую сочинялись для докторов специально обученными людьми. Лаборатория тщательно следила за тем, чтобы не было никаких утечек информации, а новоприбывшие учёные не были с первых дней шокированы тем, с чем им придётся столкнуться.Однако через пару месяцев ежедневных операций Адама Дженнерса начали терзать вопросы о том, что случилось с этими людьми, попавшими к нему под нож. Просматривая медицинские карты, доктор не находил внятных ответов, а все описанные там факты ставил под сомнение. Волей-неволей, в памяти начали всплывать ужасающие истории о нацистских экспериментах на людях, которые он читал ещё в университете. Он хорошо запомнил имя доктора Герты Оберхойзер*, которая работала в концентрационном лагере Равенсбрюк.Фрау Оберхойзер в ходе своих экспериментов вмешивалась в костные, нервные и мышечные ткани организма. Она изучала механизмы регенерации различных тканей тела, удаляя у заключённых конечности, кости, а вместо них имплантировала чужеродные тела. Эти эксперименты должны были помочь в лечении немецких солдат. Но, увы, результаты были весьма плачевными, ведь испытуемые получали увечья, а многие умирали во время проведения операций без анестезии. Каждый раз, глядя на травмы пациентов, в памяти доктора Дженнерса всплывал черно-белый список доктора-палача во время Нюрнбергского процесса. Отделаться от этих ассоциаций он не мог. И решил, что в одиночку этим сомнениям предаваться не стоит…В команде с ним работало несколько хирургов. Одним из них был русский хирург Николай Митрохин, а вторым?— немецкий учёный Франц Шнайдер. Когда Адам попытался поговорить со Шнайдером о правдивости медицинских документов, тот разразился философским монологом, суть которого сводилась к тому, что граница между служением человечеству и аморальностью очень призрачна, а жестокие эксперименты над отдельными индивидуумами могут быть вполне оправданы, если они спасут жизни миллионов в будущем. От этих речей доктору Дженнерсу сделалось ещё хуже и ассоциации с экспериментами Третьего рейха стали ещё прочнее. Больше попыток поговорить со Шнайдером он не предпринимал, но зато заметил — Митрохина терзают те же сомнения, что и его.К тому моменту первые полгода Адама Дженнерса как раз подходили к концу, а Митрохин работал уже почти год. Оставался ровно месяц до продления контракта Николая, когда в один из вечеров он постучал в дверь комнаты Адама. Учёный открыл и увидел, что его коллега мертвецки бледен. Николай весь дрожал, говорил бессвязно и твердил, что они попали в адское место, что нужно срочно выбираться отсюда и рассказать миру, что творится в ?Улье? на самом деле. Через пять минут в дверь снова постучали, и на этот раз это была служба безопасности ?Улья?. Они тихо и с вежливой улыбкой вывели Николая из комнаты, а на следующий день Дженнерс узнал, что Митрохин уволен. Выбравшись из ?Улья?, Адам решил поискать информацию о том, где сейчас находится русский учёный. Ему попалась короткая заметка в интернете, что некто Н. Митрохин найден повешенным в снимаемых апартаментах. Состава преступления не выявлено, повешение квалифицировано как самоубийство. Но в девяносто девятом Адам, несмотря на все сомнения, продолжал свою работу, а все пациенты, которых вёл погибший коллега, перешли к нему. Одним из них был Коннор Эндрю Дойл.Сердце пожилого учёного каждый раз сжималось от боли, когда он видел молодого человека, как две капли воды похожего на его погибшего сына. Мужчина поступил в его распоряжение с увесистой медицинской картой. Всё его тело было располосовано, шрамы от операций были повсюду. Вводные сведения в карте сообщали о том, что Коннор был руководителем группы учёных, изучающих найденное доисторическое существо, выброшенное на побережье возле завода по переработке природного газа в российском городе Архангельск**. В теле милодона и в окружавшем его леднике жил и размножался некий неизвестный паразит, которым Дойл и заразился. Далее шли указания, что пациент Адама был вывезен с территории взорвавшегося завода в феврале 1997. Паразит был извлечён с помощью хирургического вмешательства. Перечень операций по удалению и восстановлению повреждённых тканей был таким длинным, что читая его в первый раз, доктор Дженнерс чувствовал, как волосы на лысеющей голове начинают шевелиться. Из карты была вырвана страница с лекарственными назначениями и ещё несколько листов. Зато были прикреплены фотографии с операции, проведённой Митрохиным месяц назад. Пытливый мозг Дженнерса не понимал, как паразит, достигший около полуметра в длину на момент извлечения и питавшийся от желудка и кишечника, о чем было сказано в анамнезе, не оставил серьёзных видимых повреждений. Внутренние органы Коннора Дойла выглядели так, как будто перед ним восемнадцатилетний юноша, никогда не пробовавший алкоголь и сигареты. Операции по восстановлению тканей никогда бы не дали такой результат. К тому же в брюшной полости своего пациента Дженнерс не заметил никаких признаков, что эти операции вообще проводились: ни единого признака ?пера? хирурга, ни единого шва. Да и внешние швы выглядели так, как будто им минимум полгода, а не месяц.Следующий контракт на шесть месяцев немного прояснил картину для доктора Дженнерса. Видимо, в руководстве решили, что хирург прошёл проверку на ?вшивость?, и постепенно начали открывать для него и другие, ранее недоступные сведения. Они разъяснили, что на пациентах испытываются новейшие препараты по регенерации тканей. Их применение в десятки раз повышает скорость заживления ран и порезов. Оказалось, что все швы на теле Коннора Дойла и других пациентов действительно сделаны месяц назад. И буквально через пару недель последующего применения препарата от них не осталось ни единого следа. Достались доктору Дженнерсу и фото с первой операции Дойла, на которых практически полностью отсутствовала печень, а следы перитонита были настолько обширными, что вряд ли пациент с такой клинической картиной смог бы заполучить хоть однопроцентный шанс на жизнь.Повышение доступа также расширило возможность узнать и другие факты, о которых Дженнерс предпочитал не вспоминать. Он понял, что ввязался в дела явно пострашнее историй о фрау из книг. И с этого момента единственной целью для него стала попытка выбраться из лаборатории и забрать с собой мужчину, похожего на его сына, которому предстояло ещё множество операций по исследованию свойств регенерации тканей и прочих ужасов. Ведь проект ?Саламандра? был не самым ужасающим проектом ?Улья?. После исчезновения Митрохина Адам больше ни с кем не делился своими подозрениями, но однажды, придя на пару минут раньше в лабораторию на обход своих пациентов, он застал над кроватью пребывающего в беспамятстве Коннора миловидную брюнетку, которая читала его карту. Дженнерс нахмурил брови, так как она явно не была медсестрой, а всех, кто работал в проекте ?Саламандра?, он знал очень хорошо. Брюнетка странно дёрнулась, увидев доктора Дженнерса, но затем любезно улыбнулась, повесила карту на место и представилась. Её звали Аманда Райз?— ведущий врач акушер-гинеколог проекта ?Ева?. Адам тогда просто опешил, и в его голове пронеслась туча мыслей, какого чёрта в палате его пациента забыла гинеколог! Он тогда ещё не знал, что Коннор Дойл косвенно участвовал и в её проекте, и доктор явилась к нему, чтобы согласовать графики сбора закончившегося биологического материала. И от той информации, которую она поведала, редкие седые волосы доктора Адама Дженнерса снова зашевелились сами собой… Тогда он ещё не знал, что эта маленькая, хрупкая брюнетка станет главным его союзником в борьбе за правду и за спасение Коннора из стен лаборатории. Правда, эту часть истории доктор тщательно скрывал от Дойла… По одной единственной причине. Он знал, что это причинит ему боль посильнее той физической, которую он испытывал в лаборатории.Глядя на маленькую Николь, Адам в голове подбирал правильные слова. Он и так оттягивал этот разговор уже больше недели, чувствуя, как напряжение внутри Дойла возрастает с каждым его приездом. Вряд ли результаты теста ДНК, которые свидетельствовали о том, что девочка на девяносто девять процентов является дочерью профессора Дойла, избавили последнего от вопросов, когда же это он успел стать отцом двухмесячного ребёнка. Но учёный хотел собрать побольше информации по своим каналам. Или возможно врал сам себе, прикрываясь этим поиском, ведь несмотря на то, что воспоминания об Аманде Райз были единственным светлым пятном во всей истории его работы в ?Улье?, реакция Коннора на всю эту историю будет вряд ли спокойной и понимающей…Коннор аккуратно уложил малышку в кроватку, погладил её по голове. Она крепко спала, тихо и мирно посапывая. Он ещё раз убедился, что её лоб не горячий.Целуя дочь на прощание, Коннор не мог слышать, как на кухне Адам позвонил кому-то и сказал всего лишь одно предложение: ?Приезжайте сегодня, я позабочусь, чтобы он был вечером здесь?.