Часть 14 (1/1)

Ханс с Бруно отправились в главный штаб.Двухэтажный особняк находился, как ни странно, не в центре, а на окраине, в пригороде Парижа под названием Бюсси-Сен-Жорж. Немецкие войска начали своё стремительное наступление с малых побед, первым пал именно этот спокойный тихий городок. Как только здание было оккупировано новым правительством, две мраморные массивные колонны у центрального входа украсили красной тканью с изображением креста с загнутыми концами из четырёх прутьев, обозначающие создание, солнце и благополучие. Это же ?солнышко? воткнули и на самый вверх здания, чтобы освещало своим благим сиянием французов, заставляя тех принимать новые правила и устои. Результат такой пропаганды, конечно же, не был однозначным, ведь кто-то свыкся с новыми требованиями нацистской армии, а кто-то так и не смог перебороть себя и сдаться под опеку.Теперь в этом здании регулярно собирался весь офицерский состав, обсуждая дальнейшие действия и выстраивая стратегию продвижения. Они обдумывали как бы побыстрее захватить то, что им не принадлежит.Штаб делился на несколько секторов: кабинеты командующих, бытовые комнаты, кладовые с оружием и боеприпасами, несколько столовых, в которых строго соблюдалась субординация, и камеры для заключённых, которые, как правило, долго в них не задерживались. Несчастных либо казнили (в том случае, если пленник не представлял особой ценности), либо отправляли в услужение офицеру (если он, конечно, не вызывал опасений). По приказу руководства (история умалчивает, кто именно отдал приказ) одна из комнат была выделена для поощрения избранных, ведь офицерам нужно было как-то отдыхать от военных действий и черпать жизненную энергию для поддержания боевого духа, зачастую высасывая её из какого-нибудь молодого крепкого тела с соблазнительными формами. Комната была чудесна, наполнена интересными приспособлениями, в наличии имелась даже гильотина. Механизм приведения в исполнение смертельной казни служил скорее для остроты ощущений в любовных играх, чем для того, чтобы немедленно отсечь голову понравившейся француженки. В этом не было необходимости; можно было расстрелять их и на улице, у стены. Зачем пачкать пол? Хотя руководство настояло, чтобы комнаты были выкрашены в красный цвет. Так, на всякий случай, в процессе ведь так легко увлечься, а этот цвет отлично скроет ?нечаянно? пролитую кровь. Железные цепи свисали с потолка и торчали из стен, ошейники, наручники, в общем, всё, что так грело душу ?хорошего? немца. Каждый молодой солдат мечтал попасть в пыточную и использовать её по назначению, только в качестве кого именно?— пассива или доминанта?— тщательно умалчивалось.Ханс добрался до штаба на мотоцикле, ?прихватив? с собой несколько солдат, которые, запинаясь и задыхаясь, бежали за ним. Офицер лишь бросал презрительные взгляды через плечо. Они хотят служить и за войну готовы отдавать себя целиком и полностью, пожертвовав собой ради победы. ?Фанатики хреновы!?,—?пробурчал Ханс, как только завёл своего железного коня и умчался вдаль, наблюдая в зеркало за стремительно уменьшающимися фигурами. Солдаты глотали пыль, но его приказы устало выполняли. Да куда уж им угнаться за двухколёсным командиром? Ацгил усмехнулся и сбавил скорость. Всё-таки издеваться над людьми он не хотел, потому что считал, что фашисты, большей своей частью, тоже люди с запудренными мозгами и имеют право на существование, но никому не позволительно переходить черту, ведь забирать жизни у простых граждан было категорически запрещено. Пускай он периодически делал то же самое, как служащий армии и своего отца, держа слово офицера и выполняя условия, пока выполняются его. Ханс не скрывает, что очень хотелось отучить всех от самовольства и неподчинения, особенно это касалось не в меру наглых солдат, которые от чего-то решили, что им все дозволено по одному лишь праву рождения. Мучить тех беженцев, что искали новый дом, он не соглашался, потому что это не вписывалось в его личные нормы морали. Он не был грёбаным фанатиком.Зайдя в кабинет, он наконец-то опустился в чёрное кожаное кресло. Сейчас его пристанище порядком отличалось от его бытности арт-дилера; белый позолоченный декор сменился на тёмные цвета: серый, чёрный, коричневый. Строгость, чёткость и никаких излишек. Больше ничего не выдавало любовь к искусству, скорее наоборот?— лишь страх и уныние, строгость и лаконичность. Ханс тяжело вздохнул и потёр глаза, посмотрев по сторонам.Возможно, он несколько увлёкся своеобразной медитацией и потерял счет времени; вернуться в реальность его заставили громкие стоны и дикий смех из приоткрытого окна. Различив среди этой какофонии мольбы о пощаде, он тут же встал и, подойдя к окну, заметил, как рядовые выгуливали одного пленного на заднем дворе. Солдаты издевались над хромым бедолагой, заставляя его идти ровно. Не нужно было иметь медицинского образования, чтобы понять, что у мужчины свежий перелом, но его мучителей, откровенно говоря, это не волновало совершено. Они пытались заставить его идти прямо и не хромать, наказывая за неповиновение звонким ударом плети. Несчастный по началу пытался сдерживаться, но когда грязная рубашка на спине пропиталась его потом вперемешку с кровью, сочащейся из рваных ран от хлыста, мужчина послал собственную гордость ко всем чертям. Важнее было сохранить жизнь, поэтому после каждого удара он снова и снова начинал свои жалобные мольбы о помиловании. Каждый раз солдаты закатывались от смеха, находя в этом что-то весёлое и упиваясь собственной властью и вседозволенностью.Ханс с трудом подавил волну отвращения. Калека выглядел таким жалким, и от этого его мучители окончательно теряли человеческий облик. В голову против воли закрались неприятные воспоминания. Когда он только вступил в ряды немецкой армии, о его родстве с высокопоставленным генералом фон Фальком знали лишь единицы. Не то, чтобы Ацгил намерено скрывал данный факт, но и лишний раз упоминать об этом даже в собственных мыслях не хотелось. Однако, стремясь доказать свою силу и заработать авторитет у собственных подчинённых, мужчина невольно переступал ту самую запретную черту. В такие моменты он становился слишком похожим на своего создателя: таким же деспотичным, жёстким, жестоким, невыносимым диктатором. Сам офицер за собой этого не замечал, пока однажды не стал случайным свидетелем разговора солдат. Даже не подозревая о родстве Ханса и его отца, парни сравнивали их, приходя к неутешительному для офицера выводу?— они одного поля ягоды, а лейтенант Ацгил через какое-то время сможет составить достойную конкуренцию генералу фон Фальку.Никто и никогда ещё так не оскорблял его. Меньше всего он хотел быть похожим на собственного отца, больше всего страшился именно этого, поэтому с того дня старался сделать абсолютно всё, чтобы больше никому не пришло в голову приводить такие ужасающие параллели.—?Вот ведь выродки,?— протяжно выдохнул Ацгил, прикусив нижнюю губу. Поправив китель и фуражку, он решил проучить этих зарвавшихся инвалидов на голову.—?Товарищ лейтенант, а мы… гуляем,?— заикаясь, принялся оправдываться молодой изверг, как только увидел офицера. Рядовые при появлении командира тут же вытянулись по стойке смирно.—?Я вижу, что вы гуляете. Надо делом заниматься, а вы, идиоты, только и делаете, что издеваетесь над гражданами,?— прикрикнул Ханс, заведя руки за спину и окатив каждого стоящего напротив него солдата строгим взглядом, словно ледяной волной.—?Мы лишь хотели его исцелить,?— один не в меру разговорчивый рядовой решил пошутить и ответил за своих товарищей. Остальные не решились засмеяться открыто, тщательно подавляя смешки, еле сдерживаясь. Каждый раз, когда они ловили на себе суровый взгляд офицера, ухмылки исчезали с лиц.—?Исцелить, значит. Я вас сейчас сам исцелю, черти! —?процедил он сквозь зубы и одним отточенным движением вытащил пистолет из кобуры, открыв стрельбу по ногам рядовых. —?Ну же, веселитесь, смейтесь! —?приказывал он. Пули, сопровождаемые громким хлопком затвора, звонко ударялись о твёрдую поверхность брусчатки возле замерших ног. После первого выстрела молодые люди, конечно, отскочили, но продолжать движение и дальше побоялись, не хотелось бы схватить шальную пулю. —?Что, уже не смешно? —?Ханс, наконец, спрятал оружие обратно, так никого и не задев, потом подошёл ближе, заглядывая в испуганные глаза. —?Так-то лучше.?За что вы схватили этого гражданина? —?задал вопрос лейтенант, посмотрев на побледневшего фермера. Понимая, что он испуган не меньше, чем его подчинённые, он подошёл к нему и, взяв за наручники, отомкнул замки. —?Не слышу ответа! —?гаркнул Ханс, даже не посмотрев в сторону солдат, а всё так же с интересом разглядывая мужчину. Интересно, а что бы чувствовал он, если бы оказался на его месте? В его одежде, положении, не в форме с оружием и с противоречивым нравом помиловать и наказать, а именно подчинённым во всем, без возможности выбора.—?Он подрался с одним из солдат,?— сглотнув, ответил один из самых смелых провокаторов. Ханс незаметно усмехнулся и, кажется, остался доволен тем, что не все ещё согласны с вторжением новой власти.—?Убил его?—?Никак нет, но хотел утопить в речке.—?Почему не утопил? —?в недоумении вздёрнул бровь Ханс, не понимая благородства мужчины. Он задал вопрос спокойно и тихо. Только для него. Фермер абсолютно не понимал двуличного офицера перед собой.—?Помешали,?— предельно честно ответил он, опуская взгляд и убирая руки за спину, чтобы не дать себя сковать снова. Тот по-прежнему не знал, что ожидать от этого непонятного фашиста. Кто он? Что задумал? В самом ли деле мужчина так добр, или просто хочет таким казаться, чтобы втереться к нему в доверие?—?У тебя жена есть? —?поинтересовался Ацгил.—?Да, и маленькие дети.—?Хорошо,?— усмехнулся офицер и встал напротив своих солдат, рядом с пострадавшим. —?Слушать внимательно мой приказ! Только я узнаю, что вы его не выполнили, я вам точно по ноге отстрелю и будете мне на одной маршировать. —?Предупредил он угрожающе.—?Так точно, товарищ лейтенант! —?синхронно ответили рядовые.—?Прекрасно. А теперь вы сопроводите гражданина… —?запнулся Ханс, не зная как зовут несчастного, и повернулся к нему, что бы тот назвал своё имя.—?Бенуа,?— шепнул он, покосившись на офицера, все ещё не понимая намерений этого фашиста.— …месье Бенуа до медпункта. После того, как о нём позаботится доктор, вы возьмёте коробку со склада, наполните её крупой, мукой, консервами и сладостями, после чего доставите месье до его дома целого и невредимого. Прямо до постели, если потребуется. И без фокусов! —?закончил Ханс и снова глянул на пострадавшего. —?Если возникнут проблемы?— обращайтесь напрямую ко мне.—?Спасибо, товарищ лейтенант,?— шокировано прошептал мужчина и поднял взгляд. —?Зачем Вы это делаете? Вам что-то нужно от меня? —?подозрительно прищурившись, спросил Бенуа, думая о том, что наверное, всё-таки лейтенант преследовал какие-то свои цели.—?Считайте, что это моя личная прихоть. Это никак не касается лично вас,?— спокойно произносит офицер, вздёрнув острый подбородок. Если он и тварь, то хотя бы делает вид, что благороднее некоторых. —?Выполнять! —?это было?последним, что выкрикнул Ацгил, с удовольствием наблюдая за тем, как недовольные солдаты, подхватив фермера под руки, отправились выполнять указания. Во власти было что-то такое особенное, что грело самолюбие. Кажется, он стал понимать отца. А ещё был рад, что отличается от него, и в очередной раз это доказал.?Ладно, нужно заняться не менее важными делами, а точнее делом, имеющим женское имя и очень притягательную наружность?,?— напомнил себе мужчина и зашагал со двора, направляясь обратно в кабинет, чтобы тщательно всё обдумать.Ханс поднялся по лестнице и посмотрел на трёх солдат, которые о чём-то увлечённо беседовали. Заметив офицера, они поприветствовали его, синхронно выкинув руку вперёд. Среди них Ацгил не без удовольствия заметил знакомое лицо. Для него никогда не составляло особого труда завести новые знакомства, подружиться с кем-то, но война и на это накладывает свой отпечаток?— невольно начинаешь сторониться близких отношений. Сержанта Генри он почти готов был назвать своим другом, ведь молодой человек имел одно очень полезное качество: умел держать язык за зубами.Солдаты отвлеклись от разговора и уже собирались ретироваться по-тихому, чтобы ненароком не схлопотать за безделье.—?Стоять! За мной! —?рыкнул Ханс, вдруг решив, что для его плана нужна некая помощь со стороны. Солдаты переглянулись и уже направились за офицером, но сержант остановил их одним движением руки, самому направляясь за приятелем. Войдя в кабинет и быстро подойдя к столу, Ханс вытащил чистый лист и быстро завозил по белой поверхности ручкой, записывая адрес и после протягивая его Генри.—?По этому адресу живёт женщина. Возьми парочку своих лоботрясов и приведи её ко мне вместе с сыном,?— Ханс инструктировал предельно быстро и чётко, надеясь, что правильно поступает, что этому человеку он может довериться. Пусть не так, как брату, но с доставкой тот однозначно справится. Мужчина надеялся и на то, что Герда без боя не сдастся, и после он с садистским удовольствием будет созерцать исцарапанные физиономии солдат. —?Сразу предупреждаю, доставить её без увечий и царапин. Понял? Увижу хоть одну!.. —?на этих словах Ацгил подошёл ближе и выразительно посмотрел на сержанта, при этом демонстрируя свои плотно сжатые в оскале зубы.—?Так точно, товарищ лейтенант,?— с готовностью кивнул Генри, рассматривая неровный почерк Ханса. —?Как убедить женщину пройти с нами? Ведь мало кто хочет следовать за нами добровольно,?— уточнил сержант, потому что не совсем понимал, как им действовать, если нельзя применять физическую силу. И вообще, почему именно к этой женщине? Она так важна для офицера? Почему? Тогда зачем отправляет их, а не идёт и не собирает сам? Вопросы сменяли друг друга со скоростью света, но задавать их вслух мужчина благоразумно не стал.—?Разрешаю напугать. Не сильно, но настойчиво,?— более спокойно продолжил инструктировать Ханс. —?Мне нужно, чтобы она боялась, но при этом была не повреждена и мальчик тоже не пострадал. —?Ацгил облизнул губы и, отходя к столу, сел на край, скрещивая руки на груди.?Герда, Герда, на что же ты меня толкаешь, а??,?— офицер закусил губу, обдумывая детали и опасаясь того, что всё же может сорваться и правда навредить ей. А если ему понравится быть тираном? Тогда она не сможет уйти, ведь гены отца возьмут верх. Он потеряет контроль, и тогда даже Эйнар ей не поможет, ведь и сам не прочь наказать художницу. Вместо того, чтобы защищать?— станет его союзником. Вот ведь дьявол!—?Привести её сразу к Вам? —?вопрос вывел Ханса из разных мышления.—?Нет, отведите в камеру и доложите мне, а дальше … В общем, не ваше дело. —?Высказался Ханс, поглядывая на Генри. Сержант был в замешательстве: то запрещают похищать и издеваться над людьми, то разрешают и сами дают адреса, по которым живут будущие заключённые. Однако внешне казался спокойно-сосредоточенным.—?Разрешите идти? —?спросил он. Дружба-дружбой, а субординацию никто не отменял.—?Иди,?— проворчал Ханс, надеясь, что всё пройдет хорошо, а психическое здоровье Герды не пострадает. Мужчина готов сделать всё, что она попросит. Это чертовка слишком быстро проникла в его сознание и залезла под кожу, убивая в нём всё хорошее и светлое, заставляя пробуждаться самое чудовищное, что досталось ему от отца. ?Главное, не пожалей?,?— предостерёг он самого себя.Вовремя вспомнив, что не назвал имя ?жертвы?, он окликнул сержанта и вернул его обратно, а то приведут ещё одну из трёх блондинок и доказывай потом, что ничего дурного не планировал. Точнее планировал, конечно, но не с теми.—?Зовут Герда Вегенер,?— четко произнёс он имя художницы, с трудом подавив дрожь в голосе и чувствуя, что сойдёт с ума от её опасных желаний.—?Так точно, будет сделано! —?Генри?по-новой отдал честь офицеру и ушел прочь, хлопнув дверью.—?По голове себе стукни, идиот,?— устало выругался Ханс, принявшись нервно вышагивать по кабинету и расстегнув, наконец, чёртову китель.Дышать легче не стало, да и расслабления он не почувствовал. Стоило закрыть глаза, как перед ним тут же возникал образ отца, яростно избивающего мать. Ханс отчетливо слышал душераздирающие крики, громкие всхлипы и звонкие шлепки по исхудавшему телу. Память против воли услужливо подкинула яркие, но отнюдь не самые приятные моменты из далёкого детства.Он вспомнил, как вернувшись однажды из школы, нашёл собственную мать, лежащей на полу, всю в крови. Тогда мужчина только познакомился с Эйнаром; они учились в местной школе, а после занятий задержались, чтобы погонять с мальчишками мяч. Ему было семь лет, в тот день закончилась его безоблачная жизнь.Он помнил, как ужас сковывал его. Мама лежала в позе эмбриона и тихо поскуливала от боли, зажимая обеими ладонями рот; всё её тело мелко подрагивало. Её тонкое платье было разорвано в клочья; тёмно-алая кровь насквозь пропитала каждый кусочек белоснежной ткани. Контраст был ужасающе прекрасный. Не замечая ничего вокруг, он кинулся к матери прежде, чем сам успел это осознать. Он боялся прикоснуться к ней, мог лишь всхлипывать и утирать крупные капли слёз, растирая по лицу солёную влагу. Голос отца заставил его обернуться. Мужчина в военное форме вальяжно откинулся на стуле, облокотившись локтем о стол и подперев кулаком голову. Они не были готовы к тому, что он найдёт их так быстро и нагрянет в их новый дом в маленькой деревушке Вайли. Отец имел большие планы на младшего сына, он хотел сделать из него идеального солдата: жестокого, беспощадного, но мать вмешалась и всё испортила. Это привело его в бешенство! Он решил наказать её за непослушание и, конечно же, за побег.Ханс подошёл к окну и, открыв его, глубоко вздохнул полной грудью, после чего посмотрел на ясное небо. Оглядевшись по сторонам, Ацгил вытащил пачку сигарет и закурил.Заметив сына, женщина судорожно вздохнула и с трудом поднялась. Тонкая рука, испачканная в собственной крови, неожиданно сильно ухватила его запястье. Мама дёрнула его на себя, и он упал в её объятья. Женщина надрывно рыдала, обнимая мальчика и прижимая к себе сильнее, сидя на холодном полу и повторяя всего одну фразу: ?Только не его! Не трогай Ханса!?. В тот момент он впервые почувствовал отвращение к самому себе. Он не мог сделать ровным счётом ничего, и лишь жалел, что рядом нет брата. Он винил себя за то, что слишком мал и слаб. В памяти всё ещё звенел стальной, холодный голос отца: ?Это мой сын, женщина!?.Тогда отец просто ушёл. Он не появился ни на следующий день, ни через неделю, ни через месяц. Они попытались сбежать снова, но при первой же попытке их мягко, но настойчиво развернули на выезде из города. Они были в ловушке, словно звери в клетке. Вроде бы и есть все условия для существования, но самого главного?— свободы?— нет. Отец периодически навещал их, напоминал о своём существовании и демонстрировал собственную власть. Тогда он и стал заниматься боксом, чтобы стать сильнее, чтобы однажды суметь защитить то самое дорогое, что было в его жизни. Но все его усилия могли оказаться напрасными…Однажды, вернувшись с очередной тренировки, он застал маму на подоконнике. Она уже приготовилась лететь вниз и прервать, наконец, своё жалкое существование. ?Не оставляй меня!??— на удивление спокойно просил подросток, останавливаясь позади неё. Он больше не плакал, не пускал сопли, не давил на жалость, потому что учился добиваться желаемого другими методами. Однако сама его просьба прозвучала как приказ. Женщина почти машинально подчинилась, и только после это с ужасом осознала, насколько её мальчик, этот добрый, милый и ласковый Ханс, начинает напоминать своего властного отца. Она пошатнулась, едва удержавшись на ослабевших и подгибающихся ногах. Подросток подошёл и взял женское запястье, но в ответ лишь услышал: ?Отпусти… Я больше не нужна тебе! Ты уже взрослый и справишься сам!?,?— отмечая, как маленькая ручка её сына выросла в почти уверенный капкан тринадцатилетнего подростка. ?Отпущу, но не так. Я избавлю тебя от отца!?,?— уверенно заявил Ханс. Это его обещание. Его цель. Его предназначение.Ацгил в очередной раз затянулся. Дым не помогал ему забыть наполненные слезами глаза и дрожащий голос матери в тот момент.?Я становлюсь сильнее и совсем скоро он не справится со мной!?, — убеждал себя Ханс. К тому же, скоро должен был приехать Бруно, а вместе они обязательно что-нибудь придумают. Отец, конечно же, до определенного момента не должен был ни о чём знать. По его мнению, сыновья не могут пойти против своего родителя. Это было удобно для всех. ?Нет, ты можешь пострадать!?, — выкрикнула женщина, слезая с окна и крепко обнимая сына. В глубине души она понимала, что всегда будет нужна ему, хотя бы для того, чтобы зашить раны, которые нанесёт мальчику этот изверг. ?Нет, мам, он меня не убьет. Я ведь нужен ему, он хочет воспитать себе подобного. А раны от его… методов?— это пустяки, заживут. Пусть он учит меня кусаться, причинять боль, но в один день поймёт, что сам же может пострадать от своего воспитания?,?— усмехнулся Ханс, обнимая женщину, как совсем взрослый мужчина.Теперь он точно решил идти до конца.Отец приезжал в Вайли, привозил деньги, еду, одежду, в общем-то, всё самое необходимое для учёбы и развития сына. Пока Ханс учился, просто играл с Эйнаром в футбол или сидел с ним на берегу и смотрел, как его друг изображает закаты, родитель занимался любимым делом?— издевался над женщиной: насиловал, унижал, бил и подчинял себе. В очередной раз отец заявился вне своего расписания. Целый день Ацгил не мог найти себе места, нервничал и чувствовал, что с самой важной для него женщиной что-то не так. Матери было плохо и, скорее всего, уже не страшно. Он спешил вернуться домой вовремя, почти бежал по направлению к трёхэтажному дому грязно-синего цвета. Кинув сумку на пороге, мальчик вошёл в дом. Подросток бросался по комнатам, боясь увидеть то, чего бы не хотел видеть никогда. Ханс боялся застукать отца, насилующего его мать, ведь он жил и развивался в этом теле целых девять месяцев.Зайдя в гостиную, Ацгил заметил отца, вальяжно развалившегося на диване, словно тот был хозяином всего мира, а уж этой семейки и подавно. Он неторопливо курил сигару, а его мать стояла перед ним на коленях и делала глубокий минет (хотя тогда он не знал ни этого слова, ни его значения). Её голова медленно опускалась и подымалась. Глаза были открыты, она, не отрываясь, смотрела на мужчину, а отец?— на неё, лениво направляя, чуть поглаживая женщину по волосам, всем своим видом демонстрируя собственное превосходство.Чувство превосходства посещает и его самого. Буквально час назад он отправил за Гердой троих солдат, прекрасно понимая, что всё может пойти не по плану, а тогда ему придётся ещё раз выпустить свою тёмную сущность. Кто сдержит его самого, если что-то пойдёт не так? Густаво?Ханс докурил, затушив сигарету о дно пепельницы. Вытащив очередную, он зажал фильтр зубами и снова затянулся. Закрыл глаза. Память услужливо подсунула новую порцию воспоминаний о том, как тёмные силы вышли из него в первый раз. Ацгил устало опустился в кресло и выпустил струю дыма в образ отца перед собой. Он с нескрываемым презрением смотрел на того, от кого, будь у него хоть малейшая возможность, родиться не хотел бы никогда. Офицер затянулся вновь и, оперевшись на подлокотник кресла рукой, пока между пальцев тлела сигарета, а другой взял фуражку и стал рассматривать железный символ нацисткой армии, расположенный прямо над козырьком. Мужчина скривился, потрогал железный череп пальцем, а затем воткнул дымящую сигарету в лоб ?смерти?, покрутил пару раз и швырнул его обратно на стол вместе с окурком.—?Товарищ лейтенант, разрешите войти! —?стук в дверь, показавшийся в тишине кабинета оглушительно громким, вырвал Ханса из воспоминаний.—?Разрешаю,?— крикнул он в ответ, усмехнувшись. Правду говорят, что существует братская связь, более того, она очень сильна: если тревожится один, то и второй не спокоен. Дверь открылась, и в неё тут же вошёл не менее строгий, чем хозяин этого кабинета, лейтенант фон Фальк.—?Ты чего такой? Всё хорошо? —?поинтересовался он, мгновенно заметив на лице младшего брата какое-то замешательство и сомнение. —?Вновь пришлось пристрелить кого-то? —?предположил Бруно, подойдя ближе и небрежно пряча руки в карманы форменных брюк. Его взгляд зацепился за пепел на полу, но уточнять он не стал. Мало ли, может, Ханс просто пепельницу уронил.—?Нет, ни в кого не стрелял. Хотя… не важно,?— поправился он, вспомнив о горожанине. Ацгил отвечал резко и коротко, не желая вдаваться в подробности и, как следствие, выслушивать нотации от старшего брата о том, какой он кретин. Ханс и так это знал, зачем об этом постоянно напоминать?—?Тогда что? —?не сдавался Бруно. Он методично продолжил выпытывать ответ, смотря на него сверху вниз. Ещё с детства повелось, что он всегда нависал над братом, чтобы вывести его на на чистую воду, как правило, под страхом получить лещей за молчание. Но это было тогда, а сейчас Ханс вырос и ни в чём особо не уступает: ни в росте, ни в силе, ни в других физических данных. Ацгил встал, желая быть с ним наравне.—?Просто борюсь со своими демонами, а ещё приказал солдатам притащить сюда Герду с сыном,?— открыто сообщил он, не отходя, впрочем, от брата ни на шаг. Даже зная, что тот против, и сейчас начнётся поучительная лекция о том, как он похож на отца и всё такое. Но это не так, хотя, кого это волнует? Ханс терпеливо ждал реакции Бруно, который лишь тяжело вздохнул и, отойдя от младшего, принялся измерять комнату широкими и неторопливыми шагами.—?Ты уверен, что именно этого она хочет? —?тихо спросил Бруно, останавливаясь возле окна и закрывая его; стало слишком зябко.—?Может и нет, но какая, нахрен, уже разница,?— грубо ответил Ханс, чувствуя, что начинает злиться.Он в два шага оказался возле портрета фюрера. Изображение перед его глазами начало расплываться, через минуту кристаллизуясь в новую форму. Ханс увидел вместо национального диктатора другого, их с братом персонального. Не сдержавшись, мужчина схватил рамку и со всего размаху швырнул её об пол, разбивая стекло и деревянную раму. Бруно невольно пришлось забиться в угол, чтобы наблюдать за тем, как брат на полной скорости слетал с катушек.—?Ханс, ты ещё можешь вернуть их обратно.—?Могу, но не хочу! Она придёт сюда и получит сполна всё, что так сильно хочет! Я приучу её к другим эмоциям,?— громко обещает Ханс, озлобленно пиная стекло в стороны и расчищая себе путь по направлению к брату. —?Не смей меня сравнивать с отцом,?— прочитал он во взгляде брата. —?Я?— не он,?— на выдохе произнес Ацгил, стараясь успокоиться, посмотрев в точно такие же, как и у него самого, глаза напротив.—?Я надеюсь, ты помнишь, что мы сделали с отцом, когда он в последний раз переборщил?—?Помню,?— произнёс Ханс, облизнув губы. —?Это другое!—?Не другое, брат! Она просто не понимает, чем рискует, а ты можешь потерять контроль и навредить ей.—?Хочешь сказать, что я такой же больной ублюдок, да? —?возмущённо спросил он, после ядовито усмехаясь и толкая брата от себя. Подойдя к столу, он опёрся руками на столешницу и низко опустил голову.—?Не ты один,?— согласился Бруно. Он ничем не лучше, однако научился со временем с этим справляться, ведь смог отпустить с миром женщину, которая не любила его. Мужчина не пытался любыми способами удержать её возле себя, а просто подписал бумаги о разводе. —?Но мы можем быть и другими,?— ободряюще попытался улыбнуться Бруно, подходя ближе и положив ладонь на плечо младшего, надеясь успокоить, как и тогда, в детстве. Когда его, ещё совсем маленького, просто так наказывал отец. —?Не заставляй меня останавливать это безумие и защищать твою женщину, мать твоего сына, от тебя же. Густаво вырастет ещё не скоро и не сможет заступиться за неё, а я смогу,?— терпеливо, с легко читаемой угрозой в голосе шепнул Бруно, по-дружески похлопав брата по спине, после направляясь к выходу. —?Надейся на то, что Герда останется довольна,?— усмехнулся он и, подмигнув напоследок, вышел.—?Что же ты свою жену не защищал от самого себя, а? —?выплюнул Ханс в уже закрытую дверь. —?Сука! —?рыкнул он, сметая всё со стола: канцелярские принадлежности тут же посыпались на пол вместе с папками и картами. Ацгил заметался по кабинету, сжимая и разжимая кулаки. Хотелось разбить чьё-нибудь лицо, прямо в мясо! Отдышавшись и повернув голову в сторону зеркала, Ханс увидел собственное отражение, но он уже не был похож на самого себя, скорее на своего внутреннего демона. Мужчина закрыл глаза, глубоко вздыхая и всеми силами стараясь уверить самого себя в том, что вовсе не похож на отца.Ацгил застегнул китель и, схватил фуражку, быстрым шагом направился прочь из комнаты. Стремительно преодолев коридор, практически выбежал на улицу.—?Товарищ лейтенант, всё хорошо? —?Бруно снова подошёл к брату. В отличии от Ханса, он был совершенно спокоен. Мужчина раньше, чем Ханс, привык сдерживать себя, держать все эмоции внутри.—?Да, всё просто замечательно. Разве может быть по-другому, лейтенант фон Фальк? —?по буквам протянул фамилию их отца. —?Почему ты не поменял фамилию? —?вдруг опомнился он, вглядываясь в строгое лицо.—?А зачем? Мне и так хорошо, ведь я?— сын генерала, у меня есть определённое преимущество, поблажки всякие,?— улыбнулся тот, перечисляя то немногое положительное, что было в их родстве с собственным отцом. —?А ты не хочешь поменять? Мне было бы спокойнее, если бы я знал, что ты тоже под некой защитой столь громкой фамилии.—?Нет, хоть чем-то же я должен отличаться от этого ?демона?,?— более расслабленно ответил Ханс, кивнув тому головой в сторону и предложив пойти с ним. —?Погоняем солдат? —?предлагает офицер, и брат с готовностью идёт за ним, соглашаясь с тем, что рядовым действительно нужна неплохая встряска.