Глава 29 (1/1)

25.04.2014 Сон всегда был тем местом, куда я могла бежать без оглядки и гарантированно чувствовать себя в безопасности. Сейчас я боюсь сна так же, как того, от чего всегда пыталась убежать. Что, если снам всё-таки суждено сбываться? Раньше это было бы греющей душу надеждой, что всё когда-нибудь наладится, всё будет хорошо и чертовски забавно, как иногда оно нам снится. Сейчас же я не знаю, что хуже: мои кошмары или реальность, которые одинаково кружат мне голову даже тогда, когда у меня должна появиться надежда. Страшно засыпать, страшно просыпаться, страшно жить и страшно пребывать во сне. В моих ужасных фантазиях этот сумасшедший уже давно поймал меня, а в жизни я в ужасном ожидании, что же будет дальше?— исполнится всё наяву или всё-таки это мои очередные заскоки. Кто знает? А вдруг всё уже предрешено, и кто-то даёт мне об этом понять? Такими мыслями заканчивается каждая моя попытка заснуть в последнее время. Ворочаюсь с боку на бок, и с каждым разом становится всё страшнее; страшно открывать глаза, ведь мой мозг придумал, что надо мной стоит какой-то человек или не человек вовсе, и разве я могу себя в этом переубедить? Когда на улице снова тухнет фонарь, когда листья снова начинают шелестеть от лёгкого дуновения ветра, когда кто-то единожды шаркает ботинками по асфальту, а ты в парализующем ожидании прислушиваешься к звенящей тишине, думая, не под твоим ли окном топчется прохожий. Я не могу жить, не обвиняя во всех странностях вокруг абсолютно не знакомого мне человека, и это сводит меня с ума. Я ничего в жизни так не боялась, как его. Но теперь я боюсь ещё и спать. Я теребила в руках кусочек простыни, стараясь освободить голову от лишних мыслей. Кажется, скоро там будет дырка. Но сейчас это не так важно, как то, чтобы я уснула. Дело уже даже не в школе или работе, которую я стала пропускать, а в том, смогу ли я вернуться в привычный ритм жизни. Вряд ли мне удастся сделать это в полной мере, ведь теперь на каждой улице двадцать четыре часа в сутки патрулирует полиция, и сложно игнорировать их периодически зажигающиеся мигалки, считая это за само собой разумеющееся. Сложно думать, что всё будет так же, как и прежде, когда в 21:00 двери твоего дома должны быть заперты на все замки, окна зашторены (или даже заколочены, как предпочитает делать далеко не меньшинство жителей Прескотта), а ты должен осторожно перебираться по дому так, словно убийца сидит прямо в твоей спальне, скрывая лезвие своего ножа в кромешной темноте. Все в городе только привыкают к этому, но у меня, кажется, начинается дежавю. Нет, никогда в жизни мне не приходилось жить с мыслью, что меня преследует какой-то маньяк, я никогда раньше не чувствовала, что моя жизнь находится в опасности. Но я чувствовала, как начинаю сходить с ума из-за себя самой. И сейчас, когда это снова повторяется, мне кажется, что эта цикличность никуда не пропадёт. Никогда. Это было, когда родители перестали быть частью моей жизни, и это случается сейчас, когда, кажется, я сама перестаю быть частью своей жизни. Всё вокруг меня рушится, и я даже не знаю, происходит ли это по взмаху крыльев бабочки или из-за того, что когда-то махнула рукой я сама. Раскрыв глаза, словно меня кто-то резко вырвал изо сна, я устремила взгляд в потолок, и никакого облегчения от того, что надо мной никто не нависал, у меня не появилось. Я сглотнула ком в горле, к чему-то готовясь. Ноги были наготове, чтобы вот-вот спрыгнуть на холодный пол, руки по-прежнему сжимали простынь, сердце в бешеном ритме словно пыталось вырваться из груди, а я начала странный обратный отсчёт. Но во всём этом пропала необходимость, когда я неожиданно для себя вскочила с постели, стараясь избавиться от взявшейся из ниоткуда одышки. Я пыталась рассмотреть в темноте свои руки, ноги, но в этом всём не было смысла, пока я не дотянулась до выключателя. А когда свет озарил мою комнату мягкими лучами, я заметила, что у меня снова началась странная дрожь по всему телу. Но это было для меня не так важно, как то, из-за чего я отбросила все попытки уснуть. Я бросилась к письменному столу, выдвигая ящики в поисках чистого листа бумаги. Стараясь делать всё как можно тише, я наводила только больше шуму: если мне и удавалось отодвинуть стул, то это сопровождалось громким скрипом, ящики в последний момент закрывались с грохотом, несмотря на мои попытки быть как можно осторожнее и мягче в движениях, стакан из-под воды, мирно стоявший на столе, совершил тройной аксель, прежде чем, напугав меня до смерти, всё же устоять и не разбиться вдребезги посреди ночи. И когда я всё же нашла чёртов лист и ручку и в конце концов уселась за стол, всё то, что я хотела сделать буквально минутой ранее, тут же вылетело из головы. То, что я могла сделать наверняка,?— поставить дату. Если это будет рисунок, который можно будет, скорее, назвать чернильным кошмаром из кругов и прочих каракулей, или какое-нибудь невзрачное письмецо, то люди будут знать, в какой именно день своей жизни я официально начала сходить с ума.Что дальше?Кому: маме, папе. Скорее всего, Филлис, может быть, Майклу. Эштону.Я не совсем помню, как это делать. Раньше это выходило у меня само собой, но теперь… Я как будто должна что-то сказать, но я не могу этого сделать. Все будет очень сумбурно, беспорядочно. Но это всё равно не имеет никакого значения, да?вы, а не она. А рядом ли она вообще? Ещё дальше, чем вы. Это угнетает.Раньше я думала о вас каждый день, а теперь?— каждую чёртову секунду. вы должны быть рядомМайкл. Мне жаль, что я втянула тебя в это. Мне жаль, что у тебя проблемы, и я никак не могу на них повлиять. Мне жаль, что я не договариваю. Мне жаль, что ты тоже разваливаешься из-за меня. Может быть, если бы не я, то всё сейчас было бы хорошо. Может быть, если бы я рассказала тебе обо всём, то сейчас всё было бы совсем наоборот. обо всем. Тебе должно быть всё равно, разве нет? Но теперь ты знаешь о том, о чём никто не знает из моих друзей, и я… Мне кажется, что это неправильно. И я не могу выкинуть из головы твой чёртов шрам. Что ты не договариваешь? Почему на твоём лице такая же отметина, как на всех убитых, в том же месте, под тем же углом? Тебе, видимо, есть что скрывать.Но почему же ты так усердно пытаешься показать всем своим видом, что тебе нечего терять?Я бы хотела сказать это всё лично вам. Не знаю, зачем я это пишу. Может быть, я трусиха, раз не могу сказать людям рядом со мной, как они мне дороги. Я не понимаю, что со мной происходит. Меня словно уносит течение, а я не вижу смысла пытаться плыть против него. Возможно, смысла и правда нет. Но я знаю, вы бы сказали, что нужно хотя бы попытаться.Мне правда жаль, что я отгородилась ото всех.Люблю тебя, мам. Люблю тебя, пап.Филлис и Майкл?— я вас не заслужила.Не знаю, что ты скрываешь, но мне и не хочется знать. Спасибо, что не наплевал и не смешал с грязью. Когда я поставила последнюю точку, ручка сама собой выпала из моей руки. Я откинулась на спинку стула, хмурым взглядом обводила каждую букву, каждую запятую, все кляксы и смазанные чернила. Я думала, что это мне поможет, но увы. Не помогло. Я подняла голову и увидела в тёмном отражении свой едва различимый силуэт. И на секунду мне показалось, что он исчезает. Страннее того было лишь то, что мне было всё равно. Проказы моего не спавшего почти сутки мозга не вызвали у меня совершенно никакой реакции. Наверное, я больше удивилась тому, что моё отражение там вообще было. Всё вернулось на круги своя, когда я услышала за дверью тихое, но тем не менее тяжёлое шарканье тапок. В щёлке под дверью я заметила загоревшийся свет, и после этого в мою комнату, словно ураган, ворвалась Аланна, держа в руке какую-то книжку. Секундой позже до меня дошло, что это было. —?Что это такое? —?с презрением выплевывала слово за словом женщина, ткнув меня носом в дневник Грейс Перкинс. —?Откуда это у тебя? —?Тебя это не касается. —?Я судорожно попыталась вырвать у неё из рук свою вещь, но та лишь одёрнула руку и подняла её вверх, как будто поддразнивая меня. —?Отдай. —?Полиции, наверное, будет интересно, да? —?Это… Там нет ничего важного. Просто отдай и все! —?Эта девчонка была помешана на тебе. Она писала об этом в свой дневник, а ты его украла, причём втайне от полиции. Сдаётся мне, ты врёшь. —?Аланна отошла на шаг назад, пряча за спиной ежедневник. —?Ты украла улику, ты ведь знаешь об этом, да? А я, как законопослушный гражданин, должна заявить об этом. Разве нет? —?К её лицу тихонько подкрадывалась насмешливая, надменная и злорадствующая улыбка, которая больше походила на звериный оскал, а внутри меня боролись два совершенно чуждых друг другу чувства?— страх и безразличие. —?Как законопослушный гражданин,?— я медленно приблизилась к женщине, чуть возвышаясь над ней, и стёрла с лица последний след паники или страха,?— ты должна работать и должна платить налоги; должна оплачивать счета и должна обеспечивать меня до моего совершеннолетия, ведь ты взялась быть моим опекуном. Но это всё делаю я. И у тебя нет никакого права после всего, что я делала, идти в полицию и докладывать на меня. Не сегодня. —?Я выхватила у неё из рук небольшую книжку и помчалась прочь из комнаты, быстро спускаясь по лестнице. Аланна не стала ждать и помчалась вслед за мной, прикрикивая и угрожая всё же пойти в полицию. Я метнулась в ванную, закрывшись на крючок, и спустилась вниз по стенке, пытаясь перевести дыхание. За старой, сдающей позиции стиральной машинкой было место, куда я могла спрятать любую вещь, а Докинз бы её не нашла. Приложив все силы, чтобы сдвинуть с места громадную машину, я попыталась рукой нащупать кусок отходящих обоев, за которыми была небольшая дырка. Вскоре потрёпанный дневник оказался вне риска быть обнаруженным. Я с облегчением выдохнула, откинув голову назад и ударившись затылком о кафельную плитку. Когда же это всё закончится? Я вздрогнула, когда дверь справа от меня начала ходить ходуном, а у меня за спиной, вернее, за стеной, у которой я сидела, послышались недовольные возгласы моей тётки, которая долбила кулаками везде, где только можно, чтобы просто-напросто выломать дверь и вытащить меня из моего укрытия. —?Лучше выйди, пока я не вытащила тебя собственными руками! Я молчала. —?Тебе это не сойдёт с рук, что бы ты ни задумала! Я ведь вижу, что ты, маленькая дрянь, что-то скрываешь! То, что я нашла у тебя дневник мёртвой девушки, только доказывает это. Я не позволю такому жить в моём доме, ясно? Она продолжала долбить кулаками в дверь, пока я, прижав к себе колени и закрыв глаза, медленно вела счёт до ста, надеясь, что к сотне она прекратит тщетные попытки и оставит меня в покое. И дело было вовсе не в том, что я боялась, что она может что-то сделать,?— я знаю, это ограничится синяком или царапиной, которых через неделю след простынет. Меня волновало то, что я могу сорваться. Такого никогда не случалось, никогда я не позволяла себе делать что-то в ответ. Но сейчас, когда из её рта так и лилось дерьмо о том, что я сумасшедшая, что я опредёленно имею причастие к убийству Грейс, что я?— монстр, которого она рассмотрела с самого первого дня моего пребывания здесь, мои кулаки сжимались сами собой, и я никак не могла унять гнев внутри себя. Конечно, Докинз, как всегда, говорила сущий бред, она делала это всегда. Но сейчас что-то было по-другому. Как будто она… поймала меня с поличным, а мне хочется, чтобы она замолчала. Замолчала к чёртовой матери, и больше ни слова не слетало с её пересохших морщинистых губ. Я должна быть спокойна. Девяносто четыре. —?Я тебе не попугай, Бетани! Выходи сейчас же, иначе будет хуже! Зажмурив глаза, я руками прижала колени крепче. Девяносто шесть. —?Я не закрою на это глаза, слышишь? Если ты в чём-то виновата, ты должна за это ответить. Я исполню свой долг, и тобой займутся, я тебе обещаю. Её голос стих, и на несколько секунд в доме воцарилась блаженная тишина. Девяносто восемь. —?Поверить не могу, что ты свалилась на мою голову! Поразительно! Видимо, твой папаша с детства замечал, что ты какая-то ненормальная, да? Знала я, что от этой Мелиссы ничего хорошего не может быть. Даже дети такие же двинутые, как она. И как Артура только угораздило! Я вцепилась ногтями в ледяной кафель, царапая его и чувствуя, как мои ногти вот-вот обломятся. Я почувствовала противный металлический привкус во рту, и только потом заметила, как сильно пульсирует губа. Девяносто девять. —?Вовремя же они от тебя избавились, да? Сто. Резко подскочив, я почувствовала лёгкое головокружение, но оно отошло на второй план, когда я всем весом надавила на дверь, сломав к чёрту крючок и сильно задев Аланну, отчего та даже удивлённо охнула. Нет, я не могу больше здесь находиться. Я в пару шагов пересекла всю кухню и схватила со стула свою ветровку, надевая её по пути к двери. —?Ты что, совсем уже охренела?! —?с нарастающей злобой в голосе произнесла женщина. Я краем глаза видела, как она то убирает, то прикладывает ладонь к носу, при этом её дыхание начинало стремительно учащаться, словно у дикого разъярённого зверя. В какой-то момент она подозрительно затихла, но меня это волновало меньше всего. Я наспех надевала ботинки, ища на тумбочке оставленный днём телефон и роясь в карманах своих вещей в поисках каких-то денег. Я ни ногой сюда не ступлю. По крайней мере до тех пор, пока отсюда не выветрится дух Аланны, нагнетающий меня даже в её отсутствие. Я мимолётно глянула в разбитое зеркало на стене, у которого недавно отвалился небольшой кусочек. Над тёмной дырой я увидела вздыбленную копну тёмных волос, видневшихся прямо из-за моего плеча. Я затаила дыхание, ожидая подходящего момента, чтобы рвануть прочь из дома. Но он так и не наступил. В следующее мгновенье я почувствовала спиной удар о стену, и в глазах появились странные тёмные пятна, из-за которых я не видела половины всего, что происходило. Звуки эхом отражались в голове, больно ударяя по затылку, который словно дал трещину и был готов вот-вот осыпаться, как самая хрупкая вещь на планете. Я чувствовала на своей коже её дыхание и была готова поклясться, что она вот-вот вцепится зубами мне в глотку. Моё сердце едва ли не выпрыгивало из груди. Я была бы рада, если бы сейчас?— именно в это мгновенье?— оно остановилось. Страх перед Аланной был самым, самым худшим из всего, что я могла почувствовать. —?Думаешь, можешь вести себя, как тебе только заблагорассудится, и ничегошеньки за это не получишь? —?она выдыхала слова прямо в моё лицо, и от запаха алкоголя и сигарет меня начало воротить по новой. Я закашляла, и боль в голове только усилилась. —?Я превращу твою жизнь в ад, дрянь. Ты получишь по заслугам. —?Единственное, что я заслужила,?— это чёртова грамота за эти сраные пять лет с тобой в одном доме,?— прошептала я, чуть приоткрыв глаза и увидев кровоточащий нос Аланны. После этих слов я почувствовала рядом с шеей её ледяные руки, крепко схватившие воротник моей футболки. Несмотря на хилость, ей удалось чудесным образом чуть приподнять меня. —?Я что-то не расслышала, а? —?Докинз приблизилась ко мне, и приторно-сладкий запах её духов вперемешку с запахом выпивки вызывали во мне дикое желание сейчас же выбежать на свежий воздух. —?Даю тебе последнюю попытку. У тебя два варианта: либо ты соглашаешься со мной, по-умному разрешив ситуацию, либо ты молчишь, что не менее неплохой вариант. Так что, я всё понятно объяснила? —?Хорошо. Я скажу кое-что. —?Я покачала головой в знак согласия, и Аланна всем видом показывала то, что она довольна. Наклонившись к ней, я заглянула прямо в её глаза, метавшиеся из стороны в сторону и не понимающие, к чему я клоню. —?Сэму повезло, что он смог от тебя уйти. Секунда?— и моя голова встретилась со шкафчиком для посуды, отчего я, не выдержав, взвыла во весь голос. Аланна своими худощавыми руками вновь взяла меня за шкирку, трясясь от злости и несколько раз ударив спиной о стену, крича при этом несвязные между собой вещи и плюясь во все стороны. У меня больше нет сил. Слёзы капали с подбородка на футболку, а мои всхлипы, кажется, были усладой для ушей Докинз. Я чувствовала себя, как чёртов ребёнок, которого отчитывает злобная мать за беспорядок. От чувства уязвимости у меня подкашивались коленки, а на весу меня держала только хватка Аланны. Я ненавижу её. Я НЕНАВИЖУ ЕЁ. —?Почему я только ещё не придушила тебя собственными руками?! Как ты смеешь разговаривать со мной?! Если бы не я, ты бы жила на улице! Ты после этого смеешь упрекать меня в чём-то? Смеешь говорить о Сэме?! У тебя нет прав ни на что! Ты?— животное, слышишь? Животное, которое я взяла под своё крыло! —?Пошла ты к чёрту! —?сквозь слёзы выкрикнула я, и снова почувствовала, как воротник начинает стягиваться вокруг моей шеи, оставляя красные следы на коже. —?Отпусти меня! Хватит! —?Клянусь, если ты не замолчишь, я тебя придушу! Какой-то резкий рывок вытащил меня из лап этой чёртовой садистки, и, почувствовав землю под ногами, я слегка качнулась, но чьи-то руки тут же привели меня в порядок. Я не видела ничего вокруг себя, не видела даже собственных рук, которыми пыталась нащупать на голове кровь от удара об угол кухонного шкафа, и тем более не видела ног, на которых могла едва устоять. Боль так и колотила по вискам, и огня в масло придавал крик Аланны. Но я не была уверена, на самом ли деле эта идиотка продолжает надрывать горло, или её слова эхом разносятся по всему моему черепу, ударяясь о стенки. Я нащупала рядом с собой стену и оперлась на неё рукой, стараясь привести дыхание в порядок и рассмотреть, кого же к чёрту занесло в наш дом. Что-то загородило мне свет, отбрасывая довольно большую тень, отчего глаза открывались не с таким трудом, как пару минут назад. —?Ещё хоть пальцем её тронешь?— и полиции придётся патрулировать тебя лично, ясно? —?Знакомый голос. Только когда я прокрутила эту фразу дважды в своей голове, я смогла понять, кто это сказал. Эштон. Он схватил меня под руку и повёл к двери, а когда мы вышли за порог, послышался оглушительный хлопок, и я даже повернулась, чтобы убедиться, что дверь не слетела с петель. Хотя мне уже должно быть всё равно. Мой быстрый шаг и вровень не мог идти с его обычным, поэтому каждый раз, когда я пыталась его догнать, чуть не падала на землю. Стоило нам отойти от дома на несколько метров, как парень тут же опустил свою руку, словно ничего и не было. Что это было? Я остановилась. Эштон заметил это только тогда, когда дошёл до своей калитки. —?Ты идёшь или тебе хочется ещё добавки от неё? —?Что ты там делал? —?Тебе больше важно то, почему я по счастливой случайности оказался поблизости, или всё-таки то, что теперь тебя больше никто не колотит о стенку? —?Сейчас комендантский час. Никому нельзя выходить на улицу,?— с непониманием говорила я очевидные теперь для каждого жителя Прескотта вещи. Я видела по взгляду Эштона, что ему было всё равно, и это пугало меня только больше. —?Ладно, это… Это, наверное, неважно, извини. Голова раскалывается. Я сейчас думаю не о том, о чём нужно. Последний час никак не укладывался у меня в голове. Пытаясь вспомнить, что произошло, все картинки перемешиваются в голове, из уст Аланны я слышу одну-единственную повторяющуюся фразу: ?Клянусь, если ты не замолчишь, я тебя придушу!? В следующее же мгновенье?— письмо родителям, Филлис, Майклу и… Эштону. ?Спасибо, что не наплевал?,?— только это и крутилось в голове, когда я смотрела на отвернувшегося Ирвина. Сейчас, спустя считанные минуты, это всё кажется каким-то нереальным, как какой-то просмотренный фильм. И только пульсация на голове даёт понять, что всё что ни на есть настоящее. Мою тень обрамил мигающий из-за спины красно-синий свет, постепенно приближавшийся к нам. Я обернулась и увидела недалеко от нас полицейскую машину, из окна которой не без интереса выглядывал коп, устремив взгляд сначала на меня, а потом на Эштона. —?Комендантский час на улице, не в курсе? —?с издёвкой в голосе произнёс молодой сотрудник полиции. —?Всем велено сидеть дома до шести часов утра, без исключений. Что вы делаете на улице? —?Не спалось как-то. Решил, вот, на чай пригласить сестру по несчастью, раз такое дело. —?Эштон надменно улыбнулся копу, что тот воспринял, очевидно, не как дружелюбный жест. —?Это наши дома. Не думаю, что ради каких-то двадцати метров стоит рыть подземный тоннель, верно? —?С вами всё в порядке? Сперва я не поняла, что полицейский обратился ко мне. Только потом, когда я почувствовала, как что-то капнуло вниз, стало понятно, почему я привлекла его внимание. Рукой я неряшливо утёрла кровь из носа, кажется, ещё больше испачкавшись. —?Да, просто… Сосуды слабые. Всю жизнь с этим мучаюсь,?— заверила я мужчину, вдобавок усмехнувшись, из-за чего к затылку накатила новая волна боли. —?Если вы не против, мы пойдём. —?Эштон перевёл на меня свой взгляд, вмиг нацепив на лицо маску серьёзности, и кивнул в сторону своего дома. Держа рукав ветровки у носа, я чуть опустила голову, избегая встречи со взглядом двух полицейских в машине. Сердце снова колотилось в бешеном ритме, потому что не хватало мне только в личном деле сведения об аресте за нарушение комендантского часа. Но эти ребята, кажется, решили просто махнуть на каких-то странных типов рукой, за что я им премного благодарна. —?Я принесу лёд. —?Всё в порядке, кровь почти не идёт. —?Тебе сейчас лучше вообще помолчать. Через минуту парень вернулся с пакетом льда, завёрнутым в платок. Для меня было неловким всё, что происходило в этот момент, включая то, как Эштон осторожно приподнял мою голову, сам убрал мою руку от носа, глядя на месиво на моём лице, сам приложил лёд и велел держать. При этом ни одна мышца на его лице не дрогнула, и вид его как был до чёртиков ледяным, так и остался. —?Это твоя мать? —?Сестра отца. —?У меня язык не поворачивался назвать Аланну тётей. Теперь-то уж точно. —?Почему она тебя так ненавидит? —?Мне кажется, она ненавидела меня всю жизнь. Даже тогда, когда меня не было. —?Твой отец чем-то насолил ей? —?Тем, что не загубил на корню свою жизнь. В отличие от неё. —?Почему ты осталась с ней, а не с родителями? —?Это допрос? Мы оба замолчали. —?И часто она так взрывается? —?Я старалась избегать взгляда Эштона, но когда я всё-таки случайно заглянула в его глаза, то не увидела никакого потрясения, которое обычно сопровождает людей, когда рассказываешь им о подобных вещах. Нет, ему не было всё равно, ведь тогда бы он не задавал вопросы. Он, скорее, интересовался тем, как это происходило у меня. Как будто до этого дня он встречался с подобным, причём не раз. —?Раньше обходилось небольшими синяками и царапинами. И то это было… У неё не было цели сделать мне больно физически. В порыве гнева она могла метать предметы, какие-то могли случайно попасть в меня и всё в этом роде. В последний раз у меня была ссадина на лице. Но я никогда не чувствовала, будто во всём была виновата она, что это из-за неё я постоянно ношу какие-то пластыри. Мне даже казалось, что в какой-то степени виновата я сама. Вдруг я и правда сама виновата? Он выслушал меня, а потом молча вошёл в кухню, гремя шкафчиками и чем-то стеклянным. —?Ты можешь быть виновата в чём угодно, Бетти,?— громко говорил он, наливая в какую-то ёмкость какую-то жидкость,?— но в том, что она швыряет тебя, словно уличную шавку, виновата только она. Не ты. Я подошла чуть ближе к кухне, стараясь быть максимально тихой и незаметной. Эштон стоял спиной к приоткрытой двери, держа в руке стакан со спиртным, о чём было нетрудно догадаться. До меня донёсся тихий, едва слышный шепот парня, который, кажется, и не должен был быть услышанным: ?В этом всегда виноваты только они?. Он сделал глоток и с грохотом поставил стакан на стол, но выходить из кухни не торопился. Парень задумался о чём-то, что привлекло к себе всё его внимание, и не обращал внимания на звуки, которые случайным образом исходили от меня. Несмотря на почти полною обездвиженность Эштона, наблюдать за ним было гораздо интереснее, чем за чем-то динамичным: взгляд был устремлён куда-то туда, в место, которого нет в нашем пространстве, палец ненавязчиво стучал по стакану, словно в поиске определённого звучания, ритма, а сам он, как какая-то тёмная материя, одетый во всё чёрное, навис над столом, растворяясь в собственных мыслях. —?Если хочешь, можешь остаться на ночь,?— послышался его голос. Когда он обернулся, то не удивился, что я стояла прямо напротив него. В этот момент я заметила, что нос перестал кровоточить, и неуверенно убрала подтаявший лёд от лица, не зная, куда его деть. —?Будет лучше, если я пойду к друзьям. —?Не боишься лишних вопросов? —?Ты задал мне целую уйму. Похоже, чтобы я сломя голову бежала отсюда? —?Выглядишь так, как будто вот-вот рванёшь. —?Не хочу, чтобы ты спрашивал о том, о чём я не люблю говорить. —?Тогда тебе лучше уйти. Я отдала ему пакет со льдом, не поднимая голову и рискуя при этом спровоцировать ещё один ?кровавый водопад?. Но что-то не давало мне спокойно смотреть на его лицо и не замечать при этом его странный шрам, как было раньше. Я стараюсь об этом не думать. И тот факт, что он сейчас, возможно, спас мою жизнь, только подтверждает, что я должна закрыть на это глаза. Ещё одну головную боль в виде паранойи я просто не выдержу.