Глава 25 (1/1)

16.04.2014 Чуть подрагивая, пальцы то набирали, то стирали слова, написанные с ошибками, и несколько раз неуверенно склонялись над кнопкой ?отправить?. Я держала левую руку у рта, чуть впиваясь ногтями в кожу, и изучала каждый миллиметр экрана, задаваясь вопросом, что я вообще сейчас делаю. Но ответа не было никакого. Я только смотрела, как сторонний наблюдатель, за тем, как одно сообщение стиралось, вместо него появлялось другое и таким же образом исчезало.?Теперь моя жизнь?— сущий ад. Спасибо?Нет, это глупо, очень и очень глупо.?Мне жаль, что так вышло?Глупее того, что я написала полминуты назад, могло быть только это. Я снова стёрла предложение подчистую.?Это всё из-за меня. Прости? —?Знаешь, я пойму, если я как-то скучно рассказываю или начинаю сильно углубляться в подробности, что ты даже слушать меня не хочешь,?— протараторил Люк, на что я сперва не обратила внимания. —?Просто скажи мне об этом прямо в лицо. Я, может, и выгляжу, как какой-то слабак, который при любом обидном слове бежит жаловаться маме (а, прошу заметить, к маме я не бегаю уже как минимум пару лет), но я гораздо сильнее, чем вы все думаете. Поэтому, если тебе скучно?— так и скажи! Может быть, я что-нибудь придумаю, но не надо молча пялиться в мобильник. Библиотекарша злобно шикнула в сторону Хеммингса, который сразу же поёжился на месте и стыдливо опустил взгляд на руки. Он несмело косился на меня исподлобья, боясь поднять голову, словно из-за этого наделает только ещё больше шума, и молча ждал моего ответа. —?Извини, я просто отвлеклась,?— шепнула я, потирая глаза. —?Продолжай. Только повтори, что ты говорил минуты три назад, чтобы я поняла, о чём идёт… Я хотела отложить телефон в сторону, но взгляд снова пал на графу с надписью ?Грейс? и неотправленное сообщение. Внезапно меня с головой накрыло ощущение, что я просто потерялась?— абсолютное непонимание всего, что сейчас происходило. ?Ты в библиотеке с Хеммингсом, пытаешься заниматься историей. Ты хочешь написать сообщение мёртвой девушке. Ты сходишь с ума?,?— трёх предложений оказалось достаточно, чтобы я нажала на крестик в конце строки, и все слова, все опечатки, которые я допустила, пропали, словно их и не было. Заблокировав телефон, я отбросила его в сторону, не переживая о том, что он может упасть и разбиться. Он и без того весь расцарапанный и побитый, с ним ничего не случится. —?Что с тобой? Теперь не Майкл выглядит, как мертвяк, а ты,?— вырвалось из уст парня, и при слове ?мертвяк? я перевела на него свой взгляд. —?Я забыл, извини. —?Всё в порядке. Тебе не нужно каждый раз извиняться за то, что ты сказал что-то похожее на слова ?труп?, ?мертвец?, ?покойник?, ?смерть? и всё в этом роде,?— туманным, несосредоточенным голосом объясняла я, крутя на столе огрызок от старого карандаша. —?Пока мы это не отпустим, оно так и будет преследовать нас до конца наших дней. Про ?конец наших дней? ты тоже можешь говорить. Я не стану плакать и биться в истерике. Из-за того, что мне приходилось произносить это вслух, чтобы до парня дошло, я и правда почувствовала себя каким-то оголённым проводом. Я молчала большую часть времени, которую проводила в какой-нибудь компании, и они не говорили со мной явно не потому, что им неинтересно, а потому, что боялись сказать что-то не то. Посмотреть даже на Люка: он извиняется за такую обычную вещь, которую люди произносят не по одному разу на дню. Я бы могла свалить всё на его ?мягкую? натуру, которую заметили, я думаю, уже все, но проблема была явно не только в нём. Майкл, который мог говорить только о смерти весь день напролёт, если у него что-то произошло, теперь и вовсе затыкался и даже не упоминал тех слов, о которых я сказала Хеммингсу. Наверное, для них я и правда оголённый провод. Хотя с чего вдруг я не должна была им быть? Всё время, пока Люк разглагольствовал о важных датах и политике государств давних времён, я пыталась пересилить себя и написать то, что вертелось в моей голове сутками, не давая мне покоя. И я всё равно не смогла. Я даже толком не понимала причины: психологи советуют написать письмо умершим, чтобы стало хоть чуточку легче, но я не могла сделать даже этого не то из-за своей слабости, не то из-за того, что вовремя поняла, что эта идея?— сущий бред. —?Я не думаю, что ты вообще знаешь, что такое истерика, но… —?Люк придвинулся чуть ближе, наклонившись, чтобы нас слышало как можно меньше чужих ушей. —?Ты странная в последнее время. Грейс ведь не была твоей подружкой и всё в этом роде; все прекрасно видели, как она к тебе приставала, а ты её отшивала, но потом в конце концов накричала на неё, после чего её на следующий же день убили, и… И последнее было лишним, поэтому забудь, что я сказал три секунды назад, но прими во внимание то, что я говорил десять секунд назад. Я хочу сказать, у вас были довольно странные отношения, поэтому никто?— ни я, ни Майкл, ни Филлис, ни Селеста?— не понимает, что с тобой происходит. Возможно, тебе стоит о чём-то рассказать, но лучше не мне, если хочешь, чтобы это было в секрете, потому что рот на замке я держать не умею, ты это и так знаешь, конечно. Можешь даже не говорить, просто объясни, как нам вести себя с тобой, потому что я очень сильно вспотел, ведь не знал, как с тобой об этом поговорить, а поговорить нужно было. Все переживают, а на меня ты вряд ли станешь орать, как могла бы наорать на Филлис или Майкла. Я знаю, что ты никогда ни на кого не орёшь, но всё-таки. Я потупила взгляд на Люка, который, кажется, и правда знатно нервничал, постоянно отводил глаза, когда сталкивался с моими, чесал что-то за ухом, отчего то даже покраснело, и зачем-то быстро пролистывал страницы учебника. Сперва я даже не подумала, что слова о том, что он вспотел, были правдой, пока он не нагнулся к своей сумке, а на голубой рубашке я не увидела темноватых пятен. Я прекратила вертеть карандаш, оставив его в покое, и откинулась на спинку стула, пытаясь собрать все слова в своей голове в одну кучу. Молчание, которое сохраняли мои друзья до тех самых пор, пока трусливый Хеммингс не признался в мыслях всей компании, устраивало меня куда больше, чем-то, что, оказывается, я не так хорошо притворяюсь, словно у меня всё в порядке. Впрочем, разве могло быть иначе? Такая хреновая актриса в такой хреновой ситуации… Даже немного забавно. —?Меньше внимания мне и больше внимания истории,?— воодушевлённо прошептала я, тут же словив недовольный взгляд библиотекарши. —?Трудно об этом не думать, когда ты наклоняешься, и я отчётливо вижу твои мешки и синяки под глазами. А их раньше не было! —?Я была готова положить толстую книгу прямо Хеммингсу на голову, но вместо этого проигнорировала его слова и глазами пробежалась по тексту, чтобы понять, о чём несколькими минутами ранее вёл разговор парень. —?Я не хочу сейчас обсуждать все твои косметические изъяны, которых с каждым разом становится всё больше по какой-то причине, о которой ты нам не говоришь, поэтому я перейду к тому, что непременно связано с нашей встречей,?— он говорил как можно тише, а потом громко захлопнул учебник прямо перед моим носом, отчего я подскочила на месте. —?Твои оценки. Это всё больше походило на разговор с директором или школьным психологом. Я едва ли вообще понимала, как мы пришли к этой теме, и не хотела продолжать её, но Люк выглядел решительным (несмотря на его потливость), что бывает очень редко. Поэтому, незаметно закатив глаза, я сделала расслабленный, но вполне серьёзный вид и не менее серьёзно ответила: —?С моими оценками всё в порядке. —?Да неужели? Какой у тебя был средний балл ещё в январе? —?с хитрым оскалом спросил Люк. —?Я помогу. Четыре и пять десятых?— вот твой средний балл в январе! Ты знаешь, какой он сейчас? Три и семь десятых, Бетани, три и семь десятых! Что с тобой вообще произошло, что твои оценки всё дальше и дальше скатываются в яму, как и ты сама? —?Не знаю, чему удивляться больше: тому, что ты в курсе моих промежуточных средних баллов, или тому, что у тебя хватает наглости осуждать меня за мои оценки,?— усмехнулась я, потирая пальцами переносицу. —?То, что ты сидишь за уроками сутками и расстраиваешься каждой ?В?, ещё не значит, что остальные должны делать так же. Помимо школы у меня есть ещё и жизнь, в которой сейчас всё идёт просто ужаснейшим образом, поэтому меня не очень волнует плохо написанный тест по алгебре. Надеюсь, мы разобрались и больше не будем затрагивать эту тему. Пожалуйста. —?В том-то и дело! Что-то происходит в твоей жизни, а мы об этом даже не знаем! Твои оценки покатились по наклонной вниз, ты выглядишь даже хуже Майкла, который по ночам спит по четыре часа, ты перестала ходить куда-то, кроме школы и работы. И важно то, что это всё стало происходить примерно в то время, когда ты начала общаться с Грейс. Забавно, как от одного только имени по всему телу пробегается целый разряд тока. —?С ней это не имеет ничего общего,?— строго ответила я. Поняв, что эта ситуация становится всё абсурднее и абсурднее, я стала второпях собирать все свои вещи, попутно выслушивая остаток изречений Люка. —?Нет, однозначно имеет! Посмотри, что с тобой стало после её смерти! Никто так не реагирует на людей, на которых им было побоку! Я накинула на плечи куртку, делая вид, что слова Хеммингса никак не доходят до моих ушей, хотя на самом деле во мне кипела целая буря эмоций, которуюмне хотелось как можно быстрее прекратить. Люк прав в одном: я перестала быть собой. Я стала нервной, стала плохо выглядеть, плохо учиться?— всё становится только хуже, и спастись от полного падения в пропасть я могу только с помощью отрицания всего. Люк неправ: синяки всегда были со мной, просто в последнее время меня немного мучает бессонница; Люк неправ: мои оценки уже давно начали скатываться вниз, просто это происходило гораздо медленнее, чем сейчас; Люк неправ: я выхожу из дома гораздо чаще, чем он говорит, просто потом я захожу обратно. Только отрицание сейчас держит меня на плаву. И пока что всё идёт куда лучше, чем могло бы быть. В конце концов он прекратил разговор, когда заметил мою спешку и полное нежелание разговаривать о насущном. За это я могу сказать ему искреннее ?спасибо?, ведь допросы?— это меньшее из всего, что я сейчас хочу. Я тихо попрощалась с ним и быстро помчалась вдоль стеллажей с книгами, краем глаза ловя на себе взгляды людей за столами. Наш с Люком разговор было далеко не из тихих, но библиотекарша, кажется, просто потеряла мотивацию затыкать нас, ведь народу здесь было не так много, чтобы мы отвлекали всех и сразу, да и слушать бы я всё равно не стала. Все мысли вихрем прокатывались по моей голове, что я едва ли поспевала за своими рассуждениями, как вдруг меня что-то отвлекло. Я даже не особо поняла, что именно. Я остановилась между двумя стеллажами, дыша медленно и тихо, словно могла спугнуть кого-то очень пугливого или боялась напугать себя саму. Оглянувшись, я не заметила ничего, что могло бы привлечь к себе моё внимание, но когда я вернулась в прежнее положение, устремив взгляд вперёд, я увидела промелькнувшего человека с тёмными волосами, беспорядочно и неряшливо торчавшими во все стороны. Я инстинктивно двинулась вперёд, идя на поводу у собственного интереса, и когда вышла из небольшого ?коридорчика? между книжными полками, увидела парня, чьё лицо сразу вызвало во мне, наверное, самые поганые ощущения, которые я только могла почувствовать к кому-то. Тяжесть в груди, взявшаяся из ниоткуда неприязнь, закипающая злость и самая малая доля страха?— всё это при виде одного лишь Айзека, который что-то усердно печатал на своём ноутбуке. Задаваться вопросом, почему он всё ещё в Прескотте, было бессмысленно. Видимо, вместо разъездов он выбрал переехать сюда насовсем, чтобы медленно и успешно отравлять жизнь Майклу, вливая в него по капельке яда каждый раз, когда эти двое встречаются. Мне так хотелось подойти к нему и спросить, в чём же дело и почему он до сих пор здесь, а не в Марикопе, но это, как я уже сказала, было бы бессмысленной тратой времени и сил. Гораздо эффективнее будет ударить его самой толстой книгой в этой библиотеке, ведь то, как Клиффорд смотрит на него при каждой их случайной встрече, явно не из-за какой-то детской ссоры между ними. И виноват во всём, очевидно, не Клиффорд. Я поймала на себе его взгляд и тут же повернулась к полкам с книгами, словно смотрела вовсе не на него, а на ?излюбленные? потрёпанные корешки, от которых меня всю выворачивало наизнанку. Всё это место в целом вызывало во мне исключительно плохие чувства: я думала, что если возьму какую-нибудь энциклопедию и открою последнюю страницу, то увижу там надпись, которая опять будет пророчить чью-то смерть (может быть, даже мою). Из-за таких страхов моя паранойя начинает превращаться в нечто гораздо серьёзнее, ведь я в лице каждого прохожего пытаюсь разглядеть незнакомца, а на улице я постоянно оборачиваюсь, проверяя, не идёт ли за мной вторая Грейс Перкинс со своей камерой и не фотографирует ли исподтишка. И я даже не знала, кого боюсь больше, хотя это и было глупо. Грейс мертва, и она явно не убивала себя сама. Краем глаза я заметила, что Айзек так и продолжал смотреть на меня, поэтому, чтобы не вызывать ещё больше подозрений, я взяла с полки первую попавшуюся книгу и, засунув её в приоткрытый рюкзак, направилась к концу зала, где был неприметный и свободный стол. И хоть во мне и бушевало желание сесть за стол с Эрролом и побеседовать с ним о том, какого же чёрта он всё ещё делает в городе, я пересилила себя и уселась на пыльный стул. Я достала книгу и чуть наклонилась, не отрывая от парня своего взгляда, и смотрела, как он с особой сосредоточенностью что-то печатал. Но это был явно не доклад и не эссе, потому что он слишком часто нажимал на ?Enter?, а потом с задумчивым видом чего-то ожидал, смотря в экран. Очевидно, парень с кем-то переписывался, и тема затрагивала отнюдь не какие-нибудь обыденные вещи, как футбол или бейсбол. Сперва я подумала: ?С чего я вдруг сочла его подозрительным? Он просто сидит в библиотеке, и совершенно неважно, что он сидит в библиотеке Прескотта, а не Марикопы. Здесь тихо, по крайней мере тише, чем на многих улицах, поэтому он лишь проводит здесь свой тихий вечер, полный спокойствия и умиротворения?. Но потом, когда Айзек начал по-странному озираться по сторонам, задев своим взглядом и меня, я напряглась и сделала вид, что полностью погрузилась в подробное описание дикой природы в книге. А когда он начал собираться, причём так же торопливо, как и я десятью минутами ранее, словно что-то его подгоняло, всё своё внимание я сконцентрировала на нём, положив руку на рюкзак, чтобы в любой момент метнуться за ним. Я даже не понимала, зачем мне это надо, но что-то меня словно тянуло, как на ниточке. И это ?что-то? мне совершенно не нравилось. Он с грохотом задвинул стул и с несколько напряжённым выражением лица ушёл в другой конец библиотеки, где был выход. Я тут же схватила рюкзак и, закинув книгу на полку, помчалась прямо за ним, хотя мой внутренний голос так и кричал, чтобы я прекратила, ведь я и сама не понимала, что именно я хочу узнать. Возможно, я хотела узнать о какой-то незаконной деятельности, вроде продажи наркотиков, за которую Айзека могли бы вывезти из города, чтобы он даже не пытался травить жизнь Майклу, но даже это не оправдывало моё странное поведение. Вдруг на моё плечо легла чья-то рука, некрепко сжавшая тонкую ткань куртки, и я дёрнулась, уже готовая высказать все претензии на этот счёт Хеммингсу, который, кажется, до сих пор сидел в библиотеке. Но вместо него передо мной оказалась женщина, чуть возвышавшаяся надо мной из-за каблуков и на этот раз смотревшая на меня не с интересом, с каким смотрит врач на своего пациента, а с какой-то тревогой во взгляде. —?М-миссис Янг? —?заикнувшись от неожиданности, спросила я. —?Что вы тут… Почему вы здесь? Что-то не так? —?Я хотела поговорить с тобой в школе, но никак не могла тебя найти. Узнала, что сегодня ты должна быть здесь, и пришла. —?Кто вам сказал? —?Неважно. Нам нужно поговорить. Женщина аккуратно взяла меня под руку, отводя в самый неприметный угол библиотеки, который переставал быть таковым из-за странно шепчущихся в нём дам. Я пару раз тряхнула головой, пытаясь понять, не чудится ли мне это всё, и пришла к сколько печальному, столько и счастливому выводу. Печаль состоит в том, что это всё не выдумка, и меня правда ждёт явно странный разговор с Джоанной; счастье же в том, что недостаток сна ещё не привёл меня к окончательной фазе безумия, и всё это не какие-то галлюцинации. Но больше всего во мне было сущего напряжения, ведь я не хотела упускать из виду Айзека. —?Бетани,?— начала женщина, глубоко вздохнув,?— как ты? —?Вы явно не об этом спросить хотели. —?Хорошо, в таком случае буду предельно краткой. —?Её вид тут же стал каким-то суровым и серьёзным, словно она хотела огорошить меня какой-то плохой новостью, и я даже боялась узнать, что именно хочет сказать миссис Янг. —?Тебе нужно забыть обо всём, что ты тогда увидела в доме Перкинсов. —?Что? —?То, что я тогда сделала, было роковой ошибкой. И проблема тут не только в том, что я буквально подвергла тебя психологической пытке, из-за которой ты замкнулась ещё больше. Конечно, это главная причина, почему я жалею об этом и почему пошла на такой поступок, как вылавливать тебя по всему городу, чтобы извиниться. Но есть ещё кое-что, из-за чего, к сожалению, мне приходится просить тебя о такой, кажется, даже невозможной вещи. —?Да, она невозможная,?— сказала я скорее самой себе, чем женщине. —?Но проблема ведь не только в этом. Джоанна как-то странно замялась, словно не хотела продолжать этот разговор и надеялась, что сказанных слов будет достаточно, чтобы я успокоилась и ?отпустила прошлое?. Слишком наивно и глупо с её стороны; она ведь психолог и сама должна понимать, как звучат её слова со стороны и о чём она вообще просит. Скрывать своё нежелание и дальше вести разговор она не стала, поэтому на её лицо вновь опустилась полная холодность, скептицизм и явная неприязнь. —?Полиции нежелательно, чтобы кто-то ещё знал об этом ?происшествии?. —??Происшествие?? Вы так это называете? —?Послушай, Бетани,?— она взяла меня за руку, но я тут же вырвалась из её хватки, несколько испуганно и непонимающе таращась на неё,?— ты не должна была этого видеть. Никто, кроме полиции и меня, не должен был об этом знать. Ты сказала, что можешь быть потенциальным свидетелем, я пошла на эту сделку, и это оказалось огромной ошибкой, а ты, кажется, и вовсе меня обманула, но я тебя не виню. Конечно, ты могла пойти на что угодно, чтобы успокоить своё любопытство, но оно в таком случае должно ограничиваться только тобой. Ни твои друзья, ни тем более пресса не должны об этом знать. —?Так вы искали меня, чтобы закрыть мне рот? —?Может быть, оно так и выглядит, но… —?Оно так не выглядит, оно так и есть,?— с отвращением произнесла я, пятясь назад. —?Знаете, можете не волноваться. Травмированная я или нетравмированная, собираюсь я всё взвешивать и мыслить рационально или же буду действовать спонтанно и непредсказуемо?— неважно. Я бы ни за что не стала об этом рассказывать. Хотя бы потому, что это больше всего повлияло бы на меня. —?Пожалуйста, прими мои… —?Не надо,?— я выставила руки перед собой, чтобы миссис Янг не подошла ко мне ни на сантиметр ближе. —?Извиняйтесь перед Перкинсами. Вы ведь в их секрет посвятили кого-то чужого. Я опустила голову, надеясь никогда больше не увидеть лица этой женщины, и, накинув лямки рюкзака на плечи, я поспешила уйти от неё, чтобы не чувствовать сладкий запах её духов и горький вкус её фальшивой заботы обо мне. Глупо было не заметить с первого раза, что Джоанна играет не на стороне своих пациентов, а на стороне полиции. В лице каждого она пыталась рассмотреть возможного свидетеля, и только я, видимо, оказалась достойной кандидатурой. Из-за этого только я чувствовала, в каких тисках она сжимает моё горло, пытаясь выдавить хоть слово, что поможет сдвинуться в расследовании с мёртвой точки. Но, судя по всему, этого не понадобилось. Очевидно ведь, к чему эта рухнувшая с неба конфиденциальность. Она до жути напоминала мне кое-что, что теперь мучает меня изо дня в день. Должно быть, полицейские всё же смогли сложить два и два, раз, видимо, до них дошло, что человек, убивший Грейс,?— тот же, за кем они гонятся с декабря. И тот же, кто писал мне всю ту дрянь в книгах. Снова тряхнув головой, я остановилась, продолжая пялиться на собственные кроссовки. В кармане лежал телефон, на котором я так и не напечатала то, что хотела. Проблема была в одном: я не знала, что хотела написать. И тем более я не знала, зачем мне нужно что-то писать. Грейс мертва, никто мне не ответит, и этот длинный список сообщений, которые я обязательно напишу ей, если отправлю хотя бы одно, будет как молоток колотить по моему мозгу, действуя на нервы каждый раз, когда я захожу в диалог с девушкой. Но если я этого не сделаю, тогда буду мучить себя тем, что никогда не узнаю, стало бы мне хотя бы чуточку легче или нет. Я всё же вынула мобильник из кармана, разблокировала его, и меня охватил ступор, когда я увидела мигающую полоску на фоне надписи ?Написать сообщение?. Как же это всё нелепо, бессмысленно и отчаянно… Как я в этом могу вообще видеть хоть какое-то облегчение, хоть какую-то отдушину? Это буквально крик в пустоту. От этого не будет пользы ни для меня, ни для кого бы то ни было. Всё останется прежним, и вся эта ломка, все эти сомнения по поводу того, что я должна говорить, в конце концов ускользнут сквозь мои пальцы, как песок, не оставив и следа. В принципе, как и всё в последнее время. Что я вообще хочу сказать Грейс? Если бы мне было всё равно, что именно говорить, тогда бы я открыла диалог с самой собой, но почему-то меня постоянно тянет открыть диалог с Перкинс. Я не скучаю по ней. Меня гложет какая-то вина за всё, что случилось, словно это я наложила на её шею свои же руки и сдавливала в своей хватке её последние глотки воздуха. Но это ведь не так. Может быть, было бы проще, если бы я сама это сделала, как бы ужасно это ни звучало. Меня мучает то, что я знаю, что она умерла только из-за меня. Из-за меня она обманула незнакомца, из-за меня она его увидела, как и он её. Если бы не я, этого бы не произошло. И если бы не я, то всего этого сейчас бы не было. Может быть, я боюсь не незнакомца, а себя самой? Мой палец нависал над клавиатурой, постоянно дёргаясь в сторону букв, с которых я хотела начать предложение. Если в первый раз я набирала, а потом стирала, потому что это всё казалось неподходящим бредом (такая неуверенность, словно я собиралась отправить настоящее письмо в загробный мир), то сейчас я даже не знала, какое слово я хочу написать. И всё же, когда я примерно представила, что именно я хотела бы сказать Грейс Перкинс, останься она жива, меня вдруг кто-то задел плечом, и телефон, некрепко покоившийся в моих руках, в сотый по счёту раз полетел на пол. Это глупо, но я даже разозлилась. Именно в тот момент, когда я нашла подходящие слова, которые не мозолили глаза мне самой, кто-то решил меня остановить таким ?замечательным? путём, из-за которого на экране телефона останется ещё одна трещина или отколется ещё один кусочек от стекла. Я раздражённо выдохнула, подняв взгляд на человека, из-за которого с треском разбились моя уверенность и мой телефон, и увидела весьма озадаченного Айзека. —?Извини,?— он присел на корточки, подняв мой мобильник, и тут же выровнялся, прилично возвышаясь надо мной. —?Он, кажется, и не такое повидал. Я несмелым движением вырвала вещь из его руки, смерив с ног до головы странным, немного осуждающим взглядом. Он лишь пожал плечами и вышел за стеклянную дверь библиотеки, и только тогда я заметила в его руках книгу, которую я несколько минут назад положила на полку и за которой пряталась от него самого.