Самодельный кулон из серьги его матери (1/1)

—?Подожди меня, хорошо? —?Сесилион оглянулся за спину?— за дверь?— откуда доносился голос Антуана. —?Нужно кое-что решить.Кармилла кивнула, не отводя от Сесилиона взгляд, пока высокий силуэт не пропал из комнаты, оставляя её со своими мыслями и тихим тиканьем настенных часов. Она даже не успела рассмотреть комнату по-лучше. Раньше это была спальня родителей Сесилиона, со старинными картинами и одним большим гобеленом над изголовьем корвати. И она не могла пропустить то, как тут было по-своему живо. Даже спустя год после смерти Цинтреллы, оно казалось уютным, не лицемерно-идеальным с тонной ненужного лоска. Всё было аккуратно сложенно, со своим бардаком на туалетном столике, который есть у каждой женщины. Штора не скрывала бросающиеся в глаза лучики солнца, танцующих по комнате, при этом не издавая ни единого звука. Было так тихо, что Кармилла могла запросто услышать своё дыхание. Спокойное, глубокое, будто она хотела запомнить чем пахнет эта комната. Пергаменты. Старыми пергаментами, которые никто не трогает. Возможно, в этой комнате пахло духами Цинтреллы когда-то. Возможно, даже от Сесилиона был еле заметный запах её духов. В последнюю их встречу, она рассказала много чего Кармилле. Начиная от украшений и заканчивая детством Сесилиона, которое, однако, было весёлым.Кармилла не сразу поняла, что её губы расползаются в улыбке и где-то в горле смешок щекотит её. Не сразу поняла, что на туалетном столике стоит небольшая фотография не Цинтреллы, а Сесилиона. Он, весь перепачканный в чём-то, смотрит в камеру и еле видные клычки проступают сквозь улыбку. Детскую, которую она даже сегодня может увидеть в некоторые моменты. Он так улыбается, когда малыши бегут к нему с детской площадки и кричат его имя. А он опускается на корточки, не отпускает её руку и смеётся, когда в него влетает сразу несколько карапузов. И все они потом смотрят на неё, так же искренне улыбаются, влетают в её колени, и кричат её имя. Он смотрит на неё. На то, как она нелепо пытается их оттащить от себя, пересекается с ним взглядом и молебно просит помощи.Мимолётно что-то ослепляет её на несколько секунд. Что-то зелёное, обрамленное золотой окантовкой, блестит и показывает свои глубоко-цветные бока, сквозь которые можно увидеть другие украшения.Кармилла потянулась к этому украшению, почти касаясь его подушечками пальцев, но останавливается и неотрывно смотрит, как под разным ракусром камень меняет свой цвет с изумрудного до глубоко-зелёного. Это принадлежит его матери, и она не может просто так взять и рассмотреть его. Она не хочет показаться бестактной по отношению к Цинтрелле. Но… Сесилион не увидит, если в комнате его не будет? Она всего лишь посмотрит поближе, и уберёт обратно.Пальцы коснулись холодного камня, пробирая нервы взволнованной дрожью. Кармилле казалось, что сейчас выглядит как ребёнок, тянущийся к сладкому, запрещённому родителями.На свету камень полностью стал изумрудным. И золотые окантовки поблёскивали внутри, словно витьеватые узоры в кристальной воде. Украшение быстро согрелось в её руках, будто давая согласие на то, что бы Кармилла держала его в руках, чувствовала кому оно принадлежало раньше. Оно пахло её духами.Что-то в этом было загадочное, со своими тайнами прошлого, которые оно раскрывало, показывало сквозь зелёный, полу-прозрачный кристалл все свои грехи, прошлую хозяйку серьги, у которой, возможно, были бы такие же глаза, будь она человеком.—?Мама потеряла вторую серёжку, когда меня ещё не было…В его голосе слышна улыбка, а она повернула к нему голову, испугавшись резкого появления Сесилиона. Он стоял в дверях, держа руки за спиной, улыбался уголками губ и смотрел как её пальцы еле поддрагивали вместе с камнем.—?Я не хотел тебя напугать, извини,?— продолжил он, испуская глухой смешок.—?Как долго ты тут стоишь? —?слова вырвались с губ совершенно случайно, как воздух. И она тут же испуганно посмотрела на него за бестактство. Снова по-человечески закусывая внутри губу. Дура.—?Достаточно,?— он кивнул, двинувшись туловищем вперёд, медленно шагая к ней.—?Извини, мне не нужно было это делать и… —?она стыдливо опустила взгляд на столик, бросая взгляды и на серёжку. Хотела положить обратно, но снова остановилась, когда пальцы Сесилиона легко коснулись её подбородка, заставляя поднять на него до ужаса заполенные стыдом глаза.—?Кармилла, к чему извинения? —?оглядывал худое лицо, не снимая улыбки со своего лица. А после посмотрел в её кровавые глаза. Она не знала как ответить, ком стоял в горле, намертво прилипнув к стенкам. Поэтому пыталась сглотнуть, сжимая пальцами зелёный камень. Она отводит от него взгляд, пока в голове крутятся шестерёнки, и внутри встал вопрос: ?Что делать дальше??Сесилион ждёт от неё ответа, пытается вернуть её взгляд к себе, потому что без него кажется пусто. Настолько пусто, что в голове рисуются картины ещё живой матери. И это начинает понемногу высасывать из него все соки, оставляя сухую оболочку, больно-давящую в ребра.—?Эй… —?возможно, его голос вернёт Кармиллу. Но она всё ещё смотрит в сторону, сжимает губы настолько сильно, что вот-вот начнут болеть и его нервы. —?Посмотри на меня, пожалуйста… —?никакой реакции. Она жмуриться, моргает, приоткрывает рот, чтобы вдохнуть воздуха, будто в комнате невообразимо душно. И неуверенно поворачивает голову обратно, так же стыдливо поднимая на него взгляд.—?Мне не нужно было этого делать… —?сквозь дрожащие губы произносит Кармилла, жмуриться и в уголках глаз появляются хрустали из слёз. Сесилион даже вообразить не мог, что Кармилла настолько будет переживать смерть, по сути, неизвестного ей человека. Но в этом был совершенно другой смысл, который он понимает и прижимает к себе.—?Всё хорошо, милая… —?его слова уходят куда-то в волнистые пряди волос, спутанные его собственными руками, медленно поглаживающие её затылок. —?В этом нет той вины, что ты себе приписываешь…Мокрые ресницы щекочут шею, оставляют тоненькие дорожки, словно по его коже провели кистью с краской. И руки крепко обнимают за талию, пальцы скрючиваются на рубашке, сжимают ткань в кулак. Громкий, режущий перепонки всхлип заставляет Сесилиона приподнять плечи и сильнее прижать к себе Кармиллу, чувствовать, как где-то в подмышках трясутся её плечи, как щека елозит по ключице и лбом останавливается, громко дышит через рот.—?Хочешь узнать интересную вещь? —?резко спрашивает Сесилион сквозь всю эту тишину. Прижимается губами к хрящику её уха, пока она быстро кивает, поворачивает голову к нему и смотрит почти вплотную. Он готов вечность слушать, как она дышит ему в губы. —?Украшения в нашей семье переходят по женской линии в наследство, дорогая. И я буду только рад увидеть тебя с этой серёжкой у алтаря…—?Что? —?сквозь всхлип Кармилла посмеивается. —?Что ты только что сказал?..Он понимает, что прямо сейчас сказал что-то несуразное, совсем не то, что хотел, но в ответ на её вопрос убирает белые волосы за ухо и целует. Искренне, без капли какой-то грубости, просит открыть рот и та послушно выполняет, позволяет углубить поцелуй. Чувствует его скользящий по верхней губе кончик языка и тянется ближе, целует его нижнюю губу, менее чёткую, чем верхнюю, но всё равно слегка пухлую. Его вкус будоражит, заставляет закатывать глаза, даже когда они закрыты, потому что от запаха, движений и каких-то слов сносит крышу окончательно. Руки скользят по его черной копне волос, ранее завязанных в хвост, но она сама цепляет ногтём тянующуюся резинку, уводит вниз, из-за чего черные пряди падают на глаза, путаются в ресницах и походят на шахматную доску. Пальцы сами скользят по скальпу, распутывают локоны, и, видимо, немного болезненно, потому что Сесилион гортанно пытается что-то сказать, но выходит только рык. И расценивается он двояко. Как её разумом, так и организмом.Его рука тянется к молнии на платье, цепляется за маленькую собачку и ведёт вниз, пока звонкий, зипающий звук не разноситься по комнате с глухими шагами к кровати. Колени достигли деревянной стороны кровати, и, как бы глупо это не выглядело, они упали на постель, чуть подпрыгивая от упругого матраса, который, удивительно, остался в хорошем состоянии. Она до сих пор чувствовала его язык, гуляющий по деснам и небу, его клыки впивающиеся в нижнюю губу. И сквозь все эти движения, тягучее желание позволить ему продолжить, мозг подавал свои признаки. Отталкивал от этого демона, горячо смотрящего на неё сквозь кровавую пелену глаз, пока губы вместе с языком начинали рисовать узоры на челюсти, спускались ниже к шее, прикусывали нежную кожу.—?Антуан может нас услышать… —?на выдохе произнесла Кармилла, когда холодные пальцы Сесилиона прошлись по внутренней стороне коленей, уходя к бедрам.—?Мой отец не дурак, поймёт… —?горячее дыхании где-то на груди заставляет вздрогнуть, расслабить живот, на котором уже гуляют его руки. —?Тем более, такая прекрасная девушка не должна скучать…Она кусает свою губу и отбрасывает голову назад, выгибается в спине так, что живот упирается в его солнечное сплетение, откуда она чувствует его еле сдавленное дыхание.—?Разбавить мою скуку можно было и другим способом… —?и снова почти на стоне произносит она. Его зубы кусают, оставляют багряные засосы с темными пятнами, и создается ощущение клякс от краски. Темной, похожей на кровь. —?Но и этот вариант вполне не плох… Боже!..Живот содрагается от судорог, пробежавших по телу как кошки, и пальцы сами впиваются в покрывало от ощущения его языка близко к паху. Оставляет мокрую дорожку по ткани, захватывает резинку зубами и тянет вниз по бедрам, но он смотрит на неё неотрывно, будто сверяется, делает ли всё правильно, больно ли ей или того хуже?— неприятно.Но она позволяет, даже помогает снять с себя белье, уходящее к её коленям, а дальше к щиколоткам, на которых были ленточки туфель. И будь он проклят, то прямо сейчас, зубами, развязал бы каблуки, чтобы они глухо ударились об пол. Они ударились. Глухо ударились об пол, как он и предполагал.Холодные губы стали покрывать её ноги, подходя к коленям, слегка меняя курс на внутреннюю сторону бедра. И, словно гроза, россыпь растяжек встретила его взгляд. Он мог отдать всё для того, чтобы рассматривать каждую клеточку её тела, каждую несовершенность, которая для него вовсе не какой-то недостаток, а самое прекрасное, что он когда-либо видел.