7. (1/1)

Они купили фотоаппарат на следующий день. Допотопную старенькую явно подержанную камеру, затвор у которой постоянно заедал. Почему-то в руках у Мейсона, Джона, она смотрелась до странности органично — может, потому что он и сам был стариком, старомодным до того, что это казалось даже каким-то милым.Старомодный — если он не торопился — аккуратный почерк. Любовь к старой-старой музыке и кино. Его любимым певцом оказался Фрэнк Синатра, и он неплохо пел его песни, играя на гитаре Стэнли. Он когда-то давно закинул гитару в машину и так и не вытащил — в итоге она приехала с ним в Уорик и вскоре перекочевала в руки к Мейсону. Поначалу он брал аккорды откровенно неуклюже, как новичок, и досадливо поджимал губы: ?Я играл на гитаре раньше, — говорил он, — но с тех пор прошло, черт побери, сколько с тех пор прошло...?. Стэнли помог ему вспомнить основное, и дело пошло на лад. Стэнли даже сфотографировал его с гитарой в руках... и вскоре фото посыпались в память их фотоаппарата частым веселым дождем.Стэнли улыбался, просматривая распечатанные фотографии, а машина шуршала шинами по мокрой заснеженной трассе. Звук движущихся по стеклу дворников странным образом успокаивал, как и негромкий голос Джона, подпевающий Синатре: ?Пусть идет снег, пусть он идет...?.Стэнли взглянул на верхнее фото из стопки в своих руках.— Что это? — спросил Гудспид, подходя к длинным полкам. Он уже знал, что это, но хотел, чтобы его детскую надежду произнесли вслух.— Пластинки, — хмыкнул Джон у него за спиной. — Что, считаешь меня старомодным хрычом, угадал? — за спиной Стэнли прозвучали негромкие, чуть жутковатые, пожалуй, шаги, и Мейсон ловко достал из плотного ряда одну из пластинок, бережно провел пальцами по плотному конверту цвета состаренной чаем бумаги. — Может и так. Но я пробовал слушать эти ваши... dvd-диски.— Совершенно другой звук, так? — живо откликнулся Стэнли. — Вот об этом я и твержу Карле из раза в раз! Другой звук! Слишком чистый, механический. Пластинки звучат...— Будто передают душу исполнителя через звук, — что это? Неужели оживленный блеск в его глазах? Стэнли не поверил себе самому. — Я уж думал, вам, молодежи, не понять... в мои времена пластинки были на вес золота, и ценителей было куда больше, да... на диске Армстронг теряет то, ради чего его слушают. Эту хрипотцу, от которой у тебя мурашки по спине бегают, а в груди делается тепло, как будто ты проглотил разом стопку хорошего шотландского виски...Стэнли изумленно хлопал глазами и не мог поверить, что эти — черт побери — поэтичные слова говорил ему Джон Патрик Мейсон, человек, убивший у него на глазах двух десятков себе подобных. Но к удивлению примешивалось нечто другое.Понимание. Согласие. И — благодарность за то, что он говорит.Так уж вышло, что увлечения у Стэнли были — какая ирония — старомодными. Пластинки и игра на гитаре, игра в дартс и смешные игрушки, в которые нужно запустить шарик, и начинается маленькое механизированное представление. Какой приличный химик занимается подобным? Его знакомые увлекались программированием, дайвингом, фотографией и другой — как считал Стэнли — чушью. А теперь убийца, смертник, которого не должно было существовать под ясным небом по задумкам сотрудников ФБР, говорил ему то, что он, Стэнли, мечтал услышать от человека, которого назовет своим другом.— Поставь пластинку, Мейсон? — негромко попросил Стэнли. — Сто лет не слушал. Карла говорит, ее это раздражает, а она беременна и... ну, я ей не могу отказать.Мейсон понимающе хмыкнул: ?Женщины...? и хотел было поставить пластинку, но старенький полуразвалившийся граммофон отказался работать, и Мейсон, тихо матерясь, принялся возиться с ним, отложив пластинку. Стэнли сунулся было помочь, но был шлепнут по руке и, точно мальчишка, отправлен прочь. Обиженный, как тот самый мальчишка — эй, он может разобраться с этим граммофоном вдвое быстрее Мейсона! — Стэнли завалился в кресло, вытянул ноги и принялся дергать гитарные струны, извлекая звонкие, режущие звуки, и иногда мычал в такт тому сумбуру из смешанных песен, что вечно звучал в его голове. Мейсон вскоре попросил его заткнуться и сказал, что почти закончил, и только это остановило Стэнли от ворчания и еще одной попытки перехватить инициативу в ремонте. Неспособный долго сидеть с незанятыми руками, Стэнли взялся за фотокамеру, но затвор заело — и сработал он в ту секунду, когда Мейсон повернулся к нему, вытирая от пыли мозолистые пальцы и довольно улыбаясь уголками губ: граммофон был починен.А потом они слушали Луи Армстронга. Стэнли была непривычна подобная музыка, и потому он усмехался, позабавленный тем, как раскачивается и щелкает пальцами в такт мелодии Джон...— Видел бы ты, как сам выглядишь, когда слушаешь своих битлов, — хмыкнул Мейсон, мельком глянув на фото у него в руках и догадавшись, о чем тот думает. — Как будто колесами закинулся.— Музыка и есть наркотик, — легко отозвался Стэнли, привыкший за эту неделю в его обществе игнорировать насмешки: что ж поделать, если у Мейсона была такая манера общаться. Не хуже скандалов Карлы, по крайней мере. — И тебе же понравились Beatles.Не в правилах Мейсона было признавать, что ему что-то понравилось. Поэтому он только усмехнулся — Стэнли угадал это по прищуренным глазам — и переключил композицию с ?Let it snow? на ?Let it be?, а Гудспид перебросил первую фотографию вниз, чтобы взглянуть на следующую — на себя самого с телефонной трубкой в руках.Карла в телефонной трубке начала всхлипывать и просить его вернуться. Стэнли почти не слышал этого. Он уже давно привык: когда начинались скандалы и слезы, он отрешался от происходящего, погружаясь в подобие транса, в умиротворяющий белый шум. Иначе, он помнил это по юношеским годам, его пронимало, начинала грызть совесть и, хоть умом он понимал, что ни в чем не виноват — это его увлечения, почему ему должно быть стыдно; это его работа, и он с нею ничего не может поделать и делать не хочет, потому что любит! — он готов был вымолить прощение на коленях. Спустя пару лет свиданий и жизни вместе Стэнли понял, что на это Карла и рассчитывает. Едва ли сознательно, но подвергаться манипуляциям Стэнли так или иначе не нравилось.Мейсон, щелкнув фотокамерой, прошел мимо него и чуть задержался, чтобы прислушаться. Понимающе усмехнувшись, он прошептал одними губами: ?Скандалит??. Стэнли кивнул со странным приятным ощущением в груди.Странное дело, почему?.. Он попытался проанализировать — он, ученый по природе, хоть и романтик где-то в самой глубине своего сознания, привык подвергать анализу все вокруг — и быстро понял, что ни разу за все время знакомства с Карлой никому на нее не пожаловался. Не то, чтобы ему было на что жаловаться, он, в конце концов, любил ее со всей ее бесцеремонностью, излишней эмоциональностью, со всеми манипуляциями — так или иначе, она оставалась лучшей девушкой на земле, но иногда даже о лучших девушках хочется немного посудачить, чтобы в итоге прийти к одному: люблю.Он в очередной раз извинился и повесил трубку. Буквально спустя мгновение Мейсон опустился рядом и протянул ему стакан виски со льдом и протянул с видом греческого философа:— Женщины... как говорил Уайльд, защищаясь, они всегда переходят в наступление.— Думаешь, это защита? — Стэнли старался выглядеть, как все мужчины в фильмах выглядят в подобные моменты. Он отпил виски и едва не закашлялся от крепости; на глазах у него выступили слезы. — Она в последнее время часто... ну, слишком остро реагирует.— Это называется скандалом, — а Мейсон отпил не морщась и с усмешкой. — Только почему?— Обычно из-за работы... раньше я думал, что она волнуется за меня, но она поехала в Сан-Франциско, даже зная, что ему грозит.— И теперь ты не знаешь, глупость это, или храбрость и преданность, я прав?Стэнли невольно засмеялся, удивленный точностью формулировки, и сделал еще глоток, на этот раз менее — в прямом смысле — плачевный.Мейсон несколько секунд внимательно смотрел на него, и в какое-то мгновение Стэнли вновь почудилось, что он хочет вырвать ему какой-нибудь орган и, как и обещал, заставить сжевать.— Ты ее любишь, — вместо этого утвердительно произнес он.Смущенный бескомпромиссностью, Стэнли слегка закашлялся от неожиданности и беспомощно, как-то по-детски улыбнулся, разводя руками: да, люблю... и ничего с этим не могу поделать, ты уж извини...Мейсон вновь усмехнулся, как всегда криво и насмешливо, только теперь глаза у него были теплые. Не усталые, и не с блеском дула внутри, а теплые — у Стэнли внутри что-то екнуло от неожиданности, и глаза сделались изумленными.— Это редко встречалось даже в мое время, а уж что творится сейчас я боюсь даже представить, — произнес он, салютуя Стэнли полупустым стаканом. — Мои поздравления.Стэнли окончательно смутился. В фильмах все было не так... но от этого разговора ему отчего-то сделалось удивительно хорошо и тепло внутри, и не совсем от виски.Он ведь правда ее любит. Под проницательным, ироничным взглядом Мейсона он осознал это особенно четко.После всех скандалов с ней, после всех запретов и ссор, он любит ее — страстную, непредсказуемую, жизнерадостную, странную, милую. Любит. А она — лучшая девушка на свете, королева в школе, в университете, в своей жизни, страстно и искренне, несмотря ни на что, все еще любит его.Улыбаясь растерянной и мягкой улыбкой, Стэнли отсалютовал в ответ Мейсону и опорожнил стакан.Такая же улыбка изгибала его губы, когда он листал распечатанные фотографии: смешной сонный с утра Мейсон в камуфлированных брюках и розовых тапочках в виде щенков, он лег спать под утро, Стэнли слышал, как под ним скрипела кровать, но не стал выныривать из сладкой дремы и спрашивать, чем он занимался несколько часов подряд, уж не бомбы делал, по крайней мере, а если и так, то Стэнли сумеет обезвредить, лучше он еще немного поспит, да, определенно; сам Гудспид под снегопадом в мохнатых ?ушах? с красным носом и довольной улыбкой — ему с детства нравился снег; утки, которых они кормили в парке, черное озеро, припорошенное снегом; Мейсон в магазине виниловых пластинок (черт возьми, как такое сокровище оказалось в таком захолустье, как Уорик?), жадно водящий пальцами по конвертам — Стэнли запечатлел момент, чтобы потом смотреть на это фото и осознавать, что человек, разделяющий его увлечения (да, тот самый жестокий и страшный человек, который творил ужасные, по меркам Стэнли, вещи в Алькатрасе!) существует. На этом все. Фотографии они делали в основном он скуки, а скучать им не приходилось: большую часть времени они разговаривали, бродили по городу, Стэнли с изумлением наблюдал, как Мейсон жадно ловил ртом снежинки и улыбался, как мальчишка... пару раз они снова ругались, но до драки дело не доходило: Стэнли был не драчлив, а Мейсон порывался, но сдерживался...А теперь они ехали прочь из Уорика по направлению к Сан-Франциско до автобусной остановки в паре часов от города. Там Мейсон оставит его и вернется в Уорик — один — на автобусе. А Стэнли поедет дальше, и он не знает, когда они там еще увидятся и увидятся ли вообще... по крайней мере, Стэнли будет писать письма. И он почти уверен, что ему будут отвечать.Шины завизжали, и машина остановилась. Стэнли изумленно выглянул в окно: уже? До остановки еще полчаса полного хода! — и вопросительно уставился на Мейсона.Тот усмехнулся.— Как-то раз ты предложил мне сходить в сувенирный магазин...Стэнли недоуменно нахмурился:— Чего? Когда?— В месте, знакомом нам обоим. Вот, прошу, — он указал рукой за окно. — Единственный сувенирный магазин Уорика. Даже не представляю, кто его поставил в таком месте. Пойдем.Стэнли, все еще пытаясь вырыть из глубин своей затуманенной памяти об Алькатрасе что-нибудь похожее, но никак не получалось. Занятый этим, он почти не заметил, как его привели в сувенирный магазин.Гудспид удивленно огляделся, не зная, зачем он здесь.— Ну? — хмыкнул Мейсон. — Давай, выбери что-нибудь.— Но что?— Что хочешь. Или мне отвести тебя за руку, сынок? — он выделил последнее слово голосом, и Стэнли отпихнул его с дороги — тот отступил, хотя мог бы сломать ему руку за пару движений — и прошел к витрине. Какие-то дурацкие статуэтки, дешевые зеркальца, брелки на телефоны и ключи...Немного подумав, химик взял брелок в виде тряпичной ласточки. Дешевый маленький брелок, глаза-бусинки, вязаные крылья на каркасе... ощущая себя немного глупо, он протянул Мейсону птицу на ладони. Тот кивнул и взял себе точно такую же.Выходя из сувенирной лавки, Стэнли заметил, как он на ходу прикрепил ласточку к своим ключам и — мимолетно погладил крыло грубыми мозолистыми пальцами — и неожиданно бережным движением.Через полчаса они были на остановке. Стэнли не стал ждать автобус вместе с Мейсоном. Он высадил его, вышел из машины сам... неловко протянул руку, не зная, что сказать. Спросить, помог ли он ему?.. Сейчас у Стэнли возникло ощущение, будто это Мейсон ему помог. Будто что-то встало на свое место.Улыбнувшись — не усмехнувшись — Мейсон пожал его руку.— Удачной дороги.— Спасибо. И тебе.— Да.Он чуть замялся, будто тоже был смущен — глупость какая, Мейсон и смущение! несовместимые понятия — и медленно, осторожно произнес:— Малютка Роди по-прежнему будет рад видеть тебя... Стэнли. Или другой штат. Я еще не знаю.В тот день было холодно. С неба падал мокрый, неприятный снег, лип к коже и ткани их одежды, к все еще сцепленным в рукопожатии ладоням.А Стэнли сделалось так тепло, как прежде было только рядом с Карлой, обнимая Карлу.Мейсон поспешил замять неловкость и смущение привычной усмешкой:— Надеюсь, твоя задница не онемеет за время в пути, Стэн.— Я умею бороться с онемением, — настала очередь Стэнли усмехаться, — мне не страшно... Джон.И тогда произошло самое личное, самое интимное, что могло быть между двумя друзьями: взгляд Мейсона потеплел, становясь таким, каким он смотрел на свою дочь, которая не захотела его знать. В точности таким, таким же теплым, мягким... только без той собачьей печали и отчаянной тоски.Лишь спустя несколько долгих секунд Стэнли заставил себя разжать пальцы, сесть в машину и уехать прочь. Он не оборачивался, потому что ему слишком нравилась мысль, что Мейсон — может быть — продолжает смотреть ему вслед мягким и теплым взглядом и чувствует то же, что и он — нить, протянувшуюся между ними, сделавшуюся крепче и прочней.