2 — sweet dreams are made of this. (1/2)

Экипаж самолета ?Транс-Америка? встречает нас с усталыми, но добродушными улыбками. Меня, Эштона, Калума и Катрин тут же отправляют в просторную — насколько это понятие применимо для тесной кабины самолета — комнату отдыха, где мы и проводим все полтора часа полёта.

Каким-то чудом мне удается заснуть на неудобном раскладном кресле, которое едва ли превосходит по качеству кресла эконом-класса, и меня будит лишь объявление пилота о приближающемся снижении. Кроме меня в комнате находится только Эштон, увлечённо читающий электронную книгу.

— Тебе не хочется спать? — протерев глаза, я встаю и подхожу к раковине, чтобы умыть лицо. Одежда слегка помялась, но накинутый на плечи плащ однозначно спасёт ситуацию.

— Доброе утро, — Ирвин тихо смеётся и качает головой. — Не-а. Мой режим сна сбился так сильно, что я иногда даже не помню, когда и как долго спал в последний раз, — он пожимает плечами и вновь устремляет взгляд в книгу. Я в удивлении вскидываю брови, но Эштон действительно выглядит бодрым и спокойным, поэтому молча выхожу из комнаты, закрывая за собой дверь.

Посадка, щёлканье ремней безопасности, недовольные переговоры уставших людей, которым авиакомпании не предоставили прямых рейсов до Далласа по причине того, что их просто не существует, бесконечные объявления в динамиках для бортпроводников — всё это снова. Мои глаза буквально закрываются от желания поспать, но, когда я в числе последних выхожу из самолёта и ступаю на трап, сон снимает как рукой. Тёплые порывы вечернего ветра развевают выбившиеся из прически пряди волос, шум турбин буквально оглушает из-за ощущения безмерной усталости и такого же громкого гудения в голове, но на моем лице появляется неконтролируемая улыбка.

В аэропорту мы расходимся в разные стороны: ребята — в предоставленный им на неделю отель, а я — в кафе. На часах — половина четвёртого утра, поэтому мне даже некуда ехать. Домой я планирую прибыть к семи утра: как раз к тому времени, когда мама и Фэй будут собираться в школу. Мама — на работу, а брат, соответственно, учиться. Полутора часов сна в самолёте мне, кажется, хватило, потому что сейчас я совсем не чувствую сонливости.

Захожу в одно из обычно шумных, но сейчас практически пустынных кафе, и достаю ноутбук из чемодана. На нём — перевод текста, который у меня заказали, и я планирую провести за этой работой ближайшее время. Не зря ведь закончила лингвистический: теперь могу подрабатывать переводчиком и получать деньги, которые никогда не бывают лишними.

Полтора часа проходят быстро с чашкой сливочного рафа, постукиванием пальцев по клавиатуре и переключением между английским и испанским в голове, но к пяти утра мои глаза уже слипаются, словно кто-то, не пожалев, налил в них клея. Остановив работу, я собираю вещи, дохожу до комнаты отдыха бортпроводников, умываюсь в попытке прийти в себя и переодеваю свою форму на гораздо более удобную обычную одежду.

На такси до дома я добираюсь в полной тишине. Приглушенное шипящее радио действует как колыбельная, и приходится буквально не закрывать глаза, чтобы случайно не заснуть. Водитель, видимо, тоже не особо счастлив работать в такую рань, поэтому не произносит практически ни слова за всю дорогу. Когда мы, наконец, въезжаем на нашу улицу, я облегченно выдыхаю.

Дверь машины за мной захлопывается, в моих руках — чемодан, пояс на легком плаще крепко завязан, и с широкой улыбкой я иду к дому по вымощенной камнем дорожке. Кустики с цветами и ягодами, и низкие деревья по бокам, много ромашек, клумбы — всё приветствует меня, словно тоже радуясь тому, что я, наконец, дома.

По времени я приехала как раз вовремя — на часах семь шестнадцать. Занеся руку вверх, я опускаю дрожащий палец на кнопку звонка, и не решаюсь. Последний раз я была дома в январе, когда приезжала на Рождество, но эти шесть месяцев вдали сейчас подобны десяти годам. В конце концов рука вздрагивает, и я непроизвольно нажимаю кнопку. За дверью тишина, и, нахмурив брови, я звоню снова. Тихие шаги наконец раздаются уже совсем рядом. Мама приоткрывает дверь, выглядывая наружу, и, увидев меня, совсем не верит своим глазам. Она тут же поднимает защелку и, открыв дверь нараспашку, бросается на меня с объятиями. Её тёплые руки мягко гладят мою спину, пока она что-то бормочет внутрь моей одежды.— Привет, мам, — мы отстраняемся, и я широко улыбаюсь, заглядывая в её сияющие глаза. — Надеюсь, я вас не разбудила? — вдруг замечаю чрезвычайно заспанное лицо матери, её одежду для сна, и перевожу взгляд за её спину, глазами выискивая брата.

— Ралли, мы совсем не ждали тебя, — женщина сжимает ладонями мои предплечья, а я лишь насмешливо закатываю глаза.

— Ты будешь называть меня так до самой старости? Меня зовут Эсми, мам, — в этой фразе нет и доли упрёка, потому мама тут же слабо смеётся, вновь обнимая меня.

— Для меня ты всегда останешься малышкой Ралли, смирись, — она подмигивает и уступает мне проход. — Заходи скорее. Ты, наверное, устала? Надолго ты здесь?.. — успеваю лишь снять верхнюю одежду, как мама тут же заваливает меня вопросами.

— Где Фэй? Ему разве не надо в школу? — слегка рассеянно спрашиваю, не особо вникая в суть её слов.

— Он приболел, поэтому сидит дома второй день. Я сегодня тоже взяла выходной, и поэтому мы до сих пор спим, — с улыбкой поясняет мама. — Пойдём. Он, наверное, уже проснулся.

Мама быстро поднимается на второй этаж по лестнице, и я — за ней. Моя комната стоит нетронутая, с прикрытой дверью, и, быстро закатив в неё чемодан, я вновь устремляюсь за матерью.

Быстрым шагом войдя в комнату Фэя, я замираю на пороге. А вот эта комната изменилась значительно. Раньше мой брат был фанатом футбольного клуба ?Челси?, и все стены были увешаны их плакатами, футболками, фотографиями. Сейчас же со стен на меня глазеют игроки ?Манчестер Юнайтед?. Да, мой брат, конечно, очень предан своим интересам.

— Лафайетт, ты что, по-прежнему спишь? — мама возмущённо подходит к парню и скидывает часть одеяла. У моей матери, очевидно, фетиш на странные имена, и хотя Эсмеральда и Лафайетт — совсем не плохой выбор, она могла бы реже называть нас так хотя бы дома. Брат неохотно потягивается и вдруг замечает меня.— Эсми?! — его глаза расширяются до размера футбольных мячей, а вся сонливость пропадает с лица, пока он спрыгивает с кровати и бросается на меня с объятиями. Со смехом обнимаю в ответ, взъерошивая его густые кудряшки.— Фэй, она устала с дороги, — мама тут же вмешивается с тёплой улыбкой. — Иди завтракать и оставь сестру в покое.

Я благодарно улыбаюсь маме, потому что желание поспать постепенно возвращается ко мне, накатывая волнами. Фэй протягивает мне ладошку, чтобы ?дать пять?, а потом выбегает из комнаты.

С греющим душу чувством возвращения домой я иду в свою комнату, чтобы разложить вещи, но перед тем, как лечь спать, отправляю Люку сообщение, говоря, что добралась домой.

***Первые сутки дома проходят до невозможного однотипно: я пытаюсь выспаться, невольно предаюсь воспоминаниям, порой не всегда самым тёплым, обсуждаю с мамой последние события моей жизни, играю в футбол с братом на заднем дворе и переписываюсь с Люком. Лишь сейчас у нас обоих нашлось время созвониться, и именно по телефону я хочу рассказать ему о Луи — ждать личной встречи у меня уже не хватает терпения. На часах семь вечера, и после ужина с семьей я вернулась в комнату, чтобы созвониться с другом. На широком экране компьютера идут гудки, а потом отображается картинка.

— Привет, — Люк широко улыбается в камеру и машет мне рукой. — Как ты?— Привет. Все хорошо, — натягиваю улыбку в ответ. На самом деле, как бы я ни любила общество моей мамы и Фэя и наш чудесный дом, воспоминания из Далласа принесли мне больше слез горя, чем радости. — Твои дела как?— Я в полном порядке, — парень кивает. — Ты обещала мне что-то рассказать. Давай, я весь внимание.

— Что же, да, — заламываю пальцы и откидываюсь на спинку кресла, в котором удобно устроилась. Моя комната здесь не сильно изменилась с моего пребывания в этом доме ребёнком, поэтому я пробегаюсь глазами по голубым обоям на стенах, полочкам с кучей книг, наклейкам и фотографиям на стенах. Неловкий кашель Люка заставляет меня перестать испепелять взглядом помещение, и я вновь поворачиваюсь к экрану. Мой голос становится тише, когда я всё же начинаю говорить. — На своём полёте я встретила Луи. Он всё-таки работает стюардом, пусть и мечтал быть пилотом...— Подожди-ка, — Люк мягко меня перебивает, но его глаза медленно расширяются. — Тот Луи, истории про которого я слушал все пять лет учебы в универе? — я энергично киваю. — Ох, вот это да! Он узнал тебя? — парень воодушевлённо смотрит в экран, в ответ на что я лишь натягиваю улыбку.

— Думаю, воспоминания со мной стёрлись из его памяти безвозвратно, — пожимаю плечами. — Но можно попробовать начать все заново, правда?— Эсми, — Хеммингс тихо вздыхает и прикрывает глаза. — Мне жаль. Но ты абсолютно права. Теперь вы просто обязаны быть вместе! — он снова улыбается, пусть и не так радостно, как в начале. Я тихо смеюсь в ответ и перехожу на более отвлеченную тему.

Ещё час мы разговариваем, но в итоге Люк сообщает, что ему нужно отлучиться по делам, и мы прощаемся. Выключив компьютер, я спускаюсь на первый этаж. Фэй играет в приставку в своей комнате, а мама, кажется, читает книгу в спальне. Направившись на кухню, я завариваю себе чёрный чай с корицей, который по создаваемой атмосфере не особо подходит к летнему времени года, но в моей душе сейчас определенно что-то осенне-депрессивное.

Зажав тёплую кружку в ладонях, ухожу в гостиную. Плед, кресло и старый альбом с фотографиями, который я достала из стоящего рядом шкафа — мои лучшие друзья на этот вечер. Первый глоток чая приятно обжигает, и я прикрываю глаза, готовясь с головой окунуться в воспоминания.

Первая, вторая, третья страницы с фото мелькают перед моими глазами. На них нет ничего интересного — только я с родителями, и разве что лицо моего отца можно разглядеть на этих карточках, если кто-то уж совсем забудет, как он выглядел, но я, на самом деле, не очень-то и скучаю. То, как он ушёл из семьи, заставило меня буквально его возненавидеть, и эта ненависть помогла преодолеть тяжелый этап расставания.

А вот на следующей странице мое сердце замедляет темп, и потом вновь бьется быстрее. Я добралась до того, что хотела найти.

Лето — кажется, это был июль. На фотографии нас пятеро: я и Луи сидим на песке рядом с широкой скамьёй. В его руках игрушечный самолётик, и я как сейчас вижу, как он показывает им воображаемые трюки в воздухе. Рядом на раскладном стуле сидит миссис Томлинсон — в носу тут же начинает больно щипать, потому что вспоминаю, как добра ко мне была эта женщина. На фотографии её каштановые волосы развеваются на тёплом ветру, она смотрит на нас со своей привычной доброй улыбкой, в ответ на которую всегда хочется улыбнуться тоже, а ее красивое летнее платье аккуратно облегает стройную фигуру.Чуть поодаль, под тенью деревьев, стоят наши отцы. Они были очень хорошими друзьями, но главной вещью, которая их связывала, всё-таки была работа. И даже в этот летний день, когда мы выехали на пикник насладиться солнцем, они тоже были погружены в рабочий процесс.

?...— Ты не догонишь меня! — я бежала по полю сквозь высокую траву, сжимая в руках сине-красный самолётик, принадлежащий Луи. Друг бежал за мной со смехом, явно давая мне фору, потому что я в свои четыре совершенно не умела бегать.

— Догоню, догоню. Дай мне ещё время, — голос мальчика слышался уже совсем за моей спиной.

Желтое платьице в цветочек развевалось июльским ветром, когда я вдруг почувствовала, что просто не могу удержаться. Ноги зацепились за веточку на земле, и я рухнула туда же, сжимая в руках самолётик.

— Эсми! — заметив мое падение, Луи вскрикнул и подбежал ближе, присаживаясь рядом. — Ты чего? Позвать родителей?— Нет, — я тихо всхлипнула, опуская взгляд на разбитую коленку. Кровь сочилась из ранки, которую жгло, но я сжимала зубы. Почувствовав руки мальчика на своих плечах, я взволнованно обняла его в ответ и все-таки расплакалась.

— Пойдём. У твоей мамы точно есть какая-нибудь перекись, зеленка, или что там нужно, — Луи медленно поднял меня с земли и, взяв за руку, повёл из травы к полянке, не забыв прихватить злополучный самолётик...?Не удерживаюсь и всё же всхлипываю. Может, лучшим вариантом будет закрыть этот альбом прямо сейчас и прекратить мучать себя, но интерес преодолевает боль, поэтому я продолжаю сыпать соль и заниматься мазохизмом. Моя мама увлекается фотографией чуть ли не с детства, и именно благодаря ей эти фотокарточки сохранились в нашем доме.

Несколько страниц спустя вижу фотографию, на которой мы с Луи изображены вдвоём. Здесь мне уже семь — вряд ли я стала хоть чуточку сообразительнее, но помню, что Томлинсон вызывал у меня уже гораздо большее восхищение, плавно переходящее в симпатию. На фото мы сидим на веранде, в наших руках — стаканы с персиковым холодным чаем, и Луи читает мне книгу. Кажется, она была про путешествия в космос. Это был один из дней летних каникул, когда мы оставались в дачном коттедже Томлинсонов, и это были по-настоящему волшебные, чудесные дни.

?...Мы сидели на деревянном полу чердака в дачном домике Томлинсонов. Было уже за двенадцать, и мы должны были сладко спать в кроватях, но мальчик захотел втайне от родителей сходить на крышу и сжалился, прихватив меня с собой. Я была на седьмом небе от счастья: Луи казался мне таким взрослым, интересным, красивым, и то, что он общался со мной, как со своей младшей сестрой, действительно не могло не радовать.

Наконец Луи встал и открыл мансардное окно. Поставив рядом с собой ящик с вещами, он подхватил меня и опустил на его поверхность. Самому мальчику всё было отлично видно, а вот я была сильно ниже его.

Почти пища от радости, я вцепилась руками в оконную раму и подняла взгляд на небо. Городские фонари здесь не мешали наблюдать созвездия. Много мелких огоньков на небе завораживали, но те, что двигались, заинтересовали меня сильнее.

— Лу, а почему эти звездочки двигаются? — с неподдельным удивлением я повернулась к другу.