1 — airplanes cut through the clouds. (2/2)

— В Джет-два еда вкуснее, — он пожимает плечами с тихим смешком. — А если серьезно, то я даже не знаю. Может, это что-то вроде тоски по дому — я всё-таки работал с ними четыре года, не так-то просто перестроиться. Ладно, я ещё не уверен. Посмотрим, — Луи поправляет ладонью густую чёлку, и я вспышкой переношусь на пятнадцать лет назад. Внутренние органы делают слабый кувырок, но я не подаю виду.

Оставив пилота, который в это время уже что-то настраивает на приборной панели, мы выходим в салон. Нужно проверить все кресла, наличие жилетов и масок, туалеты — дел огромная куча, а времени до прибытия первых пассажиров всё меньше. Мы не особо успеваем познакомиться ближе с Джиной, но она уже не очень нравится мне тем, что постоянно липнет к Луи. Он никак не отвечает на эти жесты, что говорит о явном отсутствии связи между ними, но внутри меня уже зарождается неприязнь.

Через некоторое время к нам присоединяются остальные бортпроводники. С громкими разговорами, смехом, с куртками, перекинутыми через руку, в салон заходят три девушки и два парня.

— Поприветствуйте нового члена нашей команды, — Никки, находящаяся среди них, вдруг подходит ко мне с широкой улыбкой. — Эсми!Все разом начинают хлопать в ладоши и поочередно представляться, при этом не переставая оставаться до невозможности дружелюбными.

— Я Калум, — парень с яркими карими глазами и каштановыми кудряшками подходит ко мне, протягивая руку. Улыбка не стирается с моего лица, когда я знакомлюсь со всеми, говоря о том, как рада этому.

***Ко времени начала посадки все уже заняты своими делами, распределенными ещё до вылета: Калум и Луи стоят возле аварийных выходов, обсуждая последние новости, и готовятся предупреждать ни черта не понимающих пассажиров об особенности их мест, объяснять, почему ручную кладь нужно убрать на полки, и ?Нет, мисс, если вам нет восемнадцати, мы не позволим вам сидеть на этом ряду ради селфи в Инстаграм?. Алиша и Никки стоят возле входа в кабину пилота, что-то обсуждая с Дэном — самим капитаном. Алиша — слишком серьёзная для своего юного возраста девушка с огненно-рыжими волосами и очень красивой улыбкой, которую редко показывает, — смеётся сейчас, разговаривая с пилотом, и я невольно улыбаюсь тоже.

Я же ожидаю пассажиров возле самих дверей, и рядом со мной Эштон — парень с громким заразительным смехом, сложным австралийским акцентом и очень добрыми ореховыми глазами. Он без умолку болтает, рассказывая о себе, и я с теплом в сердце удивляюсь такому желанию стать друзьями.

— Я всегда мечтал стать писателем, а в итоге летаю. — парень пожимает плечами. — Как меня вообще сюда занесло?..— Одно другому не мешает. Разве нет? — постукиваю пальцами по пластиковой поверхности сложенного кресла рядом со мной. Волнение практически сошло на нет благодаря хорошей компании, но сам полёт по-прежнему не наступил, так что мои переживания имеют все основания на существование.

— С моим графиком я не успеваю даже за своей жизнью следить, что уж говорить о хобби, — Эштон задумчиво чешет затылок. — Сколько тебе, кстати?

— Двадцать пять, — хмыкаю. — А тебе?— Тридцать один, — Ирвин хихикает, а я удивленно вскидываю брови. Действительно: если приглядеться, можно заметить тонкие сети морщинок на его улыбчивом лице, а волосы на висках уже отливают серебром. Стюарды стареют быстрее, но, я думаю, этот парень в душе всегда будет молод.

— Если ты всё же решишь написать книгу, я с радостью её прочту, — заявляю я вдруг. Ирвин широко улыбается в ответ, поправляя неудобный красно-синий галстук на шее.

— Спасибо. А я с радостью дам тебе её прочитать, — он подмигивает и устремляет взгляд в дверной проем самолёта. Шум внизу оповещает нас о том, что прибыл первый автобус с пассажирами бизнес-класса.

Возле другого входа, почти в хвосте самолёта, стоят Катрин и Джина. Катрин произвела на меня гораздо лучшее впечатление, нежели блондинка: она предложила мне свою помощь не меньше пяти раз, слушала меня с таким вниманием, слово я объясняю важнейшие законы физики, и ещё очень смешно шутила. На вид ей было не меньше тридцати пяти, в то время как Вирджинии — она просила не называть её так, но мысленно я уже продумывала, насколько громко произнесу её полное имя после очередного флирта в сторону Луи, — только-только исполнилось девятнадцать, а потому я решила, что возраст и является причиной мягкости и доброты этой брюнетки.

Пассажиры, поднявшись по трапу, входят в самолёт. Наверное, это странное чувство — заходить в салон самым первым. Я принимаю посадочный талон с доброжелательной улыбкой.

— Добрый день. Ваше место — 2Д. Приятного полёта! — серьезный мужчина с ноутбуком подмышкой благодарит меня, и даже тень улыбки мелькает на его лице. Мы с Эштоном продолжаем встречать пассажиров: я проверяю билеты, а он считает количество людей на специальном устройстве, и эти щелчки уже стоят у меня в ушах. Когда даже бизнес-класс ещё на закончен, я начинаю чувствовать сухость во рту.

В перерыве между вторым и третьим автобусами я успеваю сходить в блок бортпроводников и взять бутылку воды. Ирвин смотрит на то, как я пью, с понимающей улыбкой.

— Да, поначалу тоже было сложно говорить одно и то же без перерыва почти час подряд. Язык начинает заплетаться от этих цифр и букв. Один раз вместо ряда я прочитал название аэропорта и долго не мог понять, почему пассажир посмотрел на меня, как на идиота, — парень смеётся, и я выдаю слабую улыбку в ответ. — Разносить еду сложнее. Это так, на будущее. — он пожимает плечами, а я лишь вздыхаю, вновь услышав мотор подъехавшего автобуса.— Хорошо, что сегодня раздачи нет в моем расписании.

***Когда самолёт, наконец, выезжает на взлетно-посадочную полосу, наш экипаж, проверив всех пассажиров, рассаживается по креслам. Намеренно, но не показывая этого, я занимаю место рядом с Луи.

Постепенно мы набираем высоту. Томлинсон завороженно смотрит на гигантские облака в иллюминатор. Я наблюдаю за его плавными движениями с особой внимательностью: вот он поворачивает голову, поправляет челку одними кончиками пальцев, вот сгибает руку в локте и затягивает галстук. Небо в окнах действительно красивое, и не думаю, что когда-нибудь я устану им восхищаться: каждый день в нём есть что-то новое, особенное, своё. Сейчас сквозь пышные облака льётся ровный жёлтый свет, лучи бьют прямо в глаза, но хочется лишь продолжать смотреть.

Солнце красиво оттеняет профиль Луи, и я медленно плавлюсь от его красоты. В какой-то момент Томлинсон ощущает, что за ним наблюдают, и поворачивается ко мне с лёгкой усмешкой.

— Ты так меня изучаешь... Мы точно не знакомы? — он сдерживает смех. Я глупо хлопаю ресницами, но, не дожидаясь моего ответа, Томлинсон продолжает. — Просто, понимаешь, мне в этом плане доверять не стоит. В шестнадцать лет попал в аварию, после неё частичная амнезия, и многие знакомые совсем стёрлись из памяти.

Я тяжело сглатываю. Конечно, я знаю об этом, но сейчас уже совсем не хочется говорить о своей осведомленности. Кажется, что шанс упущен: это стоило либо сделать раньше, либо вообще уже не делать. Но Луи, вроде бы, даже не замечает моего потерянного вида, продолжая погружаться в свои размышления.

— Хотя, ты вряд ли можешь быть одной из этих людей, — он задумчиво потирает лоб. — Ты ведь младше меня на пять лет, а значит тогда тебе было... Одиннадцать? Нет, вряд ли я с тобой общался, извини конечно, — парень тихо смеётся, а я натягиваю улыбку.— Нет, мы совершенно точно не знакомы, — выдавливаю из себя скрипучим голосом. — Просто ты напомнил мне... Моего погибшего дедушку. — с губ слетает первое, что пришло в голову. Вообще-то, оба моих дедушки живы, и оба всегда рады меня видеть, но к родителям папы заглядывать получается крайне редко: они живут в Северной Ирландии, и пешком туда не дойдёшь.

Луи удивленно вскидывает брови. Потом отворачивается от окна в мою сторону и хмурится. Его губы сжимаются, потому что он пытается сдержать улыбку.

— Я, конечно, понимаю, мне двадцать девять и всё такое, но я не думал, что выгляжу настолько старо, — он усмехается, и я тоже.

— Нет-нет, он умер давно, когда меня ещё не было. Я видела его только на фотографиях, и да, вы действительно похожи, — невозмутимо продолжаю сочинять историю. Луи понимающе кивает, но в глубине души уже наверное считает меня больной на голову. — Ты упомянул аварию. Не расскажешь чуть больше? — слегка понизив голос, тут же задаю ему вопрос. В первую очередь мне хочется узнать, как эта трагедия повлияла на его жизнь от первого лица, а кроме того, мне действительно интересно узнать больше — мне представляли лишь сухие факты наравне с запретом об общении.

— Очень хочу, просто мечтаю, но не сейчас, — отмахивается Томлинсон с улыбкой. Я продолжаю смотреть на него умоляющим взглядом, и он сдаётся под его натиском. — Черт, да ведь даже рассказывать нечего. В нас врезался другой водитель. Мама погибла, я получил много переломов, сотрясение мозга и частичную амнезию, а папа с сестрой чудом остались целыми и невредимыми. Помню, недели через две после случившегося, каждый день просыпался в палате интенсивной терапии и не помнил, почему я здесь оказался, — Луи удивленно покачивает головой, словно это не его история вовсе. — Был долгий период восстановления, морального в том числе, но сейчас все в полном порядке.— Ужас. Мне жаль, — произношу почти шепотом. Известие о смерти миссис Томлинсон мне сообщили спустя очень долгое время после аварии. На тот момент мы с Луи не общались уже около года, и, честно говоря, мне было абсолютно всё равно на его маму. Сейчас же я чувствую подступающие к горлу слёзы, потому что все события переносят меня в прошлое.

— Всё хорошо, это дало мне определенный опыт, — Луи озадаченно поднимает брови, явно не понимая причину моей резкой смены настроения. Я натягиваю улыбку и киваю. — Не будем о грустном. Расскажи лучше что-нибудь о себе.

Весь взлёт я рассказываю парню о своей жизни, каким боком моя семья оказалась в Техасе, если все детство я провела в Манчестере, и том, кем вообще собиралась стать.

— А ведь я поступала в лингвистический университет, — хмыкаю. В ответ на это Луи тихо смеётся.

— Вообще, какая-то связь есть, конечно, но всё равно спрошу: почему тогда ты здесь?

— Мой лучший друг впервые слетал на самолете в Италию и настолько вдохновился этим, что захотел работать здесь, — я тепло улыбаюсь воспоминаниям. — Это был, кажется, второй курс. Нам оставалось учиться два с половиной года, и он действительно заставил меня задуматься. Ну а потом, когда мы сравнили зарплату и привелегии в целом, выбор стал очевиден, — киваю и вновь переношусь в то время. Был ноябрь, и в Манчестере он очень мерзкий: бесконечные дожди, ни одного луча солнца, снег, который превращается в воду и грязное месиво под ногами. В перерыве между парами мы сидели в кофейне университета и читали про все нюансы работы бортпроводника на ноутбуке Люка. Нужно было учить предметы к зачету, в планах был реферат по испанскому, но мы с горящими глазами смотрели на эти строчки, фотографии и друг на друга. Тогда же решили, что это будет нашей общей целью, к которой придём мы тоже вместе.— Вот это да, — Луи снова смеётся. — Вдохновляюще.

— А ты? Почему самолёты? — вновь понижаю голос почти до шепота и заглядываю парню в глаза.

— Это было моей мечтой с детства, — Томлинсон мечтательно улыбается. Помню. И я так горжусь тобой. — Надеюсь когда-нибудь стать пилотом, но я уже провожу время в небе и потому счастлив.— Уверена, ты станешь одним из лучших пилотов авиакомпании, — широко улыбаюсь, не отводя взгляд. Луи смотрит в ответ в течение нескольких долгих секунд, но нас прерывает оповещение с экранов над креслами: мы взлетели. Пора приступать к своим обязанностям.

***Мы находимся в воздухе уже три с половиной часа, и только сейчас у меня нашлось время на то, чтобы зайти в комнату отдыха. Я открываю дверцу, вхожу внутрь, и моему взору предстаёт тесное помещение со сложенными креслами, раковиной, зеркалом.

Шагаю к зеркалу и, лишь посмотрев на своё отражение, упираюсь руками в бортики раковины. В горле вдруг встаёт ком, когда я продолжаю пялиться на своё лицо в зеркале и осознавать, что вообще происходит. Образ Луи встаёт перед глазами, его улыбка не выходит из головы.

Быстро открываю кран на ледяную воду, набираю в ладони и умываю лицо. Некоторые, особенно непослушные пряди волос выбились из прически, но помада стойко держится на губах. Вытираю лицо чистым мягким полотенцем и тихо выдыхаю. Нужно постараться успокоиться и завершить рейс с улыбкой на лице, а не слезами на глазах.***Проверив последний ряд пассажиров, я возвращаюсь к креслам бортпроводников и сажусь, устало вздыхая. Восемь часов полёта подходят к концу, и они не прошли бесследно: ноги гудят, будто в них поселились пчелы, голова болит от перепадов давления и неудобной прически, а в глаза и рот будто насыпали по горсти песка, причиной чего стала сухость воздуха. Несмотря на все эти неприятные ощущения, я чувствую себя по-настоящему счастливой. Ещё никогда коллектив не принимал меня настолько дружелюбно, пассажиры вряд ли ещё хоть когда-то будут такими же вежливыми, ну а воссоединение с Луи, пусть он об этом и не знает, уж точно придаёт сил и веры в будущее. На кресло справа подсаживается? Катрин.— Как ты? — её доброжелательная улыбка греет душу.

— В порядке, — тихо усмехаюсь. — Но мысли о пересадке и ещё полутора часах в воздухе, прежде чем наконец попасть домой, совсем меня не успокаивают.

— Это будет совсем легкий рейс, — она быстро кивает. — Скорее всего нам можно будет просто провести время в комнате отдыха. Нас сменит другой экипаж.

— Это отличные новости, — радостно выдыхаю. Пилот оповещает о посадке в динамиках, и мы садимся на свои места, пристегивая ремни безопасности.

Спустя сорок минут я стою возле выхода из самолёта, переключая цифры на счётчике в руках. Резкие порывы холодного ветра неприятно обдувают ладони. Плащ на мне, но я все равно дрожу от вечернего холода Чикаго, который сильно отличается от привычного тёплого Манчестера. Вдруг на мои плечи опускается тяжелая куртка. Я вздрагиваю и удивленно поворачиваю голову: Луи стоит рядом со своей фирменной лёгкой улыбкой на лице.

— Заметил, что тебе холодно, — он складывает руки на груди и опирается спиной и стену, одновременно с этим приветливо улыбаясь и кивая уходящим пассажирам.

— Спасибо, — чувствую смущение и трепет. Долго молчу, разглядывая свои лакированные туфли, прежде чем вновь повернуться и задать вопрос. — Так ты правда уходишь?

— Пока не решил, но попытаюсь точно, — Томлинсон пожимает плечами. — Не думаю, что у Бритиш Эйрвейз убудет, если я вернусь к своим.

— Ясно, — из груди вырывается разочарованный вздох. — Что же, было приятно познакомиться.— Взаимно, — Луи подмигивает. — Может, встретимся ещё как-нибудь. — и всё. Ни просьбы взять номер телефона, ни предложения пересечься вне работы. Я уже не скрываю свою обиду, а руки по-прежнему дрожат, но уже не от холода, а от безысходности.

Кажется, Томлинсон даже не обращает внимания на эти жесты. Он облокачивается о стену, оставаясь стоять рядом со мной, снова шутит свои идиотиские шутки и ослепительно улыбается пассажирам, пока последний из них не выходит из самолёта.

***Поднимаю взгляд на циферблат часов. Без двадцати двенадцать. Сорок минут назад половина нашего экипажа вернулась на борт, а я, за время полёта уставшая от людей, решила посидеть в одном из многочисленных кафе аэропорта, зайдя в комнату отдыха только для того, чтобы переодеться и заново сделать прическу.

Судорожно вздыхаю и смотрю в панорамное окно прямо напротив меня. Самолёты, мигая огнями, взлетают без остановки. В одном из них сейчас готовится к полёту Луи. Пальцами сжимаю бумажный стаканчик с чёрным кофе. Обычно пью кофе только с молоком и сахаром, но сейчас съедающая изнутри тоска вынудила меня взять что-то покрепче. Я вспоминаю про Люка и хватаюсь за телефон, чтобы отправить сообщение, но он, конечно, ответит гораздо позже. Не пишу ни слова про Луи, решив рассказать всё при встрече или, хотя бы, по телефону, и делаю глоток кофе. Гул людей сзади, в здании и коридорах, беспрерывные объявления в динамиках, шум кофеварки, много запахов, смешавшихся в один, знакомый мне как запах аэропорта, мысли, которые бьются о стенки черепной коробки, потому что слишком быстрые и громкие. Допиваю кофе, выбрасываю стакан в мусорку, и устало иду к комнате отдыха, чтобы провести там оставшиеся тридцать минут в ожидании рейса.