36. (1/1)

*Маленькая детская головка, увенчанная парой острых оленьих рожек, показалась над камнем, припорошенным снегом. - Ну, что, есть? – громкий шёпот из-за камня заставил малыша-фавна присесть обратно. - Тише ты! Двое юных фэйри, - тот, что чуть старше, был с серым пушком на загривке, а младший с рыжеватым, - на этот раз выглянули из-за камня одновременно. Выглянули, чтобы устремить любопытные взгляды своих блестящих живых глазёнок в темноту потрясающе высокого свода пещеры. Здесь, в горах, подобных полостей было предостаточно, но эта была особенной.Ребята, осторожно ступая по снегу и пригибаясь к вековым каменным валунам, юркнули в темноту, которая гостеприимно перед ними расступилась. - Он точно нас не съест? – тот, что с рыжим загривком, поёжился. Второй оглянулся назад, любуясь видом из пещеры: обрыв, панорама долины, Драйшткригер, как на ладони: - Да нет же. Мы ведь ничего не натворили! – и мальчишка-фавн решительно двинулся вперед.Темнота стала гуще. - Он точно живет здесь? - Да!Темнота отозвалась громким тяжёлым вздохом. Под самым сводом блеснуло два миндалевидных голубых глаза с вертикальными щелями зрачков.Малыши в один голос завизжали и припустили к выходу.Ещё один вздох улетел вверх вместе с небольшой, но очень эффектной вспышкой синеватого огня. Белая чешуя заскрежетала по холодому скалистому дну пещеры. Мальчишки, чисто в манере горных козлят, повыскакивали наружу, со всех ног дунув прочь от логова дракона.Древний ящер улёгся обратно, обернувшись хвостом. Он не собирался их есть. Так, напугал, чтобы не шастали невесть, где.*Рыцарь опустился на одно колено, позволяя Белке с разбегу обнять себя. - Тише, малец, тише! Мои косточки уже не настолько крепки, чтоб выдержать ваш напор, юный сир! – разбойник от души потрепал светлую макушку Персиваля. Тот, действительно искренне радуясь Гёцу так, словно тот был его крёстным, а не Эльги, запрыгал вокруг, размахивая легким мечом: - Я научился! Почти совсем научился владеть им!Берлихинген усмехнулся в усы: - Ещё немножко, и сможешь крошить Красых Паладинов, как капусту!Мальчик, издав боевой клич, рванул к своему коню, взлетел в седло и понесся вдоль холма, позволяя положительным эмоциям выплеснуться в бешеной скачке. Плачущий сделал знак толпе: свободны. Новобранцы, подбирая оружие и вскакивая на лошадей, устремились в сторону ворот деревни. Ойген уже даже не закатил глаза в приступе чуть ревнивого недовольства, когда дружеские объятия железнорукого сомкнулись вокруг Ланселота: - Гляжу, вы поладили?Отпустив Монаха, раубриттер расхохотался, сгребая здоровой рукой Эльгу, а протезом – оборотня: - Смирись с неизбежным, старик. Какая бы ни ходила дурная слава о Плачущем Монахе, - разбойник подмигнул Пепельному, - Он умеет завоёвывать уважение. А где же, - рыцарь завертел головой, - Где же твои младшие?Гюнтер-старший махнул рукой на восток: - Уехали в Бремерхафен ещё вчера днём. Видимо, загуляли. А разве ты причалил не там? – Ойген внимательно поглядел на друга. Тот почесал затылок: - Мы бросили якорь в Оттерндорфе, ведь изначально мы шли из Аске.Ланселот вздрогнул, бросив быстрый взгляд на Эльгу: - Я собираюсь отправиться туда, сир. Будет ли наглостью с моей стороны… - Монах ухмыльнулся, - …Просить Вас дать мне корабль? Гёц с Ойгеном переглянулись, и разбойники рассмеялись. - Вообще-то, да, - железнорукий похлопал убийцу по плечу, - Но я не смею отказать тому, кто практически породнился с нами!Эльга опустила голову, чувствуя, как заливается румянцем. Бывший инквизитор приложил ладони к своей груди: - Буду весьма благодарен! - Где венец? – деловито осведомился крестный дядька. Рыжая, наконец взяв себя в руки, отозвалась: - В Цитадели. Ведуны готовят заклятие, способное снимать чары короны со смертных. Берлихинген покивал головой, устремляя задумчивый взгляд вдаль: - Аббату Уиклоу не помешала бы их помощь. Правда, не знаю, согласился бы он её принять, или нет…Ланселот поджал губы. Благосостояние аббата сейчас его интересовало меньше всего. Если Уиклоу и схлопотал Бог весть, что, то он и только он был в этом виноват. Как минимум, потому, что не следует совать свою голову туда, куда не просят. Певичка, видя, что на несколько мгновений Монах ушел в себя, взяла его за руку: - Всё в порядке? - Да, моя леди, - Плачущий проверил, достаточно ли крепко на поясном ремне зафиксированы его ножны, - Кажется, мне пора вернуть венец. У шестерых нехристей было достаточно времени, чтобы что-то наваять.Младшая Гюнтер посторонилась, подпуская Белку к Ланселоту. - Можно мне с тобой? – Персиваль перехватил повод мерина поудобнее. Монах сморщил нос, качая головой и взбираясь в седло: - Там не будет ничего интересного, зуб даю, мелкий! Лучше расскажи Гёцу, - убийца широко усмехнулся, - …Расскажи Гёцу, как вы с Эльгой ходили в бордель!Парнишка смутился, но послушно развернулся к раубриттеру, который наблюдал за бывшими беглецами, посмеиваясь и подталкивая Ойгена локтём в бок: - И почему эти трое так гармонично смотрятся вместе? Гюнтер-старший не ответил. Наверное, потому, что вместе ?эти трое? походили на семью. Да и, в общем-то, они уже так себя и ощущали.Ланселот пришпорил Голиафа, пуская того с холма галопом.В целом, если не брать в расчет планы на восстание фэйри, убийца был вполне доволен тем, что происходило вокруг него сейчас, события, в которые он был вовлечен, не были ни опасными, ни навязчиво-миссионерскими. Именно сейчас Плачущий Монах почувствовал, что значит просто жить. Не ждать чего-то плохого. Не вздрагивать по ночам от любого шороха. В конце концов, Пепельный стал просто по-человечески питаться и высыпаться. Да и обучение новобранцев было вовсе не в тягость - полсотни молодых, полных здоровой злости и азарта воителей на удивление быстро всё усваивали. Особенно Белка. Вот уж, кем он, Ланселот, позднее будет гордиться.Коновязь у Цитадели была выполнена в виде закручивающихся бараньих рогов. Оставив вороного, Плачущий требовательно постучал в запертую дверь. Открывать ведуны не спешили.Монах сделал глубокий вдох, стараясь не упустить ни малейшего запаха здесь, на пороге. ?Циммерберг?? - на миг подумалось Пепельному, - ?Да нет, показалось?. Быть может, конокрад просто проходил мимо. Да, скорее, так оно и было. Ланселот снова постучал, уже готовясь снова снять дверь с петель, как в прошлый свой визит. Однако, спустя мгновение та приотворилась, и из полумрака высунулся нос Криштофа: - Ага, все же, ты пришел, - норвежский шаман пропустил убийцу внутрь, - Мы почти закончили! - Почти? Я могу взглянуть? – перескакивая через ступеньку, Монах устремился по лестнице в зал-под-куполом. - Ты, главное, не нервничай! – крикнул вдогонку Криштоф.Что. Мать вашу. Это значит?Плачущий Монах толкнул двери зала, и оказалось, что он прервал тангур-ари на полуслове: - Интересно, а если мы положим венец в огонь, Михаэль за ним голыми руками полезет, да? – ведьма и все присутствующие обернулись.Ланселот сначала не понял, что, вообще, происходит.Посреди зала привязанный к стулу, сидел Михаэль Циммерберг. Взгляд брюнета был не просто безумным – опустошенным и безумным. Корону Пепельных держала Шана, сидя на коленях чуть поодаль. И всё существо пленника выражало только одно: желание обладать драгоценным артефактом. Конокрад, что-то нечленораздельно хрипя, в попытке дотянуться до короны опрокинул стул набок, но абсолютно никак не отреагировал на боль. Ведуны даже не оглянулись на Пепельного. - Что вы с ним сделали? – прорычал Монах, подскакивая к Циммербергу и поднимая его вместе со стулом. Лунокрылая зашипела: - Ты нам мешаешь!Вместо ответа ей в подбородок ткнулся кончик меча. Друид, видя, что Плачущий настроен вешать и жечь – впрочем, как и всегда, - осторожно оттёр Ланселота от ведуньи: -Мы проводим эксперимент, как видишь, - он кивком указал на пленника, - Мы создали заклинание, но теперь нужно убедиться, что оно сработает на человеке. - А что же никто из вас не надел венец? – бывший инквизитор искривил губы в презрительном оскале, - Ну, конечно. Ведь вы такие же, как Мерлин, печётесь только о собственных шкурах. Это, - он выхватил венец из рук Шаны, - Я заберу с собой. Его – мужчина указал мечом в сторону окосевшего конокрада, - Вы вылечите. Сейчас же. И потом, может быть, - голос Плачущего зазвучал в привычно зловещем тембре, - Может быть, я не стану вспоминать, каково это – возводить колдунов на костёр!Индейский жрец, положив руки на плечи вздрагивающего всем телом Циммерберга, твёрдо отозвался: - Мы тебя услышали. Мы не хотим ссориться, - Ахэну вздохнул, - Михаэль Циммерберг оказался в неподходящем месте в неподходящее время. Мы принесём ему свои извинения и выплатим компенсацию, если он потребует. А теперь, Ланселот, прошу тебя, - жрец поправил одеяние, - Позволь нам провести обряд и снять чары венца. И ты сможешь забрать своего друга живым и здоровым.Плачущий Монах зло сверкнул глазами.Он в который раз мог поклясться, что не знал существ более подлых, чем маги.* - Сестра, вы меня звали? – стражник заглянул в комнату, осматриваясь в поисках монашки. - Да. Не могли бы вы поменять это кресло? – Айрис протянула настолько жалобно, насколько, вообще, могла, указывая в угол комнаты, - У него надломилась ножка, я могу заработать себе ушибов. А ведь сир Локсли этого не хочет, верно?Стражник, усмехнувшись, склонился над креслом. Зоркие тёмные глаза девочки тут же наметили цель: обнажившийся участок подкладки на шее между воротом доспеха и шлемом. - Я ничего не ви… - закончить мужчине было не суждено. Стражница Троицы нанесла один точный и сильный удар. Осколок зеркала вонзился не так глубоко, как хотелось бы, но достаточно, чтобы гвардеец с хрипом сполз на пол. Айрис легко перепрыгнула через остывающее тело, прихватив узелок с пожитками, и юркнула в коридор.Теперь у юной воительницы со злом есть одна маленькая, но вполне конкретная цель: добраться в порт, найти корабль, который пойдет до побережья – того самого, дороги которого ведут в Рим.Главное – улизнуть из замка, не попасться на глаза страже и не дай Бог сиру Робину Локсли.*В какой момент в аббатстве Христофора его стали считать своим?Когда затравленный зверёк, приведённый Карденом, научился давать сдачи?Или же своим он так до конца и не стал, превратившись из одинокого испуганного мальчика со следами Божьей Скорби на лице в угрюмого убийцу, чьи багровые полосы под глазами были последним, что видел каждый из пойманных еретиков?Плачущий Монах не помнил, что такое семья, в которой тебя любят просто за то, что ты существуешь, и не важно, сколько ты совершил подвигов. Не знал, что такое бескорыстная преданность без расчета на самопожертвование и уплату каких-либо долгов чести. Но даже не смотря на охи леди Элайны, которая до сих пор пребывала в состоянии недоумения от выбора дочери, и не смотря на снисходительно-логичную недоверчивость Ойгена, равно как и братьев-разбойников, его, Плачущего, здесь приняли куда более тепло и искренне, чем там, миллион лет назад, в аббатстве.У мальчишки-фэйри с отметками на щеках и с тёмно-русым кудрявым чубом не было ни навыков, ни стойкости. Только страх и желание выжить. Тогда его ненавидели только за его природу.Когда мальчишка раздался в плечах и стал на голову выше приёмного отца, его тихо возненавидели за святость. За то, что в итоге он оказался достойнее всех – самый послушный, самый верный, самый ловкий и безжалостный. Правая рука Кардена. Тот, чьим именем пугали не только детей, но и суровых воителей-фэйри, стал примером для подражания. Вот только те из красных братьев, кто был не согласен выказывать учтивость по отношению к Пепельному, больше не осмеливались бросать ему вызов, предпочитая самоутверждаться за глаза. Да, со временем, наверное, всё бы изменилось – когда сменилось бы поколение паладинов в аббатстве. Но все те годы, что он, убийца, провел во главе крестового похода Кардена, формулировка ?именем Плачущего Монаха? часть братьев доводила до зубовного скрежета.Это сложно было назвать здоровой семьёй.Но сейчас, кажется, такая у него появилась.Эльга закончила настраивать лютню. Струны тихонько отзывались её касаниям. Циммерберга принесли в покои Монаха – в которых он так ни разу и не заночевал. Теперь Михаэль лежал на постели, постепенно приходя в сознание, а троица рассредоточилась по опочивальне. Белка угнездился в изголовье конокрада, время от времени тыльной стороной ладошки пробуя, нет ли у того жара. Девушка сидела у окна, разбавляя тишину мелодичным позвякиванием струн. А Плачущий мерил спальню шагами.Венец не убил Циммерберга. Заклинание, сплетённое ведунами, тоже. Сработало?Брюнет с хриплым стоном открыл глаза, облизывая пересохшие губы: - Воды!..Персиваль подхватил с прикроватного столика кружку, Ланселот помог бывшему пленнику Цитадели сесть. Рыжая, отложив лютню, склонилась над Михаэлем: - Что-нибудь болит?Сделав несколько долгих глотков, конокрад отдышался и ответил: - Не болит, но голова, моя голова, она как будто перьями набита.Монах покосился в сторону покоившегося на подоконнике венца: - Ну, и как это произошло?Циммерберг закашлялся: - Я ехал в замок. Проезжал мимо Цитадели. Из неё вышел Святогор, дал мне в морду, и вот, в общем, - вдруг лицо конокрада вытянулось, - Боже! Леди Эльга, - брюнет в ужасе зашептал, - Младшие Гюнтеры! Они отправились в Бремерхафен!Эльга, Плачущий и Белка переглянулись. - Да, мы знаем, - девчонка нахмурилась, - В чем дело? - Там Красные Паладины! Я передал братьям, будучи уверенным, что они донесут весть до Ойгена… - …Но они захотели решить проблему сами, - Ланселот закрыл лицо ладонью, - Господи, за что мне это? У тебя четверть часа, - он устало поглядел на брюнета, - …Пока нам приготовят лошадей. Мы едем в Бремерхафен, спасать кое-чьи разбойничьи задницы!..Девушка схватилась за виски: - Но Ланселот! Он слаб, и потом… Почему мы просто не можем сказать отцу? Почему ты должен… - Эльга, - мягко перебил миннезигершу бывший инквизитор, обнимая девушку и прижимаясь лбом к её макушке, - Я сделаю всё тихо. Мне не нужно, чтобы Ватикан объявил войну Драйшткригеру. Ведь я знаю, - Плачущий поглядел на Циммерберга, - Паладины явились по мою душу, верно?Конокрад кивнул. - Я с вами! – Белка соскочил с кровати, хватая плащик, но Гюнтер поймала мальчишку за руку: - Нет, Персиваль, прошу, - певичка присела, заглядывая в лицо юному фэйри, - Если ещё и ты туда поедешь, я сойду с ума!Мальчик фыркнул и нехотя повесил плащ обратно на крюк у двери. Ох, уж эти женщины!Ланселот смерил Михаэля взглядом: успеет ли тот оклематься окончательно, когда они достигнут ворот Бремерхафена?..*Князь повертел в руках письмо: на ленте красовалась печать Гюнтеров.Генри Отто, пожав плечами, сломал печать. Мало ли, чего от него понадобилось ещё одному разбойничьему клану?..Но пробежав глазами уже всего только по первым строкам, Отто, побледнев, сел.Свершилось то, чего он опасался.Плачущий Монах изъявил желание повидаться с соплеменниками.Князь прочитал письмо, близоруко щурясь при свете масляной плошки, а потом смял свиток в кулаке. Альфред-Стрелок робко заглянул в кабинет. Всё, что он видел несколькими минутами ранее – как князь, получив запечатанное послание, удалился в кабинет. А теперь глава Аске, бледный, как мел, сидел за собственным столом и глядел в одну точку. - Что-то стряслось? –помощник князя приблизился к старику. Тот поднял глаза на Стрелка: - Он идёт к нам.Альфред нахмурился: - Кто? - К нам идет Плачущий Монах.Кулак Генри сжался ещё сильнее, а затем письмо вспыхнуло зелёным пламенем, съеживаясь и рассыпаясь пеплом. *