28. (1/1)
* - … Вы не могли бы, пожалуйста, посветить здесь?..Блондин шагнул к мальчику: - Ах, это… - сенешаль провел пальцами по пяти глубоким бороздам на стене, - Такое бывает. Белка и сам приложил ладошку к царапинам. Их явно оставил кто-то большой и страшный. Мальчик в который раз поёжился – он никогда прежде не видел оборотней, и постарался хорошенько запомнить запах Ойгена Гюнтера, только вот… - Зачем здесь клетки, коль все эти люди… - Персиваль обвел взглядом родовое древо, - …Если я не ошибаюсь, были истинными оборотнями? Как сказал дядя Гёц…Конрад вздохнул, отворяя одну из клеток и входя в неё, словно примеряя на себя: - Юный сир, какие, по-твоему, бывают оборотни? Кроме истинных?Мальчик неуверенно отозвался, вновь и вновь возвращаясь взглядом к царапинам: - Истинные и не очень?Мужчина рассмеялся, выходя из клетки: - Почти, - и он стал загибать пальцы, - Истинные, они же рожденные, так же обращенные и проклятые. То есть, – он поддел носком выпавший из стены кусочек кирпича, - Чтобы родился истинный оборотень, его родители сами ОБА должны быть оборотнями. Вот о них, - Конрад приподнял факел, чтобы хоть чуточку захватить светом неровного пламени два портрета на вершине древа, остроносого седобородого мужчины и потрясающе красивой чернобровой леди, - …Йожефе-пивоваре и Барбаре, дочери кузнеца, сложена древняя сказка. Как на них, молодых влюблённых, гуляющих на опушке леса в сумерках, напал раненный охотниками волк. Волк цапнул Йожефа, и тот позднее обратился. Отец Барбары, кузнец из деревни, логично, что пожелал разлучить влюблённых, так как Йожеф на полнолуние мог убить любимую. Но пивовар решил проблему просто, - мужчина ухмыльнулся, - Он укусил Барбару, и вот, мы стоим здесь и взираем на портреты их многочисленных потомков. Персиваль помотал головой, стараясь отогнать от себя жуткую догадку: - То есть… Потом, всякий раз, когда кто-либо из них женился, или выходил замуж, его вторую половинку ждала такая же участь?Сенешаль поджал губы: - Да. Но эти люди знали, на что идут. Как и те, кто связывал с ними свои жизни, - блондин так же уточнил, - Эта традиция оборвалась на прадеде младших Гюнтеров. Вот он, - Конрад поднес факел к одному из портретов. С картины на присутствующих взирал пожилой плотный мужчина с короткой бородой, седыми усами и строго нахмуренными бровями. У него была уже совершенно типичная для нынешних Гюнтеров тяжелая челюсть и низкий разлет скул. - ?Ксандр Гюнтер?, - прочитал Белка росчерк под портретом и усмехнулся, - Эльга очень похожа на него. Блондин кивнул: - Теперь любого Гюнтера можно узнать, лишь бегло взглянув. Знешь, юный сир, - слуга сделал несколько шагов по направлению к центру зала, осветив нескольких железных дев и дыбу, - Гюнтеры хорошие люди, в общем-то. Они дают приют и работу заблудшим душам. Персиваль фыркнул, подходя к одной из дев и касаясь кончиками пальцев тяжелой металлической крышки: - Заблудшим душам? Теперь так принято называть воров и убийц?Конрад дипломатично отозвался: - Знаешь, отчего наш кайзер* не трогает обитателей Драйшткригера? – мужчина приблизился к орудию пыток, у которого стоял парнишка, и откинул створку, открывая взору маленького собеседника огромные металлические шипы с заскорузлыми ошметками чьей-то плоти и пятнами высохшей крови, - Во-первых, потому, что преступность нельзя выжечь дотла, это априори невозможно. И если не превратить преступность в систему, она становится бедствием. Драйшткригер и ему подобные разбойничьи гнёзда диктуют свои понятия и оказывают влияние на мир, как ты выразился, воров и убийц. Контроль черного рынка и контрабанды, кого, куда и сколько, неустанное наблюдение за опасными преступниками, всё это делают такие, как Ойген Гюнтер, или Гёц Берлихинген. Выполняют за нашего кайзера чёрную работу. А во-вторых, - мужчина захлопнул железную деву, - По всей Европе сторонников деятельности Ойгена и ему подобых куда больше, чем солдат в армии Священой Римской империи. Так что, да, мы даем приют заблудшим душам, которые натворили бы куда больше бед, не будь на их пути Драйшткригера, - миролюбивым тоном закончил Конрад.Белка махнул рукой.Быть может, когда-нибудь он поймет, почему нельзя просто так взять и перестать творить преступления.…А пока что – нужно было осмотреть замок снизу доверху.*Циммерберг пребывал в благодушном настроении, не взирая на то, что он надеялся на выходной, а вместо этого Ладислаус Гюнтер послал его предупредить Людвига Гримма, военачальника Драйшткригера, правую руку Ойгена Гюнтера, что к обеду необходимо будет собрать воинский молодняк для знакомства с новым преподавателем – Плачущим Монахом. Брюнет, насвистывая под нос весёлый марш, огибая прислугу, спешащую в обеденный зал накрывать хозяевам завтрак, поднялся на третий этаж и зашагал к покоям, в которые он вчера отправил Монаха.На стук никто не ответил.Циммерберг толкнул дверь. Так и есть – опочивальня пуста, кровать даже не смята. Только из-под двери шкафа торчит прищемленный краешек тёмного плаща. Значит, этот мерзавец таки сбежал на ночь к фройляйн Гюнтер. - Ни стыда, ни совести! – пробормотал брюнет, и вдруг в конце коридора увидел парочку, выходящую из покоев рыжей.Эльга приветственно помахала конокраду, окликнув его: - Михаэль! Присоединишься к нам за завтраком?Циммерберг бросил презрительный взгляд на убийцу и прошипел настолько любезно, насколько мог: - Простите, леди, я уже позавтракал. Ты, - он кивнул Монаху, - Увидимся к обеду во внутреннем дворе!..Ланселот склонил голову набок, провожая взглядом удаляющегося брюнета: - У меня создается такое впечатление, что если прошлые жизни и существуют, то вот этот вот, - бывший инквизитор подбородком указал в сторону конокрада, - …в какой-то из прошлых жизней был сторожевым псом. Иначе я не могу объяснить его иррациональную ревность ко всему, что меня здесь окружает, и к тебе, моя леди, в первую очередь.Эльга улыбнулась, переплетая пальцы с пальцами Пепельного:- Не обращай внимания. Просто он… - девушку прервал мелодичный гонг. Плачущий удивленно поднял брови: - Надо же. У вас зовут к столу так же, как в моём аббатстве! – и тут же с тоской подумал, что больше нет никакого ?его? аббатства. Как и способа по щелчку пальцев вернуть собственное душевное равновесие. Правда, здесь, в Драйшткригере, в замке Гюнтеров никто не желал ?Ангела за трапезой?, как в аббатстве. У входа в зал они столкнулись с Белкой. Мальчик подскочил к Эльге и пошел рядом, держа девушку за руку: - Конрад показал мне и замок, и подполье, и конюшни!Ланселот нахмурился: - Конрад? - Наш сенешаль, старший над прислугой, - пояснила миннезингерша, переступая порог зала. Там их уже ждали.Во главе разместились Ойген с Элайной. По одну сторону у пока ещё пустых тарелок сидели братья-Гюнтеры, а по другую – несколько незнакомых человек, среди которых Монах спустя мгновение узнал Шану. Эльгу же, увидевшую гостей, охватила робость. Все ведуны были в сборе. А вместе с ними – ксёндз Драйшткригера, Иоганн Гюнтер, дядя её отца. - Мы сядем с мальчиками, - шепнула девушка, увлекая за собой обоих своих спутников, - Мне так спокойнее!Ланселот отставил резной стул, помогая Эльге сесть, проконтролировал, чтобы Персиваль сидел спокойно, и сам устроился рядом, попутно окидывая взглядом, чем же балуют на завтрак местные.Публика с германских земель всегда славилась своей любовью плотно и вкусно кушать. И стол был тому очередным подтверждением – травяные чаи, вино, сыр, запеченный гусь, овощи в горшочках и совершенно потрясающе пахнущий пирог. У Белки от этого аромата живот отозвался голодным урчанием. - Помолимся, - провозгласил Ойген. Присутствующие склонили головы в молитве за трапезой. Монах украдкой посмотрел на гостей по ту сторону стола. Те, кроме ксёндза, с каменными лицами высидели, пока остальные присутствующие, кроме язычника Белки, беззвучно шептали молитву.Гюнтер-старший первым открыл глаза и взялся кубок, подставляя его под кувшин, заботливо склоненный служанкой: - Всем приятного аппетита!Рыжая чуть отодвинулась, позволяя прислуге наполнить их с Ланселотом и Персивалем тарелки снедью, и обратилась ко ксёндзу: - Рада вас видеть, святой отец!Тот качнул чашкой с отваром, тепло улыбаясь в ответ: - Взаимно, дитя моё! Если захочешь поговорить, приходи прямо сегодня. Гюнтер-старший, вгрызаясь в гусиную ножку и бордо пережевывая, окликнул Монаха: - Плачущий! Как спалось на новом месте?Убийца уклончиво отозвался, чувствуя, как под столом рыжая красноречиво наступила носком домашней туфельки на край его сапога: - Великолепно. Давно так не высыпался, - и поспешно отправил в рот кусочек пирога, чтобы совершенно точно не сболтнуть лишнего. - Видишь этих людей? – Ойген обглоданной косточкой указал в сторону пёстрой публики напротив, - Они будут тебя обучать премудростям искусства быть Пепельным. Все семеро, по очереди каждый день. Познакомься, - он кивнул на ксёндза, - Отец Иоганн. Мой дядя. Думаю, вы легко найдете общий язык, - оборотень хохотнул и продолжил, - Этот великан, сидящий рядом – Святогор. Волхв, не смотря на размах плеч, натура с тонкой душевной организацией.Святогор ухмыльнулся и кивнул Плачущему: - Не переживай, сын мой, ты найдешь общий язык и со мной тоже.Гюнтер-старший ладонью указал на Шану: - С нашей лунокрылой прорицательницей ты уже знаком, полагаю, а вот сразу за ней сидит очаровательная Мирэ.Ланселот исподлобья посмотрел на пожилую тангур-ари. Очаровательного в ней было мало, но кто его спрашивал? - А вот этот седобородый почтенный господин – Дивитиак, - Ойген подмигнул Монаху, - Друид. Все, как ты, Плачущий, любишь! - Папа! – возмущенно отозвалась было рыжая, но бывший инквизитор успокаивающе накрыл ладонью её руку. Все в порядке. Пусть.Оборотень ухмыльнулся: - Наверное, всех ты сразу не упомнишь, но тем не менее, - хозяин замка продолжил, - Ахэну, так зовут твоего шестого учителя, - Ойген указал на индейца, а затем перешел к шаману с норвежских берегов, - И наконец, Криштоф. Плачущий Монах отложил вилку: - Не помню, чтобы я просил обучать меня чему-либо. - Это необходимая мера безопасности, - сурово отрезала Шана, - В первую очередь, для тебя самого!Эльга едва ли не ощутила, как от ответа лунокрылой у Ланселота свело скулы. Но тот, подавив начинающее клокотать возмущение, просто промолчал в ответ.На его взгляд, достаточно было и ксёндза.Повисшую паузу прервал Михаэль, младший Гюнтер: - Эльга, прости, что отрываю тебя от завтрака, но… - юноша заулыбался от уха до уха, - Ты нам сейчас споёшь?Рыжая покраснела: - Не думаю, что я в голосе…Плачущий мягко отозвался: - И вправду, милая. Почему нет?Услышав то, как Пепельный обратился к его дочери, Ойген сжал вилку так, что пальцы побелели, но комментировать реплику нахального убийцы никак не стал. Эльга, заправив пряди волос за уши, потупилась: - Ладно, чего уж там!..Ксандр, средний из младшеньких Гюнтеров, кивнул прислуге: - Лютню!Белка не успел сосчитать до десяти, как в руки миннезингерше дали её излюбленный музыкальный инструмент.Она чуть отодвинулась от стола, провела пальцами по струнам, проверяя настройку, затем откашлялась, и негромко запела:- Беги, тиран. Над пропастью глубокой,пусть лают вслед изменники-рабы.Закат напишет огненные строкиистории их проклятой борьбы…Ланселот вздохнул. Нет, ему нравилось, как исполняет его леди. Но… Не опасно ли петь о восстании фэйри сейчас? -…И небыль обернётся жуткой былью,вплетённой в волны, ветер, волчий вой.Сомкнутся чьи-то кожистые крыльянад чьей-то отсечённой головой.Срастётся с телом старая кольчуга,и стали звон заменит шелест слов.В снегу темнеет алым полукругомиз вскрытой глотки брызнувшая кровь.Меч в ножнах - словно дремлющее жало.Душа змеёй свернется на камнях,она устала. Всё, что ей осталось - голодный треск зелёного огня…Ойген с Элайной переглянулись. По-видимому, подумали о том же, о чем и Монах. - …Беги, тиран, тебя - чего тут думать? - на ветке вздёрнут бывшие рабы.Закат начертит пламенные рунына скомканномпергаментесудьбы.…Ещё не отзвучал последний аккорд, как Элайна дрогнувшим голосом отозвалась: - Солнышко, если до кайзера Ротбарта дойдет, что ты сложила такую песню, то у тебя могут быть проблемы за стенами Драйшткригера.Рыжая покачала головой, лаская лютню легкими прикосновениями: - Нет, мама. Тиран в моей песне вовсе не наш кайзер. - А кто же? – Ойген нахмурился.Ему ответил Ланселот: - Папа Авель, - и тут же шепнул на ушко своей леди, - Ты решила стать одной из первых, кто слагает песни о восстании? - Конечно. Я не виновата в том, что ты меня вдохновляешь на подобное искусство, - со смешком так же тихонько ответила Эльга, следом окликнув мальчика, - Белка, зайка, не катайся на стуле!*Генри Отто, не веря своим глазам, в который раз перечитал записку.Писал сир Робин Локсли из Лоустофта.Изложение было лаконичным, но исчерпывающим. Корона Пепельных попала в руки к Пепельному. Отто скомкал письмо в ладони, и тут же оно вспыхнуло. Венец Пепельных у Плачущего Монаха. Это могло означать, что ждать от убийцы фэйри можно абсолютно все, что угодно, включая угрозы и шантаж. На момент князь подумал, что проще выковать новую заговорённую корону, чем соглашаться на предполагаемые переговоры с головорезом. Да ради всего святого!..*