21. (1/1)
*Крупная черная птица послушно оттопырила лапку, позволяя хозяину привязать к тугим перьям записку. Циммерберг осторожно подергал толстую нить, перехватывающую письмо, проверяя, не развяжется ли, а потом, аккуратно взяв ворона, вынес его во двор. Пернатый гонец, взмахнув крыльями, набрал высоту и взял направление в сторону своего дома — в сторону корабля Михаэля, который вместе с его командой остался в Вестгейтсе.Получив послание, его ребята должны будут отправиться вдогонку за судном Берлихингена, чтобы вместе прибыть к землям вандалов.Поверив железнорукому, Циммерберг ещё вчера осторожно заглянул в окно комнаты, в которой Гёц приютил беглецов. Укутавшаяся в одеяло девчонка Гюнтер выглядела вполне живой и в безопасности, слушая, что ей говорит мрачного вида незнакомый Михаэлю хрен с отметинами на лице. Брюнет ранее ни разу не видел Плачущего Монаха, но сразу понял: он. Тревожить готовящихся ко сну перед плаванием молодых людей Циммерберг тогда не стал, но зато теперь горел желанием познакомиться поближе. И настроен он был, надо сказать, достаточно агрессивно — и его можно было понять. Да как этот пёс посмел!..Эви выскочил из дома первым, облаяв Михаэля, но не со злобы, а так, для порядку. Следом вышел сонный Белка, привычно зевая, не прикрываясь. И настороженно уставился на незнакомца:- Не припомню вас, сир, в отряде Берлихингена!Циммерберг осклабился:- Не припомню, чтобы Гёц брал в отряд детей!- Я не ребёнок! - Персиваль задрал нос, поворачиваясь боком и демонстрируя острый меч, подаренный раубриттером, - Я — рыцарь фэйри!Михаэль усмехнулся, отступая в шутливом полупоклоне:- Ох, простите, юный сир! Откуда же мне было знать?Белка ответить колкостью на колкость не успел — за порог шагнули Плачущий с Эльгой. Последняя, ойкнув, опустила глаза, виновато кривя губы:- Михаэль! Братья... - она оглянулась на Ланселота, - Они всё знают, да?Циммерберг прищурился, окидывая взглядом Монаха с головы до пят:- Пока не знают, но я вас нашел, вы живы, и это главное. Чего не скажешь о Франце.Рыжая закрыла лицо ладонями, борясь с нахлынувшими эмоциями. В основном, с чувством вины. Монах положил ей руку на плечо, на что Михаэль тут же отреагировал:- Ты! Значит, - он обошел пару по дуге, - Значит, ты и есть тот самый Плачущий Монах?Ланселот фыркнул:- Я хочу, чтобы каждый раз, когда я это слышу, мне давали монетку!- Ты! - Циммерберг выхватил меч и наставил его в сторону убийцы, - Ты похитил девчонку!- Я сама с ним сбежала! - запротестовала миннезингерша, поворачиваясь лицом к Ланселоту и прижимаясь к его груди: со стороны это выглядело, будто ей стало страшно и она старается укрыться в объятиях бывшего инквизитора, но на деле, зная, что присланный братьями Михаэль не тронет её, певичка своим телом прикрыла корпус Плачущего, чтобы Циммерберг внезапно не атаковал.Подоспевший Гёц вовремя вмешался:- Предлагаю всем просто успокоиться. Вам вместе ещё идти морем до Бремерхафена!..Зло зыркнув на убийцу, Михаэль первым повернулся и зашагал седлать коня.Голиаф приветственно заржал, подаваясь навстречу хозяину. Рыжая, потрепав гриву Мизы, позволила Ланселоту подсадить себя в седло, и протянула руку Белке:- Залезаешь?- Я сам! - мальчик с ловкостью мартышки подтянулся на стремени и устроился перед девушкой, придерживая перекинутую через холку кобылы широкую накладку сдвоенной дорожной сумки.Ворота распахнулись.*Сир Локсли улыбнулся Одноглазой, принимая малышку Айрис:- Благодарю вас, леди! Передавайте от меня поклон вашему сиру!Одноглазая отсалютовала рыцарю мечом на прощание, предоставив Робину монашку в его полное распоряжение.Её, Стражницу Троицы, со всё так же связанными руками, хозяин Лоустофта повел через двор замка к парадному входу, время от времени благосклонными кивками отвечая на учтивые приветственные поклоны прислуги. В спину девочке несся шепот любопытного люда:- Та самая!..- ...Сожгла аббатство, убила всех!- ...Убила Ведьму Волчьей крови!- ...Посмотрите, что у неё на лице!Айрис, шагая за сиром Робином, склонила голову набок, почесав нос о плечо. Ну, да. Она должна была изначально быть готовой к тому, что на неё будут показывать пальцем — и наличие золотой маски с мертвым лицом вовсе не является для этого обязательным. Метка Мерлина: люди не знают, что это, принимая шрамы за простой ожог, но она знает.И она в глубине души боится, что эта метка просто так ей не обойдется.Но сейчас Айрис старалась об этом не думать.Поднявшись высоким крыльцом парадного входа, девочка проследовала за Локсли просторным гостиным залом, поднялась широкой винтовой лестницей, и вот, Робин привел её в гостевую спальню. Ту самую, где с приступами боли боролся аббат.- Ваши руки, юная леди? - рыцарь вытащил из-за пояса нарядный канцелярский кинжал и распорол веревку, стягивающую кисти монашки.Сестра Айрис, привыкая ко мраку в комнате, растерла затекшие запястья:- Что со мной будет?- Вы проведете время в моём замке. До тех пор, пока его святейшество, - рыцарь кивнул в сторону постели, - Не встанет на ноги.Айрис рывком развернулась. Войдя в комнату, в темноте она не увидела, что кровать кем-то занята. Аббат жив.Она быстро подошла к ложу пострадавшего, вставая на колени:- Святой отец!..Сир Локсли дипломатично откланялся:- Пожалуй, оставлю вас.Монашка пропустила его реплику мимо ушей. Теперь все её внимание было приковано ко священнослужителю.- Дитя моё, - едва слышно прошептал Уиклоу, морщась от боли, - Всё хорошо. Мы живы.Айрис оглядела обожженное лицо аббата. Хотелось плакать.- Мы упустили его. Опять.Уиклоу, со свистом выдохнув, тихо отозвался:- На всё воля Бога. Но не думай, что всё закончилось. Всё только начинается, дитя моё.Сестра Айрис уселась на пол, сцепив руки на коленях и привалившись спиной ко краю кровати аббата.Быть может, так и есть. Не важно, сколько продлится эта дикая охота.Всё только начинается.*Ланселот оглянулся на рыжую, указывая на название корабля, красующееся на борту ближе к носу:- Это на твоём родном языке? Что это значит?Искусно выполненные германскими резчиками буквы, потемневшие от времени, закручивались, словно бы с претензией на рукописное начертание.- А, “Nachtigall”, - Гюнтер мотнула головой, откидывая волосы с лица, - Это означает “Соловей”.Плачущий соскочил со спины Голиафа, позволяя одному из членов судоходной команды Гёца забрать повод и увести коня на борт:- Я думал, что всем клинкам и кораблям дают девичьи имена, - он помог спуститься Эльге, пока Белка, махом спрыгнув на землю, побежал к кораблю.- Ну, знаешь, - миннезингерша рассмеялась, - На моём родном языке соловей — женского рода.Монах снял с Мизы багаж, заглядывая в одну из сумок, на месте ли венец:- На вашем языке все не так однозначно? - он усмехнулся, - Название твоей родной деревни как-нибудь переводится?- “Смелый воитель”, или “дерзкий воитель”, как кому угодно, - певичка подобрала подол платья и обернулась посмотреть, где Гёц, ехавший за ними, - Но древние смыслы должны оставаться в древности, моё пламя. Драйшткригер теперь — просто Драйшткригер. Плачущий понимающе качнул головой. Прошлое в прошлом. Вот бы ещё научиться стирать себе память!..- Я не смогу к вам присоединиться, - догнавший беглецов железнорукий разбойник спустился с лошади и обнял рыжую, - Прости, малышка. Вы навели слишком много шуму. Кто-то теперь должен подчистить за убитыми гвардейцами и помочь сиру Локсли с этим.Гюнтер шмыгнула носом:- Отец бы обрадовался тебе...- Главное, что Ойген обрадуется тебе, - раубриттер покачал головой, - А мы с ним ещё увидимся. Когда здесь всё утихнет, и моя морская команда вернется за мной.Ланселот подступил вплотную к Берлихингену и тихо спросил:- Сир, вы не расскажете мне о том, как я могу отыскать Пепельных?Гёц взял убийцу под руку, и отведя его в сторонку, заговорил:- Вест-агдерское побережье Норвежского королевства, пригород Вигеллана, деревенька Аске. Конкретнее говорить не имею права. Просто знай, что ты не один, слышишь, Пепельный?Ланселот закусил губу.По спине побежали мурашки. Он не знает наверняка, будет ли ему рад его народ. Не знает, примут ли фэйри его покаяние, но он обязан попробовать. Во имя мира. Во имя зелёного всепожирающего огня.Из тягучих мыслей Монаха вывело лёгкое прикосновение — Эльга взяла его за руку:- Ты идешь? Пора прощаться.Гёц помахал Белке, свесившемуся через борт, обнял крестную дочь и пожал руку Плачущему:- Приложите все усилия к тому, чтобы выжить, слышите? - раубриттер хлопнул убийцу по плечу, - Береги девчонку. Когда я прибуду вслед за вами, лишь только разберусь с кашей, которую вы заварили, спрошу с тебя по всей строгости.Ланселот отозвался, уже шагая к мостику, ведущему на борт:- Если с ней что-то случится, я сам себе не прощу. Именно поэтому с ней ничего не случится.Старая древесина натужно заскрипела под ногами. Сегодня они не умрут.*Элайна распахнула дверь. Сотни пылинок тут же закружились в лучике солнца, проскользнувшем в комнату. Это были покои её дочери.С тех пор, как три года назад Эльга уехала в Вестгейтс, прислуге запрещалось входить сюда, только личной горничной Элайны — вытирать паутину да проветривать. Первая леди Драйшткригера приказала, чтобы в покоях все оставалось на своих местах — чтоб Эльга, вдруг надумавшая вернуться на родину, застала свой собственный порядок. Стены были задекорированы деревом и выкрашены в охристо-персиковый цвет. Здесь, как и в Вестгейтсе, на этих самых стенах было множество милых сердцу певички вещей — шкатулки с украшениями, сухоцветы, небольшие, но искусно сплетенные панно, оленьи рожки, вазы, медвежий и несколько волчьих черепов, лютня, пара кельтских арф, флейта, и многое другое. Напротив окна стояла широкая кровать, застеленная тёплым одеялом из овечьей шерсти.Элайна откинула его край и села на постель, вспомнив, как это самое одеяло один из торговцев привез в замок, и она, посчитав, что хорошо бы дочери холодными ночами укрываться чем-то действительно тёплым, купила его. И как потом половина замка смердела овечьим духом. И как прислуга неделю проветривала все покои на этаже.Женщина улыбнулась, комкая его край в тонких руках.Однажды её девочка образумится. Вернется и скажет “Мама, я приехала, и у меня хорошие новости, я выхожу замуж вот за этого рыцаря, познакомься, его зовут Иоганн”. Или Скотт. Или Теодор. Не важно. Главное — пристроить свою кровиночку. И чтобы она была счастлива.Материнское сердце вполне закономерно болело за судьбу миннезингерши. Элайна не хотела, чтобы дочь встретила старость в одиночестве. Внуков ей подарят и мальчики, но какими же могли бы быть красивыми дети Эльги?..Элайна всё понимала. В глубине души она не осуждала стремление дочери отгородиться от противоположного пола. Ведь мужчины так опасны. И так сложно найти того, кто станет твоим вторым Ангелом-Хранителем.Женщина поднялась с постели и подошла к окну.С этой стороны замка открывался вид на горы. Элайна открыла окно, вдыхая прохладный чистый воздух.Зачем, глупышка, было сбегать из родного Драйшткригера? Все вместе бы они нашли выход — плохое забудется, хорошее придет. Неужели так обязательно было менять сытую жизнь разбойничьей принцессы на тяжелое существование за счет своих жизненных сил? Обязательно ли было рисковать собой, отправляясь пусть и не в такой далёкий, но чужой Вестгейтс?Элайна вздохнула.Она знала, что Эльга всегда думала, будто отец её не любит. Конечно, Ойген любил дочь. В какой-то мере. Быть может, скупо, быть может, абсолютно этого не показывая. Но ведь на то он и был суровым старым воином-грабителем?..Женщина захлопнула окно так, что стекла в раме задребезжали. Она очень скучала по дочери. Хорошо, если напророченное лунокрылой ведуньей Шаной окажется правдой, и её, Элайны, девочка и впрямь в безопасности.*Лоустофт ещё виднелся на горизонте, как Плачущий Монах, тыльной стороной ладони прикрывая рот, быстро вышел на палубу и подскочил к краю борта. В голове словно перекатывалась железная бочка. В животе были похожие ощущения.Ланселот перегнулся через деревянное решетчатое огряждение, и завтрак спешно покинул желудок бывшего инквизитора. Поспешившая следом за мужчиной миннезингерша тут же протянула ему ведёрко с водой:- Умойся, - вода была холодная, но сейчас это было только на руку.Плачущий плеснул воды в лицо, но честно говоря, легче стало только на пару мгновений. А потом внутренности вновь предательски заныли.Подскочивший Белка озабоченно почесал затылок:- Ты же нормально переносишь качку в седле, что пошло не так?Ланселот закашлялся, цепляясь руками за решетку и просипел:- Понятия не имею, мелкий, - он снова торопливо высунулся за ограждение, окончательно избавляясь от остатков завтрака и того, что не переварилось за ночь.- Попробуй смотреть на горизонт, - Гюнтер убрала выбившиеся тёмные пряди с лица мужчины. Тот напряженно сфокусировался на удаляющихся шпилях замка Локсли:- Я ни разу не выходил в море. И предположить не мог, что буду выдавать вот такое... - Монах виновато поглядел на девушку, - Прости, моя леди, наверное, я бесповоротно испорчу впечатления от путешествия.За спинами беглецов послышался насмешливый голос Циммерберга:- Какое жалкое зрелище, надо же, - Михаэль приблизился к ним, протягивая Эльге холщовый мешок, - Никогда бы не подумал, что знаменитого Плачущего Монаха способна подкосить какая-то морская болезнь.Вместо ответа, Ланселота вырвало прямо на брюнета. Тот скривился: - Мужик, ну, твою же мать!..Плачущий сплюнул за борт:- Мои извинения!Рыжая заглянула в мешок. В нём лежал десяток редких, очень душистых фруктов. - Апельсины! - девушка восторженно ахнула, - Где ты их взял, Михаэль?Тот отозвался, снимая запачканную рубаху:- В закромах Берлихингена. Гёц дал в дорогу на тот случай, если... - Циммерберг покосился на Монаха, который, кажется, готовился выдать очередной залп, хотя желудок был уже совершенно пуст, - Если возникнет этот самый случай.Певичка слышала о том, что апельсины спасали моряков от морской болезни, и поэтому сразу же сгребла в охапку Ланселота с Белкой:- В каюту, немедленно.В прохладной, чуть пахнущей сыростью каюте Плачущий сполз по стене, борясь с судорогами в животе. Отдав самый крупный апельсин на съедение Белке, рыжая принялась чистить остальные, складывая на низенький стол перед кроватью:- Садись, распусти ворот, - девушка, умело орудуя острыми ноготками, вскрыла кожуру оранжевых пахучих фруктов одного за другим, - Ну-ка?Ланселот позволил ей отправить ему в рот дольку на пробу — стошнит, не стошнит?Апельсин оказался кисло-сладким, долька тут же брызнула соком в нёбо. Монах закашлялся, но послушно всё проглотил.Белка мурлыкнул от удовольствия:- И почему у нас такие не растут?- На берегах Средиземного моря растут, - Гюнтер усмехнулась, - В наших краях для них слишком холодно.Плачущий прислушался к ощущениям.Его все ещё мутило, но вырвать съеденное теперь хотелось куда меньше.*