19. (1/1)

* В каком-то смысле это было похоже на разрядку после долгого воздержания. Оглушающе. Обессиливающе. И с накатывающим ощущением приятного опустошения. Плачущий Монах позволил выплеснуться сразу всему сокрушительному гневу, направив его против врагов – и те, кому не посчастливилось стоять в первых рядах, превратились в пепел на месте. И с первого же мгновения на него, бывшего охотника за Небесным народом, обрушилось то, что среди жрецов и магов было принято называть памятью предков. Ланселот услышал разом все голоса предшествующих поколений – своих, чужих, и похоже это было на чудовищной силы раскат грома. Один. Ещё один. И ещё, ещё, ещё-ещё. Как будто он, Плачущий, высвободив тот самый внутренний жар, открыл связь со своим собственным космосом. Бездонным. И густым, как колдовское приворотное варево. Здесь и сейчас Монах не смог разобрать, что они говорят. Но как-нибудь потом он обязательно разберется.Ещё был нюанс.Огонь оказался зелёным.Сама вспышка длилась всего несколько секунд - языки пламени фэйри не исходили непосредственно из какой-либо части тела Пепельного, как это бывало, к примеру, у драконов, из клыкастых пастей, нет: огонь материализовался в считанных миллиметрах от рук и груди бывшего инквизитора. Но вот поддерживать ядовито-зелёные разрастающиеся клочья огня он, Ланселот, теперь мог сколько угодно. До полного изнеможения, если понадобится.Пламя не было само по себе. Почти сразу же Монах понял, что может ощущать смертоносные языки, словно собственные конечности. Чувство было одновременно и привычным, как если бы огонь был плотью, и совершенно взрывающим сознание – Плачущий вообще не представлял, как эту своеобразную ?конечность? контролировать в пространстве.Пока что не представлял.Для этого Верховный жрец Пепельных и заставлял молодняк медитировать. Для этого и проводились долгие занятия – как правило, обучение длилось около года. После юные Пепельные могли не просто жонглировать огнём. Могли выжигать каллиграфичные письмена на шелковых свитках так, чтобы не занялся ни один сантиметр ткани. Подчинить живое пламя земли было сложнее – огонь смертных всегда был как будто бы менее поворотливым. Но от этого не менее опасным, приручить который было так же отдельным видом искусства.Но он, Плачущий, умница. Он всему научится. И его есть, кому поддержать.В воздухе явственно запахло жареной плотью. Угрожающе затрещал потолок таверны. Ланселот мягко взмахнул ладонями, как дирижер, что дает хору знак снять дыхание. И зелёный огонь фэйри унялся в одно мгновение.Меж обугленных стен ?Земляного дракона? воцарилась гнетущая задымленная тьма, разрываемая незгарками тлеющей мебели и носящимися по воздуху искорками.Маленькими зелёными искорками.*Белка был зол.Белка был очень зол!Ещё немного – и он бы разделался с мерзкой девчонкой раз и навсегда! И почему взрослым вечно нужно вмешиваться в его планы? Ведь все беды из-за Айрис! Ну, ради всего святого!Одноглазая, сидя в седле за спиной у мальчика, миролюбиво похлопала мелкого по плечу: - Не вешай нос, юный сир. Ты обязательно когда-нибудь догонишь эту свою добычу. Но потом. Слышишь?Персиваль сердито шмыгнул носом и надулся ещё сильнее. Ага. Конечно. Потом – когда? Когда Айрис соберёт свою армию на войну против фэйри? Когда возглавит какое-либо страшное движение людей против Небесного народа? Сколько дерьма должно ещё случиться прежде, чем ему, Белке, позволят мстить?Впереди на опушке последние лучики солнца очертили ровную бахрому частокола, окружающего бандитское логово. Группа разбойников подъехала к воротам.Под массивными створками сидел довольный Эви. У лап волкодава, на утоптанной сапогами и копытами земле, лежала корона Пепельных, загадочно поблёскивая кровавыми рубинами. Клыки пса не оставили ни одной царапины на отполированной ювелирами-фэйри поверхности венца.* - Думаете, раз у меня только одна рука, то я вас не уложу? – разбойник выхватил меч из ножен. Очень некстати из-за поворота выскочило двое Братьев Троицы, погнавшихся за Белкой. Но через раубриттера гвардейцам пройти было не суждено.Дрался старый рыцарь не так изящно, как Плачущий Монах, скорее – как деревенская мясорубка. Без соблюдения каких-либо правил боя, грязно, и сразу насмерть. Тот из Стражей Троицы, что был порослее, кинулся на мгновение раньше, чем второй, более щуплый. И этой разницы во времени между атаками Берлихингену хватило, чтобы одним разворотом снести с плеч голову первому сопернику, а вторым – вспороть живот щуплому.Нет времени на дуэльные расшаркивания. Там, на той стороне перекрестка, его крестница в опасности. Гёц локтями растолкал ошеломленную толпу и пораженно замер.Оконные стёкла ?Земляного дракона? лопнули, вылетев вон острыми осколками, и из пустых глазниц таверны теперь вырывалось пламя.Зелёное.Берлихинген перекрестился. Он знал, что это за огонь. Ему приходилось иметь с ним дело исключительно в качестве наблюдателя – как и сейчас, - и раубриттер был очень благодарен за это небу. Ту самую, единственную и сносящую всё на своем пути вспышку Гёц пропустил, но секунд десять-пятнадцать таверна светилась, как плошка Мерлина, когда тот украл у Прокаженного короля толику огня фэйри. А после всё погасло так же резко, как и разгорелось.Кто-то из толпы кинулся к дверям, распахивая их и выволакивая первое же попавшееся тело. Навстречу воздуху пахну?ло диким жаром и неестественной прозеленью.Берлихинген кинулся к этому самому телу, молясь, чтобы это была не рыжая. - Аббат! Аббат Уиклоу! – толпа загудела ещё сильнее, - Лекаря! Он жив!Уиклоу, в самом деле, оказался едва живым. Едва. Его ряса, ресницы, брови и волосы до самого темени обгорели, кожа взялась страшными волдырями. Трогать его, действительно, сейчас можно было только лекарям.На другом конце улицы послышался стук копыт. К таверне на белой лошади спешно подъехал сир Робин, феодал-хозяин Лоустофта. И он сразу же направился к раубриттеру: - Сир Берлихинген, - Робин Локсли протянул руку, и Гёц ответил на пожатие: - Сир, там моя крестница. Я собираюсь войти внутрь. - Кто ещё внутри?Берлихинген нервно притопнул: - Много папских гвардейцев, вот этот вот, - он кивнул в сторону еле дышащего аббата, ожидавшего, пока его осторожно положат на носилки и отправят уже хоть к какому-нибудь врачевателю, - И… И ещё один человек.Сир Локсли пытливо поглядел на германского разбойника: - Человек ли? Я видел эти зелёные блики, Гёц. Скажи, как есть, я пойму. - Там Плачущий Монах. Пепельный, - проворчал железнорукий, разворачиваясь по направлению к таверне, - И я собираюсь войти в это пекло.*Сквозь широкие щели крышки погреба Эльга видела его. Брошенный им меч немного перечеркивал обзор на происходящее, лёжа посреди закрытого люка, но тем не менее.Она видела Ланселота со спины, и даже не имея возможности как следует посмотреть ему в лицо в момент торжества его собственной природы, девушка испытала одновременно и ужас, и восторг.Там, на краю стойки, с совершенно диким взглядом, разметавшимися темными волосами Плачущий Монах был похож на древнее разгневанное божество. Миннезингерша не видела, что происходит в зале, но прекрасно узрела, как начинает тлеть плащ Ланселота, рукава, как ткань, не выдерживая близости огня фэйри, то здесь, то там вспыхивает. Всё прекратилось в единый миг. Ланселот опустил руки, переводя дыхание. Соскочил со стойки, подхватил меч, отправив его в ножны, откинул крышку погреба: - Ты в порядке?Гюнтер, с замиранием сердца всматриваясь в мужчину, задала встречный вопрос: - А ты?Монах устало усмехнулся, как-то даже ссутулившись: - Совершенно выдохся, заработал пару дырок в курточке, но кто из нас идеален?Миннезингерша поднялась по узким ступенькам навстречу, тут же осматриваясь: - Ты… Всех убил? – девушка съежилась, машинально отдергивая ногу от крайней ступени, оказавшейся усыпанной горячим пеплом, - Ты опять убил их всех? - Да, - Ланселот подхватил певичку, прижимая девчонку к себе, - Я опять убил их всех. Не смотри туда.Гёц занес сапог над порогом, намереваясь войти, как вдруг услышал голоса.Негромкие. Не крики боли, не просьбы о помощи.Берлихинген попятился.Толпа ахнула и отшатнулась – в дверях появился Плачущий, с рыжей на руках. Возможно, со стороны это выглядело, будто бы убийца взял заложницу. Но нет. Это было жестом человеческого сердечного беспокойства – пол таверны был усыпан слоем раскалённого пепла, стеклами, досками, расплавленным оружием. Эльга не должна была пораниться, и бывший инквизитор позаботился об этом. - Дядя Гёц! – рыжая, вывернувшись из рук мужчины, тут же оказалась в объятиях раубриттера. - Господи, малышка! – разбойник зарычал, - Будь я твоим отцом, всыпал бы тебе по первое число, так и знай! - он оглянулся на Монаха, - Ты!!!Сир Локсли прервал назревающую гневную тираду старого знакомца: - Я отдам вам своего коня, чтобы вы могли как можно быстрее добраться до опушки, - Робин окинул взглядом убийцу, - Надо же. Так вы и есть тот самый Плачущий Монах? Где же, - рыцарь сощурился, - Ваши слёзы?Ланселот фыркнул, кладя ладони на плечи певичке: - Мыши съели. Локсли не успел ответить на колкость – со стороны носилок, на которые торопливо, и видимо недостаточно аккуратно положили аббата, раздался стон.Ланселот, Эльга и Гёц оглянулись. Монах проводил взглядом священнослужителя, уносимого помощниками лекаря в сторону городского лазарета: - Это был последний раз, когда ты ушел от меня живым. Сир, - Плачущий посмотрел на железнорукого, - Где Белка?*