13. (1/1)

*Глядя на тёмный дощатый потолок гостевой спальни, в которую отправили путников на отдых разбойники, Ланселот попытался привести мысли в порядок.Добровольно покинув зону комфорта, ту обстановку, которая была для него привычнее всего, и в которой он мог спокойно развивать свою деятельность, Плачущий Монах не сразу понял, что ему делать со своей свободой.В прошлом его сломили.Над его сознанием поработали с завидной тщательностью, вложив в кучерявую голубоглазую головку шестилетнего мальчика, что он — чудовище, но перестанет им быть, если примкнет к Церкви и будет исполнять волю отца Кардена.С такой установкой Ланселот вырос. С такой установкой он сформировался, как личность, ограничивая свою природу и едва ли не в прямом смысле выгрызая её из своего “Я”.Человеку свойственно привыкать ко всему, и воспитываемый с детства паладинами, Плачущий тоже привык — привык, что ему должны быть чужды эмоции, ведь они являются проявлением слабости, а слабым быть нельзя. Привык, что ему нельзя привязываться, ведь привязаться — означает стать уязвимым перед лицом врага. ...Я рожден из камня и из огня, только Бог мне срок меж людей засёк:Чтоб уних учиться и их понять. Мой удел — лишь, так, наблюдать, и всё.Летописцы их бо мне молчат, про меня не сложена тьма легенд.Мне нельзя смеяться, нельзя кричать и нельзя лететь мотыльком на свет... Теперь, оказавшись по ту сторону волков, что ему остается? Помимо спасения мальчишки. Эльга изначально не входила в его планы — в хорошем смысле. Но раз уж так получилось, не совершает ли он ошибку, позволяя рыжей приручить его, чудовище, которое в один момент возненавидел весь мир? ...И по кромке зыбкой лихой тропы, среди снов, запутанных и пустых,Пробираюсь в сердце лихой толпы, притворяюсь кем-то одним из них.Только в тягость мне среди смертных жить, прятать крыл могучих небесный жар,Расточая лесть, утопать во лжи. Здесь давно душа — ходовой товар.Я бреду сквозь них, как в кошмарном сне, позабыв запреты, до слёз смеюсь.А они боятся идти ко мне. Я не волен здесь. Что, им страшно? Пусть!.. Он подверг опасности её жизнь, её репутацию, её будущее. Теперь он ответственен за неё не меньше, чем за Персиваля. Привязался ли он к ней? О, да. Равно, как и к Белке. Сделало ли это его уязвимым, как пугал отец Карден? В какой-то мере, да, сделало. Но в то же время эта привязанность обратила ментальный взор Монаха на те уголки его собственной души, в которые он годами не заглядывал, похоронив там навыки сочувствовать, любить, проявлять нежность, ощущать радость, разрешать себе смеяться.Плачущий попытался вспомнить, когда в последний раз он смеялся, будучи под крылом Кардена.Кажется, никогда.Ланселот перевернулся на бок на жесткой перине, уставившись на Эльгу и Белку, уснувших в обнимку.Такие светлые. Такие беззащитные.Любимые люди?Мужчина вдруг сам испугался этой мысли. Непроизвольно. Но тут же прогнал непрошенный страх — этот страх, всего лишь, отголосок проповедей Кардена. Гореть ему синим пламенем! ...Не имею права грехи прощать, лишь внимать тому, что диктует кровь.Натяну сильней капюшон плаща, темнотой укрыв щели злых зрачков.В какой момент он, Пепельный, стал считать себя человеком? Когда изучил Библию от корки до корки? Когда был крещен? Нет, он, несомненно, остался и останется христианином. Языческие боги для него — такие же чужие, как христианство для Ведьмы Волчьей Крови.Да, он позволит себя приручить. Уже позволил. И пусть ему предстоит захлебнуться собственной человечностью, и пусть она аукнется ему армией врагов — не важно, всё не важно.Плачущий Монах осознал главное: он — это не приложение к карающему мечу. Он — многогранный мир, со своими лабиринтами и минотаврами, который предстоит открыть и изучить заново, у которого есть право на чувства, на будущее и на счастье.И он будет за него бороться.*Геринг, вывалив язык розовым флажком, привел Айрис на опушку.Девочка подняла факел повыше и наподдала каблуками в лошадиные бока, не оставляя ни себе, ни животным шанса на отдых.Преступников необходимо догнать, и чем быстрее, тем лучше.К моральному удовлетворению монашки, след вел через Железный Лес прямиком к Лоустофту. Судя по всему, Плачущий сам шел в руки аббата. В руки Айрис. Неужели, подумалось девочке, трем беглецам и впрямь пришло в голову попытаться найти способ сбежать на земли вандалов отсюда, из Лоустофта? Или они в таком безысходном положении, что им всё равно, куда бежать, лишь бы оказаться подальше от неё, смертоносной малышки Айрис?Стражница Троицы не знала, что верным было именно последнее предположение. Но каковы бы ни были причины, гончак неутомимо вел монашку по следу.Лес расступился, пропуская всадницу навстречу предрассветной глухой темноте. Впереди, чуть поодаль, строгими линиями чернело убежище отряда Берлихингена.Айрис соскочила из седла и повела лошадь за собой. Геринг, махая хвостом, уверенно побежал вперед.Это ещё что такое?Нет, она, конечно, видела истоптанный овраг, видела лужу крови на его дне — в том месте, где пал Чо, и юная воительница ошибочно предположила, что это кровь Плачущего, или кого-либо из его спутников, ведь, судя по тому, куда бежал пёс, и сколько было следов борьбы, преступников захватили в плен.- Интересно, - Айрис въехала под тень частокола, и тут же в землю у её ног вонзилась стрела.- Ты! Да, ты, девчонка! - в проблеске узкой бойницы мелькнула голова часового, - Ни с места!Монашка остановилась, свистнув Герингу. Пёс подбежал к стражнице Троицы и послушно сел.- Добрые люди, вы впустите меня переночевать? - девочка постаралась говорить так, чтобы её голос звучал как можно более жалобно.Часовых оказалось несколько — из-за частокола послышался смех, и другой голос отозвался:- Деточка, до Лоустофта рукой подать! Через половину часа ты будешь у городских ворот, там и проси убежище!Айрис поджала губы, попутно осознавая, что если потребует впустить её именем аббата Уиклоу, то вряд ли её требование будет выполнено. Оставалась одна вещь:- Кому вы служите?Из-за частокола вновь послышался смех и собачье ворчание.- Сиру Берлихингену! А теперь, - ещё одна стрела впилась в траву рядом с копытами лошади, - Иди-ка отсюда!Айрис вздохнула, влезла в седло:- Сиру Берлихингену, говорите? Я вас услышала, - и она бросила псу, - Рядом!Геринг послушно потрусил за конём.Айрис знала о Берлихингене, знала, что тот — разбойник, который вечно сует нос в политику и играет в грязные игры с не меньшим азартом, чем это делает Уиклоу. Значит, Плачущий и его спутники попали в руки к разбойникам?В общем-то, это могло означать сразу несколько вещей: во-первых, банда железнорукого раубриттера может, банально, привести преступников к Уиклоу, потребовав многое множество золотых, как и было обещано в ориентировках на Плачущего. И аббат дал бы им это золото. Во-вторых, сир Берлихингер может пожелать оставить Монаха себе, в качестве рычага давления и на сопротивление фэйри, и на Уиклоу. В-третьих, вожак разбойничьей стаи вполне может захотеть завербовать искусного убийцу к себе в группу. Если, конечно, Монах не убит. Ведь крови в овраге было, действительно, много, будто её и впрямь целиком выпустили из жил взрослого мужчины, а не просто ранили кого-то.Что ж. Во всяком случае, теперь Айрис точно знала местонахождение своей добычи. И теперь можно было просто явиться к аббату Уиклоу и предупредить, что отступники прямо под носом, и что их, скорее всего, преподнесут на блюдечке прямо служителям церкви.Ведь все знают, как сильно раубриттеры любят золото!..*Белка проснулся первым. И сразу же прислушался к мерному дыханию друзей. Эльга забавно сопела, как котёнок, чуть приоткрыв рот, из-за чего прозрачная капелька слюны повисла на её нижней губе, грозя вот-вот сорваться на подушку. Ланселот даже спящий выглядел так сурово, словно его вырезали из камня.Мальчик огляделся. Ставни были притворены не плотно, оставленная для проветривания щель пропускала клочок солнечного света, в золоте которого мерцали пылинки.Персиваль сполз с кровати, чуть не наступив на волкодава. Эви тихо заскулил, мол, эй, аккуратнее, мелкий!Белка прошлепал босыми ногами до своих сапог, неспешно обулся и пошел на разведку.За пределами комнаты, в которой гостям предоставили ночлег, в обе стороны простирался длинный коридор, слабо освещенный факелами. Справа и слева он заканчивался тяжелыми дубовыми дверями. Подкравшись к одной из них, мальчик осторожно выглянул, что же там. Этот выход вел в предбанник со входными дверями. Персиваль вздрогнул, разглядев во мраке на лавке мертвое тело оставленного там Чо. Видимо, над язычниками-хунну было не принято читать молитвы на отход души от тела.Белка поспешил покинуть жутковатое помещение, и направился в другой конец коридора.Там, с той стороны оказался разбойничий аналог тронного зала, посреди которого в каменном очаге плясало пламя, а чуть дальше располагался Т-образный стол с высоким креслом во главе.- Проходи, не бойся.Голос Берлихингена раздался настолько неожиданно, что Белка чуть не дал стрекача. Мальчик, увлеченно рассматривая зал, не заметил у запертого окна темную фигуру раубриттера.- Сир, я... - парнишка попытался выкрутиться, - Я искал отхожую комнату.Гёц расхохотался:- И этот зал похож на отхожую комнату?- Нет, - Белка заметно смутился, - Нет, сир, не похож.- Что же, - железнорукий улыбнулся настолько по-доброму, что такую улыбку было даже как-то, пожалуй, странно видеть на лице разбойника, - Проходи, рассказывай. Мы так и не успели познакомиться вчера.Мальчик юркнул в зал, позволив дубовой створке двери затвориться за его спиной, и устроился за тем самым столом, болтая ногами на высоком стуле.- Я — Гёц Берлихинген, крестный отец Эльги, - раубриттер подошел к мальчишке и протянул живую руку, - Будем знакомы?- Персиваль, - важно отозвался мелкий, отвечая на рукопожатие, совсем по-взрослому, - Эльга спасла меня и... - он запнулся, хотев сказать “моего друга”, но не знал, за кого считает Плачущего хозяин разбойничьего логова, - Меня и моего спутника.Гёц сел напротив, пододвигая Белке глубокую тарелку с жареной рыбой:- Откуда ты?- Из Дьюденна, - Персиваль с аппетитом занялся угощением.- Ты фэйри?Белка на миг перестал жевать:- Да, сир.Берлихинген подпер голову живым кулаком:- Это из-за тебя Плачущий Монах теперь самый разыскиваемый преступник на побережье?- Угу, - мальчик отложил рыбий хребетик на край тарелки, - Он спасал меня от пыток. За что и сам стал гоним, ведь теперь все считают его предателем.- То есть, вы оказались в Железном Лесу по пути в Лоустофт потому, что бежали от преследования, а вовсе не потому, что Уиклоу заполучил корону Пепельных?Белка удивлённо уставился на взрослого собеседника:- Корону Пепельных?Гёц усмехнулся. Сейчас он ему всё расскажет....Эльга проснулась от того, что ощутила на себе пристальный взгляд. Рыжая открыла глаза, и первое, что увидела — лицо Плачущего над собой.Ланселот протянул руку и ласково утёр влажную дорожку слюны с губы и подбородка девушки:- Ты сейчас настолько милая, что я хочу тебя сожрать, и вовсе не в переносном смысле.Гюнтер сонно улыбнулась:- Ты тоже сейчас настолько сюсипушен, что я не верю, что это ты вчера вырвал сердце человеку голыми руками. - Сюсипуш...какой? - мужчина ткнулся лицом в тёплый живот миннезингерше, - В общем, и тебе доброе утро, моя леди.Певичка запустила пальцы в волнистые тёмные волосы убийцы, перебирая мягкие пряди:- Доброе утро. И, да, я тоже не против что-нибудь сожрать. Правда, - рыжая чуть отстранила Плачущего, вылезая из кровати, - Нам ещё предстоит разбор полетов с дядюшкой.Ланселот нехотя поднялся с нагретого местечка, опускаясь на одно колено, чтобы затянуть шнуровку на сапогах:- Судя по тому, что мы дожили до утра, он не слишком злится?Эльга вздохнула, завязывая корсет:- Даже если злится, всё, что нам от него нужно — чтобы он посадил нас на свой корабль и отправил в Драйшткригер.Монах надел курточку и привычно набросил на плечи плащ, застегивая ремни крест-накрест:- Белка, я полагаю, уже удрал завтракать? Рыжая перетряхнула одну из походных сумок в поисках гребня, нашла-таки костяную расческу и стала распутывать волосы:- Ничего страшного. Думаю, запасов дядюшки с головой хватит на таких двух обжор, как вы!..Ланселот усмехнулся, легонько коснулся губами виска певички и первым шагнул из комнаты.Белка с открытым ртом ловил каждое слово Берлихингена. И вошедшие в зал молодые люди успели услышать очень интригующий обрывок фразы железнорукого:- ...И аббат Уиклоу хочет переплавить корону Пепельных во что-нибудь более практичное... - Гёц осекся, поглядев на гостей, - Надо же. Эльга, ты рыжая! Только сейчас разглядел.По спине Ланселота пробежал холодок, и он переглянулся с девушкой.Что. Только что. Этот разбойник. Сказал. Про. Корону?Гюнтер села за стол рядом с Белкой, и на её личике воцарилось покаянное выражение:- Дядя Гёц, я всё-всё-всё расскажу...- Конечно, расскажешь! - тот кивнул на Персиваля, - Этот молодой человек и так уже сдал вас с потрохами!Монах устроился прямо напротив раубриттера.- Значит, Плачущий, - рыцарь-разбойник разжег трубку с душистыми травами и затянулся, выпуская дым так, чтобы тот не доставал до мальчика и девушки, - Ты, спасая мальчишку, бежал в Вестгейтс , и там совершенно случайно попал во двор к моей малышке?Ланселот кивнул.- ...И Эльга, как истинная христианка, проявила милосердие, спрятала преступников, за что и поплатилась? - продолжил железнорукий.Гюнтер кивнула.- ...За вами, все-таки, примчались Братья Троицы, убили бедолагу Франца, сожгли его корабль, чуть не убили вас всех, и поэтому вы решили сбежать в Лоустофт, думая, что здесь, замаскировав следы на лице вашего воина Церкви, вам удастся спрятаться и отсюда вы сможете уплыть в Драйшткригер?Белка кивнул.- ... И вы, конечно же, не в курсе, что здесь, с Лоустофте, остановился аббат Уиклоу, которому лангобарды преподнесли в дар корону Пепельных, чтобы тот повенчал сыночка одного из их старейшин с барышней-фэйри?Плачущий напрягся ещё сильнее.- Что происходит? - упавшим голосом пролепетала певичка, - Какая корона?Гёц посмотрел на Монаха:- Пусть расскажет.Ланселот вздохнул, сжимая кулаки:- В те времена, когда Пепельные ещё не истреблялись паладинами, когда о католиках никто и не слышал вовсе, от монарха к монарху моего народа переходил особый венец. Выкован он был на пламени фэйри. Как Меч Силы. И удача сопутствовала в государственных делах тому, кто её носил, - Плачущий стиснул зубы, сдерживая гнев, - Королевский род пресекся, когда лангобарды полезли со своих болот, истребили королевскую ветвь Пепельных, похитили корону, взамен оставив за собой сплошь беды и упадок. Теперь мой народ истреблен целиком. И... - убийца задохнулся от ярости, - Что, о, проклятье, значит , что корона у аббата Уиклоу?Берлихинген подмигнул молодому мужчине, и обратился сразу ко всем троим:- Эх, молодежь. Где же ваши головы? Во-первых, племя Пепельных не истреблено до конца: по меньшей мере шесть месяцев назад я сбывал контрабанду в одной из деревень твоих сородичей на берегах Норвегии. Они хорошенько прячутся, и думаю, что есть вероятность их присоединения к сопротивлению фэйри. А во-вторых, очевидно же, что это ловушка. Уиклоу хочет, чтобы ты, Плачущий, сам пришел к нему в руки. Отчего-то аббат уверен, что ты непременно захочешь эту корону.Ланселот выпрямился, сверкая синими глазами:- Он прав. Захочу.Гюнтер потрясённо выдохнула:- Пожалуйста, Ланселот, ты уверен?..Плачущий Монах твердо отрезал, повернувшись к своим спутникам:- Если я просто приведу Белку, надо мной все ещё могут устроить самосуд. Но если я преподнесу Восстанию корону фэйри, венец Пепельных, то это, мягко говоря, сдвинет чашу весов в мою пользу. Да, Артур не сможет ею себя увенчать, корона может навредить смертному. Но само её наличие в глазах фэйри всего мира придаст Артуру политического веса.Понимаете?*