5. (1/1)

*- ...Eщё!Тонкие пальцы, нежные, как лебяжьи пёрышки,скользят по его лопаткам, но он совершенно не ощущает боли в шрамах, только миллон мурашек, разбегающихся по всему телу от её прикосновений.- Ещё!Плачущий Монах позволяет опрокинуть себя на спину. У него и в мыслях не возникает желания оказывать сопротивление рыжей захватчице, которая тут же оказывается верхом на нем, бесстыже ёрзая влажной промежностью по его паху.Девушка оглаживает горячими ладонями его лицо — фактурное, словно высеченное из скалы, - покрывает поцелуями багровые дорожки на крутых скулах, чуть прикусывает его подбородок, поросший колючей черной щетиной.Ланселот притягивает её к себе, прижимает так, словно хочет стереть грань между их телами. Его с головой захлестывает острое, невыносимое возбуждение: Гюнтер в руках Плачущего скользит, как змея, дразнит укусами за мочки ушей, и он, теряя самообладание, жадно сминает губами её рот. Огрубевшие от походной жизни и постоянного контакта с оружием и огнем пальцы мужчины терзают круглые белые ягодицы девчонки, и он подтягивает её ещё ближе. Впивается в фарфоровую шейку с неистовостью голодного вурдалака, оставляя следы такие же багровые, как и на его щеках.Руки Эльги спускаются слишком низко, и пальцы миннезингерши обхватывают бугрящийся венами член, медленно оттягивая крайнюю плоть. Ледяные озорные глаза полыхают, как две ярких звезды на зимнем небе. Плачущий Монах слегка размыкает объятия, позволяя девушке привстать, откинуть волосы на одно плечо и сползти вниз.- Вот так? - горячий ротик накрывает головку члена, и рыжая облизывает его и целует, с самым что ни на есть невинным выражением на лице глядя в глаза Ланселоту.- Вот так, - он не отрывает взгляд, протягивая руку и запуская пальцы в медно-рыжие пряди.Гюнтер шумно выдыхает, обдавая жаром лобок Плачущего, и медленно погружает его член в рот, плотно обхватывая колечком розовых губ бархатистую плоть......И тут Ланселот проснулся.- Твою мать!..Нет! Не-ет! Нет-нет-нет-нет-нет! Этого не должно было произойти! Не должно было! Это неправильно! Наверное...Плачущий Монах бросил взгляд на запертое окно, - в отверстии ставен свет был чуть серым, значит, ещё не рассвело, - и стараясь выровнять сбившееся дыхание, с легкой досадой сгреб одеяло ближе к бедрам, взбивая его в бесформенный ком. Чтобы , если он уснет, и кто-либо войдёт в комнату, то присутствующие не должны заметить посреди равнины светлого одеяла торчащую мачту, как выразился бы старик Мерлин.“Твою. Мать.” Плачущий мысленно выругался, кусая губы.Что эта рыжая девчонка с ним сделала?С самого детства — с самого пленения Красными Паладинами — Ланселоту регулярно вкладывали в горячую голову, что он, будущий воин Католической Церкви, должен смирять свою плоть, жить в исключительном целомудрии, или же, если сомневается в своих силах, добровольно стать евнухом. Как паладины. И что женщины — ведьмы,блудницы и грешницы, связываться с которыми означает обрекать свою душу на вечное сожжение в геенне огненной. И что женщины годятся только для деторождения, и что мирянам вступать с ними в плотские отношения полагается только для зачатия детей. Любить женщин нельзя. Любить нужно только своих братьев и свою Церковь.Впрочем, первая любовь настигла маленького Ланселота в двенадцать лет — темницы в подпольях аббатства святого Христофора время от времени пополнялись несчастными фэйри, которых пытали, и однажды, из любопытства заглянув, кого же привезли с охоты на демонов, он наткнулся на девочку-фею, что была на пару лет старше него. Тогда вспыхнуло первое, чистое, во многом наивное чувство, искреннее и горячее, как утреннее солнышко. Ланселот попытался устроить подружке побег.Как её звали? Катарина? Каталина?Не важно.Отец Карден застрелил её со спины на глазах у своего приёмного сына. Тогда же впервые он высек Ланселота. В кровь, в мясо, так, что тот не смог встать на ноги после наказания. Отец Карден тогда встал над ним на колени, гладя его по кудрявой макушке, и сказал: “Впредь не поддавайся искушению. Демоны многолики. И помни, если оступишься, лучше самому сразу принести покаяние,” - и положил семихвостую плеть рядом с мальчиком, - “Это тебе поможет”. С тех пор, время от времени, спина и плечи Плачущего покрывались узкими длинными ранами. Ланселот сопротивлялся природе, как мог, стараясь, чтобы Карден это заметил. И он заметил, и на время успокоился.Открывать своё сердце для чувств было неподобающе. Было опасно.Некоторые паладины слишком буквально любили своих братьев. И честно говоря, уж лучше пусть была бы такая любовь, чем вообще никакой. Плачущий Монах с опаской относился к этой категории братьев, которые тайком уединялись. Но совершенно точно знал, что такая любовь его не интересует.Человеческие женщины тоже таили в себе опасность.Когда Плачущий Монах был в возрасте шестнадцати лет, одной из богатых паломниц с материка, приехавших в аббатство на моление, приглянулся большеглазый красивый юноша с полосами на лице. Паломница была старше него раза в два, но чарующе мила, и он сдался.Паломница жила в аббатстве месяц. И у Ланселота был месяц, чтобы научиться извращенным, на его католический взгляд, вещам, которым он, в общем-то, не очень противился. Паломница стала той, кто открыла ему истину: чтобы женщина сделала все, что ты попросишь, ты должен сделать все, что захочет женщина. И конкретно эта леди наслаждалась юным фэйри, хваля его за то, как он быстро учится — как правильно ласкать женщину пальцами, языком, в какой позе, под каким углом, с какой скоростью. Паломница была ненасытна, но Ланселот сам к ней приходил. И каждый раз его душа уходила в пятки, он боялся, что их поймают.И их поймали.Карден тогда вывел Плачущего на площадь перед собором, вручил плеть и стал молча наблюдать, как испуганный и практически совсем сломленный парнишка наносит себе рвущие удары.Тогда на спине Ланселота живого места не осталось, и ему долгое время приходилось спать на животе. После самобичевания отец Карден поинтересовался, не хочет ли Ланселот принести в жертву своё мужское начало, стать евнухом, чтобы больше никогда не иметь соблазна вступать в порочные связи. Плачущий Монах отказался, дав слово, что больше сам ни за что и никогда не этосамое.Паломница исчезла в тот же день, Ланселот больше никогда её не видел.Отец Карден поверил ему. И... спустя несколько лет сам подложил своего воспитанника в постель к старой богатой ктиторше, в благодарность за пожертвование аббатству. Именно тогда Плачущий и узнал, что вместо удовлетворения может быть жгучее опустошение. Но простил своего приемного отца. Потому, что безгранично тому доверял.Со времен священной очистительной войны против демонского отродья, с тех пор, как Плачущий Монах стал тем самым Монахом-без-милосердия, самым жестоким убийцей из тех, кого только знала молва бриттов, многое количество раз его пытались соблазнить женщины фэйри и ведьмы. Но помня свой прошлый опыт, Ланселот с нечеловеческой выдержкой держал себя в руках. Всегда.И то, что произошло сейчас, с того момента, как их с Эльгой пути встретились, совершенно сбило Плачущего Монаха с толку.С одной стороны, личный кодекс чести — пусть теперь он и не был больше католическим монахом, - не позволял ему желать интимной близости с той, которая заслуживает его уважения тем, что спасла его жизнь и помогает ему и Белке.С другой стороны, Боже, как же он этого, как оказалось, желает!..*На рассвете Вестгейтс встретил сестру Айрис шумом и разнообразием запахов городского рынка.Братья Троицы, сняв маски, тут же рассредоточились, пустившись по узким улочкам. Местом встречи был замок. Айрис, все так же держа на сворке Геринга, неспешно двинулась в сторону замка сира Тинтагеля. Там им с Братьями предоставят крышу над головой на всё то время, что они проведут в городе, изучая его на предмет присутствия беглецов — недалеко от ворот гончие потеряли след, сбитый тысячей других.Нельзя было сказать, что Агравейн обрадовался гостям. Теперь откупиться было нельзя — они пришли не по его душу, и не ему было решать.Сестре Айрис нужно было отдохнуть с дороги. Почти сутки она провела в седле, отказавшись пересаживаться в карету, чтобы своими глазами наблюдать за тем, как движется свора по следу преступника, и теперь девочка практически не ощущала собственную поясницу и икры.Её интуиция подсказывала, что добыча ждет их совсем близко.Оставалось только пройтись с собаками по каждой улице.Королевские гончие не подведут.*Оглядываясь на безмятежно спящую Эльгу, Белка тихонько выскользнул из комнаты. Пока ещё совсем рано, он успеет сбегать в город на разведку.Прихватив с кухни калач и на ходу жуя его, Персиваль выскочил во двор. К нему тут же подбежал проголодавшийся Эви, тыкаясь острой мордой в бок мальчику. Тот отломил половину калача, бросил волкодаву. Пёс в два укуса расправился с подачкой и умильно заглянул в глаза парнишке: дашь ещё?Белка рассмеялся, погладил собаку и пошел к воротам.- Пойдешь со мной? - он обратился к Эви так, словно тот должен был понять речь маленького фэйри, - Чтобы я не заблудился на обратном пути?Но Эви понял. И проскользнул вперед.На рынке никто, совсем никто не обратил внимания на появление мальчишки с собакой. Белка, с интересом разглядывая, чего такого есть на лотках торгующих, обошел рынок по кругу.Затем задрал голову, стараясь рассмотреть едва виднеющиеся шпили замка феодала, и позвал пса:- Эй, мохнатый! Пойдем, посмотрим замок поближе?Эви, благодушно повиливая хвостом, устремился за своим маленьким спутником.Вблизи замок был, действительно, огромен. Стены, толстые и крепкие, как земная твердь, выглядели так, будто их воздвиг великан, а не простые смертные.Белка приблизился к самым воротам, задумчиво дожёвывая калач. Два стражника, посмеиваясь, скрестили алебарды перед ним:- Уж прости, мелкий, но сегодня без приглашения мы не можем позволить тебе войти!- Не очень-то и хотелось! - Персиваль фыркнул и взял Эви за ошейник — Пошли, нам тут не рады.И вдруг на стене над воротами между зубьев на краю мелькнула отчего-то знакомая фигурка.Белке не хватило росту разглядеть, кто это был, и мальчик, пожав плечами, пробормотал:- Показалось! - и пошел в обратную сторону. За ним, махая хвостом, потрусил волкодав.Вот только сестра Айрис, замерев, проводила их взглядом, наблюдая со стены. Вот ей-то уж точно не показалось!И надо же, как удачно она вышла подышать свежим воздухом перед обедом, который для Братьев Троицы устроил сир Агравейн, чтобы продемонстрировать свою готовность сотрудничать с Церковью!Белка решил вернуться на рынок.У одной из лавок его внимание привлекли две колоритных весёлых купчихи, полная и худая. Полная делилась горячими новостями с товаркой:- Так Ведьму Волчьей Крови убили! И знаешь, кто? Та самая маленькая монашечка, которая, чтоб подобраться поближе к дьяволице, жила вместе с фэйри! Застрелила её и сбросила в воду! Её видели сегодня на площади, она ищет Плачущего Монаха! Если он и вправду здесь, то уж мы повеселимся на казни!..Белка едва не закричал. Мальчик в ужасе замер, а затем сполз по стене, обхватив светловолосую голову руками. Слёзы резко перехватили горло и устремились по щекам. Эви, заметив неладное, сунулся мокрым черным носом к Персивалю и несколько раз лизнул соленые дорожки на лице маленького спутника, мол, ты чего это?- Нимуэ!.. - в отчаянии прошептал Персиваль, - Нимуэ!..*Корабль ещё не пристал к берегу, как Франц, распахнув клетку, выпустил ворона.Птица сделала круг над кораблём и полетела в город, чтобы там, вернувшись во двор хозяйки, постучать крепким клювом в окно.Это и разбудило Эльгу.Настроение у неё ненамного, но все же уличшилось. Вчера ночью, прежде, чем уснуть, страх быть пойманной пересилило приятное смущение. Нет, ей и прежде не раз говорили, что она хороша, и знала, что так оно и есть — иначе бы Бьёрн, хозяин таверны, не взял бы её на работу и не гордился бы ею, как изюминкой “Диких трав”. Но почему из уст жестокого зверя эти слова так тронули её холодное сердечко?..Простые слова особенным тоном сказал особенный человек. Этого хватило, чтобы лёд начал таять.Гюнтер выбралась из постели, впустила птицу, и ворон заскакал по подоконнику. Отвязав от когтистой лапки записку, девушка прочла то, что написал Михаэль, и хлопнула себя по лбу: брат рекомендовал старичка Парацельса, котрый работал лекарем в борделе. И почему она сама не догадалась? Столько времени потеряли!- Эй, Белка! - громко позвала она, но ответа не последовало. Эльга сняла чепчик, распуская волосы, и пошла в спальню. Там её каким-то странным взглядом встретил Плачущий Монах, уставившись на рыжую и закусив губу.- Э-эм... Что ж, допустим, доброе утро, - Гюнтер, вдруг, стало стыдно от того, что вчера она накричала на него, и ей даже захотелось извиниться, - Знаешь... Прости. Я не должна была вчера так себя вести.Ланселот покачал головой, пряча глаза:- Боже упаси.- Нет, серьёзно, - она села рядом и накрыла ладошкой его крепкую руку, от чего тот, казалось, напрягся ещё сильнее — Мне приятно, что ты считаешь меня произведением искусства. Но... - Эльга запнулась, не зная, как перейти от лирики к новостям, - Есть две новости.Плачущий Монах ухмыльнулся, и осторожно заправил одну из буйных медных прядей за ухо собеседнице:- Начни с хорошей.- Я нашла тебе лекаря. Как только я накормлю вас с Белкой, приведу врача сюда.- Ты уверена, что он не проговорится? - Ланселот нахмурился. Гюнтер помотала головой:- Этот — не проговорится. А теперь к плохим новостям. Кто такая сестра Айрис?Плачущий Монах наморщил лоб. Он вспомнил эту девочку. В своем аббатстве именно она сдала мать-настоятельницу с потрохами, когда Красные Паладины разыскивали там Ведьму Волчьей Крови.- Маленькая девочка, насколько я понимаю?Гюнтер сузила глаза в две ледяные амбразуры:- Эта девочка теперь предводительница отряда Братьев Троицы, и она скоро будет здесь. Если не уже здесь. Они идут за тобой. И за мной, выходит, тоже.Ланселот скрипнул зубами, моментально зверея.Аббат Уиклоу! Больше некому! Не стоило в ту ночь оставлять его в живых!Но если он думает, что дюжина стражей Троицы — это предел Плачущего Монаха, то Уиклоу сильно ошибается.Плачущий оскалился:- Не бойся, Эльга. Пусть меня посмотрит лекарь, и уже после я дам бой любому из существующих чудовищ!Рыжая тепло улыбнулась, хотела было что-то сказать, но в этот момент в спальню ворвался заплаканный Белка:- Она убила Нимуэ! Убила Нимуэ! Она убила Нимуэ! - и с разбега спрятал лицо на коленях Гюнтер, вздрагивая от плача.Взрослые переглянулись, и Эльга в изумлении переспросила:- Нимуэ? Кто убил Нимуэ?- Девчонка Айрис! - больше всего на свете сейчас Персиваль жалел о том, что тогда, обучая её стрелять из лука, случайно не пристрелил бывшую монашку.Ланселот положил руку на плечо мальчика, переваривая услышанное:- Кто тебе это сказал?Белка оторвался от коленей девушки, и утираясь кулаком, процедил:- Люди на рынке...- Эй, - Эльга обняла его, разворачивая к себе лицом, - Эй, эй! Успокойся! Нельзя верить, - она провела большим пальцем по щеке мальчика, вытирая скупую мужскую слезу - ... Тому, что люди говорят на рынке. Ты должен верить в свою Королеву, - Гюнтер заглянула в полные отчаяния глаза мальчишки, - До тех пор, пока собственными глазами не увидишь, что она мертва. Слышишь?Белка шмыгнул носом:- Но что, если это правда?- Такие, как Королева фэйри, так просто этот мир не покидают, - веско заметил Плачущий Монах, и он прекрасно знал, о чем говорил, ведь он столько раз пытался разделаться с Нимуэ, - И потом. Моргана, Артур и Мерлин что-нибудь придумают, слышишь?Белка сцепил зубы:- Я убью! Я убью девчонку Айрис!- Убьёшь, - ласково протянула Гюнтер, - Только сначала дай слово, что не будешь опять убегать в город!..*Ойген Гюнтер, осушив за семейным обедом очередной кубок, смачно отрыгнул в бороду и возмущенно пробасил:- Её нужно вернуть! Упрямая девчонка... Она у меня допрыгается!Элайна, мать Эльги, попыталась урезонить супруга:- Если наша девочка счастлива, то какая разница, где?Ладислаус, старший из трех братьев, переглянулся со средним, Ксандром, и так же смело возразил отцу:- Но ведь мы за ней присматриваем! В самом деле, она ничем таким не занимается, просто поёт!Ойген покачал седеющей головой. Он был убежден, что удел женщины — это семья. Предназначение, миссия, если хотите. Одинокая женщина в этом мире — слаба и беззащитна. А его единственная дочь так распоряжается своей судьбой!..Михаэль, выгрызая белое мясо из куриной ножки, тоже вставил пятак в разговор:- Я уже жалею, что сказал тебе о письме.Ойген сурово зыркнул на младшего, но никак его реплику не прокомментировал.*Доктор Парацельс даже не удивился, увидев Плачущего Монаха в спальне дочери своего прошлого работодателя.- Ну-ка, посмотрим, - он снял повязку и стал неторопливо ощупывать бока Ланселота, - Вот тут болит?- Нет, - мужчина старательно прислушивался к ощущениям, в попытке гнать прочь бешеный поток мыслей.- Тут?- Нет.- Вот так больно? - пальцы доктора наткнулись на то самое место, и Плачущий Монах зашипел.Парацельс кивнул, пропальпировал грудную клетку сверху донизу, и вынес вердикт:- Переломов нет, но вот тут, - и он снова ткнул в бок Ланселоту туда, где хрустнуло во время схватки со стражами Троицы, - Трещина. Не снимайте повязку хотя бы ещё три недели, и старайтесь поменьше махать мечом, молодой человек!Плачущий Монах кисло усмехнулся:- Зуб даю. Спасибо, доктор!Эльга рассыпалась в благодарностях:- Ой, храни вас Бог! Хотите пирога?Парацельс покачал головой и заторопился:- Не обижайся, рыжуля, но мне нужно бежать рвать зубы маман! Не сочти за грубость, милая!Гюнтер подмигнула Ланселоту и вышла проводить лекаря.Мимо забора прошла тёмная фигура с собакой на цепи. Эви рванулся облаять чужака. Мрачноватого вида мужчина шикнул на волкодава, и пошел дальше.У ворот рыжая обняла старичка и незаметно сунула ему в карман несколько монет:- Пусть сегодня никто не умрёт!... Плачущий Монах осторожно потянулся, разминаясь, но так, чтобы не напрягать мышцы с той стороны, где было поврежденное ребро. Пострадало нижнее справа. Мелочь, но неприятно. Наверное, оно бы и само срослось как-нибудь, но нет. Плачущему было приятно, что рыжая ухаживает за ним.Оставалось только решить одну проблему. Айрис и Братья Троицы.Да ещё и так, чтобы никто из мирных жителей не пострадал.Гюнтер пустилась хлопотать на кухне. Сегодня был второй день свадьбы, гуляния продлятся всю неделю, и прежде, чем она побежит петь, нужно оставить, чем подкрепиться её гостям.Перед тем, как уйти в таверну, Эльга впустила Эви в дом. Она заметила, что пёс и мальчик подружились, и ей не хотелось, чтобы Белка грустил и накручивал себя дурными мыслями.- Ведите себя хорошо, - с порога крикнула она, закидывая лютню на ремне за плечо, - И не умрите, ради всего святого! - это стало уже привычным напутствием за последние несколько дней.Вечер был безветренным, прохладным и ясным. Она очень любила такую погоду.Вдруг, её окликнул звонкий девичий голосок:- Простите, вы — Эльга Гюнтер?Миннезингерша обернулась. Неподалеку стояла невысокая темноволосая девочка с юркими глазами. Наверное, сейчас попросится давать ей уроки пения, подумала рыжая, и отозвалась:- Допустим, я. Тебе чего?Вместо ответа последовал крепкий удар по голове сзади.И темнота.*