Глава 41 (1/1)

Согнувшись в три погибели, высокий жилистый человечек приваливается к камню. Вытянув длинные ноги далеко вперёд, он ложится и закрывает глаза, подставив лицо под ещё мягкие лучи поднимающегося солнца. Время раннее, и потому оно ещё не слишком печёт. Слышится смех. Это большеногие бонго-матасалаи. Шутят свои большеногие шуточки в своей монашеской большеногой компании. Сегодня они заявились на оазис совсем рано. Уже начинающий дремать парень лениво перебирает в голове даты и вспоминает, что сегодня ночью была как раз десятая луна, и эти умники с поверхности будут сидеть здесь до завтрашнего полудня. Однако он только устроился, поэтому решает, что потерпит их болтовню, тем более, что надо отдать этим ребятам должное: они относительно тихие. - Ага, вот он! Парень легко узнает голос Минима, но он остаётся неподвижен: надеется, что речь не о нём. - Эй, Урдалак! Длинный человечек раздражённо стонет и резко садится. - Слушай, Миним, мы же договорились! – он недовольно смотрит на коротышку-короля, и его спутника. У второго на лице сияет широкая улыбка. На вкус Урдалака – даже слишком широкая. Впрочем, настроение у него сейчас ужасное, и он отдаёт себе в этом отчёт. – Я ведь попросил не трогать меня до семи часов утра, - он решает полностью проигнорировать незнакомца, пусть хоть он эту улыбку на уши себе натянет, коли ему так хочется, и обращается только к Миниму. – Вот и изволь сделать мне одолжение: дай поспать перед отъездом. Он с размаху падает обратно на камень и больно и громко стукается головой о него, отчего желания поспать заметно убавляется. Однако из чистого упрямства он переворачивается на другой бок. - Урди, это важно, - голос Минима звучит увещевательно, но строго. Урдалак стонет ещё раз и встаёт с камня. - Ой, да как пожелаете, Ваше Величество, - грубо ответствует он и всё-таки решает снизойти до незнакомца и коротко кивает ему в знак приветствия. В конце концов, видеть новые лица ему приходится не так уж часто. - Простите несколько грубоватые повадки моего друга, Арчибальд, - извиняется за Урдалака Миним, с беззлобной укоризной глядя на возвышающегося над ними воина. Откровенно говоря, он настолько высок, что из-за падающей от него тени солнце больше не слепит им глаза. – Однако это простительно для человека, который так заботится о нашем благополучии, - он поворачивается к другу. – Урдалак, это Арчибальд Сюшо. Он пришёл из далёких земель… - Это с Четвертого что ли? – едко интересуется тот, перебив короля. Хотя он и сам видит, что не с Четвёртого: у тамошнего народа совсем другие лица, да и пальцы весьма своеобразны, их ни с кем не спутаешь. Для Урдалака исколесить все восемь континентов труда в отличие от некоторых никакого не составляло. Впрочем, он тут же понимает, как это несправедливо звучит по отношению к Миниму, который всегда рвался с ним на Третий, чуть близился отъезд, и Урдалак расстраивается ещё больше. Друзей у него хоть и было немало, но лучшим был всё-таки этот коротышка. Вдумчивые, рассудительный, весёлый и начитанный, с ним можно было говорить о чём угодно и при этом не чувствовать себя полным кретином, а это многого стоит. Урдалак встречается взглядом с Минимом и, раздражённо передёрнув широкими плечами, сдержано кланяется. Извиняться иначе он в свои две тысячи семьсот лет так и не научился. Миним всё понимает, но его укоризненный взгляд говорит другу, что тот мог бы и попридержать своё никуда не годное настроение на потом, раз уж тут стоит незнакомый с ним человек. Ещё ведь решит, что с королём панибратствовать на Первом континенте – это норма. - Нет, - голос Минима сух ровно настолько, чтобы убедить незнакомца в обратном. – Он с поверхности. Урдалак позволяет себе удивиться. Удивляется он до того, что его аккуратные, аристократически ровные смоляные брови задираются, образуя на гладком лбу пару плавных точно волны прибоя морщинок. - Ого, - говорит он скорее одобрительно, чем восторженно. – Но я думал, они все там чернокожие. - Признаться, - подаёт голос не выдержавший Арчибальд, - до недавнего времени они и сами думали, что все люди такие, как они. Миним украдкой грустно вздыхает и встречается со снисходительно-насмешливым взглядом Урдалака. Лично он никогда не понимал этих его вздохов вокруг правил этикета. Если уж на то пошло, он, Урдалак, единственные поведенческие правила. Которые ему удалось усвоить, все заключались в военном уставе. - А вы, как я понял, Урдалак де Киавелли, - вежливо говорит Арчибальд, верно оценив вздох короля и решив закончить ритуал представления самостоятельно. - Правильно поняли, - грубовато отвечает ему воин, кивая и снова возвращаясь взглядом к другу-королю, без слов по-прежнему спрашивая, какого чёрта ему помешали спать. - Мы по поводу твоего сегодняшнего похода, - наконец признаётся Миним. – Заранее хотел предупредить тебя о новом спутнике. Сверкнув мрачным взглядом на Арчибальда, Урдалак равнодушно пожимает плечами. - Поход, скажешь тоже, - насмешливо говорит он. – Миним любит приукрашать, Арчибальд, - снисходительно обращается он к пришельцу с поверхности. – Эта поездка на Третий займёт не больше половины дня, так что если это словечно – ?поход?, - он ухмыляется Миниму, но на этот раз скорее по-дружески подначивая его, чем с намерением начать ссору, - заставило вас подумать, что мы будем неделями сапогами топтать, то спешу вас разочаровать. Арчибальд качает головой, и его высокая беловолосая прическа качается из стороны в сторону. - Нисколько не разочарован, - легко восклицает он, радостно улыбаясь. – Напротив, мне нужно вернуться завтра к полудню, - его улыбка из просто вежливой превращается в смущённую. – Как я понял, только завтра я смогу вернуться в свой мир, если не собираюсь задерживаться надолго, а меня дома невеста ждёт. Это напоминает Урдалаку о своей невесте, и сон пропадает окончательно. Он принимается разминать шею – быстрыми круговыми движениями тонких изящных пальцев. Его невеста – последний человек, к которому ему бы хотелось спешить, а главная цель его поездки как назло – встреча именно с ней. Подготовка почвы и прочий бред. Что там её готовить, если её подобострастный взгляд и без её слов говорит, что она готова. Вот только Урдалака девушка эта не устраивала ни в коей мере. Милая, красивая, услужливая – это всё, разумеется, похвально, только надолго ли оно? К тому же, она ему ровесница, в это резко ухудшало дело. Будь она помладше, скажем, лет на семьсот, это ещё куда ни шло: он мог бы зажмуриться и хотя бы представить себе ту, кого в действительности ему хотелось.Миним и слова не сказал о его суженой, пусть тема невест и была затронута, и Урдалак, честное слово, благодарен ему за это. Есть, в конце концов, польза в этой деликатности, которую его друг так усердно проповедует: на его месте он не удержался бы, да и припомнил. Мол, вот ведь совпадение: Урдалак как раз к своей невесте едет, прямо-таки знак. На самом же деле Урдалак в тайне ото всех лелеял надежду сегодня разорвать помолвку. А может даже тут же устроить новую и на этот раз уже с ней… Эта идея поднимает ему настроение, и Урдалак, закончив разминать шею, одаривает Арчибальда и Минима широкой улыбкой. - Пойду-ка я тогда, - заявляет он с энтузиазмом и подмигивает им. Арчибальд может только удивляться изменчивости его настроения. – Подготовлю всё сейчас, пораньше выйдем. Мракос так резко оттолкнул Минару в толпу, что лишь единицы успели сообразить кто она такая. Охотники быстро втянули её внутрь столпотворения, стараясь, впрочем, не слишком её касаться. О ней ходили самые разные слухи, и все они были настолько фантастичны, что толком в них никто и не верил ( пусть и распространял их всяк и каждый), но всё же сейчас ни один из них не хочет проверить на себе их правдивость. Краем глаза девушка замечает, что в её сторону пробивается Барахлюш, но сама Минара неотрывно смотрит на грозную фигуру Мракоса с моргенштерном наперевес. Главный осмат поспешно отступает назад, вместе с ним пятятся и другие осматы, а толпа поспешно расступается перед ними. Охотники понимают, что как только они схлестнутся, в драку может затянуть всех близстоящих: этот здоровяк с моргенштерном выглядит более чем впечатляюще. Толпа относит Минару всё дальше, и она, очнувшись, начинает пробиваться в его сторону, но получается у неё медленно и не так ловко, как хотелось бы. Ощерившись, Мракос демонстрирует узор из гневных маленьких морщинок на своём крупном будто неловко вылепленном чьей-то не слишком умелой рукой носу. Движется он как будто неспешно, но так кажется лишь оттого, что бывший мрачный принц может позволить себе шагать медленно, но далеко, имея при этом хорошую скорость. От этих догонялок и страха в глазах бывших подчиненных в нём просыпается азарт, яростное желание пустить жертв кровь и раскроить пару-тройку черепов. В конце концов, уже восемьсот лет минуло с тех пор, когда он последний раз занимался подобным, а тут такой случай. - Смир-р-рно! – гаркает на осматов Мракос, и те, натурально не в силах ослушаться, замирают на месте. Дышат отрывисто, почти плачут от страха. Это веселит. Губы его невольно расползаются в улыбке. С размаху он выдаёт главному осмату моргенштерном в грудину. Его откидывает так легко, точно он сделан из плюша. Он падает в толпу, и она наконец останавливается. К тому же, осматы, осознав, что если так и продолжат бездействовать, даже не пытаясь защититься, никто из них живым отсюда точно не уйдёт, вроде как решились сразиться. Осмат, стоящий к надвигающемуся с плотоядной ухмылкой на лице Мракосу ближе всех издаёт едва слышный писк, который по его задумке должен был оказаться воинственным кличем, и кидается на бывшего командира. Испытав прилив снисхождения к его безрассудной храбрости, Мракос бьёт его ладонью наотмашь в висок, и тот падает на землю. С другими однако церемониться он так не собирается, и те, поняв это, обречённо кидаются в бой, на бегу обнажая мечи. Толпа начинает отступать, увеличивая Мракосу пространство для действия. Охотники опешили и растерялись: всё происходит слишком быстро. К тому же, некотрые узнали Мракоса, хоть и сомневались теперь в своих догадках: по сравнению с собой восемьсот лет назад он сильно похорошел. Минара вынуждена пробиваться с двойным усилием, учитывая, что чем ближе к месту боя, тем плотнее стоят люди. Раздаётся сухой треск, и для неё никакого друда не составляет различить в нём звук ломающихся доспехов и костей. И тихий довольный смех. А он ещё говорил, что это она веселилась, убивая Рагги. Минара готова дать голову на отсечение, что смеётся он не оттого, что шутку весёлую вспомнил, и она пытается продвигаться ещё быстрее. Едва ли в её голове есть хотя бы относительный план действий, она знает лишь то, что хочет остановить его и не дать убить всех. Откуда-то впереди и сверху раздаётся жалкий пронзительный вскрик, и прямо позади неё приземляется тело осмата. Ненависть и жажда крови. И сама кровь. Много-много. Девушка проскакивает под протянутыми к падающему телу руками и наконец выбегает на свободное пространство, где происходит драка. Количество осматов с сорока сократилось до пяти. Это настолько нереально, что Минара на несколько секунд застывает на месте, и Мракос, стоящий к ней спиной, заезжает ближайшему по голове. Тот сбивает с ног стоящего с боку, и они в обнимку отлетают в толпу. Шипастый шар совершает полукруг над головой Мракоса и впечатывается в грудь нападающего слева. Снова треск и довольный тихий смешок. За какие-то секунды осталось уже двое. Не зная, что именно делать, девушка лишь сейчас пожалела, что не подумала хоть о каком-то плане. Впрочем, он ведь наверняка пошёл бы наперекосяк, так что не всё ли равно? Поэтому ей ничего не остаётся кроме как кинуться вперёд. Пока она раздумывала, Мракос простым ударом расплющил ещё одному осмату голову. Запах крови. Зажмурившись, Минара выскакивает между ним и последним осматом. Вжав в голову в плечи, закусив губу и раскинув тонкие руки в стороны, точно расправляющая крылья птица, она кричит ?Стой? и ждёт удара. Но крик был её был так оглушителен, что даже приготовившийся атаковать осмат остановится, не то что Мракос. - Мин? – голос бывшего мрачного принца звучит и удивлённо и как-то сонно-встревожено, точно его только что разбудили. Он невольно опускает моргенштерн, и рука его дрожит, только теперь это точно не ярость и не страх, а отходняк от пережитого возбуждения. – Ты что делаешь? Девушка чувствует, что у неё подкашиваются колени, но усилием воли она заставляет тебя оставаться на ногах. - Не…- голос ей изменяет, и она прокашливается. Минара была почти уверена, что он её сейчас убьёт. Девушка почти слышит, как Мракос кричит, какого же тогда чёрта она тут стоит, если была в этом уверена, но она боится, что ни один из её аргументов не покажется ему достаточно серьёзным. - Не надо, - выдает она надсадно. – Кончится плохо, уж я-то… Взгляд Мракоса вдруг переходит с неё самой ей за спину, и Минара вспоминает, что стоит спиной к потенциальному врагу. В спешке она начисто забыла, от кого ей следовало бы на самом деле защищаться. Поняв свою ошибку, она разворачивается и успевает заметить блеск осматского меча и почувствовать, как позади напрягся Мракос, думая успеть нанести ответный удар и защитить её. Только она знает, что он уже не успеет. ?Что ж, - вдруг ни с того ни с сего думает она, - план полетел ко всем чертям ещё когда его и в помине не было. Ещё когда я только подумала о нём как о муже, а ведь это давно уж было? Много крови. И как же сладко она пахнет! Снова зажмурившись, Минара закрывается руками, приседает и, прогнувшись, подныривает под рукой осмата и оказывается позади него. Тихо вздыхает. Пронесло. Запах крови становится менее явным, а голова начинает работать яснее.Меч осмата со звоном падает в пыль, а он издаёт тихий звук. Как будто у него не получается вздохнуть. И короткое знакомое бульканье. Сердце Минары леденеет. Она открывает глаза и медленно поворачивается. Забыв себя, она кидается к осмату и охапками вытягивая из него свои волосы, пытается освободить его. Из горла осмата снова издаётся жалобное бульканье. Прямо как восемьсот лет назад. Из глаз Минары брызгают слёзы. Её длинные пряди быстро краснеют, а кровь начинает подниматься вверх, отчего её волосы становятся розоватыми. Внезапно появляется большая рука и, отведя в сторону её руки, в несколько чётких движений накручивает на себя её волосы. Тело осмата безвольно движется за ними, а, освободившись, точно куль с грязным бельём падает на землю. Ноги его конвульсивно бьются, кровь брызжет из пореза на шее струями. Падая, он даже забрызгал ей одежду. Снова бульканье. И всё, больше никаких звуков. Всё вокруг застыло, повисла мертвенная гробовая тишина. Слёзы льются из глаз Минары точно сок из весенней берёзки. Она не хотела. Совсем не хотела. Ей хватило одного раза. Её глупость и так уже стоила её народу слишком многого, хватит, пусть это прекратится! Тишину разрывает чей-то воинственный клич, и Минара отвлекается от начавшейся было истерики. Кричавшим оказывается тот самый смелый осмат, которого Мракос в самом начале так милостиво унял. До девушки вдруг снисходит, что рука, которая намотала на себя её окровавленные волосы, принадлежит именно ему, и паника возвращается с новой силой. Она со всей силы хватается за свои волосы и яростно рвёт их на себя, намереваясь отодрать их от его руки как можно скорее. Слышится удар металла о металл: Мракос как ни в чём не бывало встречает удар осмата. В одно движение он обезоруживает его, параллельно вывернув ему запястье. Бросив моргенштерн на землю, он хватает храбреца за шиворот и, подняв над землёй, со всего размаху бьёт лбом ему в переносицу. Осмат обмякает, и Мракос устало отшвыривает его в молчащую толпу. Только тогда он неторопливо, ласково отнимает от волос руки Минары, судорожно пытающиеся выпутать его плечо и предплечье. Его спокойные глаза встречаются с её: заплаканными, испуганными, невинными и глубокими как безоблачное небо. От испуга за него она вся дрожит, даже её губы беспомощно и жалко подрагивают. - Мин, - говорит Мракос нежно, отводя её руки в сторону. Девушка пытается вырвать их и вернуться к своему прежнему занятию. – Всё хорошо, - он прижимает её, содрогающуюся в истерике, к себе. – Плевать на него, я бы его и так убил, - говорит он, склонившись к ней и положив подбородок ей на макушку. Волосы её теперь мягкие и как будто влажные, точно она недавно помыла голову. Минара всхлипывает и только мотает головой. Самое мерзкое, что помимо ужаса она чувствует, что такой сытой и успокоенной она не чувствовала себя уже давно. - Убери их со своей руки, - шепчет она, и слова её прерываются судорожными вздохами, какие всегда случаются после истерики. - Ребят. Мракос и Минара разом вздрагивают и, запачканные кровью, поспешно перестают обниматься у всех на виду. Голос принадлежит Барахлюшу. - Ребят, вы как? Этот парень уверено подходит к ним и открыто смотрит своими честными небесно-голубыми глазами. В глазах его есть место и страху, но ради друзей он готов отодвинуть его на задний план. Первым из них очухивается Мракос. - Нормально, - кивает он другу. Бывший мрачный принц прослеживает за заворожено-испуганным взглядом Барахлюша и помогает-таки Минаре освободить свою руку. – Это не моя кровь, - докладывает он, протягивая чистую ладонь, которая ничего не слышащая девушка тут же принимается осматривать. Барахлюш медленно кивает в ответ и с явным усилием отрывает взгляд от его руки. В глазах его плещутся непонимание и ужас. Он только раскрывает рот, чтобы спросить что-то, но его опережает громогласный окрик. - Взять их под стражу, - это Клоко. Он выныривает из толпы, а вместе с ним сразу же пара десятков охотников. – В темницу обоих! Мракос невольно закатывает глаза. Что-то они зачастили с этим. Их с Минарой окружают охотники, решительно отсекая от них Барахлюша. - Клоко! – неожиданно рядом с Бюшем вырастает Клепи. – Какого чёрта ты тут распоряжаешься? Прекрати уже кого ни попадя в тюрьму тащить! Они защищались! - Помолчи Санцклепия, - бросает через плечо тот. – Потом разберёмся. А сейчас отведите их в жестяную тюрьму. Клепи тут же вспыхивает. - Сам помолчи, - огрызается она запальчиво. Глаза её зло поблескивают на наставника двумя кусочками янтаря. – Ты мне не указ! Где Децибелла? - А ты её видишь? – так же зло парирует Клоко. – Уведите, я сказал, - прикрикивает он на засомневавшихся охотников. И только тут до всех доходит, что с того самого момента, как началась драка, Децибеллы никто и не видел. Селения хмурится, усиленно вспоминая, как читать по-людски. В своё время она упрекала Артура в том, что тот не знает минипутских рун, и тогда она, дабы избежать того, чтобы подобное произошло и с ней, наскоро заучила человеческую письменность, попросив пару уроков у всезнающего Миро. Однако с того времени она успела уже многое позабыть. Наконец, ей удалось членораздельно произнести про себя надпись над магазином. - Что за Стридеры? – скучающим тоном интересуется Селения. - И читается как ?ай?, - поправляет её Артур, и девушка мысленно произносит проклятие. – Это магазин всякой всячины, и тут работает один мой друг, - он ставит машину на ручной тормоз. – Этот парень и его отец продают тут всякую всячину, - рука его замирает у ручки двери, прежде чем он успевает открыть её. – Только… - Артур неуверенно заминается. – Слушай, он на самом деле отличный человек, но с первого взгляда он может показаться… - он замолкает, решив не завершать мысль, думая, что она и так ясна. – Просто с ним поначалу приходится мириться, но это довольно быстро проходит.Селения пожимает плечами. - Что ж, я попробую не ударить его, как увижу, - её больше волнует перспектива оказаться в такой дождь на улице, чем знакомство с каким-то человеком, будь он хоть в три раза страннее всего ею здесь виденного вместе взятого. В магазинчике было достаточно людно. По правде сказать, это заведение не являлось магазином в том смысле, который обычно вкладывается в это слово. Помещение оказалось приличных размеров залой. Стены её увешены обложками от виниловых пластинок и плакатами с автографами исполнителей вместе с рыболовецкими снастями и туристической ерундой. На прилавках рядами стоят всё те же виниловые пластинки. Горы, то есть извините, шеренги пластинок. Вперемешку с ними – всё те же рыболовные снасти, куда больший чем на стенах ассортимент туристических принадлежностей, инструменты для работы по дому, кухонная утварь, а в уголке поблёскивала своим содержимым витрина с ювелирными украшениями. В дополнение к творящемуся здесь бедламу у дальней стены была сооружена барная стойка. Судя по всему, на ней бизнес и держался: у неё толпится пара десятков человек, и все настолько увлечены поглощением и заказами, что вошедших из посетителей никто и не заметил. - Ого, какие люди. Селения, до этого опять-таки не совладавшая с лицом и заворожённо рассматривавшая помещение, от неожиданности подскакивает на месте. Голос прозвучал у неё прямо над ухом, хотя на этот раз ей не в чем винить новую форму своих ушей: музыка тут играет достаточно громко. Слева от неё оказывается бледный долговязый парень с практически белыми волосами и непроницаемо чёрными очками, закрывающих пол лица, и из-за которых невозможно понять, на что их владелец смотрит. Лицо его непроницаемо в той же мере, что и линзы его солнцезащитных очков: виднеющиеся из-под очков рот и брови ни в коей мере не отражают его эмоций. Надо сказать, что эти очки делают этого парня очень (ОЧЕНЬ!) крутым. Что иронично. - Привет, Дейв, - кивает ему Артур, протягивая руку. Не меняя всё того же ничего не означающего выражения лица, тот протягивает ему свою, но ладонь его не раскрыта для рукопожатия, а сложена в кулак. Быстро сориентировавшись, Артур на ходу и свою руку превращает в кулак: они ими соприкасаются и делают движение, которое при желании Селения может интерпретировать как взрыв после столкновения, но она предпочитает просто молча удивляться происходящему. Если сравнивать с приветственными обрядами клёвочуваков, то всё как-то уж слишком простенько, а если с минипутскими, то с точки зрения содержания тоже скудненько. Вообще как ни погляди, эти людишки довольно смешны. Завершив обряд приветствия, Дейв одобрительно кивает, хоть лицо его по-прежнему не выражает ничего. - Вот так-то лучше, чувак, - говорит он, и голос его звучит устало панибратски.- А эти беспантовые рукопожатия оставь для жопошников из английского интерната, из которого ты, как я слышал, сбежал в прошлом году так быстро, что сверкание твоих пяток могло бы сделать заикой слепого и глухонемого, пока они обделывали свои грязные делишки в банке для калек. Парень кивает на дверь, и они втроём выходят под навес, так что музыка теперь не слишком мешает им говорить. Если кого интересует, по мнению Дейва, теперь она не просто не мешает, теперь она создаёт особенный мега-крутой ритм, который поможет беседе пойти в нужное русло, сливаясь со стуком дождя о навес и раскатами грома. Ну, вы поняли: русло, сливаясь… - Ну, вроде как здорОво, - говорит Дейв. Положение лица его не меняется, но Селения кожей чувствует, что глаза под этими непроницаемо черными очками теперь уставились на неё. Девушка даже жалеет, что дала обещание не бить его, пусть оно и было дано в шутку. На выручку приходит Артур. - Познакомься, - говорит он ей, заботливо (или с тем, чтобы успокоить?)кладя ей руку на плечо, - это Дейв Страйдер, сын владельца этого магазина. - О, тёмные боги, - цедит Дейв почти равнодушно, однако звучит он как будто несколько иронично, - когда ты зовёшь бро моим батей, мне хочется снять с крюка свою шляпу и втоптать её своими тяжёлыми сапогами в землю, как какой-нибудь фигово прописанный ковбой из фигово написанного сюжета к совсем уж фигово снятому дешёвому вестерну, где мужики ходят в полуприсяди, как будто в штаны отложили личинку, и вечно с руками возле пистолетов. На лице у Селении такое беспомощное недоумение, что погляди она на себя сейчас в зеркало, она бы сгорела со стыда. Впрочем, её опять спасает Артур: он выводит её из ступора, когда, полностью пропустив мимо ушей реплику Дейва, представляет её. - А это Селения де Стрелобарб, - Артур невольно склоняется в полупоклоне, как того и требует этикет, и едва сдерживается, чтобы не начать произносить её титул. Привычка – довольно сильная штука. Брови Дейва иронично задираются. - ?Де?? Запах элитаризма настолько силён, что слёзы из моих глаз вот-вот затопят этот грёбанный городишко, - теперь он даже голову к ней поворачивает. - Да и само имя странное. Француженка? К своему ужасу Селения чувствует, что не может вымолвить ни слова, настолько она потерялась в незнакомых ей терминах, которыми так легко разбрасывается этот Дейв. К тому же, он ещё и такой наглый! - Она из Канады, - чувствуя, что девушка начинает закипать, отвечает за неё Артур так, будто это всё объясняет. Что ж, он с самого начала знал, чтот эти двое схлестнутся: его друг не слишком деликатен. Дейв кивает: толи он принадлежит к той части населения Соединённых Штатов, для которых для объяснения любой странности человека происхождения из Канады вполне достаточно, либо это такая тонкая ирония. - Ну да, у них же там тоже есть эти французИк, - говорит он с тем же лицом-лопатой. – Она твоя родственница что ли? Девушка вспыхивает. Мало того, что её тут, судя по всему, оскорбляют, так теперь ещё и это!- А не шёл бы ты лесом? – цедит она сквозь зубы, сверкая глазами на Дейва. – Ты вообще на что это сейчас намекаешь? Хочешь сказать, что я, как и он, - девушка тычет Артуру в грудь, - тоже лицом не вышла, или что? Знаешь, дружок, я вообще удивляюсь, какого чёрта я тут забыла. Вы, мелкие противные людишки, застряли тут по уши в грязи и этих выделениях из облаков, и пытаетесь строить из себя сверхсуществ, и меня уже от одного этого хотелось начать вас бить, но глядя в твоё лицо, похожее на тупорылую рожу стрекозы, я прихожу к выводу, что день не мог сложиться хуже. И это если учесть, что из-за феерического по своей тупости честолюбия один наш общий знакомый вот-вот просадит судьбы нескольких тысяч горожан. Да, до этого день был плох, но после встречи с тобой, умник, я поняла, что кульминация херовости достигнута. Можешь сплясать, если вы, конечно, тут это умеете, в чём я сомневаюсь, глядя насколько вы недалёки, но я вот что тебе сейчас скажу: либо ты прямо сейчас подбираешь свой язык с земли и объяснишь мне, какого чёрта ты его тут распускаешь, либо я нарушу это треклятое обещание, и заеду тебе по лицу. Замолчав, она с яростью смотрит на него. С мгновение Дейв и Селения меряются взглядами (впрочем, Селения этого точно не знает: глаз оппонента-то всё равно не видно). Вдруг из под слоя его ледяной крутости проступает нечто менее ироничное, но не менее крутое: он выдаёт ухмылку. - С норовом, - одобрительно говорит Дейв. – Жаль, Карката здесь нет: вы бы с ним определённо разговорились. Во всяком случае, я бы на это посмотрел, - чтобы не продолжать эту тему, он тут же возвращается к старому разговору. – Лицами вы не близнецы, но что-то похожее есть. А фамилия деда с того грёбанного ранчо без животных – Сюшо. Она французская настолько, что сине-бело-красный будет развеваться над головой Артура, когда он поведёт взбудораженных голодом и моральными дилеммами горожан бунтовать против деревьев. Девушка скрипит зубами, но пожаловаться ей не на что: ситуацию он объяснил, хоть серьёзнее и не стал. На плечо её успокаивающе ложится ладонь Артура. - Он хороший парень, - говорит он мягко. – Просто такой стиль общения. Дейв стонет. - Чувак, - говорит он, примащивая очки на лоб и разминая переносицу, показывая этим, насколько он в нём разочарован. – Кто же при знакомстве вот так нагло препарирует фишку друга, сверкая своими сочащимися фишечной кровью скальпелями? - Прости, - качает Артур головой, - но её душевное спокойствие мне важнее твоего. Дейв открывает глаза, и теперь без очков видно, что он заинтересован. - А, так вы встречаетесь или типа того? - Типа того, - кивает Артур, усмехаясь. Покачав головой, Дейв вдруг прыскает и тихо гогочет. - Чёрт, прости, чувак, - отмахивается он от его недоумевающего выражения лица. – Но ты не поверишь, насколько это неожиданный поворот. Ладно, - он снова качает головой, - только давайте здесь обговорим, чего вы хотите. Будни проходили незаметно. И это подбешивает. Когда тебе две тысячи лет, уже стыдно грезить о приключениях. По крайней мере, вслух. Но думать ведь об этом не запретишь? - Санси? Санцклепия поднимает взгляд от учебников и встречается с ничего не выражающими глазами Децибеллы. - Ты снова витаешь где-то? – как всегда вопрос звучит у неё скорее как утверждение. – Необразованных замуж не берут, а их дети вырастают дураками. Привычно Санцклепия сдерживает вздох. Сестра слышит слишком хорошо, чтобы выражать своё мнение даже так, и расценит её вздох как призыв к дискуссии её же, Децибеллы, недостатков. Скажем, старше она её на семьсот лет, а мужа у неё нет, хоть она и умница и все науки на отлично знает. Впрочем, Санцклепия знает, почему у неё его нет, а потому очень важно сейчас сохранить невозмутимость. - Урдалак заходил, - вдруг сообщает Децибелла, и голос её как-то странно меняется. На губах Санси возникает невольная улыбка. Хорошо, что Урди вернулся, она скучала. Впрочем, она сползает с её лица: в течение нескольких секунд Санцклепия рассматривает сестру, а затем неторопливо возвращается к учебникам. Точнее делает вид, что возвращается. Честно прождав продолжения, она не выдерживает и спрашивает: - Что же он внутрь не зашёл? Децибелле почти всегда требовались наводящие вопросы, чтобы она смогла связно рассказать о чем-либо. Послушав её лаконичную в своих однозначных высказываниях речь, многие принимали молчаливую по натуре Деци за скромную особу, а её вечную нелюдимость за величину ума. И если с величиной ума никто ошибиться не мог, пусть она и не выражалась её отстранённостью от окружающих, то употреблять слова ?скромность? и ?Децибелла? в одном предложении мог либо человек, который не знал, что эти слова значат, либо тот, кто совсем не знал старшую сестру Санцклепии. Проблема старшей дочери вождя Третьего континента была в полном неумении выпускать свой внутренний мир наружу: она категорически не умела раскрывать душу, и если многие взрослые считали это скорее положительным качеством, то лично Санцклепия, которая казалась всегда всем открытой книгой, представить себе не могла, как страдает её сестра, варясь в котле из собственных невысказанных мыслей и страстей. Неудивительно, что она уже начала седеть: то тут, то там в её каштановых с рыжиной волосах проглядывали белые пряди. - Он обещался позже зайти, - коротко отвечает Деци. Прямая как жердь, лицо каменное, руки сведены и соединены в замочек. Если бы она не сжимала их так сильно, что видны были побелевшие от напряжения костяшки пальцев, то можно было бы даже назвать её позой вполне непринуждённой. - Так зачем он приходил? – уверенная теперь, что Деци не продолжит, пока она сама не спросит, Санцклепия больше не ждёт самостоятельного продолжения. Децибелла неторопливо склоняет голову набок. - Этот идиот пришёл весь такой радостный, только что не светился, - голос её звучит как всегда безэмоционально, но Санси-то знает, как звучит сестра, когда она на грани. Поднявшись с пола и отодвинув учебники в сторону, девушка подходит к сестре. – Сказал, что разорвал помолвку с…ну, с этой, как её… - Децибелла нервничает оттого, что забыла что-то, а это случалось с ней редко. Она закусывает губу, и кожа по её зубами белеет. Для неё такое поведение равносильно топанью ногами, сопровождаемому потоками слёз. - Со своей невестой? – подсказывает Санцклепия, приобнимая её за плечи. Мысленно она возносит молитву. Хорошо, что так вышло. Он едва ли был бы счастлив с той девушкой.На мгновение Децибелла как будто успокаивается, однако, вспомнив, снова напрягается. - Ну, а с кем, по-твоему, ещё можно разорвать помолвку, если не с невестой? – с ядом в голосе холодно отвечает она. Санцклепия решает проигнорировать этот явно хамский ответ в виду душевного состояния сестры. - Да, конечно, ты права, - терпеливо отвечает она. – И это всё? Замерев, Децибелла издаёт медленный глубокий вдох, пытаясь успокоиться и собраться с силами. - Да какое там, - бормочет она. - Этот кретин спросил меня, как ты среагируешь, если сегодня он спросит твоей руки. Как всегда это бывает, когда высказываешь то, что причиняет тебе боль, случается прорыв. Это как вытащить пробку из бочонка, полного вином: из него немедленно начинает бить струя. У Децибеллы было всё устроено похожим образом. Она замолкает, каменная маска на её лице спадает, и оно морщится в гримасе боли, зубы её приоткрываются в агрессивном оскале, руки поднимаются к вискам, пальцы зарываются в волосы, до этого затянутые в высокий хвост, и со всей силы резко тянут их вниз. Изо рта её по прежнему не издаётся ни звука, и о том, как это больно – рвать у себя волосы на висках – говорят только невольно выступившие слезинки в уголках глаз. Она застывает в таком положении, продолжая тянуть волосы вниз, от чего кожа на висках сильно оттягивается. И ни звука. Похоже она даже не дышит. Санцклепия не видит всего, потому как прижимается к сестре всем телом, пытаясь успокоить, но её прошибает холодный пот. Она знает старшую сестру всю свою жизнь, но приступа такой силы с ней ещё не случалось. Не зная, что делать, она неловко пытается обнять её покрепче. - Деци… - Тихо, - сквозь сжатые зубы отвечает она, но пальцы её всё же ославбляют хватку. – Дай минуту. Санцклепия застывает вместе с ней и терпеливо ждёт. Проходит меньше минуты, прежде чем Децибелла громко выдыхает – похоже она и впрямь не дышала всё это время – и продолжает без особой охоты. - Я так растерялась, что послала его к чёрту и сказала, чтобы он сам разбирался, если ему это так интересно. Санси невольно издаёт обречённый стон. - Де-е-еци… - Да знаю я, - отвечает она, и в голосе её сквозит раздражение. Вздохнув ещё раз, она медленно – мускул за мускулом – расслабляет лицо, вновь превращая его в маску. Руки её, подрагивающие от пережитого напряжения, отпускают вконец выбившиеся из хвоста волосы и, продолжая подрагивать, вновь складываются в замочек. Впрочем, она тут же размыкает их и принимается переплетать волосы. Движения её вновь медленны и как будто глубоко, до мельчайшей детали продуманы. - Согласись, - тихо говорит Децибелла. Коротко вздохнув, Санцклепия отпускает сестру. - Деци… - Я уже две тысячи семьсот лет Деци, - холодно говорит Белла, мотая головой. – Ты для него создана, как ты это не поймёшь? Да кто ещё будет терпеть потоки его бахвальства, которые льются из него, как из рога изобилия? Ведь его самооценка занижена до такой степени, что если кинуть камень в яму, в которую она упала, ты не услышишь, как он стукнется о дно, если у этой ямы вообще есть дно, ведь одному Богу известно, насколько закомплексован наш с тобой обожаемый названный братец, который давно бы уже подох где-нибудь во рту у саранчи, если бы ты каждый раз не отговаривала его от его же безумных идиотских затей! – теперь, когда Децибеллу уже однажды прорвало, поток её сознания, на самом деле неистощимый, полный цветастых эпитетов и совсем не скромный, было не заткнуть, покуда она сама того не захочет. – И кто ещё будет так искренне хвалить этот кусок земляничного желе с торчащим в нём волоском вместо мозгов за каждое его более или менее удачное достижение, даже если это с пятой подсказки решённая математическая задачка с элементарнейшими действиями? – она заканчивает с хвостом и выдыхает – всё это она говорила на одном дыхании. Сложив руки на груди, она почти что выдавая свои эмоции, закусывает губу снова. – Какого чёрта ты такая с ним добрая, если не заинтересована в его любви. Нахмурившись, Санцклепия поджимает губы и тоже складывает руки на груди. Ей очень хочется обидеться на сестру, но она вспоминает, какой Децибелла была минуту назад, и злость уходит. - Потому что люблю его, - просто говорит Санцклепия, пожимая плечами. – Но он же мой брат, и люблю его я как брата. Сильно люблю, но это не то же самое, и ты это знаешь, поэтому не говори об этом больше. Децибелла поводит плечами. - Я просто хочу, чтобы он был счастлив, - произносит она в своей обычной бесстрастной манере. Краешек её губ приподнимается в усмешке. – Ты же помнишь, я сама пыталась делать всё как ты, но вышло только хуже, да ко всему свела к нулю все попытки Минима увести тебя из-под надзора Урдалака в какое-нибудь укромное место и там признаться тебе уже наконец. Санцклепия помнит. Всякий раз когда Децибелла старалась быть милой, всё оборачивалось полной катастрофой: она терялась, смущалась и посылала Урди ко всем чертям, а потом сидела рядом с успокаивающей её Санси и молча кусала губы. - Гений, - тихо говорит Санцклепия. – И почему этот дурачок подошёл именно к тебе? Где Рурия? - Витает в облаках из мыслей об Алистере, - сухо говорит Децибелла. – Что ж, хоть кто-то в нашей семье вовремя выйдет замуж, - она поводит плечами. – Любовь всей твоей жизни, кстати, совсем перестала шевелиться. - Он просто не знает, что является любовью всей моей жизни, - мотает головой Санси, и резкость этого движения выдает, что теперь уже Деци наступает ей на больное место. - А ещё он знает, что его друг сходит по тебе с ума, а ты его даже не пытаешься образумить, - едко продолжает за неё сестра. – И, будучи нерешительнее молодого самца бабуча, не может сделать первого шага, чтобы ты кинулась к нему в объятья и тем самым отвадила Урдалака, как ты того хочешь, при этом напрямую не раня его чувства, - её передёргивает. – Ты настолько труслива, что это отвратительно. Ты хоть понимаешь, что во всей этой ситуации виновата ты одна? Так. Ну всё. Она терпела достаточно. - Деци, это уже, знаешь ли, перебор. - Вовсе нет, - перебивает её Белла запальчиво. – Ты не хочешь замуж за него, потому как якобы он тебе брат, но ведь ты же и не отпускаешь его от себя. Ведь именно ты настроила его против невесты, когда он её даже ещё не знал. Как ты сказала? ?Она, конечно, милая, но надолго ли это?? Боже, я когда услышала, думала, меня вырвет от такой подлости. - Я говорила искренне, - покраснев, отвечает Санцклепия. – Она ему не подходит. Вот найдёт он хорошую девушку, которая мне понравится, тогда… - Да нет такой девушки, которая, такой самовлюбленной мелочи как ты, понравилась бы, - отрезает Деци безапелляционно. Она разрубает воздух рукой. – В общем всё, с меня довольно. Либо ты ему всё рассказываешь, либо я, третьего не дано. И ты знаешь, что лучше уж это будешь ты, - она резко кивает ей в сторону книг. – А пока вернись к занятиям, да перечитай последний параграф, на нём ты явно заснула.