Глава 40 (1/1)

Радио-диджей ведёт длинный монолог в ожидании звонка кого-либо из слушателей. Бедняга похоже исчерпал весь запас анекдотов на сегодня и постепенно начинает выдыхаться, но звонка так и не поступает. И это странно: сегодня выходной, и в такую погоду многие наверняка слушают его, а кроме как засветиться на радио порадовать тут себя в общем-то больше и нечем. ?Видимо, с телефонной связью проблемы?, - с сочувствием думает Артур, вглядываясь в приближающийся город. Благо, тут уже проложен асфальт, и скорость их передвижения значительно увеличилась. - Ого, ребята, - восклицает ведущий, - Пит тут говорит мне, что в один из телефонных столбов угодила молния, - заявляет он, подтверждая подозрения Артура. – Похоже, - голос его становится невеселым, он изд аёт безрадостный смешок, - придётся и дальше продолжать разговор с самим собой, - однако он тут же понимает, как непрофессионально это прозвучало, и пытается оживиться. – Однако что это я? Давайте послушаем эту песенку, покуда я придумываю, как вас развлечь. - Может на песнях и остановишься? – ехидно говорит Селения, уперевшись подбородком на руку, локоть которой она удобно примостила на выступ у окна. Играют первые аккорды ?Let it be?, и Артур улыбается. - Не ругай Джона, он только недавно получил это место, и у него не так уж плохо выходит, - парень кивает на магнитолу. – Во всяком случае, шутить он умеет. От дождя и потряхиваний во время езды Селению клонит в сон. Она лениво пожимает плечами и сонно закрывает глаза. - Когда на меня свалилась беда, - хрипловато поёт радио, и девушка тоже невольно улыбается. Ладно, она оценила иронию. – Матушка Мэри приходит ко мне и молвит слова мудрости: ?Ну и пусть?. - Так себе мудрость, - бормочет девушка. Она опускает руку и прикладывается лицом к стеклу, однако его холод бодрит её, и Селения, раздражённо моргнув, вскидывает голову и снова садится прямо. Принцесса поворачивается к по-прежнему улыбающемуся Артуру. Ну и пусть, ну и пусть, Будь что будет, ну и пусть. Вот вам шёпот мудрости на всё: Ну и пусть. - Ты знаешь этого болтуна? – она утыкает тонкий указательный палец в магнитолу. - Кого, солиста? – Артур издаёт жалостливый смешок. – Селения, это The Beatles, - проникновенно говорит он так, будто это может ей что-то объяснить. – Примерно две трети земного шара продали бы душу за то только, чтобы пожать ему руку, и… - Да плевать я хотела на того глупца, что проповедует забыть о проблемах и плыть по течению, - отрезает Селения, раздражённо мотнув головой. – Ваша людская демагогия может вызвать у меня разве что снисходительную улыбку, настолько ваша культура недалёка, - её палец легонько стучит по пластмассовой решётке проигрывателя. – Я про того парня, что болтает без умолку в перерыве между музыкой. - А, Джон, - Артур въезжает в город и решает повременить с ответом. Всё равно Селения вряд ли его слушает: она буквально прилипла к стеклу. Улыбка его приобретает почти отеческий оттенок, и он с нежностью изучает её лицо. Впрочем, он как можно скорее возвращает своё внимание на дорогу. Ему нравится, сколько открытий произошло со времён её перехода. Когда ещё он мог засвидетельствовать на её лице столько искреннего детского любопытства? Улицы практически пусты, но кое-где всё же то и дело появляется парочка прохожих с зонтиками. Короткими перебежками они пересекают улицу или идут под навесами, скрываясь за дверьми ближайших кафешек и магазинов. - Как-то пусто. В голосе Селении сквозит разочарование. Когда идёт такой ливень, все либо сидят по домам, либо в кафе, - пожимает плечами Артур. Он тормозит на светофоре и включает правый поворотник. Как будто это очень надо: вокруг ни единой машины. Однако Артур предпочитает считаться с правилами, тем более, что это не так уж и сложно. – Ничего, сейчас ты сможешь насладиться человеческим общением, - говорит он, и в тоне его сквозит ирония. - Там будет много людей? – спрашивает Селения рассеянно: она поглощена разглядыванием витрин. Почти на каждой двери висит табличка ?Закрыто?, но это не мешает бесполым манекенам, маскирующимся под женщин и мужчин, презрительно взирать на Селению своими плохо нарисованными глазами . У девушки слишком хорошее настроение, чтобы удостаивать этих выскочек тем, чтобы заводить с Артуром разговор о них и их предназначении. Убедившись, что он не смотрит на неё, она украдкой показывает им язык. Вскинув глаза к небу, прикидывая, Артур краем глаза замечает её выходку, но отвечает как ни в чём не бывало: - Да, такое возможно. Но нам нужен лишь один человек, и, поверь, его компании нам хватит с избытком.Двое рослых охотника с сомнением смотрят на Санцклепия, а затем снова поворачиваются к нахмурившемуся в предчувствии недоброго Барахлюшу. - Мы сразу же ушли, - рапортует Клоко твёрдо. - Да, - Биса звучит менее уверено. – Сразу же, как всё собрали. Сузив глаза, Бюш решает переключить всё своё внимание на неё. Биса оказалась крупной женщиной примерно трёх тысяч лет. Немного полноватая, она тем не менее явно была среди приближённых как и Клоко с Клепи, а значит полнота не слишком мешает ей в исполнении обязанностей. - Понимаю, - кивает Барахлюш, глазами однако преспокойно сверля неуютно себя чувствующую женщину. – Но вот скажите Вы, Биса, - он неосознанно выдаёт фирменную улыбку Селении, - что Вы делали во время всего собирания? Биса мнётся. - Прямо вот тогда?.. Тянет время. По-прежнему улыбаясь улыбкой сестры, Барахлюш кивает, прекрасно понимая, что таким образом выдавливает из неё все соки. У охотницы буквально написано на лице, что она не умеет врать. Одно лишь смущает Барахлюша и его нюх на неправду. Женщина явно не испытывает ни малейшего признака вины или раскаяния. То, что изображает её лицо, похоже скорее на недоумение и замешательство, как будто она и сама не вполне понимает, зачем врёт. Охотница уже раскрывает рот, чтобы, очевидно, начать придумывать на ходу, но молчание прерывает не голос молодой женщины, а детский пронзительный окрик. - Дядя Барахлюш! На всех семи континентах есть только один человек, который зовёт его так, поэтому у мальчика не вызывает никакого труда понять, чей это голос. Он поворачивается на него и едва избегает столкновения с цветастым паучком. Беднягу заносит, и он налетает на охотников. Благо, у тех с реакцией всё в порядке: как по команде они отскакивают в разные стороны. Остановившись, паучок на мгновение замирает, голова его чуть приподнимается, маленький ротик судорожно приоткрывается, и он тихонько чихает. Звук такой, будто ботинком наступили на игрушку-пищалку, у которой фильтр засорился, и поэтому звучит она глухо и с присвистом. Если бы даже у Барахлюша и были сомнения до этого, кто этот человек, то теперь-то они должны были развеяться бесследно. - Будь здоров, Чихалка, - кивает Барахлюш паучку. Лицо у него настолько невозмутимое, что можно подумать, только их он сейчас и ждал. – Привет, Мими. Слушай, я тоже рад тебя видеть, но подожди несколько минут, и мы с тобой поговорим. - Я по работе, - отрезает девочка, не здороваясь. Не дожидаясь его возражений, она лезет к себе в сумку. – Вот, - совершенно игнорируя отряхивающихся охотников и во все глаза уставившихся на неё мародёров, Мими выуживает лист, исписанный рунами. Только теперь девочка удосуживается оглядеться и замечает, что они не одни. – Эй вы, семеро! – прикрикивает она. – А вы отойдите или заткните уши, - она деловито разворачивает лист, разглаживая его ладонями. – В мои обязанности входит так же зачитывать письма, а это адресовано не вам, так что извольте, - девочка делает движение рукой, точно отгоняет аниманикул. - Ничего, Мими, - говорит Барахлюш примирительно. – Не думаю, что там что-то личное. От кого? Мими быстро пробегает глазами строки, проверяя, всё ли верно. - От дяди Артура и тёти Селении, - рассеяно отвечает она, погружённая в чтение. - Ого, восклицает Барахлюш, действительно впечатлённый. – Сейчас ведь только за полдень, - он усмехается. – Пожалуйста, скажи, что сестрица психанула и отзывает меня домой? Пожав плечами, Мими отрывается наконец от листка. - Тетя Селения и впрямь психанула, - признаётся она доверительно, - но уже в самом конце, когда дядя Артур сказал уже всё самое необходимое. Барахлюш кивает, не без удовольствия представляя, как его сестра бесится от осознания, что он и Артур вот так просто обвели её вокруг пальца. Однако девочка заставляет его удивиться снова. – Вот только её слова не для тебя, - сообщает девочка вкрадчиво, - а для Децибеллы, - Мими с сомнением смотрит в самый низ листка. – Не думаю, что мой нежный язычок должен произносит всё ей сказанное, да ещё на территории Третьего. Ругательства в адрес Самой Замечательной На Свете Децибеллы? Брови Барахлюша ползут вверх. Это что-то новое. - Зачем же ты их записала? – тупо спрашивает он, всё ещё пребывая в замешательстве. Девочка разводит руками. - Она сказала не записывать, когда я уже сделала это, - она трясёт своими рыжими от отца короткими до плеч дредами. – Тётя Селения такая непостоянная! - Кому ты рассказываешь, - откликается Барахлюш, запустив руку в карман и с сожалением осознав, что многофункционального ножика там больше нет. - Итак, - девочка прочищает горло и строго обводит собравшихся взглядом, а затем начинает читать. – ?Барахлюш, сразу к делу?, - голос Мими в попытке изобразить голос Артура начинает немного басить, и края губ принца невольно ползут вверх. – ?Операция с Ужасным У отменяется?. - Что?! – улыбка тут же слетает с его лица. – Как так?! – он потратил на это задание большую часть времени, за другие он даже ещё не принимался, они там издеваются?! - ?Мы поймали шпиона Кроба, и тот практически без насилия с нашей стороны согласился сотрудничать?. Украдкой хмыкнув, принц мрачнеет. Ну да, ещё бы у них возникли проблемы с допросом этого парня, когда они размером с дерево. А попробовали бы они выдержать поток сознания той собирательницы, будучи размером с него! Селения наверняка начала бы бить её головой об стол уже спустя первые три минуты, а то и через несколько секунд, если бы та начала строить глазки Артуру – а эта бабёнка непременно бы начала это делать. Селения ведь терпеть не может, когда к нему кто-то начинает подбивать клинья.- ?От него нам стало известно, что Ужасного У законно переместили на Третий. За подробностями обращайся к охотникам?, - Мими поджимает губы. – Тётя Селения вставила ругательство, - она выразительно смотрит на листок и переглядывается с Барахлюшем. – Относительно мягкое, но… - Не читай, - качает он головой. – Но листок ты мне потом оставь. ?На память поколениям?. Пожав плечами, Мими вновь окунается в чтение. - ?Мы отправились на озеро. Знаю, что ты и без того стараешься, но отца нужно найти как можно скорее. Моя мать начинает что-то подозревать, а она в положении. Пожалуйста, Барахлюш, мы полагаемся на тебя и желаем удачи!? Принц чувствует, как в душе разливается тепло. Ох уж этот Артур. Он всегда знает, что сказать и что сделать, чтобы заставить его вылезти из пучины апатии. - ?Встретимся сегодня вечером или завтра утром. Ещё раз удачи!? На губах Мими невольно возникает нежная улыбка. Глядя на неё, Барахлюш, несмотря на новости, тоже улыбается. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, с какой детской непосредственностью эта девочка восторгается его другом. Почти влюблена в него и со столь же детской наивностью практически не скрывает этого. Пожалуй, это единственный образчик женского пола, чей восторг Селения терпит. Наверное, потому что Мими ей нравится. Ещё бы! Девочка кивает самой себе и передаёт листок Барахлюшу. Он опускает глаза к последним строчкам, и брови его мгновенно взлетают. Ух ты… Она может быть очень и очень красноречива, когда хочет! Таких выражений он не слышал нигде и никогда, и Барахлюшу остаётся только признать, насколько он зелен по сравнению с сестрой. На его памяти Селения еще никогда так не расстраивалась. И это ещё она не слышала об имени преемницы Децибеллы. Барахлюш настолько отчётливо осознаёт обиду Селении, что решает повременить с этой новостью насколько это возможно. Как-нибудь потом, когда всё кончится, он сообщит ей. Похоже действия Деци она расценила как предательство, и, зная, насколько радикален подход Селении у Ужасному У, это неудивительно. С малолетства его сестра восхищалась их тётей, в её глазах мудрой волшебницей звуков и суровой валькирией, и вдруг такой удар в спину. ?Да, тётя, ты успела заставить ненавидеть себя сразу двух своих племянников всего за один день. Поразительно! Постарайся кто это сделать специально, и то не получилось бы лучше!? Впрочем, после того, как на Барахлюша вылилось столько негодования Селении, по-настоящему злиться на Децибеллу он уже не может: привычка делать всё наперекор сестре сильнее его самого. - Но из-за чего ты так взволнована? – спрашивает принц Мими, с неохотой отрываясь от неожиданно познавательного чтения. - Осматы. Барахлюш вскидывает взгляд, в одно мгновение напрочь забыв о письме. - И много!Децибелла с обычным для себя непроницаемым выражением лица смотрит прямо перед собой. Цвета пасмурного неба глаза глядят невидящим взглядом на приближающихся осматов, и в глазах этих нет ничего, что могло бы выдать её. Она нервничает. Ей не нужно спрашивать их, чтобы узнать, зачем, а точнее за кем, они пришли. Кроб – так себе союзник, и это ещё мягко сказано, но только его ребята смогли бы справиться с Ужасным У, каким бы ослабившим и постаревшим он ни был. Краем уха (в её случае это видоизмененное выражение ощущается почти буквально) она видит кого-то тяжёлого. Этого человека она видит впервые, и он почти на голову выше любого из присутствующих. Впрочем, он не на стороне осматов, и этого достаточно. Приближённые к ней охотники сплотились вокруг неё, а охотники рангом пониже и собиратели образуют коридор, по которому к ней подходят их незваные гости. ?Проклятый Единорог!? - зло думает Децибелла. Ну, ничего, она ещё разберётся с этим засранцем. Ох уж ей эти двойные агенты, работающие сами на себя. - Доброго вам дня, - кивает она прошествовавшим к ней осматам. Ровно четыре десятка. Типично для урдалачьего племени, но если осталось ещё в трубе? Их вроде бы видела та девочка-почтальонша с Пятого. Когда всё закончится, надо будет первым делом выведать у нее, не было ли их больше. Но даже если и так… А еще Пестрокрыл и его сородичи застряли где-то из-за этого проклятого дождя снаружи. Им лучше поторопиться. - Мы пришли за Ужасным У, - грубо отвечает самый рослый из них. На лбу пожилой женщины пролегает лёгкая морщинка. Как они смеют. - Вашего Господина? - Он нам больше не господин. Децибелла незаметно вздыхает. Да кто же сомневался. И всё же это печально. Всю свою сознательную жизнь Урдалак стремился к тому, что бы все вокруг восхищались им, но в итоге даже те, кого он создал специально для этого, не могут выказать ему должного уважения. Ох, Урди… - Вот как? – говорит она спокойно, почти равнодушно. – Но он наш пленник, зачем он вам? Выступивший вперед осмат мнётся на месте: он не слишком привык, чтобы ему не отвечали на грубость грубостью. Он прокашливается и, браво выправившись по стойке смирно, звучно отвечает: - Нам приказано. Почему и зачем нам не докладывают. - От чьего имени вы говорите? – спрашивает Децибелла, и голос её звучит почти ласково. Разумеется, она знает, от чьего. Просто формальность. - Нас прислал господин Рэксам. Среди охотников происходит лёгкое шевеление: прячущиеся мародёры, оставшиеся вопреки всем кодексам с Руриенной, зашевелились и приготовились атаковать, если осматам захочется чего-то ещё. Децибелла в который раз в раздражении думает, как жаль, что над ними власти она не имеет. Рурии как будто было плевать, что её люди могли вот так легко выдать себя и броситься на ничего не подозревающих осматов. То есть у них могли быть на то основания, но Децибелле всё равно не нравилось, что после смерти Алистера та ни о чём не думала кроме мести. - Рэксам не имеет здесь власти, - спокойно отвечает Децибелла, напоминая это не столько осматам, сколько переполошившимся мародерам. Выступивший вперёд осмат осклабляется, и Децибеллу, услышавшую едва слышный звук лопнувшей струйки слюны и треск сухих надтреснутых тонких губ, охватывает неприятное предчувствие. Впрочем, не ожидала же она, будто бы они заявились сюда, чтобы вот так взять и несолоно хлебавши уйти. - Верно, - говорит он, и его желтоватые острые зубы, которые он скалит в подобии улыбки, не имеют ничего общего с дружелюбием. Хотя он может демонстрировать их, если ему так хочется: слепую Децибеллу этим просто физически невозможно запугать. – Господин предугадал подобный поворот, поэтому в случае отказа выдать пленника, он объявляет войну Третьему континенту. Теперь шевеление происходит не только среди мародёров, но и среди охотников: они волнуются и начинают перешёптываться. Децибелла поджимает губы. Хитинизованные ублюдки, не могли поговорить с ней наедине, развели стрёкот. Теперь придётся выкручиваться и актёрствовать, а ей это никогда особенно хорошо не давалось, хоть она и была в политике столько, сколько себя помнит.- То есть, - она складывает руки на груди и надменно вскидывает голову (по крайней мере, она надеется, что это именно то, что называют надменным). – Ваш господин думает, что будет приказывать мне и моему народу что делать и как? Охотники разом замолкают. Осматы вдруг понимают, что проход за ними сомкнулся, и они стоят в тугом кольце вооружённых и не слишком дружелюбно настроенных людей. Напряжение нарастает, и гробовая тишина, которая повисла в воздухе, не способствует улучшению ситуации. Её прерывает внезапный окрик одного из стражников. - Госпожа! – голос раздаётся издалека, он сильно приглушён, но в оглушительной тишине прозвучал он до того громко, что его услышала не только Децибелла. Сквозь толпу протискивается молодой охотник, ему дают пройти, но происходит его передвижение не так уж быстро: после того, как осматы озвучили угрозу, они взяли их в довольно плотное кольцо тел. Стражник запыхался, а шаги и движения его звучат испуганно, и у Децибеллы ускоряется сердцебиение. ?Пожалуйста, Господи, пожалуйста…? - Госпожа, - повторяет вновь охотник, прорвавшись таки сквозь толпу и склонившись к ней. Вождь подставляет ухо, и подбежавший парень что-то тихо ей сообщает. Сердцебиение усиливается. Она слегка качает головой, и охотник, по-прежнему дёрганный, но очевидно чувствующий себя уже гораздо увереннее – они все чувствуют себя увереннее, когда перекладывают ответственность на вождей, это естественно – поспешно отходит в сторону и становится в толпу. Децибелла с несколько секунд всё ещё стоит с наклонённой головой, как будто бы не вполне осознавая, что ей сказали. Затем она медленно становится прямо и неторопливо вздыхает. Потом она словно бы вспоминает об осматах, которые по-прежнему стоят перед ней и медленно качает головой. - Боюсь, - наконец тихо говорит Децибелла, - я не смогу отдать вам Ужасного У, даже если бы захотела, - она обреченно вздыхает. – Дело в том, что он сбежал.Первым делом Барахлюш подбегает к Мракосу и Минаре, которых заметил в толпе ещё в самом начале этого балагана. За ним неотрывно следуют мародёры и молчаливая Клепи. - Привет Мракос, - коротко здоровается он. На секунду замявшись, он добавляет то, что ему особенно бросилось в глаза. – Здорово выглядишь! Кожа как будто минипутского цвета стала, - не дожидаясь его реакции на это замечание, Бюш нервно указывает двумя руками в том направлении, куда идут все охотники и они в том числе. – Нет, каково, а? Безволосые брови Мракоса задираются. - Барахлюш? – он смотрит на шествовавших за ним мародёров и девушку и медленно кивает им, а затем снова переключается на друга. – Откуда ты здесь? Ты же был с Селенией и Артуром! Они… - Мы вынуждены были разделиться, - отмахивается принц раздражённо. Ему неохота рассказывать эту историю ещё раз. Он продолжает указывать в ту сторону, где находится тюрьма Третьего. – Нет, ты только оцени всю гениальность положения! Эти клоуны перетаскивают Ужасного без нашего ведома, и это якобы ради безопасности, - Барахлюш делает особенное ударение на слово ?безопасность?, выговаривая его с особенно большой порцией желчи. – А потом он сбегает прямо у них из-под носа! В первый же день! В первый, Мракос! Как они вообще за ним следили? Это существо сидело восемьсот лет в банке и носу не казало! За ним смотрели люди, проверяли его каждый день! Маргарита с него глаз не спускала! А эта стеклянная штуковина! Ты её видел вообще? – глаза Барахлюша метают молнии, и Мракосу ничего не остаётся, как кивнуть. На самом деле, абсолютно всё, что говорит Барахлюш, для него сейчас новость, поэтому он предпочитает молча переваривать факты. Он вообще опешил, когда понял, что речь осматов зашла об отце. – Она же толщиной с меня! А её высота была с пару человеческих ладоней, это была огроменная штуковина! Так вот, эти гении её разбили к чертям собачьим, а потом их сделанный для Маргариты клон Урдалака чуть не подорвал меня и ребят, - он мотает головой на поспевающих за ним мародёров, которые, когда Мракос снова смотрит на них, синхронно кивают ему. Клепи незаметно отводит взгляд, впрочем, по-прежнему не отставая ни на шаг. – А теперь он сбежал, хотя с того момента, как его сюда переместили, прошло немногим больше двенадцати часов. Двенадцать часов против восьмисот лет, Мракос! Бывший мрачный принц снова кивает. Он переваривает новости. - Значит, когда та банка разбилась, - тихо говорит он сам себе, широко шагая вместе с толпой обеспокоенных и галдящих охотников, - это они его так перевозили… - Чего? – кричит Барахлюш, стараясь расслышать друга. - Я говорю, - кричит Мракос в ответ, - что это всё как-то дико звучит. Большими идиотами охотники себя ещё не выставляли. - Тонко подмечено, - соглашается принц, обозначая своё отношение ко всему этому едкой гневной улыбочкой. - По-моему, - вдруг подаёт голос Минара, высовываясь из-за Мракоса, - это всё очень странно. Деци не из тех, кто плохо продумывает детали. - А, по-моему, - вдруг вмешивается Клепи, - не в вашей компетенции осуждать вождя Третьего континента, - она стреляет грозным взглядом на вылупившегося на нее Мракоса – тот наконец понял, что это та самая бабёнка, которая при встрече с ним так и нарывалась на драку. – А ты чего уставился, Квадратная челюсть? Не направляйся мы в тюрьму, я бы тебя сейчас туда незамедлительно отправила! Как ты посмел сбежать, а после этого так спокойно расхаживать по этой земле? – Клепи смотрит на Минару и решает, что не честно будет не дать этой всеобщей любимице попасть ей под раздачу. – А ты определись уже! Ты приказала его продержать в тюрьме двадцать четыре часа, и я из-за этого росляка, - она без всякого стеснения тычет Мракоса в плечо, - честно потеряла время. Долг семьи и прочий бред. И тут вы идёте под ручку, будто никакого приказа и не было. Знаете что, если у вас произошла семейная ссора, хотя бы не втягивайте в это меня! Удостоверившись, что раздала всем сполна, Клепи замолкает и, нахмурившись, ждёт ответа. Но Барахлюш привык уже игнорировать её выходки, Мракос слишком погружен в свои мысли, а Минара сейчас слишком увлечена попытками сдержать рвущиеся на волю потребности глотнуть чего-нибудь питательного, чтобы отвечать что-либо. Поэтому девушка ограничивается сдержанным кивком и, ухватив из мешочка щепотку сворока с достоинством кладёт её себе под язык. С заваренным и рядом не стояло. А заваренному свороку далеко до гемолимфы маровни. Ох, ей бы сейчас совсем немножко. Глоточек или два. Этого вполне бы хватило, чтобы дать волю этим кровососам. Взгляд её всё же переходит на Клепи. Та, выговорившись, как всегда растеряла весь пыл, и теперь её янтарного цвета глаза, виднеющиеся сквозь прорези в маске, с тоской смотрят на пучок у неё на голове. Они встречаются взглядами, и Минара всё же выдаёт улыбку. Слабую и болезненную. Выглядит она так жалко, что Санцклепия быстро отводит взгляд и ёжится. Сколько ей? Восемьсот? Ну да, чуть больше восьмисот лет. Минара решает не поддаваться грустным мыслям. - Ты встретился с Мими, Барахлюш? – кричит она принцу.- Я здесь! – Мими как будто выскакивает у них из под ног. – Оставила Чихалку поболтать с паучками на ферме, - она выглядит счастливой и взбудораженной. – Нет, какая движуха! Вернусь на хатку, продам эту новость Реплею, - девочка невинно смотрит на Минару с Мракосом. – Новость о том, что вы втренькались в друг друга ведь тоже можно продать? - Она довольно устарела, - со знанием дела откликается Барахлюш, не давая замешкавшимся друзьям возможности ответить. – Более того, даже если ты прямо сейчас рванёшь на Пятый, нет гарантии, что будешь первой, кто доложит этому сплетнику о побеге У, - на губах его появляется ещё более мрачная усмешка. – Слухи распространяются быстро, Мими. Девочка беззаботно пожимает плечами. - А я всё равно попробую, - отвечает она весело. Барахлюш смотрит на неё со смесью зависти и нежности: вот кому тут всё нипочём. Что ж, когда ему было триста, он был точно таким же. Из-за шатров показывается тюрьма, и Мракос громко фыркает. - Они серьёзно держали его в этом? Окинув картонную коробку внимательным взглядом, встрепенувшаяся Минара поджимает губы и незаметно для своего мужа перемещается ему за спину и подходит к Санцклепии, с которой незамедлительно начинает о чём-то говорить. Троица мародёров как всегда делают вид, будто бы их тут не существует, однако каждый из них сейчас внимательно прислушивается к их разговору: им уже изрядно надоело, что с их профессионализмом и потенциалом эти двое выставляют их идиотами. Моргнув, Барахлюш тоже смотрит на это подобие тюрьмы. Затем он поворачивается к Мракосу, но возмущения его тонут в криках впереди идущих. - Сбежал! Прорезал себе выход и сбежал! Барахлюш раздражённо пожимает плечами. А они что, думали, тот парень просто решил пошутить, когда прервал аудиенцию? Тем временем Мракос в их группе выдвигается вперёд и, точно волнорез, без особого труда рассекает толпу. Пока за его могучими плечами не сомкнулись ряды, компания поспешно следуют за ним, и уже совсем скоро они могут различить голоса главного осмата и Децибеллы. - Вы его где-то прячете! – скрипучий обвиняющий голос осмата. - Глупости, - холодный и спокойный – вождя Третьего. – Мы же не знали, что вы к нам заявитесь, мы бы просто не успели. - Всё равно это подозрительно! - Шёл бы ты со своими подозрениями, умник, - кричит вдруг кто-то из толпы. Народ раздосадован, испуган и разочарован. Им было доверено транспортировка самого страшного преступника во всех семи королевствах, и им не нужен Барахлюш, чтобы напомнить, как мало они сумели продержать его взаперти в отличие от людей. Более того, этот тип очевидно где-то здесь, рыщет среди их шатров. Матери прижимают к себе ничего не понимающих детей, мужчины начинают украдкой оглядываться, как будто Ужасный У может прятаться в толпе. Неудивительно, что взгляды их то и дело останавливаются на Мракосе, пробившем себе и своим товарищам дорогу в первые ряды. Впрочем, здоровяк вне подозрений: конечно, не красавец, но он определённо минипут. Осматы выглядят недовольными. Ещё бы! Никому не улыбается вернуться к господину с пустыми руками. - Ладно, - главный зло выплёвывает это слово, точно оно жжёт ему язык. – Но мы ещё вернёмся, и…Он вдруг обрывает сам себя на полуслове, и на его лице вновь появляется гнусная ухмылка. Впрочем, она тускнеет – осмат решает, что вероятность успеха гадости слишком мала. Тем не менее, он всё же говорит: - Есть ещё кое-что, - тихо говорит он, и в установившейся тишине его слова звучат грозно, пусть и сказаны они будничным тоном. Похоже, он из раза в раз говорит одно и то же, но речи его так и не принесли плодов. – По приказу нашего господина я провожу один тест, куда бы ни пришёл. Мы ищем одного человека, и этот тест работает только на него, так что никакого вреда, если вы не интересующий нас человек, он не принесёт. Децибелла поджимает губы. Ей это не нравится, но она хочет, чтобы эти существа ушли с её земли как можно скорее. Тогда можно будет заняться поисками. - Если вы задумали что-то гадкое, - произносит она, и теперь о её чувствах не говорит ничего, - то на вашем месте я бы передумала. Осмат злится и начинает убеждать её в полной безопасности происходящего. - Зачем она его вообще слушает? – раздражённо говорит Барахлюш. – Они заявились на её землю и качают права, а она терпит. - А что ей остаётся? – вмешивается Санцклепия, окончившая разговор с Минарой. Вид у неё невесёлый: похоже, разговор не задался. – Деци просто хочет избежать конфликта, - она встречается с ироничным взглядом Барахлюша, и глаза её сужаются. – Ну да, мы их взяли в кольцо, поэтому они и не ерепенятся. Но если мы их тут просто переубиваем, их господин заметит и пошлёт ещё, - она отводит взгляд от его небесно-голубых глаз, чувствуя, что ещё чуть-чуть, и он услышит, как бьётся её сердце, так громко оно вдруг застучало. Это раздражает, что он необъяснимо манит её. – Как бы то ни было, она тут хозяйка, и её действия обсуждать ты не имеешь права. Барахлюш начинает спорить с ней, говоря что-то об Урдалаке и о том, как он опасен, а осмат тем временем убедил Децибеллу. Он запускает руку за пазуху и извлекает оттуда пузырёк. В нём плещется серебристого цвета вязкая жидкость. Мракос всё-таки отвлекается от созерцания этой сцены и переключается на спорящих, которые вот-вот начнут говорить в голос. Грозно шикнув на них, он обнаруживает в поле зрения Минару. Мракос слегка поворачивается к ней, чтобы обменяться мнениями, но от одного только взгляда на её лицо кровь застывает у него в жилах, а слова точно замораживаются на губах. Карты сошлись: он всё понял. - Минара, стой! – придушенным голосом приказывает он ей, но девушка уже ничего не слышит. Юрко метнувшись вперёд, она подныривает под его протянутой к ней рукой. Глаза сумасшедшие, широко распахнутые, дикие. Едва ли она вообще толком видит что-то, кроме заветной жидкости. Минара в считанные секунды сокращает расстояние между собой и осматом. Её не заботит, сколько людей стоит вокруг и как глупо то, что происходит. Её сейчас вообще ничего не волнует. Целый пузырёк! Это три-четыре глотка заветной гемолимфы. Какая она красивая, манящая… Сказать, что осмат опешил, значит не сказать ничего. На него налетела маленькая худосочная девушка, выхватила пузырёк из рук и отломав – её руки не справились с пробкой – горлышко, хлестнула его содержимое себе в рот. Охотники замирают. Барахлюш, ещё в самом начале отвлеченный от спора дуновением воздуха, которое создала Минара в своём желании добраться до цели как можно скорее, застыл с вытаращенными глазами. Санцклепия вжимает себе голову в плечи. Китха тихо произносит ругательство, Орим с Пятым обреченно переглядываются. Немая сцена, достойная хорошей пьесы. Одна только Минара звучно осушает пузырёк с отбитым горлышком. Она проглатывает всё, и по её телу проходит конвульсивная волна. Затянутые в тугой пучок волосы расплетаются и безвольно ниспадают, достигая кончиками колен. Минара блаженно выдыхает, и тут до неё доходит. Она встречается взглядом с отшатнувшимся от неё осматом. В это мгновение мир вновь начинает жить прежней жизнью. В глазах осмата появляется нехороший ликующий огонёк, и Минара, к которой наконец вернулся разум, невольно делает шаг назад. - Схватить её, - сквозь зубы произносит осмат, ликуя.В голове девушки начинается чудовищный забег мыслей. Так. Они отправят её к Рэксаму. Хотя нет, не так. Сначала ее доставят в тюрьму. Она уже хочет ликовать, но вспоминает, что Арчибальд по-прежнему находится у Рурии, а значит в тюрьму ей попадать не имеет смысла, хотя такой путь сэкономил бы ей силы. - Я… - Только троньте её, ублюдки, - за её спиной вырастает Мракос, и на плечо Минары опускается его твердая рука. Рука эта дрожит. Девушка поднимает на него взгляд, но бывший мрачный принц отталкивает её в толпу, и она не успевает понять, от чего он дрожит: от гнева или страха. Децибелла наконец решает напомнить о себе. - Я прошу прощения, но… - Это я прошу прощения, - зло кидает ей Мракос через плечо, и Минара всё-таки понимает, что это гнев, - но это вас вообще не касается. Осматы в полном недоумении смотрят на этого высокого минипута. Единственное что говорит о нём как о чём-то не вполне минипутском, это чрезвычайно массивная челюсть, ирокез из лезвий и абсолютное отсутствие волосяного покрова. Но каждый из них готов дать голову на отсечение, что они видят этого незнакомца впервые. Тогда он осклабляется, и из-за тонких губ показываются острые акульи клыки, и осматы подскакивают на месте. Эту улыбку знал каждый солдат Некрополиса, и она снилась ему в самых страшных кошмарах, даже чаще, чем ледяная усмешка Ужасного У. - Ваше Мрачнейшество? – лепечет главный осмат, вжав голову в плечи и отступая шаг за шагом назад, подальше от своего бывшего начальника. - Ку-ку, недоделки, - почти нежно произносит Мракос. Откуда-то со спины он извлекает шест, который с железным леденящим душу звуком формируется в моргенштерн. Та его часть, на которой расположен железный шар с шипами с сухим звуком приземляется рукояткой на левую ладонь Мракоса. Он подкидывает её в воздух и снова подхватывает, точно играя. Улыбка превращается в оскал. – Как же я скучал по треску ваших костей, недомерки!