Глава 36 (1/1)

Арман хмурится, изображая понимание, и кивает. Он понятия не имеет, где находится, что это за Третий континент такой, и что это за странный незнакомец, оказавшийся с ним в одной камере, которого посадили, по его словам, из каких-то варварских соображений и предрассудков. ?Он ведь производит такое благоприятное впечатление своими речами!? - думает Франсуа. Конечно, он помнит свою первую встречу с ним и помнит тот суеверный страх перед его внешностью, заставивший его практически потерять рассудок, но не сажать же за это человека в тюрьму на вечность! Это ведь несправедливо. - Да, конечно, покинуть Третий континент не так-то просто, - произносит Арман со значением, будто знает о чем говорит. Просто он проникся к собеседнику, и теперь ему хочется воспроизвести на него хорошее впечатление. Не обратив на проскользнувшие в голосе невысокого беловолосого человечка нотки неуверенности никакого внимания, Урдалак важно кивает. Взгляд его по-хозяйски охватывает открывшийся ему вид пока что пустого верхнего яруса Третьего континента. Бывший великий злодей едва сдерживает самодовольную улыбку. Неожиданное осознание свободы пьянит его и кружит голову. - Может быть, у вас есть идеи, как нам убраться отсюда поскорее? – всё ещё не глядя на Армана, интересуется Ужасный У. – Несмотря на всю тупоголовость охотников этого жалкого континента с их замашками на варварские племенные обычаи, едва ли они обрадуются, обнаружив, что мы не в камере больше. Оу! Он прокашливается и, дыба сделать свои слова верными, перешагивает через порог сделанного им прохода, выходя из места их заточения. Арман поспешно выходит вслед за ним. – Что мы не в камере больше, - повторяет Урдалак, неспешно оглядываясь. - Пока здесь довольно пусто, - осторожно замечает Франсуа. Урдалак все же поворачивается к нему и смотрит сверху вниз насмешливо, изогнув лишенную – как, впрочем, и всё его тело – волос бровь. - Вы что, только что родились? – уточняет он, возвышаясь над как будто бы даже присевшем в приступе уважения Арманом. Ужасный У, поворачивается к застекленному треугольнику, через который видно, что творится на улице. – Скоро пойдет дождь, и воробьи вернутся. А ещё, ко всему прочему, начнётся дождь на нижнем ярусе, и сюда примчатся охотники с их высокими как жердь жёнушками и с их вечно пищащими детьми, - на губах его всё же мелькает презрительная улыбка, но он стирает её. Всё-таки он не намерен так быстро терять собеседника: вот уже восемь лет, как он не разговаривал ни с кем, кроме Маргариты. И, хоть он и вынужден признать, что разговаривать с ней было одно удовольствие, он давно мечтал о разнообразии. Даже самое приятное занятие, став рутиной, надоедает и превращается порой в пытку. - Тогда может быть нам следует где-нибудь спрятаться, сэр? - отвечает Арман смиренно. Польщённый его обращением, Урдалак задумывается. Кости ноют, так что можно не сомневаться, что дождь обещает быть сильным. Часа через два начнётся дождь внизу, а за дождь на улице можно ручаться, что он начнётся с минуты на минуту. Странно, что птицы ещё не вернулись в своё гнездовище, видать, решили выедать семена из ещё не промёрзлой земли до самых первых капель. Вдруг ему слышатся шаги: человек ходит на улице. - Вы правы, - быстро говорит Урдалак, тут же широким шагом устремившись в сторону стены. – Нам следует забиться в какую-нибудь щель и не высовываться оттуда до самого конца дождя, - решив сделать своему пусть и недалёкому, но весьма приятному собеседнику приятное, Ужасный добавляет как бы между делом: - А вы весьма смышлёный. Едва поспевая за своим новым – или старым? – знакомым, Арман гордо отвечает: - Это ещё что! Полагаю, вам бы очень понравился мой сын! Вот уж он у нас самый умный в семье! Урдалак равнодушно пожимает плечами, стремительно сокращая расстояние между собой и стеной. Этот разговор напомнил ему о его собственном сыне – сыне-предателе – и это здорово ухудшило ему настроение. Хотя бы потому, что тут-то ему точно нечем было гордиться. - Долго нам придётся ждать? Голос Барахлюша сух до такой степени, что Санцклепия невольно ощущает пощипывание в горле. - Это странно, - качает головой Клепи. – Мы должны были вообще опоздать к началу дождя. - С вашего позволения, хозяин, - явно желая подлить масла в огонь, как бы невзначай замечает Китха равнодушным голосом, безразлично глядя им за спины, - жители уже успели собрать палатки и подняться наверх. Орим закатывает глаза. Эта девчонка хоть и уважает правила, но никогда не соблюдает их сама: всегда встревает в разговор. Впрочем, её первый хозяин своевременно не отучил её от этого – принц вообще ей благоволил, брал её всюду с собой и прочее – и вот теперь окружающим придётся пожинать плоды её словоблудия. Хотя вернее её, пожалуй, не найдешь, это верно. - Не начинай, - своим обычным флегматично-усталым тоном просит Пятый, по-слоновьи невозмутимо прикрывая глаза веками. – Пожалуйста. Орим издает короткий вздох. Этот тоже. Вроде бы спокойный и всегда слушается приказов – вон как он продвинулся даже при новом режиме – но сколько свободомыслия. Достаточно вспомнить его идею привести хозяина не туда, куда он приказал. ?Одни вольнодумцы вокруг!? А кто-то ещё жаловался, что правила марадеров слишком строги. Ха! Какое там… - Ладно, - устало произносит Барахлюш. – Тогда займемся чем-нибудь полезным, - он поворачивается к ней. – Расскажи о себе что ли. Из-под маски Санцклепии издается глухой – от эха – удивленный возглас. - С чего бы это так внезапно? – пытаясь говорить презрительно, произносит она. - Ну, надо ж как-то начинать, - резонно отвечает Барахлюш со вздохом. - Вот наша встреча тоже изначально не задалась, да, ребята? – он кивает своим подчиненным. - Так точно, - браво откликаются они, тут же встав по стойке смирно. - Да? - недоверчиво отзывается девушка, хмыкнув. – А по вам такого не скажешь. Будто сто лет знакомы. - И дня не прошло с нашего знакомства, - он ещё раз отвешивает своим спутникам поклон. – Так что в этом наша с тобой ситуация отличается несильно. - Вот тут вот я бы поспорила, - суховато возражает Санцклепия. – Ваши отношения на уровне договора, а наши… - А у нас договора даже не было пока, - перебивает он её. – Поэтому прежде, чем мы будем соглашаться или не соглашаться на него, нам следует хотя бы узнать друг о друге. Не находишь? - Не знала, что у нас есть выбор, - забыв о своей роли высокомерной леди, не скрывая удивления, замечает девушка. Заронив тем самым зерно сомнения в ее душу, Барахлюш предпочитает сеять нужные ему ростки в другом месте. - Мы просто должны убедиться подходим мы друг другу или нет, - рассудительно говорит Барахлюш, разводя руками. – Если нам будет что-то не по душам, мы аргументировано объясним это нашим родителям, и они от нас отстанут, - он пробует поймать её взгляд. – Ты говорила, что знаешь обо мне немного. - Да, вынуждена была почитать кое-что, - пожимает плечами Санцклепия как можно равнодушнее. - Готов поспорить, - говорит Барахлюш голосом несколько напряженнее, - там много веселого говорилось о моем росте. Нимало не смутившись, она поднимает на него взгляд и смотрит на него снизу вверх. - Да, там говорилось, что вы довольно малы. - Разумеется, упоминаются наследственность, заболевания… -…проклятия, злые силы, умственная и физическая недостаточность, - перечисляет за него Клепи. – Да, там всего много было. - А ты, я смотрю, любишь читать жёлтую прессу. Перл про злые силы и сопутствующие им прелести, которые ты не постеснялась перечислить, принадлежал кузену одного моего хорошего знакомого, Реплэю, а тот свои статейки только туда посылает. Ехидство снова появляется в его тоне, но Санцклепия, по-прежнему, глуха к нему. - На безрыбье сгодится, - невозмутимо соглашается она с его словами. – Тем более, что сейчас вы довольно приличного роста. К тому же, не все, что там пишут, неправда. Барахлюш издает неразборчивый возглас, который, наверное, должен выражать сомнение в словах Клепи, но дальше мысль он не продолжает. - Как бы то ни было, - сумев-таки проглотить копящуюся в нём желчь, произносит Барахлюш с расстановкой, - о тебе я ровным счетом ничего не знаю. - Да, мои верные друзья из клуба собирательниц не слишком любят судачить обо мне, верно? – решив сменить его на посту, сухо говорит девушка. - Меня интересует биография, - важно возражает принц. – Какая ты по характеру, изволь, я сам разберусь. Признаться, Санцклепия сбита с толку его абсолютным спокойствием. Даже близняшки, будучи довольно милыми – особенно по сравнению с их партнершей по собирательству – существами, умудрились сказать про неё гадость – пусть и неосознанно. А ему хоть бы хны. - Да нечего рассказывать, - не слишком хорошо скрывая замешательство, признаётся Клепи. – Родителей настоящих я не помню, никаких других родственников тоже, - она складывает руки на груди, глаза её застилает дымка. – Первые мои воспоминания – играю с крючками в перьях Пестрокрыла, - из-под маски издается ностальгический смешок. – Папа тогда был еще молодым воином, только метил в воробьиные главари. Он мне рассказывал, что тренировался как обычно на чердаке, когда услышал тонкий писк. Он-то подумал сначала, что это насекомое, а то была я. Чудом меня не съел – многие воробьи вообще не обращают внимания, что пихают в клюв. ?Да уж, премилая встреча, - невесело думает Барахлюш, чувствуя неподдельный интерес. – Хотя по меркам воров семян вполне приличная. А ей законы птиц явно ближе, если посмотреть, как она тепло обо всем этом отзывается?. - Ты родилась на человеческом чердаке? – удивляется он. - Ну, - она, чувствуя себя всё комфортнее, усаживается по-турецки на пол и задумчиво подпирает голову руками, - может родилась, а может меня там бросили, кто его знает. В любом случае, папа меня не мог сразу же отвести к охотникам – я была слишком мала, чтобы летать на нем. Поэтому он привез Деци, вот так мы и познакомились с ней. Вот и вся моя история. Барахлюш молча усаживается возле нее. Он смотрит прямо перед собой в черную дыру, откуда приплывают пузыри, когда пускают воду. Ну что ж, это удивительно, но он похоже нашёл его – человека, которому бы так же не везло в жизни, как ему. Если не больше. Он, по крайней мере, не сирота, отданный на попечительство женщины, сделанной будто из камня, и птицы с дурным характером, а его подданные хотя бы изредка проявляют к нему уважение. И уж всяко никто не говорит мерзости. И ко всему прочему, он свой среди минипутов. А она и сама похоже не знает, кого ей считать своим, а кого нет. Теперь даже её поведение на границе можно понять, и для этого не нужно быть великим психологом. - Понятно, - медленно произносит Барахлюш каким-то севшим голосом – он тут же прокашливается. – Так и живешь? Принц никогда не отличался особенной деликатностью, он всегда был достаточно прям, и теперь Санцклепия может в этом убедиться. - Так – это как? – холодно уточняет она, хотя она прекрасно поняла, о чем он. Ответить Бюш не успевает: из труб будто бы издаётся громкий вздох – открылся клапан – а изнутри начинает звучать глухое ворчание поднимающейся воды. Гул нарастает, труба будто бы всасывает воздух. - Ну, наконец-то! – обрадованная тем, что разговор прервался, Клепи легко поднимается и быстро отряхивается. – Ты, наверное, хочешь задать мне вопросы по поводу вчерашнего собирательства? – внезапно произносит она довольно дружелюбно. Барахлюш задумчиво разглядывает её в течение нескольких секунд, затем, словно проснувшись, тоже встает и, отряхиваясь, кивает. - Да. Тебе и твоим подчиненным. Санцклепия склоняет голову набок. - Ваши подозрения настолько серьёзны, мсье сыщик? – смеётся она. Барахлюш обнаруживает у себя на лице ухмылку и поспешно стирает ее с лица. Ему не очень хочется это признавать, но ему всё-таки интересно разговаривать с ней. ? Ну, так! Фигура она колоритная – да ещё с таким прошлым!? - Может и нет, да только сестра мне голову оторвёт, если я ей не предоставлю полный отчёт и не докажу, что никаких белых пятен я за собой не оставил. Девушка медленно кивает. - Боюсь, я не могу понять масштаб угрозы, - произносит Клепи извиняющимся тоном – она и впрямь может быть довольно милой! – Когда Ужасный У пытался захватить все Семь континентов, меня и на свете-то не было. Она подходит к трубе и тянет за рычаг: из-под пола выдвигается клапан, тот час же подсоединяющийся к отверстию трубы и рассеянно прислушивается, примериваясь, скоро ли придёт долгожданный пузырь. - Я ведь видела его, - продолжает она. – Дряхлый старик, говорят, ему недолго осталось. - Не считаю это плохой новостью, - с неожиданной яростью отвечает Барахлюш. Он остервенело сплевывает на пол. Это был настолько импульсивный жест, что он только через мгновение понял, что сделал. В молчаливом удивлении он смотрит на то место, где приземлился плевок. Довольно далеко. Да что с ним не так? - Ого! – уважительно восклицает девушка тоном знатока, видимо, отмеряя примерное расстояние. – Ты всегда в таком ударе? Потрясающе! ? Я вообще ни разу в жизни не плевался?. - Кого мы ждали всё это время? Спрашивает первое, что придёт в голову: лишь бы перевести тему. Всё здесь влияет на него как-то нехорошо. Надо поскорее покончить со всем этим и бежать отсюда, не то он не сможет вскоре узнать сам себя. Барахлюш и сейчас-то не вполне понимает, что с ним творится. Девушка напротив него источала слишком концентрированную ауру бунтарства, и он, похоже, ей заразился. Ужасно глупое объяснение, но другого он найти пока не может. - Мне приказали – я встречаю, - просто отвечает Клепи. – Лучше вам всем отойти подальше, не то вас может в трубу засосать. Китха издаёт саркастический смешок, её напарники ограничиваются окаменевшими лицами, которые, впрочем, тоже слабо скрывают их усмешки – да за кого она их принимает? Впрочем, воздух, засасываемый в трубу, звучит и впрямь устрашающе, и задувает сильно. - Сколько будет плыть пузырь? Барахлюш вынужден повысить голос – звук ветра нарастает. - Скоро! Девушка права: в темноте появляются серебристые округлые очертания пузыря. -Хорошо, только… Барахлюш замолкает. Точно, сегодня же подходящий день. - Ты случайно не ждешь девушку с длинными белыми волосами и голубыми глазами? Он произнес это за секунду перед тем, как сам в этом убеждается. Точно. Клепи обращает к нему удивленный взгляд. - Знаешь Крио? Откуда? Глядя как пузырь, покачиваясь, приближается к ним, он тяжело вздыхает. Её, такую добрую и красивую, полгорода знает, если не больше. - Она живет на моей улице. Нахмурившись, он обнаруживает заспанного вида Арчибальда. Вызвался ей помогать? Ну, он же человек, воды, даже если та падает с водопада Сатаны, он не испугается. - Охотники дали ей новое имя? Но девушка уже не слышит его: пузырь выплывает в особое углубление, и Санцклепия спешит к нему, вынимая на ходу кинжал. Едва прикоснувшись к поверхности пузыря, кинжал расщепляет его на тысячи крупных капель, быстро оседающих на все вокруг. Барахлюш, точно какой-нибудь ярко-рыжий кот, раздраженно и энергично отряхивает шевелюру. Решив, что в стороне стоять будет глупо, он решает тоже подойти поближе. За ним тенью следуют мародёры, и это здорово бодрит. Во всяком случае, он не чувствует себя таким жалким и подавленным. Впрочем, когда он встречается взглядом с глазами Минары, его уверенность в себе трескается с невыразительным звуком непрогретой пробирки, разом поднесённой к спиртовке. - Барахлюш! – удивлённо восклицает девушка. – Здравствуй, вот так встреча. Я думала, ты ушёл вместе с Селенией и Артуром наверх. Вот так встреча? Если уж на то пошло, он был свидетелем на их с Мракосом спешной свадьбе. Единственным свидетелем. Об этом уже вся Деревня знает. К нему даже уже подходила пара шутников, уточнивших, не открыл ли он собственное дело по узакониванию свадеб в своём лице. Даже в долю просились. Словами не передать, как же сильно и насколько далеко Бюшу хотелось послать этих шутников. Но он сдержался. - Привет, Мин, - деловито произносит Барахлюш. – Я тут по делам, - дальше мысль не идет. Он прокашливается. - А вы, как я полагаю, за водой? – он приветственно кивает заспанному Арчибальду. Дедулечка сонно промаргивается и поднимается с насиженного места, растирая спину, и тоже кивает в ответ. - Почти так! – весело восклицает девушка. – Вот только… - Крио, ты никого не ждёшь? Санцклепия произносит это сухо, глядя не на них, а в зияющую круглую глотку трубы. - За тобой ещё гость. - О, - легко произносит девушка. – Тогда пусть твои люди позаботятся о нём на денек, хорошо? Минара в своей непринужденной манере подмигивает охотнице, но та не перенимает её весёлости. - Только на день? - Больше не надо, - уверенно качает головой Мина, хмуря брови. – Это только чтобы дать мне немного форы, - она поворачивается к недоумевающему Барахлюшу. – И почему планы, которые я строю, всегда летят к чертям? – обращаясь то ли к нему, то ли ко всем окружающим, с улыбкой спрашивает она. Принцу нечего ответить на этот вопрос, он бы сам порой хотел его кому-нибудь задать. – Сходи-ка со мной, Барахлюш, - вдруг просит девушка. Сказать, что Барахлюш чувствует себя отвратно, значит не сказать ровным счётом ничего. Но в то же самое время что-то очень болезненное и нехорошее, совсем непохожее на то светлое чувство, что он когда-то испытывал по отношению к своей длинноволосой соседке, буквально умоляет его пойти с ней. Он поворачивается к мародёрам и кивает им. Затем поворачивается к Санцклепии. Другая его часть, взывающая к здравомыслию, советует, что лучше бы ему с его душевным состоянием остаться бы с этой охотницей, да закончить задание, с ней связанное, но искушение слишком сильно. Он встречается с взглядом её янтарных глаз. Охотница издаёт тяжелый вздох. - Ладно, - холодно кидает Санси. – Я скоро к вам присоединюсь, и мы закончим разговор, принц. Она поворачивается к нему спиной и лицом к трубе, приподнимает маску и с помощью комбинации рта и рук издаёт характерный свист, громкий и чёткий. В ту же секунду к ней со всех сторон подбегают охотники: кто спускается сверху, а кто вбегает внутрь через дверь - все на голову выше её и шире в плечах. На фоне остальных она кажется ребёнком. Клепи одевает маску снова, так что лица её никому из присутствующих засвидетельствовать не удаётся. - Ну что ж, добро нам дали, - весело говорит Минара. – Арчибальд, Барахлюш и вы, ребята, - она кивает троице мародёров, - идёмте. Я вас представлю кое-кому. Сказав это, она бодро шагает к выходу из вокзала и скрывается за ним. Проводив её взглядом, Барахлюш поворачивается к дедушке Артура. - Вы понимаете, что происходит, Арчибальд? Не успевший окончательно проснуться, дедулечка только разводит руками, показывая тем самым, что он не имеет ни малейшего понятия, что тут творится. - Меня вызвали просто помочь, - уклончиво отвечает Арчибальд, проходя вслед за Минарой. Повернувшись обратно к трубе, Барахлюш успевает поймать взгляд охотницы, которая, впрочем, тут же отворачивается. - Хозяин, разрешите обратиться, – голос Китхи на удивление кроток, но в целом он всё так же бодр. - Разрешаю, - рассеянно отвечает Барахлюш. Он слишком погружен в свои размышления, чтобы вновь начать объяснять, что специального разрешения для этого не требуется. - По поводу этой девушки, - быстро говорит мародёрка, осмелев. – Не доверяйте ей. - Эй, ты что! - не выдержав, встревает Орим, пихнув коллегу под локоть. – Это нас уже не касается. - Отстань, - взбудораженная происходящим, Китха даже не находит нужным обратить должное внимание на Орима. Барахлюш хмурится. - Какие-то секреты? Поморщившись, Орим отступает. - Никак нет, хозяин, - отвечает он. – Просто, если вам интересно знать моё мнение, моя коллега излишне суетится. То, во что она хочет вас посвятить, относится только к нашему народу, и вам едва ли будут важны такие детали. - Они важны, - шипит Китха, теряя терпение. – Ты разве не видишь, что происходит? - Чего стоим? – от голоса Минары, как обычно весёлого и беззаботного, пробирает невольная дрожь. Мародёры замирают по стойке смирно, выкатив глаза, замерев, точно в оцепенении. Будто перед ними вдруг оказался страшный хищник, рядом с которым лучше не двигаться, иначе он нападёт. - Н-ничего, - почувствовав их настроение, Барахлюш тоже робеет. Голубоглазый взгляд девушки кажется ему не дружелюбным, как всегда, а каким-то словно бы сумасшедшим. Очень нехорошим. Дьявольски весёлым. Барахлюш прокашливается. Какие глупости, это же Мин, она и мухи не обидит. – Мы просто уточняем дальнейший план действий. - Поторопитесь. Она произносит это сквозь зубы, всё с той же улыбкой на лице и с тем же по-прежнему жутким взглядом, наводящим мысль о маньяках-убийцах в смирительных рубашках. Более того, она, похоже, больше не собирается оставлять Барахлюша и мародёров наедине, продолжая опираться о косяк прохода из вокзала. Сглотнув, принц проходит в него, чувствуя на себе пристальный взгляд её глаз. Выйдя наружу, он осмеливается посмотреть на неё. - Твои волосы, - вдруг говорит он. – Они серые. И наваждение будто спадает. Когда Барахлюш снова встречается взглядом с ней, глаза у неё вновь как встарь и выражают скорее обеспокоенность. - А, да, - Минара нервным движением стягивает зубами с запястья браслет, оказавшийся по совместительству резинкой для волос, и, наскоро соорудив на голове довольно внушительный пучок, закрепляет его вынутыми из-за уха булавками. – Следовало ещё перед отправлением их заколоть, - с досадой произносит Мин. – А теперь они нахлебались воды, - тихо добавляет она, обращаясь уже явно к самой себе. – Ну что ж, - управившись с причёской, она создаёт на лице улыбку. – Вперёд. А то всё время, что для нас выигрывает наша уважаемая Санцклепия, упустим. Селения собирает пальцы в замочек, поднимает руки над головой, вытягивается в струнку. Глаза блаженно жмурятся, губы складываются в рассеянную сладкую улыбку, язычок неспешно облизывает нижнюю губу, затем она легонько закусывает, ровно настолько, чтобы она чуточку покраснела. Свитер, образуя волнующие складки, – даром, что он бесформенный - открывает тонкую полоску кожи над брюками – заманчивую и кажущейся от своих скромный размеров ужасно таинственной. Девушка издаёт звук, являющийся классическим примером томного девичьего постанывания. Вообще, потягушки – очень большое искусство. Глядящего на все эти её манипуляции Артура коротко передёргивает, и он отводит взгляд. Если это ещё одна уловка, чтобы отвлечь его от нападения, то это уже переходит границы дозволенного. Зевок Альфреда, такой прозаичный и простой по сравнению с творящимся светопредставлением, возвращает Артура из его мрачных размышлений о справедливости. - Послушай, - вкрадчиво говорит он, - может, перейдём к более практической части нашей тренировки? Не прекращая потягиваться, Селения приоткрывает один по-кошачьи сощуренный глаз. И без слов ясно, что у неё очень большую иронию вызывает сама формулировка ?практической части? их тренировки. - Я имею в виду, что мне предстоит не только уворачиваться от ударов противника, но и самому пытаться ранить его, - отвечая на не заданный вопрос, говорит Артур. Открыв второй глаз, Селения не спешит с ответом: она ещё не потянулась как следует. Тем более, что это его непроницаемое – для кого-то другого, не для неё – каменное лицо здорово забавляет её. Чрезвычайно женская черта, поощряющая женское же самолюбие: дразнить любимого и смотреть на его муки с наигранным непониманием. К тому же, когда всё так невинно. - И чем же ты будешь сражаться? – насмешливо спрашивает Селения, окончив упражнение. – Или может быть руки твои способны превращаться в холодное оружие? - Нет, - пожимает плечами Артур. – Хотя такие способности наверняка будут воплощены как-нибудь в кинематографе. Девушка вскидывает брови. - Потом как-нибудь расскажу, - отмахивается он. – Просто очередное человеческое развлечение, время от времени показывающее, что люди способны на чудеса, - он трясёт головой и морщится, почувствовав, что начинает забираться в дебри лирики. – Неважно. И я уже говорил тебе, что можно использовать кочергу, чтобы… - Чтобы я ее в капусту нарубила? – тон Селении становится всё самодовольнее и насмешливее. Впрочем, Артур уже знает, что это одна из разновидностей её кокетства. – И да, пытаться – не совсем подходящее слово, не находишь? - Но ты ведь не можешь не признать, что это важно. Улыбка тут же сходит с её лица. - Разумеется, - вдруг довольно холодно замечает она. – Вот только как ты предлагаешь сражаться? Против Великого меча едва ли что-то пойдёт в ход. - Ну, мы с тобой никогда и не дрались так, чтобы у кого-то из нас был Великий, - разводит руками Артур, делая вид, что не заметил её резко охладившегося тона. Когда её раковина закрывается, ни в коем случае нельзя показать, что ты это заметил. Иначе она ещё очень долго не откроется. – Не вижу причин нарушать эту традицию. - Могу назвать штук десять сходу, - всё тем же тоном заявляет Селения, и глазом не моргнув. - Хотя бы одна из них включает условия срочных однодневных тренировок? – парирует Артур не без ехидства. - Нет, - сложив руки на груди, она поводит плечами. – Но, клянусь, когда всё это закончится, я тебе такой бой организую. - Мой секундант всегда к вашим услугам, Ваше Величество, - почтительно склонив голову, нарочито пылко восклицает Артур. Однако Селения, пусть и знакомая теперь с этим понятием, чтобы оценить шутку, не собирается её поддержать. - Вот и славно, - гордо говорит она. Подумав, она добавляет уже гораздо теплее: - Тем более, что твой секундант - мой брат. Артур украдкой переводит дух. Не то, чтобы он очень уж робел перед её гневом, но ему очень не хочется сориться сейчас, когда у них всё так хорошо. Может это и звучит жалко, но каждая минута их непринуждённой дружеской болтовни льётся ему бальзамом на душу. Всё-таки иногда очень сложно удержать её настроение в стабильном доброжелательном состоянии. Селения, решив, что тема исчерпана, оглядывает гараж. До этого она удостоила его лишь парой равнодушных взглядов. В конце концов, на своих вылазках она была здесь раз или два. - Неужели у тебя здесь есть настоящие мечи? – старательно вглядываясь в тёмные углы гаража, спрашивает девушка. - Я так поняла, что их век у вас давно минул, - она морщит носик. – Что кажется мне весьма ущербным. - Более настоящих, я не видел, - важно заявляет Артур. С этими словами он нагибается и поддевает небольшую дощечку в полу. Не пытаясь скрыть любопытство, Селения подглядывает за его действиями. В детстве она тоже делала такие тайники. Жаль, что мама их постоянно находила. Под дощечкой оказывается склад маленьких бутылочек – очевидно, эликсиры – и то, что заставляет Селению прыснуть в кулак. - Да ты издеваешься! - Не смейтесь, миледи. Поверьте, более мастерски исполненных клинков мир ещё не видывал! - прочувственно говорит Артур, тоже, впрочем, посмеиваясь. Он выбирает две более или менее приличные палки и, выудив их, закрывает тайник, дополнительно придавив его ступнёй. Одну палку он протягивает Селении, и та, с ироничной усмешкой, принимает её. Закрыв один глаз, она смотрит палку на ровность. - Стыд тебе и позор, - убедившись, что она абсолютно кривая, говорит Селения. – А я-то, посмотрев на твои работы, ещё хотела похвастаться, что у тебя руки из нужного места растут. Да те клинки, что были на гуляниях перед нашей свадьбой, лучше были. - Сударыня, - хватаясь за сердце, пылко произносит Артур, изображая любовные муки, - ваши обидные слова пронзают моё сердце точно острые стрелы! - И правильно делают, - Селения беспощадна. – Тебя ведь Мракос учил строгать. И не стыдно тебе так его позорить? Продолжая посмеиваться, Артур принимает стойку. Это может прозвучать странно, но он соскучился по их дружеским дуэлям. - Если очень хочешь, могу обвернуть их фольгой, чтобы было хоть немного похоже на меч, - весело предлагает он. - Ха! – Селения знает, что такое фольга - минипутам периодически доставались обрывки. – Разве что если ты надеешься ослепить меня! Орим снова кидает недобрый взгляд на Китху. Но девушка не обращает внимания на него. Глядя точно перед собой абсолютно равнодушно и безэмоционально, она думает о своём. Сколько она себя помнит, все эти мародёрские приблуды, вроде тайны пророчества – которое, между прочим, уже давно не тайна, - были совершенно чужды и категорически непонятны. И всё-таки логически девушка могла дойти до ощущений, которые, должно быть, испытывает сейчас Орим. Бедняга. Тяжело родиться в семье первого советника короля. Тебе с детства вбивают в голову все эти кодексы, доводят до автоматизма, иногда переходящего в лёгкий фанатизм, а потом твой мир летит со свистом в глубокую бездну. Кодексы остались те же, только всё вокруг так видоизменилось, что звучат они теперь или глупо, или дико, а то и фальшиво. - Что-то случилось, Мин? Взгляд Китхи фокусируется на Минаре. Небесная ловчая ада. Блакугай. Кличка как раз по ней. Берм всегда… Непроизвольно Китха морщится. Бывший хозяин всегда умел очень точно подбирать прозвища – уж в этом ему не откажешь. ? Ещё бы он так же удачно был хорошим сыном королю!? - Со мной? – строить беззаботность, когда у тебя на голове комок кровососущих тварей, не так-то просто а, Крио? – Совсем нет, - на её губах возникает эта извечная мученическая улыбка, которая была у неё всякий раз, когда она ?постилась?. В детстве она пыталась не питаться кровью. А потом сдалась. Значит для неё уже и день воздержания испытание? Печальное зрелище. - Вид у тебя нездоровый, - Барахлюш поворачивается к Арчибальду, надеясь, что хоть он что-нибудь объяснит, но дедушка Артура либо думает о своём, либо специально делает вид, что не слышит. Вот только интересно, как Крио ему так обставила свой рассказ, что он не против идти? У него ведь семья на поверхности, как Китха успела понять. - Ничего страшного, - просто отвечает девушка. – Скоро подлечусь. ? Это интересно. Как же ты подлечишься, милая? Глотнёшь моей кровушки?? Но Китха, конечно же, не произносит этих слов. Просто привычка. Когда они дружили, она часто её так подкалывала. Со стороны могло показаться, что они ненавидят друг друга, но таков был стиль общения Китхи, и нежной ласковой Минаре пришлось подстроиться под подругу. - Послушай, - набравшись смелости, говорит меж тем Барахлюш. – Почему Клепи тебя так назвала? Не твоим именем. Что означает эта кличка? - Клепи? Удивление искреннее. Только люди, хорошо знающие Минару, могут отличить её притворство от настоящих эмоций. По натуре девчонка, конечно, не лицемерка, но, как будущая королева, она обязана была этому выучиться. Вечная борьба внутреннего мира с обязанностями - такова Крио, наш смертоносный ангелочек. - Да, это… - Барахлюш поджимает губы. – Это та самая девушка, которая встречала тебя. - Ах, вот ты о ком, - просто восклицает Минара, расплываясь в улыбке. – Никогда не слышала, чтобы её так кто-нибудь называл. Впрочем, - она усмехается, - для тебя это довольно предсказуемо, - встретившись через плечо с его непонимающим взглядом, она усмехается ещё раз. – На Её Величество Санцклепию она похожа мало. В замешательстве Барахлюш моргает. То есть… - Ты знала мою маму? Мама… Произнесёно это слово нежно и тихо. Минара отворачивается. Наверное, так же она произносит слово ?папа?. Нехорошо терять родителей. Семья – это дом. Буквально. Мама и папа – две половинки крыши. Не гоже ребёнку жить в доме с полуразрушенным кровом. Не всякий родитель годный материал для крыши, но не об этом речь. Когда Барахлюш родился, дом у него был отличный. - Сложно сказать, - уклончиво отвечает девушка. – Мне было около четырёхсот лет, когда я её видела в последний раз. Очень славная женщина, - прежде, чем Барахлюш успевает задать ещё один вопрос, она объявляет: - Мы на месте. Она подводит их к большому шатру – его явно только что расставили – и делает приглашающий жест. Несмотря на большие размеры (а, как известно, размер шатра – отличный критерий для измерения уровня достатка среди охотников), ткань, из которой он сделан, не радует глаз пестротой, типичной для аристократии Третьего континента. Цвет пожухлой листвы. И знак на входе, выполненный белой краской: вертикально пересечённый круг, опоясанный короной. Никто из мародёров не подаёт и виду, что узнал его, хотя сердца их забились в ускоренном темпе. Рэксам в своё время кинул все силы, чтобы найти тех, кто бы носил этот знак, но едва ли он подозревал, что кто-то осмелится так открыто демонстрировать его. Только один человек способен на такую дерзость, и каждый из мародёров не сомневался, кто это. Решив, что расспросит её о действительно интересующих его вещах позже, Барахлюш тоже рассматривает знак при входе. - И куда же ты нас привела, Мин? - Не куда, а к кому, - важно поправляет его девушка, в знак особой значимости этой поправки, подняв указательный палец. – Арчибальд, Барахлюш, - она поворачивается к мародёрам и неспешно кивает им, не сводя с них непривычного для Барахлюша серьёзного взгляда, - и прочие. Я бы хотела пригласить вас в палаты моей матери.