Глава 29 (1/1)

По залу раздаётся ропот. Он нарастает по мере того, как до окружающих доходит страшный смысл произнесённых посыльным слов. Королева медленно садится в кресло. - Так значит, да? – хрипло произносит она. Слова её предназначены для самой себя – она едва-едва раскрывает рот, чтобы произнести их. Миним не может поверить в происходящее. Низость этой сделки кажется ему недостойной даже Ужасного У! Он недоумённо рассматривает троицу посыльных: двух осматов (одного для охраны, другого с некогда идеально чистой спиной, на которой теперь было неровным почерком Урдалака было выведено то самое послание) и здоровяка с шипастой головой, обнажившим зубы-клыки в широкой злой улыбке. Мракос молча смотрит на Минима в ответ. Он видит, как его осматы потупили головы и не могут посмотреть на короля минипутов. Собственно отчасти его улыбка и вызвана презрением к этим трусам. Этот жалкий карлик-король слишком добр, чтобы внушать страх. То есть сейчас-то он сидит на лошабаке, и выше всех в зале, но всё равно ведь каждый знает, что он на две головы ниже своей супруги. А ещё Мракос не может не улыбаться. Это был его первый выход свет, так сказать. Совсем недавно он достиг совершеннолетия, и первым же заданием, которое ему поручил отец как своему преемнику, было отправиться сюда и посеять панику среди врагов. - ЭТОМУ НЕ БЫВАТЬ! – взрывается Миним, и его голос громовым раскатом раздается по тронному залу. Король поднимается со своего огромного трона – точнее, поднимается его лошабак – и начинает грозно и угрожающе-быстрыми шагами приближаться к посыльным. – Всех попрошу выйти! – приказывает он, и минипуты, никогда до этого не видевшие своего короля в таком гневе, поспешно несутся к выходу. Осматы вжимают головы и панически отходят на несколько шагов назад. Оскал Мракоса становится шире. ?При всем уважении, ну и забавный же вид у ?Его Величества?! Неужто у них это называется злость? Ни в какое сравнение с отцом! И это его ?попрошу выйти?! Вот умора!? Миним меняет направление и подходит к гигантскому шкафу с книгами, достигающему самого потолка. Огромными лапами лошабака он поднимает его и кидает в сторону прибывших. Обломки попадают в осматов. Те жалко взвизгивают, точно подбитые щенята мухоквочков. Даже не шелохнувшийся Мракос сдержанно похохатывает. Ну что ж, это, пожалуй, даже впечатляет. Сколько эмоций! Никогда в жизни ему не было так весело! Он с лихим озорством смотрит в сторону трона…и сердце его как будто останавливается. Радостный оскал в одну секунду спадает с его лица. Впоследствии Мракос много будет вспоминать этот момент, но он так и не поймёт, что именно произошло и почему именно тогда. Просто сердце внезапно пронзила острая стрела, а дыхание перехватило. А через мгновение сердечная мышца стала сокращаться быстрее и быстрее. Королева минипутов показалась Мракосу самым прекрасным существом на свете. Почему всё же именно тогда? Ни несколькими минутами раньше, когда он только-только вошёл во Дворец, ни потом, когда он будет отводить Её Величество к своему отцу, чтобы тот принёс её в жертву, а именно сейчас. Мракос даже не успел толком понять, что испытал. Миним в гневе принялся крушить всю мебель, что была, и осколки таки попадают в мрачного принца именно в тот момент, когда Королева поднялась с трона и сдержано кивнула ему, а затем медленно удалилась в свои покои. ?Мальчику едва ли больше тысячи лет?. Эта мысль особенно шокирует королеву. В эти годы она была редкостной задирой, это верно, и с того времени много чего поменялась, но неужели она умела так зло и безжалостно улыбаться? Впрочем, этот его оскал кажется скорее озорным. Он явно впервые так далеко за пределами Некрополиса. Королева быстро поднимается по винтовой лестнице, достигает четвертого этажа, проходит по коридору до середины, сворачивает налево и снова поднимается по лестнице, на этот раз более узкой и закрученной. Минуя пять этажей, она останавливается у дверей покоев – её мужа короля и её самой. Коротко вздохнув, она входит туда и покидает их уже через десять минут, но уже с багажом. Хотя его таковым и называть было смешно. Весь её багаж составлял крохотный узелок. Однако она замирает в дверном проеме и, судорожно вздохнув, возвращается обратно, к кровати, и присаживается на неё. По середине, между двумя подушками сопит маленький комочек жизни. Тёплый и спящий. Нежный и ласковый. Селения никогда не забиралась в кровать к родителям. Она слишком рано захотела вырасти, и единственным, с кем королеве удалось понянчиться, был её младший ребёнок. Ласковое нежное чудо. ?Никогда не расти, милый. А, впрочем, ты всё равно вырастешь. У тех, у кого в крови охотничья кровь, маленькими не вырастают. Но, заклинаю тебя, не расти как можно дольше, моё маленькое солнышко?. - Бара… - её рука касается маленького плеча лежащего посередине кровати человечка. – Бара, - нараспев произносит она, легонько потряхивая его. – Ну-ка вставай. Кровать эта не твоя. Крохотные ноздри беспокойно втягивают спросонья воздух, щелочки заспанных маленьких блестящих глазок смотрят в сторону королевы. К её руке протягивается миниатюрная по-детски пухленькая мягкая ручка, сжимает её и подкладывает гладкую материнскую ладонь под щёку. Решив, что для счастья больше ничего не нужно, мальчик обнимает мамину руку за предплечье и снова пытается заснуть. - Бара, я с тобой говорю, - с лёгкой укоризной произносит она и как бы невзначай щупает нежные складочки у него под подбородком. Мальчик хихикает и пытается спрятать лицо от вездесущих ласковых и игривых пальцев. - Щ-щекотно, мам! – уже не сдерживая хихиканья, гогочет он. Улыбка расцветает на губах королевы. Деци такого обращения с мальчиком, ослушавшимся родительского наказа, не одобрила бы, но ей сейчас совершенно не интересно, что бы сказала по этому поводу её старшая сестра. К тому же, сейчас явно не время, чтобы отчитывать её маленького Бару… - Мамочка, а можно я тут посплю, с тобой? Она чувствует, как уголки её улыбающихся губ начинают подрагивать. - Мне нужно вниз, милый… ?Иначе я просто не смогу тогда уйти. Не смогу оставить тебя…? - Тогда оставь мне свою руку, - вновь засыпая, с беззаботной логикой ребёнка отвечает он. Глазёнки его снова слипаются, он чувствует, как мама мягко забирает у него свою руку и протягивает ему что-то. Он послушно берёт этот предмет и берет в рот, прикусывая его за мягкий ободок. - Вырастешь, будешь носить этот браслет, ладно? – слышит он мамин голос. – Это традиция охотников – отдавать детям их лучшие украшения. Сонно мальчик кивает. Ему так хорошо спится, он согласен на всё, лишь бы только уснуть. - Барахлюш, - серьёзно говорит она. – Я не могу отдать тебе свою руку, но мой подарок будет ещё важнее. Я подарю одну половинку тебе, а вторую – твоему папе, и так я всегда буду рядом с вами. - Хорошо, мам, - бормочет сквозь наползающую пелену сна мальчик. На его лоб опускаются материнские губы, но Барахлюш уже почти спит, поэтому не может вполне точно описать, каково это, когда человек отдаёт тебе половину своей жизни. Прощальный поцелуй мамы, которым она почти убила себя, чтобы ничего не досталось Ужасному У, да украшенный зелёными нитями витой браслет из коры дуба – вот всё, что осталось Барахлюшу от матери, королевы Первого континента. И имя, конечно. Светлое имя, непорочное имя, священное имя. Философски вздохнув, Барахлюш нагибается и поднимает с пола маленький диск, обитый по краям тонкой полосочкой железа. Ловко перебирая пальцами, совершая ими волнообразные движения, он заставляет этот диск пройти сначала от большого пальца до мизинца, а затем обратно. Поигравшись достаточно, он кладет его в карман. - Бюш, это ведь нечестно, - Артур складывает руки на груди и со вздохом пододвигает себе правой ногой стул, после чего садится поближе к столу и говорит уже совсем тихо, так, чтобы только Бюш и мародёры могли его расслышать. Вождь бонго-матассалаев встал в углу комнаты и с задумчивой мудростью пирамид взирает окружающих. - Да и потом, она всё равно узнает. - Артур, - проникновенным тоном отвечает его друг, - я понимаю, что тебе не хотелось бы лишний раз ссориться с моей сестрой-гаргульей… - Барахлюш мнётся и замолкает. ?Тем более, сейчас, когда ссора вот-вот начнётся?, - мысленно договаривает за него Артур. Весь этот только успевший начаться день – сплошное испытание. Он чувствует себя так, будто ходит по минному полю. В этот самый момент Селения и входит на кухню. Артур пытается поймать её взгляд, но отчего-то она смотрит исключительно в сторону от него. Её нисколько не интересует гнетущее молчание - все явно ждут чего-то, - и целенаправленно, ни на кого не глядя, она идёт к шкафчику с посудой. Она не замечает вождя. Краем глаза Селения видит его, но принимает за незамеченный ранее предмет интерьера – слишком уж высокий и необычный вид имеет Трез-Велло. Зато она видит внимательные глаза Артура. ?Просто не выдавать себя, не выдавать!?. Господи, ну зачем она поддалась искушению и посмотрела? Поэтому он и не показывает ей свои вещи – они слишком личные. И потом, если она хотела оставить такие…такие откровенные вещи в неизвестности, то какого же чёрта она сама полезла искать их?! Когда Артур внимательно оглядывал её с ног до головы, застукав ее за копанием в его вещах, она сразу поняла, что, по его мнению, на рисунки она должна была среагировать иначе, и Селения сообразила, что видела очевидно далеко не всё. Только ей и в голову не пришло, что она должна была увидеть… ?Наверняка, письменные принадлежности телесных цветов у него исписаны куда сильнее той красящейся зеленой палочки…, - она подходит к шкафу и в гробовом молчании, которое Селения не слышит, так как слишком погружена в себя, решает: - Надо просто отвлечься, заняться делом. Я ничего не видела, мне просто показалось, приснилось, привиделось…? Достав лупу из кармана, девушка направляет её на маленькое зеленое пятнышко под тарелкой. Ну, так и есть. - Вот, взгляни на это, - говорит она, обращаясь, видимо к Артуру, но не поворачивая к нему головы. Мальчик тяжело вздыхает. Чем раньше он ей скажет, тем лучше. - Селения… - Вот этот небольшой треугольник, - перебивает его она, двигаясь в сторону и освобождая место рядом с лупой. Селения продолжает упрямо стоять к нему спиной – ей страшно подумать, что будет, если Артур обо всем узнает. Наш герой почти чувствует, как Барахлюш сочувствующе хлопает рукой по его плечу. Будь Бюш подходящего роста, обязательно бы сделал это. Неслышно вздохнув, он поднимается с насиженного места и приближается к девушке. Ладно, он немного отложит этот разговор. Тем более что Селения сейчас явно не в себе. Она сколько угодно может не поворачивать к нему голову, пряча лицо, но остальные-то жесты она не спрячет. - Зеленый? Ужас не в том, что она увидела. Селения ведь не слепая, и она давно уже догадывалась. И не в том даже, что всё это ужасно оскорбительно, вульгарно и пошло. - А ты видишь тут какой-нибудь другой? Самое страшное, что она счастлива от всего этого. Артур перестает рассматривать указанный предмет и внимательно смотрит на гордый профиль девушки. Он знает, что нужно думать о деле, но что с ней происходит? - Да, но что это? Подбирая уже десятую вещь, выпавшую из своего сломанного ножика, Барахлюш обреченно рассматривает её и откидывает в сторону. Безнадёжно сломана. Ладно…раз сестрёнка хочет поиграть в загадки… - Зелёный треугольник? – переспрашивает Барахлюш. – Тогда это скорей всего… - Барахлюш, помолчи, - кидает Селения, не оборачиваясь. Поджав губы, её брат медленно и расслабляющее вздыхает. Опять началось… Как давно последний раз он пытался сказать что-нибудь, а его сестра просила его замолкнуть? То есть они снова начинают эту песню под названием ?Барахлюш, взятый для довеска?? - Тогда скорей всего это палатка с Третьего, - упрямо продолжает мальчик, сложив руки на груди, решив проигнорировать сестру. Пусть знает, что прошло уже то время, когда она могла вот так просто его затыкать. Да, она дьявол во плоти, и он до сих пор её боится (выражение лица сестры, когда он недавно обвинил её в некоторого рода непотребностях, ещё живо в его памяти, и оно до сих пор внушает животный страх). Но ему же уже тысяча лет, в конце концов. Давно пора избавиться от её опеки. Барахлюш только не учитывает, что сейчас не совсем время и место разбираться в этом. Селения издаёт глубокий раздражённый вздох. Ведь просила же помолчать. И так понятно, что её брат всё это знает, можно подумать, она считает его совсем кретином. Неужели непонятно, как это важно, чтобы Артур сам догадался? Это как подсказывать на контрольной: полезно только на данный момент, но как таковой пользы это никому не несёт. - Точно, ты прав, Барахлюш! – восторженно восклицает Артур, вновь возвращая взгляд на увеличительное стекло. – Такая маленькая… Прелесть! Пренебрежительно фыркнув, Селения отворачивается от Артура и отходит на шаг. Вот, так-то лучше. Ей не нравится эта непонятно откуда взявшаяся дрожь в теле, когда он так близко. Ладно, что делать? ?Начнём с взбунтовавшихся?. - Коли ты такой умный, братишка, почему бы тебе не отправиться туда и всё не разузнать самому? В голове Барахлюша что-то щёлкает. Ему не нравится, каким образом это произошло, но Селения сама себя подтолкнула к идее, которую он всё равно хотел навязать. Как это приятно, когда всё складывается так, как ты того хочешь! - А вот пойду и узнаю, - отвечает Бюш, говоря нарочито возмущённым голосом. – И сделаю к концу дня больше полезного, чем ты, вот увидишь! Привыкший во время их ссор отмалчиваться, вообще как можно меньше обращать на себя внимание – он уже привык, что пытаться их развести по разным сторонам бесполезно – и продолжая разглядывать зеленую маленькую палатку, расположенную под ажурным краем соседнего блюда, на котором бабулечка обычно выносила жаренную рыбу, Артур морщится. Последняя фраза друга кажется ему абсолютно излишней. Он всё, конечно понимает, у Бюша переходный возраст, и не бунтарить он не может, но неужто так сложно не вмешивать семейные конфликты в их и без того шаткие с его сестрой отношения? ?Ладно, выкручусь?, - думает он, быстренько прикидывая план, как поделикатней и без лишних потерь сообщить своей принцессе плохую новость. Что хорошо в Артуре, так это то, что он очень быстро отходил от обиды на людей. Особенно от обиды на своих близких. - В принципе, это хорошая идея, - произносит Артур, обращаясь одновременно и к Селении и к Барахлюшу. Всё-таки надо вмешаться: добром такие разговоры никогда не кончались на его памяти. – Ты можешь присоединиться к нам уже у озера – мародёры ведь знают дорогу. Правда…чертовски далеко. Изучающим взглядом рассматривая ту область стола, где находится её брат, Селения, не меняя холодного выражения лица, касается взглядом взорванного коробка – точнее обожженному кусочку картона на столе. Урдалак жив, это неоспоримый факт. И внутри коробка был точно не он. Но едва ли с этим связана как-то палатка с Третьей. В конце концов, это кухонный человеческий шкаф. Наверняка они собирались собрать здесь немного крошек, корицы и крупы. И это уж точно никак не может быть связанным с Ужасным У и его побегом. Но Бюша она больше к этому делу не подпустит. Его желание быть нужным похвально, но он ведь не сможет без неё и шагу ступить, чтобы не попасть в неприятности, неужели её брат сам этого не видит? Нет, лучше уж он побудет на относительно безопасном Третьем континенте. Хотя бы один день. Но вот так просто согласиться нельзя. - Право, это весьма благородно с вашей стороны, о, доблестный сэр Барахлюш, но не много ли вы на себя берете? – в голосе Селении звучит издёвка. Вот, так-то лучше. Теперь можно и согласиться. – Впрочем, ладно, расспроси Децибеллу – думаю, с этим-то ты справишься, - и, решив, что совсем без пользы его отпускать не стоит, добавляет: - И будь хорошим мальчиком: уговори Пёстрокрыла выделить одного из своих подданных. Артур верно говорит: как-то ты ведь должен добраться до нас. Да и обратный путь неблизкий. Барахлюш тихонько скрипит зубами. А вот это уже плохо. - Король птиц своих летунов так просто на руки никому не отдает, ты же знаешь, - мрачно отзывается он. Его мысленные уравнения опять поменяли знаки, и теперь Барахлюш снова отчаянно пытается привести их в порядок, лихорадочно соображая, как он успеет найти отца Артура на Третьем, поговорить с Децибеллой о палатке, да ещё и уговорить Короля птиц, известного задиру и грубияна, выделить ему для транспорта хотя бы одного воробья, и всё это к концу дня. А между тем уже полдень не за горами, а каждое из этих дел и в отдельности требует уйму времени и сил. Просто прекрасно. - В сложности достижения цели и заключается основная прелесть испытания, - отвечает Селения, складывая руки на груди. – Если бы ты хоть раз пытался преодолеть свои желания, ты бы знал это. Говорит она проникновенно и нравоучительно. Артур хмурится и поворачивает голову к ней. Ему чудится, или она обращается сейчас не к брату, а к нему? Но они же утром уже всё решили, к чему эти повторения? Артур внимательно вглядывается в её профиль. Селения – большой мастер сделать фразу двусмысленной. А уж предложения с подтекстом ей давались как никому другому. Единственное, что выдавало её в эти моменты – это характерная такая самодовольная ухмылочка. Чрезвычайно милая и очаровательная, один краешек губ – обычно левый – немного приподнят и обнажает ряд её аккуратных белоснежных зубок… А губы так манящи и сладки… Артур поспешно выкидывает подобные мысли из головы и продолжает думать по сути дела. Эта улыбка означала удовлетворённость собственным метким ответом, которым она обычно поражала двух зайцев. И сейчас эта самая улыбка играла на её губах. Самых мягких губах на свете. Артур мысленно дает себе затрещину. Взглядом он ловит неловкое переминание с ноги на ногу Треза и, спохватившись, решает вспомнить о вежливости. - Селения, ты уже знакома с вождём бонго-матассалаев, Трез-Велло? Явно не ожидавшая такой резкой смены темы разговора, принцесса хочет было повернуться к нему, но вовремя спохватывается и сама находит взглядом Треза. Вождь, смиренно до этого стоящий в самом углу кухни, вжавшись между подоконником и плитой, делает шаг вперед, едва не задев ногой деревянную ножку столика, стоящего со стороны окна, и сгибается в почтительном поклоне. - Приветствую в нашем мире, принцесса Селения, - его глубокий грудной голос напоминает девушке звук рога пастуха из племени тутатамцев, призывающий ленивых гамулей вернуться обратно в хлева. - Луна пусть освещает следы добычи для вас, а солнце не ослепляет, о, вождь, - аналогично совершая поклон, почтительно отвечает Селения, заложив одну руку за спину, а сжатый кулачок второй прикладывая чуть выше левой груди. Барахлюш закатывает глаза. Артур, разумеется, во все глаза смотрит на происходящее – ему интересно узнать новые правила этикета. Но сам Барахлюш наблюдать эту клоунаду не намерен; он и так уже насмотрелся всего этого дома, а вся эта приветственная официальная церемония, на его вкус, слишком долгая и скучная. - Артур, отнеси нас пожалуйста на территорию Третьего континента. Время поджимает. Мысленно зашипев, Селения и виду не подает, что слышала это. Её всегда жутко возмущала невежливость брата. - Всем пока, - говорит Барахлюш прежде, чем Артур поднимает чашку Петри, и Бюш с мародёрами оказываются вне радиуса действия микрофона. На улице уже начал накрапывать дождь, и Барахлюш с удовольствием думает, как же хорошо, что они на Третьем. Здесь дожди хоть и каждый день, зато всегда по расписанию. Артур оставил их у самой границы Пятого и Четвертого континентов, представляющую собой крохотную щель в стекле теплицы. - Вы правда спасаетесь от дождя под листьями? – задумчиво разглядывая падающие капли, мигом впитывающиеся в пока ещё сухое дерево, спрашивает Барахлюш, обращаясь к своим подчиненным. – Вода ведь может затечь под лист… Пятый разводит руками в обычной для себя манере непрекращающейся флегмы. - У нас вообще очень тесные отношения с водой, - отвечает он спокойно. Мародёры тоже глядят в проём в стекле, откуда только что пришли и, как один, вздыхают. Вздох этот скорее ностальгический. Бюш хмурится. - Почему это ?тесные?? Он не понимает, как вообще можно долгое время простоять под листом, под который мощными потоками затекает вода, и не поддаться панике. - Но хозяин… - в голосе Китхи звучит лёгкое недоумение. – Наше государство находится на озере. - Я знаю, Артур говорил что-то такое, - не понимая, что её так смущает, пожимает плечами Барахлюш. – Это такая местность. - Это такой водоём, хозяин, - с сочувствием поправляет его Орим. Он первым понял, что к чему. Бюшу кажется, что кто-то ударил его по шее, и он на секунду забывает как дышать. Поворот однако… - И…насколько большой? Глядя на побледневшее лицо своего господина, мародёры почли бы за лучшее смолчать, но этого не велит кодекс. Спросили – ответь. - Чрезвычайно, хозяин, - по возможности бодро рапортует Орим. Ответ его весьма размытый: для Барахлюша ?чрезвычайно большой водоём? - это ручеек, протекающий по территории сада Артура, поэтому мальчик сдержано кивает. Подумаешь, он переживет это. Вот только почему Артур сразу не сказал? Ответ сам приходит ему в голову – он бы тогда точно не уговорил Бюша (а может быть даже и Селению) пойти с ним. Предусмотрительно… Тяжело вздохнув, Барахлюш решает, что сейчас следует заняться более насущными проблемами, делает знак мародёрам, чтобы те следовали за ним. Он аккуратно спрыгивает вниз – земля податливо уходит немного вниз. Почва на Третьем всегда мягкая и рыхлая – за этим всегда тщательно следила Маргарита. Продвигаясь вперёд, в эту гущу растительности, Бюш невесело вздыхает душный влажный воздух – он буквально чувствует, как микроскопические капельки воды, конденсируясь, оседают на него и заставляют намокать теплую осеннюю одежду. А им предстоит идти ещё около двух часов, да и вообще следует провести здесь почти целый день. Бюш прямо-таки предвкушает все радости от подобной перспективы. - Ребята, вам не жарко? – спрашивает он у своих подчиненных. Те с облегчением кивают головами. Им не пристало жаловаться в открытую, но эта душнота вокруг просто не давала нормально двигаться. - Ну так сбросьте с себя что-нибудь. Здесь у нас нет врагов, - просвещает их Барахлюш. – Так что нам тут ничего не… Он обрывает себя на полуслове и останавливается. Что-то не так. Предчувствие накатило с такой силой, что Бюш едва удержался, чтобы не поддаться панике. Бюш слышал о таких штуках: потомственные охотники начинают испытывать его после достижения тысячи лет. Только если это оно, то в чём же дело? Всё вроде бы тихо. ?Слишком тихо?, - качает он сам себе головой. А между тем, где пограничный отряд? Где положенные ловушки? Барахлюш хорошо знал все эти охотничьи штучки – в своё время он провёл тут немало времени – на Пятом находится хорошо оборудованная паучья ферма, и в детстве он там подрабатывал. Да и к тёте Деци он изредка заскакивал, правда, это было несколько столетий назад, но порядки не могли поменяться с того времени: тётушка любит старые правила, и нарушать их не даст никому, а рука – Бюш это хорошо усвоил – у неё железная. Но Бог с ним, с пограничным отрядом. Предчувствие подсказывала, что опасность не в этом. Нависала какая-то конкретная угроза, и Бюш старательно пытался сообразить, что это. Никто из мародёров не понимал, что же остановило принца. Он просто встал на месте, замер, прислушиваясь к окружению, и это заставило напрячься и самих мародёров. Но вокруг было спокойно. Орим открывает рот, чтобы спросить у хозяина в чём дело, а Китха с Пятым оборачиваются к нему, поэтому их троих и застали врасплох. Барахлюш вдруг оказывается ближе к ним на два шага, а на его месте находится какая-то устрашающая фигура. Желтые, казалось бы, светящиеся глаза посмотрят на путников через глазницы устрашающей маски охотника. Да, это охотник, одетый в простые, но очень непривычные одежды. Кажется, предназначались они совсем не для боев, но охотникам больше одного удара никогда и не требовалось. Неторопливо поднявшись, фигура с удивлением смотрит на Барахлюша. - А ты довольно быстрый, - как бы поощряя, сообщает ему женский голос. Рука покручивает короткий изогнутый клинок. – И первый, кого я еще не убила таким приёмом. Поздравляю. Бюш, испытывая почти невероятное для такой ситуации спокойствие, чувствует, как в его голове начинается мучительный забег мыслей. Нападение на границе Четвертого и Третьего континентов. Как будто бы он уже что-то об этом слышал. Но, он готов поклясться, речи о трупах не было. - Неужели так уж обязательно убивать? – интересуется Бюш, разглядывая девушку. Неслабая, это сразу видно. – Я пришел с миром, просто поговорить. - Ты пришел не туда, - пожимает плечами охотница и без всяких предупреждений вновь кидается на бедного принца. И снова Барахлюш удивляет всех, в том числе и себя, своей реакцией и проворностью. Все-таки в стрессе он был способен на многое. Например, на изящный уворот от холодной стали. Не то, что бы мародеры были не уверены в своем командире, но они ведь даже не заметили опасности вовремя, хотя всегда были уверены в своем превосходстве в этом вопросе. Охотница же всегда управлялась с врагами одним простым ударом, но этот парень выстоял перед двумя, причем второй был крайне быстрым и сильным. Барахлюш просто не понимал природы своего везения. Это было где-то глубоко, на уровне рефлексов. - Что ж, ты очень быстрый, - замечает охотница всё тем же равнодушным тоном. – Посмотрим, что ты можешь еще. Более однозначного сигнала для действия Бюшу не нужно. Он еще только жалеет, что больше нет с ним его чудесного ножа, но вовремя вспоминает об обмундировании одной из своих подданных, рекомендуемой как настоящий арсенал оружия. Бюш быстро подскакивает к Китхе и вытягивает длинный нож из её сапога. Это заставляет мародёров очнуться. Только вот толку от них совсем нет, когда охотница, ловким прыжком перескочив Барахлюша, обрушивает три удара на мародеров. Бедная Китха получает серьезный удар в челюсть ногой, от чего теряет сознание (позже, вспоминая этот момент, она не раз будет сгорать со стыда). Остальным же повезло еще меньше – сталь изогнутого клинка рассекла кожу и мышцы на их груди одним движением, от чего те, корчась от боли, падают на землю. Барахлюш в ужасе смотрит на происходящее. Точно, там были не трупы. Только раны и небольшие травмы. Одно лишь его не устраивало – это, черт возьми, его подданные! И с которыми он уже успел хорошо поладить. Никто не смеет так обращаться с его людьми, его друзьями! Не вполне осознавая, что делает, он бросается на девушку, вероломно напавшую на них, совсем забыв, кто это. Для матерой охотницы не составляет никакого труда уйти от необдуманного удара принца. Но ее контратака в виде рубящего удара тоже была провалена – Бюш ловко кувыркнулся, опасаясь удара сзади. Его все больше поражает свое тело – оно будто само спасало себя от неминуемой гибели. ?Да кто он такой?!? - теряя остатки напыщенного хладнокровия, восклицает про себя охотница, нанося следующий провальный удар. Оппонент сопротивляется очень эффективно, хотя и не очень грациозно. Было видно, что его движения не отточены, удары просты, а увороты неказисты. Но он держится очень хорошо – ни одна атака не была принята им в глухой обороне, и каждый его провальный удар сопровождался новым с неугасающим энтузиазмом. Охотница, не привыкшая к длительным схваткам, начинает уставать, а парень только наращивает свой темп. И вот уже девушка обороняется, отбивая удары своим клинком. Удар справа, еще раз справа, сверху, режущий, колющий, наотмашь и опять укол. Клинок из мягкой стали постепенно стачивался и обрастал зазубринами. Охотнице уже приходит в голову бросить эту затею и бежать, как вдруг она получает хлесткий удар по ногам с двух сторон. Как оказалось, она подошла слишком близко к двум мародерам, лежавшим с порезами. Те, воспользовавшись случаем, помогли своему хозяину, и, превозмогая боль, ударили девушку ногами. Упав, охотница, впервые оказавшаяся на земле в лежачем положении, потеряла ориентацию и не заметила, как ее руки уже держали два мародера, а к горлу был приставлен клинок Барахлюша. - А теперь давай уточним еще раз, - начал говорить парень, борясь с отдышкой. – Мы тут с мирными намерениями и не собираемся ни с кем драться. Так что давай просто поговорим. Он ожидает сбить её хоть немного с толку, но сквозь прорези для глаз в маске видно, с каким азартом улыбаются её глаза. Охотница не столько раздосадована, сколько возбуждена. Видно, она давно не дралась. Точнее, ей до этого давно не требовалось драться. - Ладно, - как ни в чем ни бывало говорит она, вновь пожав плечами. – Давай поговорим, – охотница наклоняет голову, и радужки её глаз, видных сквозь прорези в маске, кажутся двумя кусками янтаря. – Кто ты такой? Барахлюш моргает. У него просто нет слов. То есть она напала вообще просто так? - А ну да, теперь это тебя заинтересовало, - чтобы сказать хоть что-нибудь, восклицает Барахлюш, возмущенный до глубины души. – Твои соплеменники вообще в курсе, где и как ты проводишь время? Открытое нападение без предупреждения – у вас ведь это строго карается. Даже маска не может спрятать помрачневшее лицо охотницы. - Ну, я не убиваю, только немного калечу, - точно оправдываясь, отвечает девушка. Судя по её тону, она явно считает, что этого вполне достаточно, чтобы её простили со словами вроде: ?Хорошо, но больше так не делай?. – И потом, когда моя жертва уже на коленях молит о помощи… - Ты договариваешься, чтобы она тебя не сдала, - перебив её, продолжает за неё Барахлюш. - Вот ещё! – восклицает охотница возмущенно. – Тогда нет никакой гарантии, что он меня не сдаст. Поэтому я бью его ещё немного, а потом ещё немножечко, - слова её звучат так невинно, точно она говорит о праздничных забавах или приготовлении пирога. – А вот когда он уже напуган до смерти… вот тогда мы договариваемся, - она поднимает на Барахлюша глаза, полные бесконечного веселья и азарта. – А ты – первый, кого я даже не смогла ударить… Так кто ты такой? И отпустите меня, в конце концов, я вам больше ничего не сделаю. Барахлюш долго смотрит на неё. Эта девушка хотя бы осознает, насколько ненормально для окружающих звучит то, что она делает? А если не осознаёт, то почему её родители своевременно не обучили её нормам поведения как всякого добропорядочного минипута? - Сама сначала назовись, - коротко бросает Бюш. – И да, ребята, отпустите её. - Мерси, - легко благодарит охотница, совершенно непринужденно забирая свои руки, отпущенные недовольными таким поворотом событий мародёрами, и разнимая запястья и шею. При разминке последней крупный пучок её слабо затянутых на макушке пепельных волос потряхивается, покачиваясь из стороны в сторону. Закончив с упражнениями, девушка отходит на шаг в бок, поворачивается к Барахлюшу и мародёрам так, чтобы разом видеть их всех, и совершает медленный значительный поклон в сторону всех сразу. – Меня зовут Санцклепия, приятно познакомиться. Барахлюш хмурится. Как-как её зовут? Вернув тело в вертикальное положение, их новая знакомая обнаруживает на лице мальчика недоумение и повторяет громче: - Меня зовут Санцклепия, приятно познакомиться. - Я понял, как тебя зовут, - медленно кивая, отвечает Барахлюш, пристально разглядывая охотничью маску девушки. – Просто имя это довольно… необычное. - Ага, длинное, - сочувствующе говорит Санцклепия. – В принципе, большинство зовут меня Санси, так проще и быстрее. Барахлюш морщится. ?Нет уж, раз так вышло, увольте!? А вообще, должно быть, странные родители у этой девушки. И манеры и имя это… Вот интересно, тетя Деци в курсе такого имянаречения? - Извини, но я буду называть тебя тогда Клепи, ладно? В его тоне нет и намёка на вопрос: называть её никак иначе он не намерен. Впрочем, Санцклепии всё равно. Да будет так. В конце концов, она помнит себя ещё тогда, когда имени у неё не было и в помине. Для неё все эти заморочки с именами – лишь вынужденная необходимость: гораздо легче определять в речи человека по имени, чем местоимениями. Так и запутаться не долго. Поэтому она пожимает плечами. - Да пожалуйста, - равнодушно откликается Санцклепия. – А ты?.. Очнувшись от мрачных мыслей, Барахлюш решает проявить немного вежливости, хотя он знает, что его мародёрам она вовсе не нужна. - Это мои друзья-мародёры: Китха, Орим и Пятый, - поочерёдно указывая на каждого из них, представляет их Бюш. – Меня зовут Барахлюш, я сын императора Свистокрыла де Стрелобарба, пятнадцатого императора, носящего это имя, Правителя Первого королевства. - О… - только и произносит девушка. Глаза её теряют азарт, они становятся очень серьёзными и внимательными – Барахлюш буквально чувствует, как охотница придирчиво ощупывает всю его фигуру взглядом своих янтарных глаз. – Признаться, когда мне рассказывали о вас… я представляла себе вас несколько иначе. - Это как же? – сухо спрашивает Барахлюш. - Изнеженным, ленивым, глупым и самовлюблённым, - без раздумий отвечает девушка, пожимая плечами. – Этаким типичным принцем… Но, как я вижу, охотничью кровь вашей матери жидкой королевской не перебить. ?Она явно не лезет за словом в карман, - раздражённо думает Барахлюш. – Говорит то, что думает. Ох уж мне эти девчонки, владеющие мечом. У них напрочь отсутствует чувство такта?. - Как бы то ни было, я провожу вас к Децибелле, - любезно произносит Санцклепия. ?Что ж… оказывается, он очень даже неплохая кандидатура. Что же Децибелла сразу мне не сказала, какой он??