Глава 22 (1/1)

Делать выбор – это всегда очень важно. Важно не потому, что для нас имеет значение само действие. Это уже становится второстепенным, когда что-то идёт не так. Дело всё в самом выборе. Точнее в его постановке и последствиях. Пусть перед вами два прекрасных блюда. Самые замечательнейшие яства, которые вы одинаково любите и давно не ели. Или, если угодно, две двери. Не важно, с какой целью вы выбираете кушанье или дверь – сейчас не важно. В первом случае, предположим, вы ограничиваете себя в еде и можете, сами понимаете, выбрать лишь один вариант. А во втором, за вами тут же захлопнется дверь, и вы не сможете поменять выбор. Итак, ваше решение будет безапелляционным. Как вы будете выбирать? Конечно, вы станете прикидывать все за и против. Это верно в случае с едой – именно поэтому мой выбор её, как примера, неудачен. Отметаем его как негодный. Останавливаем свой выбор на дверях. Как понять, какая ведёт к цели, а какая нет? Никак, верно? Ведь с виду они абсолютно идентичны, ни из одной не дует, за ними тоже всё одинаково. Значит ли это, что вы не будете виноваты в том, если допустите ошибку? Формально, да. Но, если за выбранной дверью вас ждёт ловушка, которая раскрошит твои нежные косточки в порошок? Разве не себя ты будешь винить? И ладно, если ты шёл один. Но если ты вёл с собой дорогих тебе людей? Да, на то воля Божья, но пока ты и другие будете кривляться в агонии, разве может это быть достаточным утешением? Нет, конечно. Поэтому перед дверью вы не станете делать выбор. За вас решит это посторонний предмет: монетка, ручка, ножик или что-то в этом роде. И хотя формально это будет означать тоже самое, что и выбор наугад, хотя это будет та же воля свыше, разве не станет вам легче? Будто уже не вы решаете? Будто вам просто кто-то сделал совет, мудрый совет и сказал: ?Я знаю, так будет лучше, друг?. Можно ли назвать это человеческой глупостью? Нет, нельзя. А является ли это доказательством того, что человек несвободен в выборе? Перечитайте. Но к чему это? Если отвлечься от всей этой болтовни, которой, скорей всего, никто не предаст значения, то что делать, если выбора три? Нет же ничего такого, что можно было бы использовать, как указатель выбора. Барахлюш, на этот счёт, иного мнения. Он так привык решать всё путём случайности, что побывал в ситуациях, когда выборов гораздо больше, чем три. Резкими, но как бы в то же время и плавными движениями, мальчик подбрасывает вверх свой знаменитый перочинный ножик, ловит его, подбрасывает и снова ловит. Когда он покинул нашу компанию, то делал вид, что очень торопился, но на деле это было не так. Выбор – это такая вещь, с которой спешить – вредно для здоровья. И Барахлюш это знает. Знает слишком хорошо. Поймав ножик в десятый раз, Бюш, и без того едва перебирающий ногами, останавливается и смотрит на пойманный нож. Ладно, к делу. Уже набитой рукой он находит нужную кнопку – её забыть он не может; из ножика вылетает плоский предмет, отчасти похожий на монетку. Вообще-то такой способ решения проблем как подбрасывание монеток не в ходу у минипутов, твёрдо считающих, что любой спор или выбор можно решить самостоятельно. И вообще, плоский маленький диск, вылетевший из ножика, официально служил для выковыривания труднодоступных предметов из узких щелей. Неудивительно, что кнопка с этой функцией находилась на ножике едва ли не последней. На самом деле, можно смело заявить, что способ бросать монетку – в данном случае деревянный диск с железной обивкой по окружности – чтобы без последствий для совести сделать выбор, Барахлюш научился сам. На одной стороне диска был выведен неровным, временами обрывающийся круг, а на другой – ещё менее ровный квадрат, обведённый чёрным углём для точности изображения. Мельком Барахлюш думает, что нужно бы обвести и круг, да и вообще обновить надписи, сделать их красивее, тем более, что теперь, в отличие от своего трёхлетнего возраста, он способен на такое. Правда, он забыл, что думает об этом каждый раз, когда достаёт свой определитель судьбы и откладывает эту мысль, стоит только ему убрать диск обратно. Будто бы от каких-то невероятных усилий Барахлюш морщится, набирает в грудь побольше воздуха, с шумом выдыхает его, и большим пальцем подкидывает диск. Он взлетает вверх, переворачиваясь в воздухе, мерцая и поблёскивая. Но то ли Бюш сделал неудачный бросок, то ли сам диск каким-то образом испортился, только он не возвращается на протянутую руку мальчика, а меняет траекторию и падает на землю, отскакивает от нее и, встав на ребро, утыкается в землю под углом ровно девяносто градусов. Минипуты не верят в случайности. И Барахлюш не верит тоже. Поэтому, он не пробует снова, а вставляет диск обратно в раскрытое в ожидании забранного предмета отверстие на ноже и щёлкает задвижной панелькой. Едва ли ему понятно такое развитие событий. Ему и в голову не приходило, что возможен третий вариант. Но он всегда был послушен знакам. Если бы у Артура была привычка сравнивать все звуки с музыкальными инструментами, он бы, без сомнения, узнал бы в шагах Селении бой барабана. Впрочем, к чему говорить о том, чего нет и быть не могло? Тем более, что барабан – не слишком подходящий инструмент для принцессы. Правда, ко всему этому, ещё бы тогда примешивался звук свирели – голос напевающего Мракоса. Будь Артур солдатом, он бы с радостью зашагал маршем - так бы значительно улучшилось настроение. Но ему не пристало маршировать. Завидев приближающихся друзей, Мракос, всё это время мирно сидящий на скамейке в двух шагах от кузни, замолкает. Быстро осмотрев Артура, он замечает: - А ты даже бодренько выглядишь после всего. Бывший мрачный принц, как известно, никогда не отличался деликатностью. Почувствовав задетым себя за живое, мальчик кивает, тем самым без слов благодаря за поддержку. - Прости, что опять потревожили тебя, - серьёзно говорит Артур, прекрасно изучивший тактику общения Селении. – Я даже спросить не успел, как ты-то себя чувствуешь? - В плане? – хмурится Мракос, вполне осмысленно перебирая события последнего дня. - Ты завалился ко мне в дом, истекая кровью, - напоминает мальчик, ощущая даже некоторую гордость за свои успехи в словесном деле. - Ты даже бодренько выглядишь после всего. Но далеко не до всех доходит сарказм, тем более, когда он произнесён таким невинным тоном. Не поняв намёка, главный кузнец Деревни Минипутов довольно кивает. - Ну, так я же говорил, что это всего лишь царапины. Будучи в каком-то смысле разговорным учителем Артура, Селения чувствует, как сердце её заполняется теплом. Она признаёт, что вышло у него всё очень достойно. А этот спокойный его тон даже придаёт словам определённый шарм! Она даже позволяет себе улыбнуться и дать обнаружить эту улыбку мальчику. Не нужно понимать это как высшую меру благосклонности. Всё ровным счётом наоборот. Это то малое, что Селения позволяет себе. Скрывая различные душевные порывы по отношению к Артуру и делая это вполне осознанно, она испытывала какую-то сладкую тянущую боль от своей собственной сдержанности. Но, чтобы понять её до конца нужно либо быть ей, либо иметь сходную ситуацию в жизни. Ведь она принцесса. Почему же почти никто не может понять этот простой факт, так усложняющий ей жизнь? Боже, да будь Селения статусом попроще, она бы боготворила своего мужа открыто, а не так как сейчас… Сладкая боль вновь пронзила её, когда взгляд Артура коснулся её. Улыбка тот же час сходит с её губ вместе с той сладостью; осталась лишь тупая боль. - На этот раз мы действительно по делу, - строго говорит девушка, обращаясь к Мракосу. – И, боюсь, тебе не совсем понравится тема нашего разговора. - Зря только такой круг делали, - хмуро замечает Селения, пнув камень, попавшийся ей под ноги. - Не говори так, - укоряет её мальчик, догнав. – Во-первых, мы попрощались… - О, да, как я могла забыть…- с сарказмом перебивает его принцесса, продолжая смотреть прямо перед собой и начисто игнорируя трущуюся о плечо руку Артура. ?Спокойно!? - …а, во-вторых, - не обратив на её тон внимания, жизнерадостно продолжает мальчик, - Мракос же сказал, что возможно его отец всё-таки вёл дела с мародёрами... - Но он точно не знает, - снова обрывает его на полуслове девушка. Глубоко вздохнув, мальчик тоже призывает себя к спокойствию. - Селения. - Что? - Перебивать нехорошо, - нравоучительно и очень мягко напоминает Артур, невинно пожав плечами. Принцесса будто в землю врастает. Мальчик останавливается одновременно с ней и нарочито заинтересовано склоняет голову, изображая интерес. Дескать, ?вы что-то хотите сказать??. Селения открывает было рот, чтобы произнести нечто протестующее, но, совершив глубокий расслабляющий вздох, она твёрдым шагом направляется туда, куда шла. Подождав, пока девушка пройдёт немного вперёд, мальчик обнаруживает на своём лице довольную улыбку, наделённую немалой долей ехидства. Затем улыбка медленно бледнеет. Наблюдая её походку, Артур чувствует, как тело его как будто костенеет. Селения хотя бы осознаёт, насколько нечестно её поведение? Насколько преступна сама её внешность? Да понимает ли она, что он не может не любить её, не хотеть изредка её касаться? - Селения, - окликает её Артур, убедившись, что вокруг нет тех, кто мог бы их подслушать, - остановись, пожалуйста. Повиновавшись, девушка останавливается и поворачивается к нему, легонько сведя брови. - Да? – сейчас она совсем не злится на него, скорее даже наоборот: она чувствует радость от возможности поговорить. Опять эта сладкая боль… - Перестань это делать, - мягко говорит Артур, подходя. - Что перестать? – да, Селения действительно не злится, но в глаза ему по-прежнему не смотрит. Когда сердце так головокружительно сладко щемит, нельзя смотреть туда. Ни в коем случае! - Отталкивать. Артур очень надеется на проницательность девушки. Ему бы не хотелось проговаривать такие вещи. Он давно уже обнаружил, что речь как-то бледнеет, если чересчур перемалывать её смысл излишними словами. Кто-то великий ведь говорил о краткости, как о сестре таланта. Но проницательность Селении идёт дальше: именно с расчётом на то, что разговор в этом русле не продолжится, она нарочито терпеливо уточняет: - Что отталкивать? Тон и слова её были как всегда рассчитаны верно, и в другой раз Артур наверняка бы ответил: ?Нет, ничего?. Но случай сейчас не тот. - Меня, - он подходит к ней вплотную и берёт её аккуратные прохладные ладони в свои, ожидая, что Селения всё-таки посмотрит на него. Но девушка, оторвав взгляд от горизонта, взглядывает на свои руки и с молчаливым достоинством пытается их освободить, опустив голову, давая Артуру полюбоваться своими волосами. Тогда он наклоняется к ней и всё-таки успевает заглянуть ей в глаза прежде, чем она поспешно отводит взгляд. – Я больше тебя не трону, - трогательно обещает он, просительно заглядывая ей в лицо. Большие пальцы его рук проникают на внутреннюю сторону плотно сомкнутых ладоней Селении, он легонько сжимает их, не давая девочке вырваться. – Но прошу, не злись на меня. Селения открывает рот: сказать что-нибудь колкое, но Артур предупредительно не даёт ей этого сделать. - Я знаю, что сейчас не время для таких разговоров, - ища хоть какой-нибудь реакции на её окаменевшем лице, негромко говорит он, начиная поглаживать подушечками пальцев внутреннюю сторону её ладоней. – Но, пойми пожалуйста, - он набирает побольше воздуха, - ты мне очень нужна сейчас. Всё это время, Артур пытается поймать её взгляд и Селения чувствует себя проигрывающим игроком в шахматах. Игроком, у которого на поле остался один только король, а за ним, грохоча на каждой клетке, по пятам гонятся ферзь с ладьёй, тесня несчастного в угол, где планируют поставить ему пат. Продолжая отходить в этот угол, Селения пытается отвлечься от поглаживающих движений пальцев мальчика (это ферзь с ладьёй проскользили по доске или это были пальцы?..) и мягко, почти ласково, замечает: - Артур, сейчас действительно не время. - Я понимаю, но… - он не договаривает, в очередной раз оглядывая милый ему овал лица, лёгкие очертания губ, немного сжатых, но не менее манящих, чем обычно. Нет, она и понятия не имеет, насколько хороша. Артур, не вполне осознавая, что он делает, тянет её ладони к своему лицу и, легонько прикоснувшись к кончикам её пальцев губами, неожиданно для себя шепчет: - Боже, как же я люблю тебя. Король оступается и попадает под удар там, где никто не ожидал – король другого цвета, притаившийся в этом углу и кажущийся таким безобидным всё это время, съедает его в одно мгновение. Селения, не предвидев подобного, вскидывает взгляд и попадает в ловушку: глаза Артура – это омут, в который нельзя попадать при нынешнем её положении духа. Мат вместо пата. ?Пожалуйста, не надо! Перестань!? Она вырывает одну свою руку и заносит её для удара, но тут же останавливается, и рука бессильно падает вниз. Селения делает маленький шажок к Артуру; не забирая у него второй руки, которую он всё ещё продолжает держать в своих ладонях, она прижимается к его плечу и приглушённым его телом голосом произносит: - Что же ты со мной делаешь? – Селения трётся лицом о его куртку, будто пытаясь зарыть его в неё. Несмело, мальчик приобнимает её за плечо, но она, нахохлившись скидывает с себя его руки и твёрдо отходит на шаг. - Нельзя, - сухо отрезает Селения и сжалась, обхватив себя руками. - Да почему нельзя? – устало и раздражённо восклицает он, слишком раззадоренный её близостью. – Я вижу тебя так редко, что иногда даже не могу точно вспомнить твоё лицо! Почему я не могу даже прикасаться к тебе?! – Потому, что мне это слишком нравится! – кричит она, топнув ногой и погрузив лицо в ладони. Селения чувствует, что кровь опять приливает ей к ушам и это её здорово злит. ?Хватит вести себя, как маленькая!? Но поднять глаза она уже не смеет. Такое заявление для неё сродни признанию в любви. Раздражение послушно уходит из сердца Артура и уступает место нежности. Видеть Селению такой смущённой… ещё более женственной чем обычно… разве она не прелестна, когда нервничает? - Но ведь так и должно быть, - с осторожной заботой он всё-таки возвращает её на прежнее место, приобняв её одной рукой, всё-таки вернув одну её маленькую ладонь в свою и не настойчиво, но спокойно прижав к себе. – Это всего-навсего означает, что ты такая же живая, как и все вокруг. Я знаю, ты считаешь, что принцесса не может показывать чувств, и ты конечно отчасти права… - Дело не в этом, - расстроено бормочет она, положив ему щёку на плечо и продолжая избегать встречи с его взглядом. Селения закусывает губу и добавляет: - Во всяком случае, не только. - Знаешь…- с нарочитой хитрецой в голосе говорит Артур, - мне порой кажется, что ты как будто боишься меня. Он улыбается, надеясь вызвать у девушки усмешку, но улыбка сама спадает с его лица, когда девушка в ответ на эти слова лишь молча зарывается лицом ему в плечо. ?Погодите-ка…?. Ошарашено заморгав, он неуверенно смеётся, но услышав, как глупо смех звучит в данной ситуации, затихает и без шуток спрашивает: - Селения, ты серьёзно? - Ну… - девушка осторожно поднимает на него глаза, всё ещё избегая его взгляда и чувствуя, что от сладости и боли пьянеет, а её рассудок мутнеет с каждой минутой всё сильнее, - не так как ты думаешь. Я скорее… Глаза Артура слишком заманчивы и глубоки, чтобы, глядя на его лицо, не заглянуть и в них, и она поддаётся соблазну. Ох, кажется, у неё вот-вот подкосятся ноги от экстаза. Там так хорошо и покойно. В них отражается она сама. Так, как он видит её. Неужели он и впрямь… любит? И ещё они так много обещают. ?Доверься нам и мы дадим тебе то, о чём ты только можешь мечтать, лежа в одиночестве и…?. – Ты даже не знаешь, как я тебя обожаю, - вырывается у неё с заплетающимся от восторженного наслаждения языком. Оказавшиеся, видимо, заколдованными глаза Артура стремительно расширяются. ?Она заболела, кажется!?. Осознав, что сказала, девушка поспешно и испугано отводит глаза. - Слышал? – с каким-то даже суеверным ужасом шепчет Селения, ещё плотнее прижимаясь к его плечу, как будто ища у него защиты. – Разве это нормально? Я так никогда себя не веду, всё это совсем не так, как должно быть! Замолчав, она ослабевшими руками обнимает его и испугано ждёт его реакции. Наверное, сказать, что Артур счастлив, значит ничего не сказать. С оглушительно стучащим в уши сердцем, Артур прочищает горло и тихо произносит:- Не бойся, милая Это всего лишь чувства. Неуправляемая сила восторга и грусти. И ощущения сладостно невыносимы. Так всегда происходит с теми, Кто любит сильно. Принцесса поднимает на него глаза, её брови взлетают в немом удивлении. - Это не моё, - признаётся Артур, смущённый своим порывом. – Я давно это слышал где-то. Это из чьей-то песни, - чувствуя на себе изучающий взгляд принцессы, он невпопад добавляет: - А исполнитель назывался как-то на ?Ф?, кажется. И обращение там было к мужчине, я переделал немного…- он заминается и, совсем сконфуженный, замолкает. - Хорошо сказано, - медленно и задумчиво произносит Селения. – Как поразительно точно… А что там дальше? - Тебе вряд ли сейчас понравится, - предупреждает мальчик, отчётливо помня некоторые довольно откровенные строчки. Примирительно кивнув, она прикидывает что-то в уме и с решительностью самоубийцы смотрит ему в глаза вновь. – Ты правильно сказал: я боюсь не тебя, а себя, - она грустно улыбается одним кончиком рта. – Мои мысли… Они отвратительны. Я даже не могу злиться на тебя за… твой последний поцелуй, - Селения вновь отводит глаза и прислоняет лицо к его плечу. Ей не нравится, что она начала говорить об этом, но отступать поздно. – Сначала злилась, а потом, как только тебя увидела, тут же всё простила, - Артур вдруг осознаёт, что подобной степени откровенности, он никогда не слышал от неё. И это даже пугает его. Да, он счастлив, непомерно счастлив. Признания Селении восхитительны для него, но эта открытость… Она настраивает на нечто сугубо интимное. Нечто упоительно прекрасное, но в то же время опасное и находящееся под строгим и негласным запретом. И это пьянит его до невозможности. Чуть помедлив, Селения продолжает: - И каждый раз, когда ты ко мне прикасаешься… я хочу ещё, - Артур тихонько вздрагивает и Селения, истолковав это по-своему и доверчиво прильнув к нему, шепчет: - А мне… мне этого нельзя. Нам этого нельзя. Её слова немного отрезвляют и Артур переводит дух. То, что он сейчас почувствовал, вряд ли пришлось бы по душе Селении. Тем более, сейчас, когда она так трогательно льнёт к нему, прося о поддержке и защите. Нет, обмануть её доверие нельзя. Но она не даёт ему и шанса сделать это. Пообещав себе, что делает это в последний раз (во всяком случае, до двух тысячелетнего возраста), Селения с наслаждением вдыхает тёплый и ставший ей домашним запах Артура, а затем решительно отодвигается. - Опять мы болтаем и ничего не делаем, - с усмешкой замечает девушка, бодрясь и со смелым озорством глядя мальчику прямо в глаза. Впрочем, почувствовав, что переоценила свои способности, она поворачивается и тянет его за собой. – Даже Барахлюш уже пришёл, я уверена! Со стороны Селении было очень разумно вывести Артура из ступора. Он облегчённо вздыхает, но не может не отметить про себя, что на протяжении всего остального пути рука девушки всё ещё лежит в его ладони.