Глава Четвертая - Другой вариант (1/1)

Всеобщее заблуждение: плачущая на груди мужчины женщина ждет жалости и ласки. Попробуй расскажи это Бонни, у которой первый взрослый вираж прошел мимо мокрых от дождя рук Максима. Бонни плачет от обиды и злости – ученым и писателям давно стоит запомнить и такой вариант.… Потом пришлось еще долго доказывать ей и самому себе тоже, что все это неправильно, неверно, нехорошо, в конце концов. Максима учили – а учился он неплохо – нельзя обманывать маленьких, нельзя делать больно девочкам, а держать себя в руках не только можно, но и нужно. Он и старался, старался изо всех сил. А Бонни, как приличный ребенок, слушала, кивала, а потом просто пошла спать на свою половину дивана, не забыв при этом больно пнуть его по вытянутым ногам – так же, как раньше делала Маришка, когда ее время сидеть за видео-игрой очень по-философски истекало. Как и все в этом мире.Одолженное одеяло ей не шло, так показалось Максиму. Просто Бонни еще находилась в том возрасте, когда, накрывшись с головой, кажешься самой себе защищенной и надежно спрятанной. Пришлось стащить ее с дивана, укутать в теплый шарф и пообещать твердо больше никогда не уезжать по ночам, а завтра обязательно отвезти ее в зоопарк и купить ей новую пижаму – потому что в мужских рубашках школьницам спать не стоит. Пока она плакала и клялась, что ей совершенно все равно, куда и к кому он, черт подери, ездил, Максиму безумно хотелось пить – как будто только слезы этого ребенка могли помочь ему победить жажду. А наутро, когда их, помятых и уставших, разбудил мамин звонок, было уже поздно: темные свинцовые тучи застлали небо, и ни о каком зоопарке не могло быть и речи.

Остаток испорченного дня они провели вдвоем, как и хотелось Бонни. Но вела она себя из рук вон плохо, а пижаму купила шелковую, холодную, поэтому спать пошла в той же самой рубашке, не забыв заявить Максиму перед сном, что зоопарки она ненавидит. И с самого детства. Потому что в пять мама отвела ее туда, а сама встретила подругу, с которой решила посидеть в кафе. Когда мама вспомнила о ребенке, маленькая Бонни уже плакала на мокрой от дождя лавочке, глядя, как равнодушные люди проходят мимо нее и мокрой клетки с павлинами, у которых в глазах бусинки, а в перьях – глаза.Понедельник – встать, выжить и вернуться в постель, так же по классику? Мама совершенно не была согласна с таким жизненным законом. Людям, находящимся на положенном отдыхе, спустя пару месяцев начинает казаться, что нет ничего увлекательнее работы и сомнительного общества коллег. Пока машина грелась, Максим слушал о новостях подъезда и о том, какой у Маришки хороший сейчас парень, – от маминого голоса новый телефон грелся и плавился прямо в руках. Максиму нравился ноябрь, Максиму нравилось, что у тети Люси из пятой квартиры появился холодильник, Максим был даже готов смириться с тем, что мама отчитывает его за не надетые еще зимние ботинки, – в тридцать с лишним это обычно как минимум раздражает. Сердце сжималось совсем по иной причине: Юлия Сергеевна уже стояла напротив, наставив дутые фары своей иномарки на поцарапанный капот Максима. Ей, по-видимому, было не до холодильников. Недаром они в первую очередь спасли кота и туфли: модные лодочки, слишком легкие для ноября, красовались на стройных ногах, очень красивых для начальницы отдела. Ее маленькая дочка уже махала ему в окне розовой перчаткой на резинке. Оставалось только послать маме виртуальный поцелуй и молить бога, чтобы Бонни еще спала, – хотя Максим хорошо знал, как равнодушен бог к таким вот просьбам.Они ехали параллельно, она, впрочем, обгоняла, потому что из его развалюшки выжать последнюю скорость было почти невозможно. Малышка – а он еще не знал, как ее зовут, – махала ему ручонками, потом устала и просто улыбалась, показывая жемчужные зубки с просветом посередине. Красивая девочка с большими глазами… Мать ласково и неуклюже гладит ее по голове, Максим знает: Юлия Сергеевна проводила с дочерью так много времени только в роддоме. Скоро все кончится – ворота детского сада улыбаются желтым, мокрым от дождя солнцем. При взгляде на него Максиму почему-то захотелось навестить отца, у которого солнце давно грелось на дне бутылки, – много лет назад к такому же металлическому солнцу отец отводил его самого, держа пухлую ручонку в большой своей.- Лида, веди себя хорошо! – строго наказывает девочке мать, пока маленькая копия ее самой не сводит глаз со старой девятки.- Пока! – кричит она им обоим, когда Максим сигналит в последний раз. Ему кажется странным ехать за начальницей, но после субботнего вечера оставить ее одну еще страннее. Юлия Сергеевна оставляет машину на стоянке и садится к нему: наверное, старое сиденье пугает ее меньше необходимости заботится о себе. Тонких ментоловых у Максима, конечно, нет, зато он может выслушать. И он слушает. И делает вид, что слушает, когда слышать становится совсем невыносимо. Тонкие ее лодочки давно промокли – но глаза все равно сырее, а стильные пятна от слез на рукаве куртки кажутся ему пятнами на солнце. Юлии Сергеевне нельзя плакать – она слишком идеальна для того места, куда он везет ее сейчас. Как объяснить ей это? Как сказать, что тот, кто оставил идеально замазанный тональным кремом синяк на ее идеальном лице, не стоит ее идеально подпиленных ноготков? Мама такому не учила, а Бонни вчера хватило шелковой пижамы и мороженого на завтрак. Впрочем, Бонни другая. Бонни никогда не будет такой идеальной – и в этом ее прелесть.- Спасибо… - неловко начинает она, когда тонкие ментоловые остаются серыми пятнами на том же рукаве. - Я не хотела портить выходной, но мне правда некому было звонить. Веришь, то есть верите, Максим… Хотя, конечно, ответственность за ваш испорченный выходной я беру на себя. Убеждаю вас, эта ссора временна. Мы обязательно найдем решение, у нас есть Лида все-таки.Она забыла его отчество, если когда-то и помнила. Она забыла, что ей нельзя извиняться перед подчиненным, если когда-то и думала об этом. А платок из его нагрудного кармана идет ее волосам и виноватой улыбке. Юлия Сергеевна красивая женщина – ей очень важно, чтобы даже слезы ей шли, об этом она, наверное, не забыла. И она собиралась искать решение. С этим красивым синяком на лице она собиралась искать и находить решение. Воистину нет предела женскому терпению. Мать больше двадцати лет искала выход, пока гладила оставленные отцом рубашки по понедельникам. Нашла она его только сейчас – прекратить поиски навсегда. Правда, отцу уже ничем не поможешь. Он-то для себя выход нашел, когда остался совсем один, – а может, это было решение его второй дочери.- Я вам могу помочь? – спросил Максим, пытаясь хоть как-то утешить женщину в мокрых туфлях. - Хотите, отвезу вас домой? А Лиду заберу из садика. И продуктов вам куплю. На работе скажу, что вы звонили из головного офиса… Что-нибудь придумаю, Юлия Сергеевна…Она бросила на него спокойный взгляд, который Бонни назвала бы ?идиотским?, надменно улыбнулась самой себе в мутной от капелек фаре. Максим, конечно, глупец, что смеет предлагать ей такой вот выход. Разве женщины пасуют перед сложностями? Разве она не лучшая из лучших? И неужели он уже забыл, что дома – то есть там, где она сейчас, – ее ждет мать, недовольная случившимся. Как объяснить пожилой женщине, что муж с именем, широко известным, иногда хуже обычного менеджера, особенно когда ее единственная дочь вынуждена замазывать синяки на тонком личике. И стоит ли?.. Юлия Сергеевна вчера убедилась в тщетности бытия, когда выслушивала упреки от самого близкого человека, а еще раньше – когда из рук самого серого и тихого ее подчиненного кто-то дикий и очень юный вырывал телефон. Почему-то ее это задело особенно. Разве не должен он быть образцом одинокого человека, погруженного в работу?- Пожалуйста, сохраните лучше в тайне то, что было вчера… - холодно попросила она, натягивая перчатки на заледеневшие пальчики. - Слухов я не потерплю.На этом месте уже можно было бросать в нее презрением и некрасивым словом ?неблагодарная?, но Максиму не хотелось. Поэтому он просто нажал на газ и представил спящую Бонни, которую ему вскорости придется вернуть домой – и больше никогда уже не увидеть. И ?никогда? в его случае будет понятием абсолютным. А Бонни наденет форму и забудет то короткое, что они оба успели создать.- Я тоже… - негромко проговорил он, глядя в глаза начальнице. - Я тоже не потерплю слухов. О вас.… Ученым и писателям интересно будет узнать, что, когда женщина плачет на груди у мужчины, это зачастую совсем не означает симпатию или страсть. Есть ведь что-то большее.… Юлия Сергеевна стягивает с замерзших маленьких ног мокрые лодочки и позволяет самому тихому своему подчиненному греть заледеневшие ступни на его большой груди, на которой так уютно поплакать перед работой.Стоит запомнить и такой вариант.