2. (1/1)

- Тили-тили-тили-бом, лопнул маленький гон…дон! Через двести с лишним дне-ей… стало в доме пять де..тей! - Мики, тут какая-то баба звонит. - И чо этой бабе? – блондин многозначительно сжал зубами зубочистку, вытирая руки, измазанные в свиной крови, о фартук, - дай сюда. - И еще, пожалуйста, чтобы свинка была не то что толстая, но упитанная, свеженькая, порежьте грудинку, а еще можно бедрышка, вот, сальца немножко, только такого, чтобы его пожарить, но чтобы не так жирно и не вредно для фигуры, а еще…- А-ага… ага. Ага. Только не жирное, но сало. Ага, - стягивая попутно зубами перчатку со среднего пальца, мужчина с хвостиком на затылке отбросил ее в сторону и сдвинул с носа замызганные мясным соком очки, - повторите адрес, в течение часа будет доставлено. …-Слышь, чо за ослица. Сало, только чтоб не жирно и не вредно для фигуры, блять!*** - Не думай, сучка, ты сегодня никуда не идешь. И я буду драть тебя всю ночь, надень свои самые красивые трусики. Я буду облизывать твою сладкую попку, а ты надень парик. Я буду совать тебе язык в задницу, слышал? Кто ты? ?Я – блядь?. - А теперь марш домой и жди вечера. Хорошенько подмойся, я не хочу выгребать из тебя дерьмо. Наскоро пригладив ширинку вместе со спадающим возбуждением, Фрэнк деловито обогнал сына, переваливаясь с ноги на ногу, и шумно хлопнул входной дверью. Пахнет жареными ребрышками и овощами. А еще чесноком. О, чесночные соусы Санты – это что-то великолепное. - Семья! За сто-ол! – уверенная в собственном счастье несчастная женщина хлопотливо водрузила в середину стола плошку с ядерно пахнущим салатом и взмахнула пропитанной маслом поварешкой, чтобы брызги посыпались. По стенам, ага, - ох, как мы сегодня вкусно и дружно пообедаем! Кевин, как там у тебя в школе? Мэл, мальчик мой, садись скорее, растущему организму нужно питаться. Руки вымой, выблядок.- ...и это продолжалось несколько лет. Почти каждый день, да. Я не могла остановиться, хотя мне казалось, что я могу завязать в любой момент... я чувствовала, что моя жизнь выходит из-под контроля, но отказывалась это признавать. Мы расстались с моим бойфрендом, от меня отвернулись родители и друзья, моя половая жизнь стала беспорядочной... иногда я чувствовала себя в ловушке, но как только мне удавалось раздобыть новую дозу, я забывала обо всем... но потом... однажды в мою жизнь вошел Он. И я хочу сейчас радостно засвидетельствовать всем, кто меня слышит: Иисус любит вас!.. он действительно может изменить вашу жизнь!.. У бога есть особый план для каждого чело...- Санта, что за поебень мы смотрим, блядь?!- Но милый... это же Опра... тебе же нравилась Опра...- Переключи эту хуйню, у меня изжога начинается.Мать все с той же приклеенной улыбкой нарезает круги вокруг стола в поисках пульта от телевизора, и на экране вместо сочувствующих глаз Опры Уинфри появляется счастливая псина, жирная, как папочка. А голос за кадром расхваливает и предлагает купить всего за сорок девять долларов девяносто девять центов раскладную лесенку для упитанных собак, которые не могут из-за своего брюха сами забраться на диван. Я смотрю, как мамочка щедро подкладывает папочке на тарелку еще кусок мяса и думаю о том дне, когда он разжиреет так, что не сможет найти у себя член под брюхом. А еще лучше - не сможет самостоятельно забраться по лестнице на второй этаж и вломиться ко мне в комнату, замок на двери которой отродясь запирался только снаружи. Это, наверное, будет счастливейшим днем в моей жизни. А еще бывает приятно думать о том, что однажды он просто загнется от инфаркта с этой матушкиной кормежкой. Все к тому идет. И хорошо бы он сдох во время семейного ужина, упав перекошенной мордой в тарелку, а не испустил дух, надорвавшись, когда он будет меня трахать. Я ковыряю вилкой салат, и мне начинает казаться, что даже второй вариант был бы неплох. Выбираться из-под рухнувшей туши, извиваясь, чтобы член выскользнул из задницы, было бы даже приятно. Я бы знал наверняка, что он больше до меня не дотронется.Мать щебечет, сохраняя все ту же улыбку. До меня доносится "дела в школе", "постричь газон" и "добавочки", я рандомно отвечаю "да", "нет" и "спасибо". Если мамочка начинает натянуто смеяться, я догадываюсь, что ответил невпопад, и спешно вставляю другой вариант, иногда попадаю в цель - и свободен до следующего вопроса. В телевизоре нам предлагают купить чудо-яйцерезку. Тоже хорошая штука, должно быть. Всего девять долларов и девяносто девять центов - и яйца вашего импотента-папочки уже не пришьешь обратно.- Добавочки?..- Спасибо, мам. Я сыт.- Санта, что это за хуйня, переключи на что-нибудь нормальное!.. Мэл, ты куда, говнюк?!- Я к себе, пап.(Куда я еще могу, слюнявое ты дерьмо)Соус капает ему на майку, пожелтевшую и пропитанную острым запахом нездорового пота. Вилка падает в тарелку со звоном, а рука словно бы невзначай описывает полукруг, чтобы оказаться у меня на заднице. Меня даже уже не передергивает.- Это ты молодееец... ты помнишь, что я тебе говорил?.. (Сука. Ты это каждый раз говоришь, ублюдок).Телевизор взрывается истерическими аплодисментами. Видимо, мамочка снова попала на шоу Опры. А я пользуюсь моментом, чтобы протиснуться между его стулом и холодильником и рвануть по лестнице наверх. Звонок в дверь догоняет меня на полпути, бьет между лопаток. - Мэл, открой дверь!..Нахуй. Пусть сами открывают. - Мясо заказывали? Бабах-бабах. Стучаться этично не получается. Когда из рук валится огромный сочащийся соком мешок, то это делать только ногами. Лавка никак не хочет разориться на пикап, так что тащить приходится в багажнике собственной машины. Развалюха, кстати, шопиздец. Громоздкая и курлыкающая на задней передаче так, что ее лучше вообще не включать. Весь спальный район знает, когда Мики приезжает домой и паркуется; все соседские собаки разбегаются в стороны, едва слышат рев мотора. А раньше так и ластились к багажнику. - Мяяяяяяяясо! – так и не дождавшись ответа, мужчина пихнул дверь носком раздолбанных ковбойских ботинок еще разок, подпрыгивая вместе с пакетом в своих руках. Ни одной женщины тяжелее он в своей жизни не носил, чем это чертово сало для диетчиков. - Мэл, ну открой дверь, у меня руки грязные, - облизывая мизинец, засуетилась Санта, - сейчас, секундочку, ручки жирные! - Как же ты заебала, - Фрэнк пихнул стол вперед, откатываясь с премерзким звуков корежащихся о пол ножек стула, назад. Кевин заткнул уши указательными пальцами, а Мики все ломился в дверь, раз через два повторяя свое басовитое ?Мясо, мясо, мясо, етить?. От этого фрик-шоу вполне можно сойти с ума, мирно свисая с крепкой люстры под какофонию ругани, но… - Мясо. Дверь открылась. Санта всплеснула руками и попросила ?положить здесь?, пока ?сбегаю за сумочкой?. - Тебя мать салом откармливать собирается? – присвистнув в сторонку и опершись плечом на обшарпанный дверной косяк, бросил Мики, сухо забарабанив пальцами по противоположной вертикали, - ты всегда одеваешься так? И не сказать, что Мэл одет как-то по-особенному. Майка, шорты, ошейник на шее совершенно несуразный, эти встрепанные волосы, взгляд маленького волчонка на привязи: все не вписывалось в этот дурной запах чеснока и отцовских ботинок в доме, что заставляло даже улыбнуться. Он и улыбнулся. Коротко, одним уголком рта, едва блеснув просмоленными зубами.- Убьют же по дороге. Хочешь подвезу? - Салом?.. когда как... я бы... мог...Я подпираю собой стену, словно она может в любой момент свалиться и накрыть нас обоих, и горожу полный бред, с каждым словом спускаясь на ступеньку ниже.У него руки в крови. И белый фартук. И улыбка на лице такая, словно эти стейки час назад мирно похрюкивали в загоне, а он собственноручно, мясницким ножом... кстати, а очень даже может быть. Я представляю, как он всаживает остро заточенный нож в сердце истошно визжащей и дрыгающейся свиньи, и неуверенно улыбаюсь в ответ, спускаясь еще на ступень. У него глаза странные. И то, как он на меня смотрит, идет вразрез с тем, что он мне говорит. Или не идет. Ничего ведь особенного не говорит. Ну, если не считать, что он предлагает куда-то подвезти парня, которого первый раз в жизни видит. А я стою и всерьез собираюсь ему ответить: да, подвези!.. не особо поинтересовавшись, куда именно.Мне время от времени предлагали такое. То пиццей накормить, то пивом угостить, то "прокатиться". Разные, очень разные. В большинстве своем - на папочку похожие, хотя попадались пару раз и почти такие, как он. Только глаза у них у всех были одинаковые - умильные и масляные.А у него - теплые.Он стоит, красивый, как черт, и руки у него в крови, и подмигивает почти развязно, и взглядом меня с ног до головы мерит, но я этот взгляд не узнаю. Не чувствую, что меня щупают глазами. Улыбаюсь только в ответ все шире. И мне сейчас не приходит в мысли ни одной истории, призванной обострить инстинкт самосохранения (ну или дать материал для размышлений во время мастурбации) - про то, как мальчики-девочки садились в машины к незнакомым парням в мясницких фартуках, а дело заканчивалось неглубокой могилкой под кустиком в пустыне. Ну или сексом с десятью больными СПИДом мексиканцами. Или и тем, и другим.Он стоит, и от него пахнет кровью, а мне кажется, что так пахнет свобода.От него ветром пахнет, и я это чувствую, как собака, на расстоянии.От него счастьем пахнет, таким, о котором даже мечтать нельзя, потому что не бывает такого счастья у тех, в чьем доме орут друг на друга под Опру Уинфри фоном. Его вообще здесь быть не должно, потому что не бывает таких людей. А если и бывают, то точно не в этой прихожей с веселенькими обоями.Я даже не думаю, что если сейчас останусь, меня оттрахают в любом случае, криво нацепив нечесаный парик.Я даже не думаю - а может, и правда, просто компании на полчаса чуваку захотелось, подвезет до клуба, хлопнет по плечу, мол, бывай.Я вообще с собой не торгуюсь. И ничего не взвешиваю.Пожалуйста. Хоть на час. Пожалуйста. Пусть он будет рядом, на час, пусть смотрит вот так и улыбается, пусть скажет еще что-нибудь. Эй, Иисус, у которого есть особый план для меня, докажи мне это, ну что тебе стоит!.. Неужели я не заслужил?..Я спускаюсь на нижнюю ступеньку и с шальной готовностью говорю: - А подвези!.. - и улыбаюсь в ответ счастливо и открыто.?Раз, два, три четы-ре пя-ять… мальчик хочет погулять. Прокатаю я мальца, а потом убью отца-а?.В этой затхлой мертвой квартирке не место ему. Доверчивый прирученный волчонок с хохолком перетянутых резинкой волос на макушке. Мики по-разгильдяйски сбросил пару перчаток, висящих из кармана, на влажный пакет, под которым лужицей растекались свежие кровавые разводы прямо по ламинату,и шагнул вперед, рассекая ладонью тугое нереальное пространство. Здесь воздух будто бы помехами сдобрен – иначе как по телевизору такой не хочется представлять. Влажные широкие пальцы, оставляя за собой темные мясные следы, потянулись вверх по перилам лестницы, обвивая узкое запястье молодого затворника. - Мики. И этого достаточно для того, чтобы бесшумно утянуть вслед за собой восторженного малолетку, захлопывая дверь сквозняком. - Я видел тут симпатичную машинку с открытой крышей, предлагаю прокатиться на ней. Перепрыгнув через запертые двери и устроившись на скрипучем сидении с некрепкой спинкой, мужчина, чьи руки по локоть в крови, а из хвостика выбилась волнистая светлая прядь, со всей дури стукнул коленом по пустому гнезду зажигания, а машина волшебным образом завелась. Взревел мотор, заплевала клубами едкого темного дыма выхлопная труба, завизжали подкаченные шины в развороте, а Мики даже в лице не изменился. Только зубочистку ткнул меж зубов, призывно посигналив прямо перед домом горе-семейки. Да только шепеляво бросил половиной рта свое ?Оплачено!?, картинно вильнув и попортив постриженный газон. Никто не сможет поверить этой жизнерадостной лужайке, единожды встретившись нос к носу с готовым на все ребенком. Одинаковые домики спального района с выбеленными стенами, с аккуратными кирпичного цвета крышами, с газончиками, собачьими будками и нелепыми шлангами на три наконечника, так быстро пролетели мимо. И даже обожженные трели Санты вперемешку с гневными ударами кулаков Фрэнка в собственную грудь остались за пределами органов чувств. Они летели на пятой, сворачивая поворот за поворотом, пропуская район за районом, и все закусочные, и все отели, и все овощные лавочки, бакалеи, кондитерские, школы и детские дома – все тоже мимо. - Мы далеко уедем, - безапелляционно протянул Мики, сплевывая зубочистку в сторону и на ходу, не сбавляя скорости, приподнимаясь над сидением. В заднем кармане – помятая пачка сигарет, откуда он, морщась от ветра, вытянул зубами одну, призывно склоняясь в сторону своего вдохновляющего попутчика. Дым обжег легкие. Концентрированный, крепкий, тяжелый, щекочущий, потянулся наружу носом, исчезая разбавленными ветром извилистыми ниточками за затылком. Ф-ф-ф-ф-ф… - ты любишь меня? У него есть имя.Почему меня это так удивляет?.. словно бы ему имя и вовсе без надобности: имена нужны, чтобы хоть как-то различать тех, кто похож друг на друга, как две капли воды, а он - один такой. Вот вообще один. Но Мики - это так красиво. - Мэл...И больше ничего никогда не было, как раньше. Вообще никогда. Едва теплые пальцы успели сомкнуться у меня на запястье, мир встал с ног на голову.В этом новом мире можно было рвануть за дверь за руку с самым красивым мужчиной на свете - и не думать, что будет дальше. Можно не раздумывая запрыгнуть вслед за ним в отцовский додж - даже не запрыгнуть, а буквально влететь, не удосужившись распахнуть дверцу, как и он, приземлиться на спружинившее сиденье - и тут же, с ногами, коленями на него, спиной вперед, вцепившись в спинку, чтобы успеть заметить в окне удаляющегося дома застывшее лицо мамочки (губки в фиолетовой помаде сложены в оторопевшее "О", белесые бровки, в ниточку выщипанные, заползли под парик) и перекошенную гневом морду папочки. И хохотать, хохотать на всю улицу, в голос, слезы навернувшиеся утирая и захлебываясь, вертясь на сиденье волчком, восторгом своим заливая всю округу. Мики, Мики!... Аааааааааааааааааааа иийййехххоу, Мики!.. Кричать хочется, чем громче, тем лучше, и ноги ему на колени вытягивать и на шее виснуть, мешая вести машину, хочется, так хочется!.. и, главное, МОЖНО.Потому что чуется. Кожей, спинным мозгом, каждым волоском на теле - чуется так отчетливо, как близость огня, как ветер в лицо, как шепот в темноте - чуется, что рядом с ним можно ВСЕ. Абсолютно все. И это с ума сводит счастьем.- Давай далеко!.. - я уже не кричу, я жарко шепчу ему на ухо, дыша часто-часто и глубоко, торопясь запомнить его запах, заполнить им легкие, задержать внутри, как дымок травки. И - получается, эйфория течет по телу жаркими волнами, взрывается под кожей, и я только руки сжимаю крепче, и каждое движение его тела - малейшее движение, вот он скорости переключает, вот жмет на газ, вот резко выкручивает руль, и додж заносит - все это во мне отдается. - Далеко-далеко, давай уедем, куда глаза глядят!.. Давай вообще никогда не останавливаться, Мики, давай?.. Смотри, какая дорога, у нее конца нет, смотри!.. - я отбираю у него сигарету, жадно затягиваюсь, словно в первый раз, и фильтр теплый и чуть влажный от его губ, и это почти поцелуй. - Я люблю тебя!.. я тебя люблю!.. А ты меня?..Спросил - и не страшно. Первый раз в жизни такое сказал, первый раз в жизни такое спросил - почему мне не страшно ждать ответа?.. Я люблю тебя, Мики.Ладонями по коленкам, острым, на которых тоненькие светлые волоски дыбом. Такие мягкие и юношеские, чуткие к каждому жесту. И вот, коленка эта уже под носом. А Мики смеется своим придавленным по-американски тенором, тут же цепляя его, колено, губами. Только сигарету от губ отнять, а то ведь обожжется. Он просто создан для того, чтобы тушить о него сигареты… он просто создан для того, чтобы не дать ни одному окурку коснуться его кожи. - Люблю ли я тебя, Мэл? Срываясь с последнего лежачего полицейского, которые они перелетали без тормозов (а спустить бы хоть на вторую!), и пуская машину по обнаженной запыленной магистрали с поредевшими разделительными полосами, мясник расслабленно откинулся на спинку, выжал газ на максимум и просто отпустил руль, раскидывая руки в стороны: - Люблю ли я тебя, спрашиваешь, Мэл? Любить тебя – это как быть свободным, – а мотор ревет, ничего не слышно, нос забит запахом выхлопных газов, но ничто не перебьет острого и томного аромата мальчишки, - я тебя… А, к черту старых диких псов, которые любят бегать через дорогу. К черту отсутствующие машины на обеих полосах. Это захолустье существует только для того, чтобы останавливаться в нем и никуда не выезжать. А лучше просто объезжать стороной. Зато самый действенный способ – отрастить крылья и перелететь его. Стереть с лица земли. Ненужный кусок дерьма, где люди – дерьмо. Самые настоящие уже выехали за его пределы. За спиной – огромный ядерный гриб, спина расцарапана горячим воздухом, волосы на затылке плавятся, но…- Люблю, - и ладонью в волосы, в светлые патлы, не перекрашенные из темного, без черных корней, ломкие, сухие, растрепанные, в рот лезущие. Первая и последняя любовь на земле начинается с прокуренного поцелуя на 130 миль в час, с привкуса сладкой жвачки и некачественного табака, со столкновения зубов и виляющего руля. Так и целовал ведь, одну руку с вызовом вытянув над лобовым, а второй стягивая волосы на макушке. Машина знает, в какую вечернюю тишину уносит влюбленных безумцев.