6. обокрал церковь — поступил как патриот (1/1)

По утру собираясь на работу в привитой нашим жильём бодрости, я надеваю несколько одежд, худенький тулуп, начищенные офицерские сапоги и какую-то шапку с тёплой, но дырявой подкладкой — кажется мы с Максимом прихватили её прямо из коробки на входе в церковь на Рождественке. Тогда мы изрядно наклюкались в трактире на Петровке, поэтому домой возвращались зигзагообразным, с долгими передышками, маршрутом.Мы живём в странное время: обокрал церковь — поступил как настоящий патриот и коммунист.Я прощаюсь с Максимом через записку, оставленную на кухонном столе, и стараюсь издавать как можно меньше шуму, когда оказываюсь в прихожей. Сегодня у Максима нет занятий музыкой или иных, известных мне дел, — но я бы не сильно удивился, окажись, что на этих своих ?занятиях? Максим торгует телом, а его зацелованные морозом щёки на самом деле результат бесчисленных прикосновений накрашенных женских губ. Максим отсыпался, и я, подсмотрев за ним в момент клокочущей внутри нежности, запомнил его такого — свернувшегося на кровати, как кот. Он обнимал уже не только свою, но и мою подушку, и успел захватить в плен своих худых, острых конечностей пуховое одеяло, которое обычно мы с ним делили на двоих.Кажется, сейчас я ляпнул более положенного, но для рассказа про наш сон следует выделить отдельную главу. Пускай платонические, пускай вызванные бедностью и прискорбными обстоятельствами, толком от нас независящими, с приходом сумерек я чувствовал с Максимом особую близость и связь, и к концу года осмелел — охамел? — уже настолько, что перестал что-либо отрицать.За этими мыслями я забываюсь настолько, что когда взгляд мой падает на старинные напольные часы, неизвестно как сохранённые хозяйкой квартиры, то чертыхаюсь и буквально вываливаюсь на лестничную площадку. С нашим соседом снизу я сталкиваюсь уже в дверях. Максим называет его блаженным, и я, подхватив его отношение, в шутку рассуждаю, что Родион Сергеич — сын попа. В действительности про отца Родиона Сергеича ничего неизвестно, но его матушка — завхоз Первого гостеатра для детей*, а сам он работает там кем-то вроде завхоза и при любом удобном и не очень случае кичится тем, что всегда имеет доступ к театральной кассе, гримерке и столовой. Тем не менее, хотя Родион и не лучший человек, он определённо не худший. Именно Родион помог Максиму и мне с барахлящим бойлером, когда мы не знали, куда себя деть, чтобы не окоченеть. Было и кое-что ещё, чего Максим — к сожалению или к счастью — не мог ни понять, как я, ни разделить. Дело в том, что я уважал чужие маски, поскольку носил свою. И неизвестно какая из наших с Родионом масок была в сознании Максима хуже. (Подозреваю, что моя.)— Доброе утро, товарищ Трущёв, — обратившись ко мне по фамилии, чинно приветствует Родион, и я даже не давлю из себя улыбку, хоть и озабочен тем, чтобы не опоздать в издательство, как в прошлый раз.Мы оба стоим под козырьком у третьего подъезда. Снег кружит у наших носов.— Доброе, Родион Сергеич, — отвечаю я, и мы пожимаем друг другу руки. Не как друзья или приятели, но как знакомые, смиренно принимающие правила игры.— Давно вас не видел, — говорит он, — а ещё дольше — Максим Дмитрича. Он что же окончательно ушёл в зимнюю спячку? Родион отряхивает шапку, на которую уже намело снегу. При упоминании Максима у меня ненадолго сбивается дыхание, но я надеюсь, что достаточно поднаторел в том, чтобы своих чувств никому не показать.— Всё как у всех: крутится ужом, чтобы найти достойное применение своих талантов. Я сам вижусь с ним в лучшем случае раз в неделю, а ведь мы делим на двоих квартиру! — спешу я развеять сплетни, с самого нашего переезда кружащиеся вокруг личности Максима. Яркой и оттого ненавидимой людьми вроде Родиона Сергеича.— Талантов, — насмешливо повторяет за мной Родион, и его выражение лица делается суровее и грубее.Я же пресекаю такое на корню.— Верно. Ну что ж. Вынужден откланяться, Родион Сергеич. Работа, как вы понимаете, не ждёт, — говорю я и прибавляю шаг, не вслушиваясь в ответные прощания.Обычно Максим не становится камнем преткновения между мной и другими людьми, но любое неуважительное — свысока — отношение к нему выходит как камень в почке.*открылся он в действительности годом позже (в 1920 году)