Глава 5. Любовник (1/1)

Запах тушёного мяса разносился по лестнице и вызывал слюноотделение, как у собаки Павлова. Макар сглотнул, чертыхнулся на соседей, которым вздумалось кулинарить прямо в середине рабочего дня и почём зря дразнить его аппетит, и полез за ключами. Чтобы уже через минуту с удивлением обнаружить, что дверь закрыта только на один замок, а источник мясного аромата находится ни где-нибудь, а в его квартире. ?— Эл?.. Ты как здесь?! —?только и смог сказать Гусев, глядя на не пойми как материализовавшегося на его кухне гостя. ?— Я же обещал тебе сюрприз! —?просиял Громов, вытер полотенцем руки, снял с себя фартук, притянул опешевшего от такой бесцеремонности Макара к себе и поцеловал в губы. Одна из странностей Элека, от которой Макар за последние годы уже успел отвыкнуть, была в том, что он совершенно не признавал закрытых дверей. Если Элу надо было куда-то попасть, а там было заперто, он попадал. Тем или иным способом. Вот и в случае с Макаром Громов, ни секунды не сомневаясь, просто взял и сделал себе дубликат ключей от его квартиры. Раз уж тот так неосмотрительно оставил их Элу в первый же его визит. ?— Посмотри в холодильник,?— деловым тоном сказал Эл, вернувшись опять к готовке,?— там курица и мясо в морозилке. И в ящик около окна загляни?— я тебе овощей купил. И бакалею всякую?— она в шкафчике. ?— Ты что, меня подкармливаешь? —?Макару стало не по себе от такой заботы. —?Спасибо, конечно, но я сам могу купить всё, что мне надо… ?— Это плата за проживание. Помнишь, мы договаривались? —?как ни в чём не бывало сказал Громов и стал накрывать на стол. Элу никогда не надо было говорить: ?Чувствуй себя, как дома?. Он автоматически начинал считать жилище симпатичного ему человека своим домом, а самого его переводил в разряд личной собственности. Причём мнение этой ?собственности? не то чтобы совсем не учитывалось, но, скажем так, в расчёт принималось не всегда. Зойка, как помнил Гусев, от чрезмерного контроля и опеки мужа периодически вставала на дыбы, и Эл тогда смягчался, давал ей больше свободы?— понимал, что с женщиной надо обращаться бережно. Но в отношениях с Макаром этот тормоз отсутствовал напрочь?— Громов на гусевское сопротивление плевать хотел и вертел им, как вздумается. Пока Макар был с Серёжей, их отношения с Элеком, на тот период чисто дружеские, были идеальны. Лучшего друга, чем Громов и пожелать было нельзя?— Макар, образно выражаясь, отдыхал душой в его компании, особенно после страстей и драм, которые с завидной регулярностью разыгрывались между ним и Сыроегой. Но в качестве любовника Эл был совсем другим. Во время их школьного романа он умудрился полностью подчинить себе жизнь Макара, сам при этом уделяя ему не слишком много времени. А потом просто бросил, прикрывшись высокими идеалами любви и верности. Макар тогда впервые понял, насколько всё-таки успел привязаться к Громову и их нездоровым отношениям. То, что это было гораздо больше, чем обычная привязанность, он осознал позже, лишь в конце десятого класса, уже тесно и, как он тогда думал, навсегда сойдясь с Серёжей. И вот теперь Эл опять предлагает ему романтические отношения. Да что там предлагает! Уже навязал. Интересно, надолго ли на этот раз? А Митя ведь правильно сказал: ?Он твоим никогда не будет?! Так стоит ли опять ввязываться в это всё, привыкать? Одно ясно точно, когда всё закончится, Макару будет в разы хуже, чем тогда, в школе. И тем не менее, приезду Элека Макар обрадовался. Всю вторую половину своей смены только и думал, что сегодняшний вечер и всю ночь он проведёт не один. Митя, конечно, будет ревновать, но, с другой стороны, он ведь сам дал добро на эти встречи. Да и отношения с духом всё же несколько отличаются от отношений с человеком: в них и верность, и ревность, и предательство несколько другого сорта?— не на сексе завязаны. Только любовь такая же. Потому что любовь, она всегда одинаковая. ?— Макар, я хочу тебя видеть. Всего,?— твёрдо сказал Элек, когда пришло время расстилать диван и готовиться ко сну. —?И если я не смогу любить тебя, можешь прямо тут же выгнать меня на улицу. ?— Ну, готовься спать на вокзале, чё,?— хмыкнул Гусев, немного помедлил и… взялся за молнию своей кофты. Это было рискованно, да. Но повторять тот фарс, который он устроил Элеку в прошлый раз, Макар не хотел. В конце концов, надо уже взять на себя смелость и смириться с тем фактом, что их связь обречена изначально. Рано или поздно Эл увидит его тело, рассмотрит как следует лицо, ужаснётся, проникается состраданием и жалостью, возможно даже сподвигнется на минет… в благотворительных целях. И всё. О всяких намёках на страсть со стороны Громова, можно будет забыть навсегда. В полной уверенности, что никакого секса сегодня (да и вообще больше никогда) с Элом у них не будет, в душ Макар не пошёл, просто снял с себя всю одежду и лёг на спину, закрыв глаза,?— заставить себя смотреть Элу в лицо он так и не смог. Секунд двадцать вообще ничего не происходило, и Макар даже подумал, что Эл, испугавшись, незаметно ушёл сам. Но тут его груди осторожно коснулись пальцы и стали медленно чертить на ней корявые линии. Что это за линии, Макар прекрасно знал?— они ?украшали? половину его груди, живота, ?цвели? на боках и бёдрах и должны были быть на спине и на заднице (там он их даже и не рассматривал никогда). Ни о каких косметических швах тогда, два с половиной года назад, и речи не шло?— ржавый металл порвал кожу до мяса, в раны быстро попала грязь, и началось воспаление, так что большая часть шрамов была не чем иным, как уродливыми рубцами, до сих пор ещё до конца не побелевшими. ?— Теперь на живот… пожалуйста… —?севшим голосом попросил Громов. Макар перевернулся. Внимательные пальцы принялись опять изучать его тело, и вскоре к ним присоединились ладони и губы. Элек покрывал поцелуями шрамы и здоровые участки кожи, гладил его там, где Макару самому-то было противно к себе прикасаться, а потом попросил опять лечь на спину. Дошла очередь до лица. Элек целовал, нежно проводил подушечками пальцев, сам прижимался щекой к его пострадавшей половине?— об этом Макар скорее догадывался, чем чувствовал. ?— Не старайся, Эл. Чувствительность почти потеряна,?— попытался он остановить Громова. Эти ласки вызывали у Макара только стресс, будто бы Элек насильно вторгался в его личное пространство. Но Макар сам позволил ему делать это с собой и теперь вынужден был терпеть. От нервного напряжения его била мелкая дрожь и было тяжело дышать, но Эл и не думал останавливаться. ?— Посмотри на меня… Ну же, открой глаза! Макар… —?сбивчиво шептал Элек, опаляя его жарким дыханием. Макар выполнить его просьбу не спешил. ?— Я хочу тебя… Очень! Не веришь? ?— Нет!.. ?— Смотри!.. Смотреть он не стал. Тогда Эл взял его ладонь и сам вложил в неё доказательство своих слов. Макар, ощутив горячую твердость, невольно сжал руку и открыл глаза. ?— Мне… надо в душ,?— сказал он неуверенно: это было на грани фантастики, но, похоже, Эл действительно его хотел. ?— Нет, не надо в душ,?— замотал головой Громов, продолжая толкаться ему в кулак. —?Я не дотерплю. ?— Но… ?— Ты ведь умеешь брать глубоко, я помню… Я хочу так. Не каждый человек от одного только обещания, что его сейчас трахнут в глотку, растает, как мороженое на солнце, но с Макаром именно это и произошло. Элек Громов не просто захотел его: он не побрезговал самой неприглядной частью его тела?— лицом. Плюнув на мгновенно возникший дискомфорт, Макар раскрыл пошире рот и почти сразу принял член целиком. Всё, что ему теперь нужно было делать?— это только смотреть. Потому что Эл, крепко удерживая его голову обеими руками, вбивался в горло и всё время повторял: ?Смотри на меня… Смотри на меня…? И Макар смотрел?— боялся, да и не хотел разорвать их зрительный контакт, не обращая внимания на выступившие на глазах слёзы, занемевшую челюсть и саднящее горло. Сейчас он был более открыт, беззащитен и уязвим, чем когда-либо в жизни, но впервые с момента аварии у Макара не возникло желания закрыться, спрятаться, выстроить себе защиту. Он был по-настоящему рад отдаваться любовнику. Эл убирал с его лица постоянно спадающие волосы, гладил большими пальцами скулы, говорил какие-то ласковые слова, заставлял на себя смотреть, а в конце просто прижал его голову к своему паху и стоял так с минуту, тяжело дыша. Макар только судорожно сглатывал и с силой втягивал носом воздух, весь пропитанный запахом своего мужчины. В этот раз от физической разрядки Макар отказался?— перехватил руку Элека, когда тот потянулся к нему, чтобы доставить ответное удовольствие, сказал: ?Я тебя потом сам трахну. Если не передумаешь?, услышал в ответ, что Эл готов дать ему прямо сейчас, сказал, что сейчас не надо, и просто вытянулся у Эла под боком. Макар чувствовал себя вымотанным и, как ни странно, удовлетворённым. Морально удовлетворённым. Эл лежал рядом, обнимал его всеми конечностями и очередной раз что-то вещал с умным видом про Москву, возможное трудоустройство и прочие заманчивые жизненные перспективы. Макар слушал его вполуха, больше просто улыбался и ерошил мягкие блондинистые вихры?— Элек, как и его брат, не любил стричься коротко. Гусеву доставляло огромное удовольствие вот так вот просто находиться рядом с человеком и не пытаться спрятать от него своё лицо. Когда-то обычное, естественное поведение, на которое он и внимания никогда не обращал, а за почти что три года даже успел забыть, теперь казалось ему верхом свободы и счастья. ?— У нас одна женщина скоро должна уйти в декрет, она расчётчица. Папа сказал, что он возьмёт тебя на её место,?— продолжал гнуть свою линию Эл. —?Ты справишься, да и я помогу. Соглашайся, Макар! ?— Элек, ну что ты заладил: Москва, Москва! —?чмокнул его в макушку Гусев. —?Мне там даже жить негде, в этой Москве. Или ты хочешь, чтоб я у тебя поселился, с Зойкой под одной крышей? ?— Возвращайся домой, у тебя же есть квартира, даже две! —?тут же оживился Громов. ?— Ты же знаешь, что я не могу. И не только потому, что квартира эта по соседству с вашим с братом отцом, а я не хочу никаких случайных встреч,?— печально вздохнул Макар?— мысль о Серёже здорово подпортила ему настроение. ?— А почему тогда? —?насторожился Эл. ?— У моих совсем плохо с работой, да и со здоровьем неважно. Они ж потому в деревню и уехали?— обе квартиры сдают. Я не могу лишить их половины дохода. ?— У тебя будет нормальная зарплата, отсылай им деньги,?— парировал Элек. ?— Зарплата… Сегодня она есть, а завтра?— сам знаешь. В какое время-то живём! А хороших жильцов найти не так просто. Да и ставка твоя, декретная… Эта женщина в любой момент вернуться может. Так что нет, Эл, и давай закроем уже эту тему. ?— Вот упёртый же! —?слегка боднул его в подбородок Эл. —?Ну, ладно, я что-нибудь придумаю. Эл приехал на следующей неделе, снова завёл свою шарманку про то, как будет здорово, если Макар уже внемлет наконец доводам разума и вернётся, ведь они будут работать вместе и видеться каждый день. Макар опять не стал его слушать?— выдал клизму, отправил в душ и велел оценить удобства в буквальном смысле совмещённого санузла, идеально, как оказалось, подходящего для подготовки организма к любви через задний проход. Гусев, что называется, из кожи вон лез?— так осторожничал и перестраховывался, приобщая Громова к пассивной роли. Ни над чьей задницей в жизни он так не трясся, даже над Серёжиной. Впрочем, с Сыроегой Гусь часто вообще не церемонился?— тот бывало доводил его до такой степени, что сам напрашивался на анальную кару. Но с Элеком так было нельзя, Элек?— другой. Макар прекрасно помнил, что пришлось пережить Громову в юности, и как это отразилось в своё время на его психике. И, надо сказать, старания его даром не прошли?— Элу всё понравилось, больно не было, а было очень даже хорошо. Аж второй раз захотелось. Второй раз подряд эксплуатировать не привыкший к такому использованию зад Макар ему не позволил, но согласился на минет. Однако, вскоре пожалел, что пошёл у Громова на поводу. Несмотря на заверения в своей полной неопытности в этом деле, сосал Элек чуть ли не профессионально. Макару было так хорошо, что он даже не сразу сообразил, что двигается Громов уж больно размеренно, почти механически, себе не дрочит и со стороны больше напоминает робота, чем живого, занимающегося любовью человека. А когда заметил, тут же всё прекратил. ?— Ты как? —?спросил Макар, с беспокойством заглядывая Элу в глаза. —?Узнаёшь меня? ?— Д-да… —?заторможенно, кивнул Громов. —?Макар… Почему ты перестал… меня? —?он запнулся, не решаясь вслух назвать то, чем они только что занимались. —?Не понравилось? —?голос у Эла был безэмоциональный, словно чужой. ?— Мне не понравилось, как ты выглядишь, Эл,?— Макар провёл рукой по его волосам, щеке, увидел блеснувшие в уголках глаз слёзы и тихо спросил:?— Что произошло, Элек? Расскажи мне. ?— Я вспомнил, Макар… Всё. Макар боялся, что не сможет выслушать всё, что скажет Громов, что ему станет худо, что он расплачется сам, или того хуже?— прервёт его исповедь. Но он выдержал. Элек рассказал ему всё о тех периодах своей жизни, когда он сбегал из дома, а потом забывал, что с ним происходило за это время. В основном он бродяжничал, спал, где придётся и почти ничего не ел, считая себя роботом. Иногда приставал с разговорами к прохожим, иногда просто бесцельно шатался по городу. Бывало, полностью забывал, кто он и откуда, а бывало?— воображал себя роботом: в таких случаях у него была целая легенда относительно своего создания, в которую он свято верил, а воспоминания об этом побеге терялись потом не полностью или не всегда. Ничего экстраординарного с ним во время уходов из дома обычно не происходило, если не считать встречи с братом, которого он искал сам и, позже, ночёвки в магазине игрушек, когда он уже сбежал после ссоры с Серёжей. Катастрофа случилась во время последнего побега. Тогда Эл не смог смириться с тем, что ему придётся вернуться в свою школу, и у него произошёл очередной приступ. Сбежав от Виктора Ивановича и шатаясь по ночной Москве, он познакомился на улице с мужчиной на мотоцикле. Назвался роботом Электроником, которым опять себя искренне считал, и согласился на предложение нового знакомого прокатиться по городу. Урри, так представился ему мотоциклист, отвез Элека к своим друзьям. ?Друзьями? оказались больше десятка мужчин разного возраста, обитающих в подвале большого пустующего здания. Они встретили ?робота? приветливо, даже ласково, а главный их сказал, что Элек вполне может остаться с ними насовсем. Если захочет. Правда, намекнул, что в таком случае ему придётся работать, потому что все они?— ни что иное, как трудовой коллектив единомышленников. Работы Эл не боялся и согласился с радостью. Единственное, его немного смутило, что работа его будет заключаться в том, что надо будет незаметно залезать в дома к людям, пока те будут отсутствовать. Но главный, шеф по имени Стамп, сказал, что это плохие, жадные люди?— они прячут у себя ворованные предметы искусства и подкупают милицию, чтобы их не поймали. Но теперь благодаря Электронику их дружная команда сможет спасти гораздо больше ценностей и вернуть их законным владельцам. ?— А потом Стамп сказал, что у них в коллективе есть некоторые правила, и если я хочу стать совсем своим, мне тоже надо будет их придерживаться. Я согласился. Тогда он велел мне встать на колени и сказал, что кое-чему меня научит. И если я буду стараться, меня все будут любить. Я хотел, чтобы меня любили… ?— И… он сделал это с тобой? —?ужаснулся Гусев. ?— Они все это сделали. Их было человек пятнадцать… —?дрогнувшим голосом сказал Элек, а Макар с силой вцепился себе в волосы, чтобы только не закрыть уши, как в детстве, когда бабушка рассказывала ему сказку и доходила до места, где с героем происходило нечто ужасное. —?Только Урри не участвовал, почему-то ему это всё не нравилось. ?— И тогда ты убежал? —?с надеждой спросил Макар. ?— Нет. Весь следующий день они учили меня вскрывать разные замки и лазать в форточки. А вечером опять… Ну, ты понимаешь. В общем я не возражал, пока кто-то из них не полез мне в штаны и не сделал больно. Меня тогда Урри защитил, сказал, что они так испортят ценного сотрудника. ?— Но ты же ведь ушёл от них! —?воскликнул Гусев в надежде услышать скорый конец этой отвратительной истории. ?— На третий день я под присмотром Урри всё-таки залез в чей-то дом, за городом, и вынес оттуда несколько икон. А потом меня нашла Рэсси. Ну, а ночью… Мне казалось, что они должны быть довольны, ведь я всё делал, как раньше… Но оказалось?— нет, им нужно было больше. Я не очень хотел, догадывался, что будет больно, но… Стамп же сказал, что меня будут любить… Мне нужно было, чтобы меня любили, понимаешь, Макар?! И я опять согласился… даже разделся сам,?— Эл хлюпнул носом и вытер лицо тыльной стороной ладони. —?В общем, Урри стал кричать на них, угрожать, закрывать меня собой, устроил драку… Рэсси кого-то укусила… Её уже я стал закрывать собой, иначе убили бы… В суматохе Урри вытолкал меня за дверь, сказал: ?Парень, если не хочешь совсем пропасть, бери свою собачку и беги отсюда. Я отвлеку их!??— швырнул мне ком одежды, и мы с Рэсси побежали. Оделся я уже потом, в какой-то подворотне. Это костюм театральный что ли был? Не знаю… У них база была в подвале старого дома, а там много всякого реквизита валялось,?— закончил Эл, рвано выдохнул и только тогда позволил Макару себя обнять. Ночь прошла беспокойно?— Эл то и дело вздрагивал во сне, что-то бормотал бессвязное, вскрикивал. Макар его успокаивал, как мог, обнимал, шептал ласковые слова, и конечно, в результате сам не выспался. На следующий день его ожидаемо штормило, а под конец смены он и вовсе упал?— стукнулся головой о мусорный бачок и ушиб рёбра. В скверном настроении, еле волоча ноги и держась за ноющий бок, доковылял Гусев вечером до дома и обнаружил там унылую, как и он сам, пустоту. Эл уже уехал, как всегда всё за собой прибрав, но на этот раз никакой записки ему не оставил. И в кухне, над раковиной, в стаканчике с зубной пастой стояла одна-единственная щётка. Его, Макара, разумеется. Зато на табуретке у окна как-то незаметно сам собой нарисовался Митя. Макар увидел его и улыбнулся, впервые за этот день. Всё-таки вот он?— его единственный и преданный друг, тот, кто никогда не предаст и не бросит. К концу недели Гусев уже совсем смирился с тем, что Элека он больше не увидит, и даже почти не обижался на него?— всё ж таки после всего, что Эл о себе вспомнил, связь с мужчиной вряд ли будет ему желанна. Даже Митя, уж на что ревностно стоял на страже макаровских интересов, а отнёсся с пониманием?— сказал: ?Бедняга твой Громов. И раньше-то не совсем здоровым был, а уж после такого и я бы чокнулся. Жалко его?. Но Элек приехал. Приехал и на следующей неделе, и через одну, и через две… За несколько месяцев регулярных встреч Макар окончательно привык к своей новой, неодинокой жизни. Он поверил, что нужен Громову: не только потому что Эла не смущало его уродство?— Эл был откровенен с Макаром, рассказал ему (и только ему!) о самых отвратительных эпизодах из своей жизни и ради близости с ним преодолел свои связанные с пассивной ролью страхи и комплексы. Поэтому, когда однажды, в самом начале июня, Элек вдруг не позвонил и не появился в обещанный день, Макар забеспокоился. Звонить ему тут же Гусев не стал?— всё-таки у Эла дел хватает?— семья, работа, и на Макаре свет явно клином не сошёлся. Мало ли, замотался Громов? Он трудоголик: в школе таким был и с годами лучше не стал. Макар, прилагая огромные усилия, чтобы отвлечься от тревожных мыслей, подождал день, потом ещё один и ещё?— никаких известий от Громова по-прежнему не было. Не находя себе места от волнения, уже собрался звонить на следующий день ему на работу, потом вспомнил, что впереди выходные и чуть не взвыл от досады?— прошла почти ещё одна неделя. В понедельник в обед, больше не выдержав неизвестности, Макар позвонил Элеку на работу. Трубку взяла секретарша, сказала, что Электрон Викторович на этой неделе работает дома и по рабочим вопросам просил всё отправлять ему факсом. Это было странно. Единственное, что смог предположить Макар в такой ситуации?— что-то случилось у Эла дома. Собравшись с духом и выждав ещё сутки, он набрал его домашний номер. Гусев звонил в середине дня и очень надеялся, что Зоя куда-нибудь вышла по делам, и к телефону подойдёт сам Элек. Трубку, естественно, взяла Зоя. ?— Алло, я вас слушаю! —?бодро пропела бывшая одноклассница. Услышав Зоин голос, Макар растерялся и одновременно почувствовал, как у него отлегло от сердца?— если бы у Элека и вправду что-то стряслось дома, Зоя не была бы такой радостной. Значит, причина в чём-то другом… Пауза неприлично затянулась, и надо было уже что-то говорить или вешать трубку, но Макар молчал. Что если он напридумывал себе невесть что, а Эл просто не хочет с ним общаться? Звать его к телефону сейчас и вынуждать перед женой придумывать какие-то оправдания и выяснять отношения Макар не хотел. ?— Алло! Вас не слышно! —?продолжала добиваться ответа Зоя. —?Макар! Прекрати сейчас же! —?шикнула она вдруг куда-то в сторону, и Гусев чуть не уронил трубку: как она догадалась?! —?Вы так мешаете папе работать! —?Макар выдохнул: конечно же, Макар?— это всего лишь его маленький тёзка. —?Говорите громче, вас совсем не слышно! —?снова в трубку повторила Кукушкина. ?— Мам, это дядя Серёжа? —?послышался на заднем фоне тоненький детский голосок. ?— Ты совсем что ли, Зойка? Дядя Серёжа сейчас, наверное, где-нибудь пьяный валяется! Он не может нам звонить! —?тут же ответил ему второй и весело заржал. ?— Макар! Ты что нас позоришь?! —?зашипела сыну Зойка и, вспомнив про абонента на том конце провода, строго сказала:?— Связь очень плохая, я вас совершенно не слышу. Пожалуйста, перезвоните! Последнее, что Макар услышал перед тем, как в трубке раздались короткие гудки, было возмущённое: ?Эл, твои поклонницы уже сюда звонят и в трубку дышат! По межгороду! Совсем совести нет!..? У Макара была совесть. Он аккуратно положил трубку на рычаги, взял записку с номерами телефонов, которые когда-то оставил ему Эл, разорвал её на мелкие кусочки и пошёл спустил в унитаз. Вот теперь точно всё. И неважно, что он помнит номера наизусть?— они скоро забудутся, а посмотреть будет негде. Пора опять начинать новую жизнь, точнее?— возвращаться к старой, где никакого Эла не было, нет и, конечно же, не будет. ?— Ты плохо спишь, у тебя бессонница?— с этим надо что-то делать! —?принялся в который раз выговаривать Гусеву Митя, улегшись на него сверху и положив подбородок ему на грудь. —?Сходи к доктору, пусть он тебе снотворное выпишет. ?— Ага, и от импотенции что-нибудь,?— грустно пошутил Макар. В последнее время ублажить своего духа он мог только руками и ртом: даже сама мысль о сексе вызывала у Гусева такую тоску, что выть хотелось. Разрыв с Громовым оказался болезненным не только потому, что тот его бросил. Это, в конце концов было вполне в характере Эла?— сначала чуть ли не силой привязать к себе, а потом, когда Макар привык и уже другой жизни себе не представлял, резко послать ко всем чертям. По большому счёту Макар сам виноват, что расслабился, потерял бдительность и забыл об этой ?милой? особенности своего любовника. Его добил не сам факт расставания. Макара лишило сил то, что он, почувствовав на какое-то время вкус практически нормальной жизни, ощутив себя нужным и желанным человеком, опять был выкинут в своё прежнее унылое и одинокое существование. Собственная ущербность давила на него теперь с удвоенной силой, отчего он совсем замкнулся, перестал интересоваться тем, что делается вокруг, и почти не спал ночами, продираясь сквозь душное марево полусна днём. К сожалению, как бы Макар ни любил Митю, ни ценил его присутствие в своей жизни?— вернуться к прежнему душевному равновесию, с таким трудом достигнутому им после аварии, не получалось. Что-то сломалось внутри, внутренний стержень дал трещину и всё, чего теперь хотел Гусев?— заснуть. И больше никогда не просыпаться. ?— Это пройдёт, Митя. Всё ведь проходит, вот и это пройдёт. Надо только подождать, потерпеть немного… —?больше для себя, чем для призрака повторил Макар. —?А к врачу я не пойду, сам справлюсь. Не я первый, не я последний, в конце концов. Мало ли таких уродов на свете? Живут же как-то… А мне повезло ещё, у меня ты есть. Так что всё хорошо, Мить, всё хорошо… —?Макар крепче обнял Савельева и поцеловал его в макушку. ?— Ну, если только этот Громов опять здесь появится, пусть пеняет на себя! —?сердито пробубнил Митя куда-то ему в рёбра. ?— Не кати на Эла бочку, Мить,?— устало вздохнул Гусев. —?Я на него не в обиде. У него семья, дети… а жена, знаешь, какая красавица? Ну, знаешь, конечно, ты ж её видел. Вот нафига ему, скажи, такой стрёмный любовник? Страшный, как атомная война… Устал, наверное, Элек на мою рожу смотреть, вот и слился по-тихому… А может, совесть заела?— Зойку-то обманывать. Правильно сделал в общем-то. И что отношения выяснять не стал и говорить, что бросает?— тоже. Я ж не маленький, сам всё пойму… ?— Если б я только до Москвы мог добраться, уж я б ему показал!.. —?продолжал сыпать угрозами Митя?— монолог Макара на него, судя по всему, никакого впечатления не произвёл! —?Он бы у меня за всё ответил! ?— Да за что ответил-то? —?попробовал вразумить духа Гусев. —?Я ж не красна девица, которую жених перед ЗАГСом бросил. С пузом. Не обязан Эл со мной по гроб жизни трахаться. ?— Ничего, вот наберусь смелости, выучу маршрут и пойду по рельсам в Москву! —?опять проигнорировав его слова, сказал дух. ?— Вот заладил же! —?фыркнул Макар. —?А почему, кстати, не на поезде или на самолёте? С тебя билет требовать не будут,?— попробовал он немного пошутить. ?— Я не могу сам на поезде,?— серьёзно сказал Митя. —?И на самолёте тоже. И в машину ни к кому сесть не получится. Это страшно очень, когда рядом люди, и их много. Отсюда вообще всё по-другому видится, не так, как тебе. Вот когда ты рядом, тогда другое дело, с тобой можно. Но одному?.. Нет!.. —?Митя судорожно затряс головой, будто отряхиваясь от кошмарного наваждения. —?Один я только на пустырях могу жить, где людей почти не бывает. Иначе паника такая накатывает, бежать куда глаза глядят хочется. Но на пустырях свои сложности?— там еды почти нет и конкуренция большая. ?— Другие призраки? —?спросил Макар. Ему вдруг стало совестно, что он за всё время, что они могут общаться, так мало интересовался жизнью своего друга. ?— Фиг знает, кто это? —?пожал плечами Митя. —?Но уж точно не призраки. Для меня люди скорее на призраков похожи. А эти… Есть такие как я, есть вообще не пойми кто, но выглядят все жутко. Бр-р! Они и еду отнять могут, и побить, если не убежишь, а некоторые на части разорвут и жрать будут! Прямо так, живого… ?— Как… живого? —?не понял Макар. ?— А так. Отрывают куски от тела и жрут, а ты не умираешь, у тебя оторванное снова вырастает. И так пока он не наестся или ты убежать не сможешь. Если будет на чём бежать, конечно. ?— А ты откуда знаешь, Мить? —?ужаснулся Гусев. —?Ты же всё время со мной. ?— Ну, бывало, забредал раньше, когда кушать очень хотелось, в такие места. Всякое видел… Ну и… ?— Что ?и?? —?Макар похолодел от одной только догадки, что с его Митей могло происходить нечто подобное. ?— Меня два раза жрали,?— мрачно сказал Митя. —?Это очень больно. И я ни разу не убежал. ?— Бедный мой… —?Макар принялся покрывать лицо духа короткими нежными поцелуями, а потом, чтобы как-то уйти от болезненной темы, спросил:?— А вы вообще общаетесь между собой? ?— Почти нет,?— покачал головой Митя. —?Может, кто-то и общается, а я не смог. Трудно это, контакт установить, когда всё время боишься, мечешься, еду ищешь… И вынужден во всех подозревать врагов. Плохо здесь всё, Макар, очень плохо. Страшно, неуютно, голодно, серо… Только рядом с тобой как-то поспокойнее, светлее даже. Так что, можешь не бояться за своего Эла?— не смогу я сам до Москвы добраться… даже по рельсам,?— Митя со стоном выдохнул и уткнулся носом Макару под мышку. ?— Митенька, я возьму себя в руки, обещаю! —?решительно сказал Макар, сморгнув с глаз непрошеные слёзы. —?Спать буду нормально, тебя любить, как раньше. Просто… мне время надо, привыкнуть. Немного времени, Мить, честно! Макару казалось, что он справляется. Изо всех сил старался он не вспоминать об Эле, сосредотачиваясь только на настоящем моменте, ложился спать рано, наутро старательно не обращая внимания на головокружение и гудящие виски, а ночью любил своего Митю?— ведь слабая эрекция лучше, чем вообще никакой. Митя больше к врачу его не посылал и кары небесные на голову Громова тоже не призывал. Но на Макара смотрел, как на покойника?— мрачно и с жалостью. Сколько так ещё могло продолжаться и чем бы всё в итоге закончилось, сказать сложно. Возможно, Макар пришёл бы в себя, а возможно, ему пришлось бы всё-таки прибегнуть к помощи специалиста. Но так или иначе, а на следующей неделе в четверг вечером, когда пора было уже ложиться, в дверь позвонили.*** Это была авантюра чистой воды. Гусев сам от себя не ожидал, что вот так вот запросто придёт и положит на стол начальнику ЖЭКа заявление об уходе. Он боялся только того, что она не пойдёт ему навстречу и не согласиться уволить одним днём, и тогда до самого конца отработки придётся волноваться и мучиться?— а вдруг что не срастётся на новом месте? Ведь за две недели может многое произойти. Однако, посмотрев на бумагу и выслушав его сбивчивые объяснения, начальница сказала: ?— Вы, Макар Степанович, для нас, конечно, ценный кадр, но, что уж говорить?— вы достойны лучшего. И если вам выпал хороший шанс работать по специальности, грех его упускать. Отпущу вас сегодня же. А через два часа, получив расчёт и трудовую, Макар уже паковал вещи, которых за три года на новом месте почти и не прибавилось. Тем не менее, багажник громовской девятки оказался забит до отказа, а чемодан, сумку и пару коробок пришлось даже запихать в салон. Макар сидел рядом с Элом и всю дорогу под его удивлённые взгляды то и дело оборачивался назад?— там, между чемоданом и дорожной сумкой, на краешке сиденья примостился Митя, опасливо смотрел по сторонам и кусал от волнения губы. Шутка ли?— их, может, не самая счастливая, но вполне налаженная и устоявшаяся жизнь делала крутой вираж. Что он принесёт им, этот новый поворот? Как в песне поётся?— пропасть или взлёт, омут или брод. И да, пока не повернёшь, не узнаешь… В принципе, Макар не был рисковым человеком. Всегда до последнего цеплялся за людей, что были у него в жизни; отношения?— даже если те приносили много боли и мало радости; работу, которая больше, чем кусок хлеба, ему ничего не давала; дом, весьма далёкий от понятия ?свой?… Но когда наступало это ?последнее?, что-то щёлкало в его голове, Гусь вспоминал, что он дикая перелётная птица, расправлял крылья, по живому рвал старые связи, вычёркивал (или думал, что вычёркивает) из памяти когда-то близких людей, менял занятие и срывался с места. И всё же перемены давались ему тяжело. ?— Мить, а может, я зря согласился? —?спросил своего призрака Макар, когда тот пришёл к нему ночью накануне отъезда. ?— Может, и зря, я сам не знаю,?— охнул Митя, поудобнее устраиваясь на узком для троих диване. —?Но попробовать надо, больше тебе никто такую работу на блюдечке не поднесёт. ?— Если всё выгорит… —?усомнился Макар, поправил раскрывшемуся во сне Элеку одеяло и вытер его лоб приготовленным заранее полотенцем. —?Посмотрит на меня в понедельник профессор Громов и скажет: ?Извини, непредвиденные обстоятельства случились, не можем сейчас никого брать?. И что мне тогда делать? Жить негде, работы нет… ?— К родителям поедешь. Ненадолго. А там, глядишь, чего-нибудь да подвернётся?— Москва большая,?— как мог успокоил его Митя. —?Ты лучше думай, как Эла своего в чувства привести?— ему за руль завтра. Приезд Эла по-хорошему выбил Макара из колеи. И не только потому что он больше вообще не ожидал увидеть Громова. Первым желанием Макара, правда, было побыстрее спровадить бывшего любовника: как бы ни убеждал он себя в обратном, а всё-таки был обижен. Но Эл выглядел неважно, вид имел бледный и осунувшийся, даже стоял, держась за стенку. Макар провёл его в комнату, усадил на диван и сразу пошёл ставить чайник?— то, что Громову нездоровилось, было ясно, как день. Эл пил горячий чай, смотрел на Макара и молчал. Потом достал из кармана сложенный пополам тетрадный листочек и протянул его Гусеву. ?Прости, что не могу говорить: врач запретил?— осложнение на связки после простуды. Я болел всё это время, а из-за отсутствия голоса не мог позвонить, предупредить тебя. Пришлось отправить телеграмму. Но зато я нашёл тебе постоянную работу и жильё! В понедельник уже можешь приступать?. Макар, как прочитал его записку, так и замер с открытым ртом?— Эл явно ещё не поправился полностью, и всё же несмотря на это сел за руль и приехал к нему! Зачем он так?! Потом вспомнились те нехорошие мысли, которые Макар позволял себе в последнее время в адрес друга, и ему стало стыдно. ?— Телеграмма?.. Ты сказал, что послал мне телеграмму? —?тяжело сглотнув, спросил Макар, виновато заглядывая Элу в глаза. Эл медленно кивнул, потом достал из кармана ручку, на обратной стороне листка написал: ?Ты не получил её?? и в свою очередь уставился на Макара. Вместо ответа Макар вскочил, схватил ключи и, неловко задевая мебель и все углы на своём пути, кинулся на лестницу. Вернулся через пару минут, держа в руке два почтовых извещения… ?— Эл, прости, я идиот! —?обнял он Громова и тихо рассмеялся ему в плечо. —?Ну какая мне работа, кроме как метлой махать? Совсем отупел?— даже в ящик заглянуть не догадался! И звонков ведь не слышал… —?Макар продолжал всхлипывать от смеха, но Эл почему-то отстранил от себя его голову и, обняв ладонями лицо, принялся водить большими пальцами под его глазами. Макар посмотрел на Эла, на его скорбно сжатые без тени улыбки губы, болезненно сведённые на переносице брови и вдруг понял, что сам он не смеётся, а плачет… Последние две недели, когда он думал, что Эл бросил его, полностью перевернули сознание Макара. Теперь он готов был не просто вернуться в Москву, а поехать за Громовым хоть на край света, жить в палатке и валить лес, если надо будет. Лишь бы иметь гарантированную возможность видеть его хотя бы раз в неделю. Тем более, что о палатке и лесоповале речь даже не шла?— Эл предлагал ему поистине шикарные условия: работу младшим научным сотрудником на малом предприятии, которым руководил его папа, Виктор Иванович Громов. Контора профессора Громова располагалась на территории одного из старейших технических вузов столицы, имела непосредственное отношение к научной и материально-технической базе института и выполняла заказы в том числе для иностранных организаций, которые платили за работу валютой. Чего ещё желать в наше смутное и нестабильное время? Да если профессор Громов возьмёт его к себе, Макар за одно это будет благодарен Элу до конца своих дней?— такой долг ему просто нечем будет вернуть! ?— Эл, я хотел сказать,?— начал Макар, когда они уже глубокой ночью въехали в один из незнакомых ему дворов где-то на северо-востоке столицы, и Громов припарковал машину у неприметного пятиэтажного дома. —?Я хотел сказать, что даже если ничего не получится с работой, я всё равно благодарен тебе за всё, что ты для меня делаешь… ?— Получится! Всё получится, не переживай! —?краснея от натуги просипел Элек. ?— Чшш! —?обнял его Макар. —?Не надо, не говори ничего! ?— Я люблю тебя… —?одними губами прошептал Элек. Макар искренне не понимал, за что его можно любить, особенно такого, каким он стал сейчас,?— убогого инвалида, который совершенно ничего из себя не представляет. Но Эл есть Эл?— что у него творится в голове, Макар никогда даже приблизительно себе представить не мог. И что ответить на его слова Макар тоже не знал. Скажи он сейчас: ?Я тоже?, это будет звучать фальшиво, словно плата за возможность устроиться в хорошее место. Хотя и является чистейшей правдой. Своё ?я люблю? он сказал, просто крепко прижав к себе друга. Поцеловал его в губы, зарылся пальцами в волосы и не отпускал так от себя, казалось, целую вечность.*** Эл по глазам Макара видел, как тот хочет, чтобы он остался с ним на эту ночь на новом месте. Хочет и боится сказать об этом вслух, потому что знает?— Эла ждут дома. И его действительно ждут, и он действительно не может остаться?— всё так. Но сам факт, что любимый нуждается в нём, да ещё и вынужден проявлять деликатность, чтобы не смущать его своей просьбой, грел душу почище любого признания в любви. В конце концов, он здорово постарался?— уговорил папу взять Макара в штат на полную ставку, нашёл приличную квартиру в хорошем месте, да ещё и рядом с работой?— Макару не придётся ездить в общественном транспорте и терпеть на себе чужие взгляды, а сам Элек сможет заезжать к нему вечером после работы и не отбирать много времени у семьи. Разве не заслужил он хотя бы маленькой награды за свои труды? Заслужил, и не маленькую. Макар теперь его, никуда не денется! Собственно, в последнем он убедился, когда приехал к Гусеву чуть больше суток назад?— Макар не получил от него телеграмму и целых две недели жил в полной уверенности, что Эл его бросил. Ну, как жил? Существовал на грани выживания: Эл даже испугался, когда Макар открыл ему дверь?— живой труп, одно слово. И взгляд мёртвый. А уж когда Гусь расплакался у него на плече, как маленький (это взрослый-то дядька!), Элу самому чуть худо не стало. Какое счастье, что ему хватило чутья не ждать полного выздоровления, а выйти на работу раньше и сразу же, поругавшись (в письменном по причине отсутствия голоса виде) с папой, выбить себе командировку в Питер. Но теперь все тревоги и разъезды позади, теперь покидать дом можно будет только по служебной надобности. Больше не придётся расставаться с Зоей и детьми, чтобы встретиться с любовником: обе части семьи Элека?— и официальная, и та, о которой не принято говорить в приличном обществе, рядом, в тридцати минутах езды друг от друга. И Серёжа не пересечётся с Макаром даже случайно?— другой конец города как-никак. В таком счастливом расположении духа Элек Громов в третьем часу ночи вернулся в объятия любящей супруги и прямо с порога был засыпан вопросами о поездке и самочувствии, на которые, впрочем, ему отвечать тут же запретили, рассказами о детских шалостях и успехах и прочей домашней ерунде, которую Эл в обычное время готов был слушать часами, но сейчас откровенно клевал носом. ?— И меня уже достал твой братец,?— пожаловалась Зоя, уложив мужа в постель и вручив ему стакан тёплого молока с мёдом?— по её мнению, незаменимую для восстановления голоса вещь. —?Да, Элек, не смотри на меня так,?— она поймала на себе его вопросительный взгляд,?— он опять заложил за воротник и искал кому бы излить душу. А за неимением тебя, пришлось отдуваться мне?— думала трубка от его причитаний соплями изойдёт. Эл на это тяжко вздохнул и опустил плечи?— хороших новостей от брата он не слышал уже два с лишним года. ?— Вчера, правда, он несколько отошёл от своего репертуара,?— сказала жена, по-своему поняв этот жест. —?О себе любимом ныл сравнительно мало, он в основном на тебя жаловался. Элек от таких обвинений только изумлённо раскрыл глаза?— он справедливо считал себя очень хорошим братом и уделял много внимания Серёжиным проблемам. За что вообще на него можно жаловаться?! ?— Ты, мол, его избегаешь. Он звонит, а тебя нет, хотя должен быть дома, и уже которую неделю ты не встречаешься с ним по пятницам, а он видите ли без тебя не может?— ты для него самый близкий человек, любимый братик, поддержка и опора в жизни и всё такое в этом же духе. Зоя скептически закатила глаза, а Элек опять вздохнул?— когда-то ведь именно Серёжа поддерживал его в трудные минуты, был сильным, жизнерадостным и уверенным в себе. А теперь?.. ?— Причём, на мои слова, что ты занят и в Питер ездишь в командировки, он попросту наплевал! —?с возмущением продолжила Зоя. —?Знаешь, что он мне заявил? Эл отрицательно замотал головой. ?— Что у тебя там не иначе как другая женщина завелась! У Эла от этих слов глаза на лоб полезли и сон весь разом прошёл?— брат дураком, конечно, никогда не был, но чтобы вот так вот, сходу!.. Оправдываться, однако, он не стал: у Зои даже тени сомнения в его невиновности не должно возникнуть. ?— Серёжа почему-то уверен, что Виктор Иванович тебя ни за что не стал бы гонять туда-сюда как курьера, а раз ты туда так часто и регулярно мотаешься, значит, это личные дела,?— усмехнулась Зоя, сама при этом недоверчиво косясь на мужа. —?И знаешь,?— сказала она,?— в его словах есть доля здравого смысла. К тому же, помнишь тот звонок? Минуты две там в трубку молчали, и было слышно чьё-то дыхание!.. А звонок был по межгороду, Эл. Зоя смотрела в упор, явно пытаясь по выражению его лица определить, верны ли её подозрения. Но уж что-что, а держать лицо Элек умел с детства. Он медленно встал, дошёл до письменного стола, взял бумагу и ручку и через минуту, уже мило улыбаясь, передал жене ответ: ?Если вы с Серёжей считаете, что у меня в Питере появилась женщина, то в таком случае она меня только что бросила. Или я её?— я не знаю, как правильно. Потому что мои поездки туда закончились. По крайней мере в обозримом будущем. Теперь мне придётся искать дам в Обнинске и Новосибирске, но не раньше осени-зимы?. Зоя хмыкнула, прочитав послание, и заметно расслабилась. У Эла тоже камень с души свалился?— всё-таки ни в каких соперниц она всерьёз не верит, что в общем-то логично: за все годы он ни разу не дал жене повода подозревать себя в интересе к другим женщинам. Да и какая женщина может сравниться с его Зоей? Об этом смешно было даже думать. А вот о чём думать было совсем не весело, так это о том телефонном звонке, который некстати упомянула дорогая супруга. Он вспомнил о нём уже под утро. Зоя, уставшая от страсти и бурных ласк, которыми замучил её Эл, мирно спала у него на груди, но к самому Громову сон так и не шёл. Теперь-то он знал, тогда, две недели назад, ему звонил Макар. На первый взгляд мелочь, но Элек прекрасно понимал?— это был серьезный шаг со стороны Гусева: он переживал настолько, что буквально переступил через себя и позвонил им домой в надежде услышать его голос или хотя бы убедиться, что с Элом всё в порядке. Теперь Элек с уверенностью мог сказать: он наконец-то добился взаимности от любимого. Но радость от осознания этого события быстро сменилась тревогой?— он стал бояться потерять своё с таким трудом обретённое счастье. Ведь пережить утрату чего-то ценного гораздо больнее, чем вовсе никогда этого не иметь.