Часть 3 (1/1)

В рассказе, который я подготовил для ?Стрэнда?, о том, что случилось со второй горничной, Рэчел, читатель узнавал из уст Месгрейва. Но в действительности я общался с ней лично.Когда на следующее утро я спустился к завтраку, Холмс и Месгрейв уже сидели за столом. Я пытался встретиться взглядом с Холмсом, но он не смотрел на меня. Мой друг сидел за столом и курил, а на его плечи снова была наброшена старая вязаная шаль, которую он, видимо, отыскал где-то в доме. Если бы мы были наедине, то я бы попытался обратить на себя его внимание, но так как тут был Месгрейв и вокруг сновали слуги, то я просто занял своё место в ожидании, когда нальют чай.Несомненно, мое сердце билось гораздо сильнее, чем обычно. Я спал очень беспокойно, всё время перебирая в памяти то, что произошло накануне между мной и Холмсом. Не раз я спрашивал себя, не лучше ли было бы заснуть рядом с ним, прислушиваясь к его дыханию, гладя его по голове и успокаивая, если он будет стонать во сне. Не сомневаюсь, что по большей части мною руководил инстинкт врача, главная цель которого исцелить и успокоить, но я бы солгал себе, если бы не признался, что к нему примешивалось и страстное влечение. Забота о Холмсе всегда была одним самых дорогих подарков судьбы, и я совершенно ясно осознавал: сколько бы я его ни лечил, само его присутствие в моей жизни было для меня целительным бальзамом.Холмс наблюдал за тем, что происходит вокруг, с высоко поднятой головой. Я воспринимал это как своего рода компенсацию за меланхолию и депрессию, которые обычно следовали за искусственным эмоциональным подъёмом с помощью кокаина. Кроме того, я задавался вопросом, не знал ли он что-нибудь о Рэчел уже в то время или же его естественное любопытство было возбуждено лишь историями, которые нам рассказывал после ужина Месгрейв?— потому что глаза моего друга следовали за горничной гораздо чаще, чем за кем-либо ещё в этой комнате. Во всяком случае, чаще, чем они следовали за мной.В моём рассказе, напечатанном в ?Стрэнде?, были полностью нарушены временные рамки подлинных событий. Если это ещё не стало очевидным, но будет заметно по мере продолжения повествования. Однако мне следует сказать уже сейчас, что в художественной версии этой истории Холмс начинает расследование уже некоторое время спустя после исчезновения Брайтона и Рэчел. На самом же деле, как вы можете видеть, оба они ещё выполняли свои обязанности в тот момент, когда мы приехали в Харлстон, и когда мы сели завтракать, я не предвидел никаких перемен. И не имел ни малейшего представления о том, что произойдет дальше.Вот почему меня озадачило выражение лица Холмса в тот момент, когда Рэчел подошла налить мне чай. По движению его губ я понял, что он собирается что-то сказать. Но я никак не предполагал, что вопрос, который он задаст, будет:—?А где сейчас Брайтон?К сожалению, он выбрал для этого как раз тот момент, когда Рэчел начала наливать чай. Я едва избежал ожога благодаря быстрой реакции и плотной ткани брюк, и у меня мелькнула мысль, не сделал ли Холмс это нарочно?— в виде наказания за наше неблагоразумное поведение прошлой ночью. Но ведь это же он сам спровоцировал всю ситуацию…Мои раздумья были прерваны обмороком Рэчел, и с этой минуты мне уже некогда было думать о Холмсе или о его проделках. Я едва успел подхватить её. Она что-то кричала о том, что Брайтон пропал?— я счёл это бредом, вызванным её лихорадкой, и не придал ему значения?— и сопроводил девушку в её комнату для оказания медицинской помощи. Между тем Холмс и Месгрейв оставили без внимания этот припадок горничной, закончили завтрак и перешли к более интересным занятиям.То есть так я подумал в тот момент. Вскоре я разыскал одного из слуг, который предложил мне холодный тост и проводил меня к комнате Брайтона. Я нашел там Холмса и Месгрейва, и слова Рэчел подтвердились: дворецкий действительно исчез.Я сообщил о состоянии Рэчел, обрабатывая нанесенную ею свежую царапину. Хотел бы я знать, что еще можно было предпринять, кроме самого очевидного?— покоя и должного ухода?— но я не мог понять причину её припадков, сопровождаемых периодами кататонического возбуждения, когда её лицо искажалось гримасой ужаса. Это немного напомнило мне Холмса во время одного такого приступа, и, полагаю, это заставило меня судить о ней несколько строже, чем следовало бы. В конце концов, ?буйный уэльский нрав??— это отнюдь не научный диагноз.Однако моя маленькая ранка все-таки принесла некоторую пользу; похоже, к тому моменту Холмсу было уже гораздо лучше, и когда он увидел мою царапину, то в качестве поддержки слегка сжал мою руку и выразил сожаление по поводу случившегося. Я, честно говоря, ожидал, что он весь день не будет меня замечать, поэтому даже мимолётное его внимание несколько успокоило и подбодрило меня.Оставив Холмса отдыхать, мы с Месгрейвом отправились на охоту, и моё настроение значительно улучшилось, хотя, возможно, к тому не было никаких оснований. _____________________Друзья Мейсгрейва оказались приятными людьми, прогулка замечательно нас освежила, и мне даже удалось подстрелить фазана. В общем, это была прекрасная охота, а когда я увидел Холмса, отдыхающего на садовой скамейке, у меня на душе стало ещё легче.Мы с Месгрейвом простились с остальными участниками прогулки и направились к скамье, на которой сидел Холмс. Месгрейв как раз рассказывал мне о том, что случилось поздно вечером, и попросил совета у Холмса. Именно отсюда берет своё происхождение рассказ о том, как Брайтон тайком пробрался в библиотеку. На самом деле это случилось лишь накануне вечером, а не за несколько дней до болезненного припадка Рэчел, как я написал в рассказе, который опубликовал ?Стрэнд?.В остальном всё произошло так, как я написал. Брайтон был пойман на месте преступления, когда он просматривал фамильные документы Месгрейва?— возможно, он подумал, что раз у хозяина в гостях мы с Холмсом, то он будет слишком занят и не заглянет в свой кабинет?— после чего был уволен. Перед тем, как уйти, он сунул в карман какую-то бумагу, но зато на столе остался лежать другой документ: манускрипт с любопытным ритуалом, который передавался в семье Месгрейвов от поколения к поколению. Казалось, что Брайтону очень хотелось остаться в доме вместо того, чтобы немедленно отправиться собирать вещи?— вот почему его внезапный уход был загадкой. Мы тут же предположили, что, будучи уволен, он вместо того, чтобы остаться на оговорённую неделю, по какой-то причине решил тут же инсценировать своё исчезновение.Мы втроем собрались в библиотеке, чтобы изучить документ с ритуалом.—?Что за странный катехизис*,?— сказал Холмс. И он был совершенно прав.Вот что мы прочитали:?Кому это принадлежит???Тому, кто ушел?.?Кому это будет принадлежать???Тому, кто придет?.?В каком месяце это было???В шестом, начиная с первого?.?Где было солнце???Над дубом?.?Где была тень???Под вязом?.?Сколько надо сделать шагов???На север?— десять и десять, на восток?— пять и пять, на юг?— два и два, на запад?— один и один и потом вниз?.?Что мы отдадим за это???Все, что у нас есть?.?Ради чего отдадим мы это???Во имя долга?.Холмс читал вопросы, а мы с Месгрейвом, после недолгих уговоров, стали читать ответы. Это очень напоминало мне мои школьные дни. Когда мы закончили, я улыбнулся:—?Да ведь это же указания для поиска сокровищ!Прихватив зонты от надвигавшегося дождя, мы отправились исследовать первый пункт из списка?— это был патриарх среди дубов, стоящий на самом краю поля. Дуб был великолепен, но когда мы его внимательно рассмотрели, стало очевидно, что если это тот дуб, о котором идёт речь в ритуале, то сокровище давно уже должно быть найдено предыдущими поколениями Месгрейвов.Несмотря на наполнявшую меня радость открытия, я почувствовал, как по спине у меня побежал холодок, предвещавший скорую грозу. Из-за непогоды в тот вечер мы не смогли продолжить свои изыскания, но я был полон странной уверенности, что вот-вот должно что-то произойти. _____________________После ужина я сидел в кровати, читая роман в мягкой обложке, который хотя и не представлял особого интереса, но хоть как-то приглушал мои нетерпеливое любопытство и размышления о будущих событиях. Не успел я подумать о том, что к моему облегчению здесь нет Холмса, который, несомненно, высмеял бы мой читательский выбор, как он постучал в мою дверь и вошел, не дожидаясь ответа.—?Вы верите Месгрейву?— что уволенный Брайтон нарочито скрылся?Сказав это, Холмс рухнул на кровать рядом со мной, как всегда, не обращая внимания на приличия. Мое сердце отчаянно забилось.—?И это после того, как он выпросил у Месгрейва ещё неделю, чтобы не пострадала его гордость, как сказал Месгрейв? —?Я отложил книгу в сторону. —?Не думаю, что верю в это?— скорее, нет.—?Я тоже. —?Холмс подложил руки под голову. —?Это довольно любопытно.—?Гораздо более любопытным мне представляется тот факт, что мы занялись расследованием в то время, когда как будто бы должны отдыхать.Я отодвинулся, прислонившись спиной к изголовью кровати, и темноволосая голова Холмса оказалась где-то возле моего бедра.—?В самом деле? —?Холмс поднял на меня взгляд, усмехнувшись уголком рта.—?Вообще-то, нет.—?Ха! —?он перевернулся и теперь лежал лицом в мою сторону, подпирая голову рукой так, что мог наблюдать за моим лицом.Я почувствовал некоторое неудобство. И спустился ниже?— так, чтобы мы были на одном уровне. Лицо Холмса было совсем близко.—?Полагаю, вы не думали, что такое произойдет?—?Даже приблизительно. У вас есть какие-нибудь идеи?—?Признаюсь, после ужина я выбросил это из головы. —?Мне было чертовски трудно не смотреть на его рот.—?Жаль, я был бы рад узнать вашу точку зрения.—?В самом деле?—?Конечно. Я всегда ценю ваше мнение.—?Вот как!—?Именно так.Холмс находился всего в нескольких дюймах от меня, он сидел спиной к свету, исходящему от камина, и вблизи его глаза казались совсем темными. Меня неодолимо тянуло к нему, но я держался из последних сил. Наши отношения были достаточно тесными для оправдания такой близости, но не было никакой причины, чтобы сейчас сократить дистанцию между нами, как бы сильно я этого не хотел.Должен заметить: пожалуйста, не считайте меня наивным простаком. Даже в то время я знал, что наша связь неестественно сильна и что моя привязанность к Холмсу порой окрашивается явной чувственностью, но даже тогда я не предвидел для нас никакой опасности. Мы так долго были друзьями, прошли через столь многое, знали друг друга так хорошо, что я был уверен, что наши отношения почти братские. Я дружил со многими, но такого друга, как он, мой Холмс, у меня не было никогда, и даже если б я узнал, что в университете он был вовлечен в неестественные плотские отношения, для меня бы это ничего не значило. Я любил его, как собственное сердце, и это ничто и никогда не могло изменить.Я потянулся к руке Холмса и осторожно коснулся её кончиками пальцев. Наши пальцы переплелись.—?Я счастлив высказать своё мнение, Холмс, когда бы вы меня об этом ни попросили.—?А иногда даже, когда я вас об этом не прошу.—?Разумеется.Холмс улыбнулся, медленно поднял наши соединенные руки и сухой, теплой рукой с тонкими длинными пальцами он прижал мою ладонь к своей груди, повторяя наше положение прошлой ночью.Моё сердце было готово выскочить из груди.—?Когда бы это ни было, я благодарен вам за это,?— тихо сказал Холмс.Я не понимал, что вызвало этот поток откровенности, но это ничуть не мешало мне оценить его по достоинству. То был редкий случай, когда Холмс признавал вслух, что я для него больше, чем просто его биограф. А случаев, когда его слова превышали чувство признательности, а доходили до выражения привязанности, было ещё меньше.Моё сердце ширилось в груди, дыхание перехватывало. Повисла неловкая пауза, когда мы молча смотрели друг на друга. Я не мог найти подходящих слов, чтобы выразить то, что чувствовал, не мог найти слова даже, чтобы продолжить беседу в том же дразняще-полушутливом тоне. Поэтому я просто смотрел на него, разглядывая морщинки у него на лбу и в уголках глаз и слушая, как биение его сердца отдается через пульс под моими пальцами.Вдруг Холмс вздрогнул и облизал губы.—?Уже поздно,?— хриплым голосом произнес он.—?В какой-то степени,?— сказал я.—?Я должен идти. Мне бы хотелось обдумать эту проблему до того, как утром мы продолжим поиски сокровищ.—?Вы можете думать и здесь.Уголок его рта дернулся в полуулыбке, не насмешливой, но, тем не менее, довольно безрадостной. Он отпустил мою руку и грациозно соскользнул с кровати.—?Спокойной ночи, Уотсон,?— сказал Холмс уже у двери.—?Спокойной ночи, Холмс.Мне было очень жаль видеть, что он уходит.