Часть 4 (1/1)

Они распрощались на рассвете — чтобы — скорее всего — никогда больше не встретиться. Лань Ванцзи добрался до ближайшей деревни и, как сумел, рассказал про паучьего демона. Крестьяне что-то лопотали, расспрашивали, хотя он и не мог ничего им ответить, затем принесли рисовой каши и кислой редьки. Вкус после божественного лисьего чая показался Лань Ванцзи ужасным, однако он съел все, до самой последней крошки.Поев, он кивнул и поднял перед собой руки в широких рукавах.— Хэйан?Поселяне указали ему дорогу и проводили до околицы, а после, когда Лань Ванцзи вскочил на Бичэнь, еще долго провожали взглядами.Слова лиса — ?Ты играешь музыку, которой не понимаешь? — тревожили Лань Ванцзи всю дорогу. Путь от побережья до столицы был неблизким, и, хотя он кишмя кишел разномастными тварями, ничего по-настоящему опасного Лань Ванцзи не попалось. Кажется, его встреча с лисом, идущим к дао путем чая, и вправду оказалась пирогом, упавшим с неба. Лань Ванцзи играл ?Собрание мириад песен? все лучше и понимал их все лучше, но только как музыку. Глубинный, потаенный смысл песен все еще от него ускользал. Это была проблема, решить которую ему никак не удавалось, которую он был не в состоянии решить сам. В столицу Лань Ванцзи прибыл, терзаясь нетерпением и постоянной горечью неудач.Он вошел через восточные ворота, в потоке путешественников, крестьянок с коробами и торговцев, обвешанных штуками ткани. Стражники настороженно покосились на его белые одежды, на длинную лобную ленту и больше всего — на пристегнутый к поясу меч. Один из них заступил Лань Ванцзи дорогу.— Абэ-но Сэймэй, — сказал Лань Ванцзи, не меняясь в лице. Стражники переглянулись, затем стоявший перед Лань Ванцзи посторонился. Лань Ванцзи вошел в город.Хэйан оказалась похожей и не похожей на Чанъань. По улицам сновали люди, простые и знать, ехали неповоротливые бычьи упряжки, колыхались паланкины. Всюду звучала речь, отрывистая, резкая, словно удар меча — привыкнуть к ней Лань Ванцзи так и не смог. Отдельные слова казались Лань Ванцзи знакомыми, и он повторял их про себя, двигаясь вместе с человеческим потоком — и отделенный от толпы мембраной пустого пространства.Согласно лису, Абэ-но Сэймэя знала в столице каждая собака, а потому Лань Ванцзи остановил первого попавшегося человека. Это оказался мужчина лет за тридцать, с лицом скорее аккуратным, чем красивым, в простой, но ладной одежде и сапогах из оленьей кожи. У пояса его висел меч.— Абэ-но Сэймэй, — произнес Лань Ванцзи так же четко и раздельно, как все дорогу до столицы произносил в деревнях ?Хэйан?. Прохожий удивленно уставился на него — его одежду, его лобную ленту и сверкающий даже днем холодным светом Бичэнь — и что-то спросил.Лань Ванцзи покачал головой. Прохожий нахмурился и повторил вопрос.— Не понимаю, — сказал Лань Ванцзи.— Зачем тебе к Сэймэю? — спросил прохожий с ужасным акцентом. Что-то в том, как он произносил это ?Сэймэю? говорило, что Абэ-но Сэймэй ему знаком. Кажется, в Хэйан того и вправду знала каждая собака.— Спросить, — ответил Лань Ванцзи холодно. Его дела этого человека совсем не касались.— Про сю, что ли? — нахмурился прохожий.— Сю? — теперь уже нахмурился Лань Ванцзи.— Так не про сю?— Нет.— Это хорошо, что не про сю, — повеселел прохожий. — А то буквально жизни никакой с этими разговорами про сю. А ты, может, тоже оммёдзи?— Нет, — сказал Лань Ванцзи решительно.— А кто?— Заклинатель.— А в чем разница?Лань Ванцзи пожал плечами: сказать, в чем разница (тем более что он не очень хорошо понимал, что представляют из себя оммёдзи), было нелегко.— Тогда, значит, оммёдзи, — кивнул прохожий. Кажется, он был из тех, кому было спокойнее вешать на неизвестное привычные ярлыки.— Нет. Даочжан. Даос.— Монах?— Нет.— А то похож.— Не монах.— Тогда будешь оммёдзи, — прохожий кивнул сам себе, а потом уже кивнул Лань Ванцзи. — Пойдем, отведу тебя к Сэймэю. Мне как раз тоже к нему.Прохожий — ?Зови меня Хиромаса? — отвел Лань Ванцзи в северо-восточную часть города.— Нам чуть севернее Большой дороги Цутимикадо и чуть западнее дороги Ниси-но-Тоин, — пояснил он и со значением добавил: — На северо-восток, если смотреть от Пурпурного дворца.Лань Ванцзи кивнул: северо-восток всегда был ?вратами демонов?, стороной, откуда приходило зло. Возможно, между оммёдзи и заклинателями и вправду было много общего.Изгородь вокруг дома Абэ-но Сэймэя была точь-в-точь такая, как Лань Ванцзи привык видеть в Чанъани и в прочих мало-мальски больших городах. Над ее резными украшениями нависала серповидная черепица крыши.— Как капище какое-нибудь, да? — толкнул Лань Ванцзи локтем Хиромаса. Лань Ванцзи моргнул. Никто и никогда не толкал его локтем. Даже Вэй Ин.— Мм-м, — сказал он, настороженно глядя на Хиромасу.Ворота были распахнуты, и Лань Ванцзи увидел сад, зеленый, буйный и еще мокрый после дождя. Хиромаса при виде сада нахмурился и пробормотал что-то непонятное под нос. Затем оглянулся на Лань Ванцзи:— Точно капище, да еще и заброшенное.По ту сторону ворот раздалось тихое хихиканье. Из-за створок выступила тонкая, словно соломинка, девушка в куртке и шароварах, какие здесь носили мужчины.— Имею честь почтительно ожидать вас, господин Хиромаса, господин даос, — поклонилась она. Рот у нее был маленький и очень красный, словно намазанный кармином.— Ждала нас? — хмыкнул Хиромаса.— Хозяин велели: вскоре изволит пожаловать почтенный господин Хиромаса и приведет с собой важного гостя, так что встреть их и с почтением препроводи...Хиромаса пошел за девушкой, а Лань Ванцзи пошел за Хиромасой. Тот приостановился и снова толкнул Лань Ванцзи локтем:— Как он узнал? Ну вот как он узнал, а?Девушка провела их в комнату, пол которой был убран циновками. На одной из них, поджав ноги, сидел... Наверное, это и был Абэ-но Сэймэй — никем другим этот человек быть просто не мог. Он был худощавый и белокожий, с красивым лицом и глазами такими же холодными, какие были когда-то у Вэнь Жоханя. По спине Лань Ванцзи пробежали мелкие мурашки озноба.— Пришел? — спросил Абэ-но Сэймэй у Хиромасы.— Пришел. И гляди, кого с собой привел, — Хиромаса подтолкнул Лань Ванцзи в спину, тот сделал несколько шагов и остановился.— Вижу, — сказал Абэ-но Сэймэй и улыбнулся. Улыбка эта была насквозь лисья — впрочем, его мать, Кудзуноха, и вправду была лисой. — От тебя, господин даос, за тысячу шагов разит лисой, — сказал он, обращаясь к Лань Ванцзи.Лань Ванцзи пожал плечами. Чай с девятихвостым лисом-людоедом он пил третьего дня.— И кто же из достопочтенных сородичей моей матери тебе повстречался? — полюбопытствовал Абэ-но Сэймэй. В комнату снова вошла девушка в мужских куртке и шароварах, поставила перед Хиромасой столик с узкой бутылочкой, чашечкой и тарелкой с жареной с солью рыбой. Хиромаса, однако, не заметил ни столика, ни рыбы, ни бутылочки.— Сэймэй! Так ты, что ли, не человек все-таки? — спросил он, стукнув по столу кулаком.— А что, если и не человек? — лениво протянул Абэ-но Сэймэй. При взгляде на Хиромасу его ледяные глаза немного смягчились.Хиромаса вскинулся, словно петух, раздувший грудь, затем махнул рукой.— Да ничего. Я же уже говорил: буду защищать тебя, даже если ты тварь. Тварь ты или нет, но ты все равно Сэймэй. — Он плеснул в чашечку из бутылочки и разломал рыбу надвое. От разлома пошел белесый пар.— Хороший ты человек, Хиромаса, — сказал Абэ-но Сэймэй, затем опять посмотрел на Лань Ванцзи: — Ну так что?— С тем, кто познает великое дао чая, — ответил Лань Ванцзи.— А что, такое тоже есть? — с удивлением спросил Хиромаса, подливая себе из бутылочки.— И ты остался жив? Как? — спросил Абэ-но Сэймэй, разглядывая Лань Ванцзи с новым интересом.— Мы пили чай, — пожал плечами тот.— И что же сказал тебе этот почтенный господин за чаем?— Посоветовал попробовать столичные сладости.Абэ-но Сэймэй рассмеялся.— Выпьешь с нами?— Чай, — сказал Лань Ванцзи. — Крепкие напитки в Облачных Глубинах запрещены.— Ну, ты же здесь, а не в Облачных Глубинах.— Дядя просил не пить.— Ну что ж, чай так чай. — Словно повинуясь невидимому указанию, в комнате снова появилась девушка в мужской куртке и шароварах. Вроде, и та же, а вроде, другая. Она поставила перед Абэ-но Сэймэем точно такой же столик с чашечкой, бутылочкой и рыбой. Затем вышла, но почти сразу же вернулась, поставив перед Лань Ванцзи столик с чайником и округлой глиняной чашкой. Налила Лань Ванцзи чаю, и тот поднес чашку к губам. Вкус был мягким и свежим, аромат — нежным, а сам чай — безусловно, хорошим, но... Лисий чай у ручья все равно был вкуснее. Наверное, он будет сравнивать с тем чаем каждую выпитую отныне чашку.— Итак, почтенный господин Лань Ванцзи, — сказал Абэ-но Сэймэй, — что привело тебя в мой дом?— ?Собрание мириад песен?, — Лань Ванцзи с тихим стуком поставил чашку.— И что с ними?— Я должен научиться этой музыке.— Этой это какой? — спросил Абэ-но Сэймэй, взяв палочками ломтик дымящейся рыбы. Губы его искривились в ленивой улыбке — ни дать, ни взять лиса.— Темной, — сказал Лань Ванцзи. — Я должен выучиться темной музыке и темному пути.— Тогда ты явно ошибся адресом. Я, — Абэ-но Сэймэй облизал губы, их красный цвет стал ярче, почти неприличным, — не темный заклинатель. Я — оммёдзи. Мне нечему тебя учить.Лань Ванцзи молча сдвинул столик в сторону и поклонился — низко, до пола, как кланялся до этого только научившему его всему дяде.— Пожалуйста.Лань Ванцзи видел тщательно вымытый пол, швы между досок, мелкие щербинки и темные разводы на светлом дереве. Бутылочка звякнула о чашечку, полилось вино. Лань Ванцзи ждал, но Абэ-но Сэймэй все молчал.— Сэймэй, может... — спросил Хиромаса.— Хиромаса, — перебил его Абэ-но Сэймэй. Он не сказал больше ничего — только имя: предупреждение, пока что мягкое. Любой другой на месте Хиромасы наверняка бы замолчал, но этот только возмутился:— Ай да ну что тебе, жалко, что ли? Ты же постоянно учишь всяких бонз.— Бонзы не оммёдзи.— Этот тоже не оммёдзи, а даочжан.— Хороший ты человек, Хиромаса, — вздохнул Абэ-но Сэймэй. — Когда-нибудь это погубит нас обоих. Господин Лань Ванцзи, пей свой чай — он уже почти холодный.— Мм-м, — Лань Ванцзи выпрямился, снова взялся за чашку.— Беда с вами, даосами, — вздохнул Абэ-но Сэймэй. — У вас или только черное, или только белое — и ничего третьего, никогда. Хотя, казалось бы... Я и вправду не смогу выучить тебя темному пути, Лань Ванцзи, но чему-то ты все же научишься. Не сразу, но нам некуда спешить. Главное, проживи достаточно долго.— Учитель, — Лань Ванцзи поднял руки, и его длинные белые рукава упали вниз, как флаги.— Сразу нет, — небрежно отмахнулся Абэ-но Сэймэй. — Учить себя ты будешь сам. И начнешь с того, что выслушаешь вместе со мной тревоги Хиромасы. Давай, Хиромаса, говори. Рыба-то все равно уже почти закончилась. Да и сакэ.— Ну вот откуда ты все знаешь, — буркнул Хиромаса, но и впрямь отставил чашечку из-под вина. — Тут такое дело... Из дворца пропала Гэнсё. Та самая Гэнсё, ну, ты знаешь. А дело было так...Гэнсё или Видение — именно так называлась драгоценная бива, которая была сокровищем императора прежнего и стала таким же сокровищем императора нынешнего. Она была привезена из империи Тан, имела верхнюю деку из палисандра и пропала пять дней назад. Кто и как ее выкрал, при дворе не знали, но подозревали всякое — винили как людей, так и демонов. И вот позавчера Хиромаса услышал звук Гэнсё. Это точно была Гэнсё, уж Хиромасу было не провести. Он взял с собой пажа и прошел за звуком бива на юг по Большой дороге Феникса, до самых ворот Расёмон, и уж там окончательно уверился, что это играет не человек.— Прекрасная была мелодия, эх! — сказал Хиромаса мечтательно, на миг отвлекшись от рассказа. — Никогда еще такой не слышал! Тайная, наверное.Хиромаса окликнул того, кто сидел наверху на вратах, однако ему не ответили. Тогда он велел пажу ждать, а сам полез вверх. Он лез, и сверху доносился вой, то ли звериный, то ли человеческий. А потом на лицо Хиромасе упало что-то — оказалось, сгнивший человеческий глаз.— Ну, я и не полез дальше, — сказал Хиромаса, выливая в рот последние капли саке. — Да и был разве смысл? Ну вот полезу я туда, а Гэнсё сломается. Что тогда делать?— А от меня ты чего хочешь? — спросил Абэ-но Сэймэй.— Пойдем со мной сегодня ночью.— К воротам Расёмон слушать биву?— К воротам Расёмон слушать биву.— Только у меня одно условие. Возьмем с собой его, — Абэ-но Сэймэй кивнул на Лань Ванцзи.— Отчего же не взять? Возьмем.— Слышал, господин Лань Ванцзи? Сегодня мы идем слушать биву, — усмехнулся Абэ-но Сэймэй. — А пока давай послушаем тебя. Ты, вроде, человек не злой, так зачем тебе темные песни?— Я должен призвать... одну душу, но мой ?Призыв? не работает. Темный путь может с этим помочь.— Вот как, — сказал Абэ-но Сэймэй. Глаза его были прищурены — ни дать ни взять лиса. — Ну, давай его послушаем — этот твой ?Призыв?.Лань Ванцзи кивнул и достал из-за спины завернутый в ткань гуцинь. Он не играл ?Призыв? уже... сколько? Вэй Ин уже, наверное, заждался.Осторожно разместив корпус на коленях, Лань Ванцзи тронул струны. Раз, другой, дальше — больше... На этот раз, помимо любви, он вливал в ?Призыв? и горечь разлуки, и вину, и просьбу, и безумную надежду — всю ту смесь чувств, которая копилась в нем, начиная с их знакомства с Вэй Ином и двукратно возросла с его смертью.Лань Ванцзи играл — звал, просил снова и снова — но Вэй Ин не пришел. Наконец его пальцы прижали струны, подавляя последние отголоски звуков, и он поднял глаза.Хиромаса сидел с потрясенным лицом, Абэ-но Сэймэй оставался все таким же невозмутимым.— Какая игра! — воскликнул Хиромаса. — Какая игра!— Несовершенная, — покачал головой Абэ-но Сэймэй. — Ты просишь, и поэтому тебе можно отказать. Ты не должен просить — ты должен приказывать.Лань Ванцзи покачал головой.— Я никогда не смогу приказывать Вэй Ину.— Несчастная любовь? — выгнул брови Абэ-но Сэймэй.— Мм-м.— Тогда это будет труднее. Ну ладно, для начала разберемся с Гэнсё.