17. Глас рассудка (1/1)

Ойген не был виноват в том, что у начальства в очередной раз пригорело, перемкнуло и заклинило. Он вообще спал себе, а тут притащились некоторые и давай трезвонить в дверь. Было совестно увидеть его сонного и по-домашнему растрепанного утром в воскресенье, такого несчастного, небритого и в пижаме.– Я тут мимо проходил, – буркнул Вальтер, ненавидя себя. – Дай, думаю, навещу будущего мужа.Ойген только вскинул брови.– Вы оказываете мне честь. Но у меня дома не убрано, я не могу принять вас в таком свинарнике.– Ой, да бросьте! – Вальтер сунул ему свёрток. – Презент вам к завтраку, только что из кондитерской. Со сметанным кремом.Ойген тяжело вздохнул.– Не входите в спальню, ради всего святого.– Клянусь всеми четырьмя башнями.Эту сцену видели как минимум три соседа, и Вальтер ухмыльнулся. – Чай, кофе? – сонно спросил Ойген, закрывая за ним дверь. Он зябко переступил с ноги на ногу и обхватил себя руками за плечи. – Знаете, если в следующий раз вам захочется порадовать Адмиралтейство, сделайте это в более позднее время, ладно? Я лёг хорошо за полночь, допечатал этот треклятый контракт и ещё кучу всяких идиотских бумаг, и…Вальтер взял его за руку, очень аккуратно. Пальцы Ойгена были в пятнах от чернил и копировальной бумаги, плохо отмытых.– Я хочу предложить вам ввязаться в мятеж.– Почему я не удивлён? Чай, кофе?– Кофе.Ойген аккуратно высвободил руку и кивнул в сторону кухни.– Прошу. Что-то к кофе? Вы дома завтракали?– Да, конечно, я буду просто кофе, без сахара, – Вальтер повесил китель, расшнуровал ботинки и закатал рукава рубашки. Этим он демонстрировал, что разговор будет долгий и неофициальный.– Белые носки, – с отвращением выговорил Ойген. – На вас белые носки. Ужас какой.– Ой, – Вальтер пристыжено хмыкнул. – Забыл переодеть. Вы переживёте?– Нет, – Ойген скрылся в спальне, но вскоре вернулся с парой обычных чёрных носков. – Вы не гардемарин, чтобы в белых носках и матроске разгуливать!– Чайник закипел, – робко напомнил Вальтер.Его смерили гневным взглядом и бухнули турку на плиту.– Иногда мне кажется, что вам всё ещё пятнадцать, и рука тянется к ремню и линейке.– Мне в три раза больше, увы, поздно бить, – Вальтер посмотрел на свои руки – большие, с сильно выпирающими костяшками, темно-синими просвечивающими венами. На левой белела сеточка шрамов – он прикрыл ею лицо, когда взорвалась одна из торпед, и осколки разлетелись во все стороны. Хорошо быть везучим идиотом с хорошим бронированием.В молчании они выпили кофе. Ойген еще и яичницу приготовил, с беконом и маринованными помидорами, и выглядело это так аппетитно, что он по-дружески поделился с Вальтером. Тот ел и чувствовал себя свиньей.– А теперь рассказывайте.– Мне нужно оказаться в Японии до конца этого месяца.– Проще пешком в Антарктиду смотаться, – Ойген побарабанил по столу. – Самолетом будет быстрее всего, но это, как минимум, четыре дозаправки или три пересадки.– Одна, если взять нужный самолет, – Вальтер подвинул к нему записку с двумя индексами.– Две.– Одна, – с нажимом повторил Вальтер. – Один пассажир. Выгадать на весе. Понимаете?– Просто скажите, ради чего всё это?Вальтер хотел было сказать, что ради свободы, но понял, что соврёт. Не в свободе было дело. И не в равноправии по большому счёту. Он кое-что хотел сказать этому миру, вот и всё. Просто так сложилось, что и другие захотели поговорить о том же самом.Поэтому он взял Ойгена за руки и сказал, глядя в глаза:– Я точно не знаю. У меня есть мечта, чтобы на меня и на таких, как я, никто не смотрел, как на существ второго сорта. Мы… Я, Ришелье, Такамацу… Мы хотим попробовать, а там как получится. Вы со мной?Ойген моргнул.– При одном условии.– Вы и так будете видеть Валентина, что вам еще нужно из того, что я реально могу вам дать?– Вы подпишете представление себя самого к награде за Худа.Вальтер возвёл взгляд к потолку.– Вы – невозможный вредный занудный крейсер!– Я за справедливость, – отчеканил Ойген. – Подпишете?Вальтер подумал, взвесил и перестал сомневаться.– А черти с вами морские, подпишу.– Я напомню завтра, – Ойген высвободил ладони из его пальцев. – Какого точно числа вы хотите провернуть свою эскападу и как долго вы собираетесь пробыть в Японии?– Я планировал вылететь двадцать пятого мая.– В день победы над Худом? Давайте двадцать шестого, у нас с вами планы на двадцать пятое.– Почему я о них не знал?– Я подавал вам план, – оскорбился Ойген. – Разберите свой бардак на столе и в лотке входящей почты!Вальтер клятвенно пообещал разобрать. А дальше следовало выложить всё начистоту или хотя бы процентов тридцать правды, чтоб по-честному… Но Вальтер не мог. Запах кофе выветрился, и он теперь чувствовал запах Ойгена – немного резкий и сильный. Загривок заныл, от старой метки по всей шее растёкся жар, и Вальтер рванул узел галстука вниз, чтобы не задохнуться.– Ваш организм требует секса, – Ойген констатировал факт. – Может, вы хотя бы сами себе дадите разрядку?– Что? А, нет, бессмысленно, я себе противен, – пробормотал Вальтер, хватаясь за графин с водой. – Ничего, мне обещали хороший подавитель, который надолго отшибёт всяческую охоту.– Я придумал. Скажем, что у вас течка, этим выгадаем три дня. Я могу играть на публику оскорблённого или заботливого альфу, это как вам захочется, – Ойген потёр переносицу. – Где ваши капли в нос, самое время их принять, если не хотите проблем.Вальтер на подгибающихся ногах отправился за кителем, достал капли и чуть не разлил.– Дайте, – Ойген выхватил пипетку. – Вы бы сходили на приём, пусть вам поменяют подавители на более сильные.– Я до свадьбы потерплю, а там уже разберемся, – просипел Вальтер, запрокидывая голову.Ойген дёрнул уголком рта.– Вальтер, вы не железный.– Я попрошу! – Вальтер шмыгнул носом. Запах всё равно не уходил, он начинал казаться приятным, и это был плохой знак. И вроде бы он с утра наглотался нужных таблеток, но…– Хорошо, вы стальной и весь из себя бронированный, но не в альт-форме вы не железный, – Ойген пипетку убрал, но положил ладонь ему на шею. – Я могу укусить вас, может, получив свежую метку, ваш организм успокоится.Вальтера передернуло.– Знаете, со всеми этими укусами и спариваниями мы похожи на животных куда больше, чем на людей, и это омерзительно.– Возможно, но вам нужна помощь, и причём сейчас, иначе мы так и не договоримся ни до чего. Вы уже смотрите на меня, как на кусок пирога в буфете.Вальтер куснул себя за щеку изнутри, а после расстегнул пару пуговиц, потянул воротник и подставил шею.– Чёрт с вами, будем играть на публику.Ойген прикусил его шею зубами, так, чтобы метку было видно всем. Когда у них случился первый раз, Ойген старался оставить следов по минимуму. В последний же, в мае сорок первого, Ойген как с цепи сорвался – укусил несколько раз и расцарапал спину. Знали бы о его темпераменте те, кто прозвал Ойгена Айсбергом, ага… Но что в тот раз, что в другой, когда зубы Ойгена смыкались на его шее, Вальтер чувствовал дурное удовольствие, которое напрочь пробивало весь пояс бронирования и здравый смысл. Сейчас же из всех ощущений были озноб и недовольство.Запах Ойгена оказался перебит запахом собственной крови, и это было… Нет, не хорошо, просто нормально.– Стало легче?– Да, пожалуй, – Вальтер прижал платок к отметине, чтобы стереть выступившую кровь. – А теперь о деле. Вы не можете не знать, что всё время после освобождения я встречался с кораблями своего вторичного пола.Ойген, занявший свой стул, кивнул.– Я даже знаю, о чём вы говорили с ними.– Ничто не укроется от ваших приборов. И что вы об этом думаете?– Сначала я хотел отколотить вас ножнами от сабли, связать и посадить на гауптвахту на неделю, но с флагманами такое не пройдёт, – Ойген бегло улыбнулся. – Ваши действия можно подвести под государственную измену.– Можно, но это исключительно для защиты Германии, – укус пекло, и Вальтер прижал ладонь полностью. – Мне кажется, пора заканчивать эту страницу и начинать новую. И начинать её с маленькой революции.– За последние двадцать лет в Германии случились: одна революция, один мятеж и законный захват власти. Мне больше нравится, когда действия идут в правовом поле. Там я сильный игрок и принесу больше пользы, чем носясь с саблей по улицам за мятежными линкорами.– Мне тоже по душе легитимизация моих желаний, – Вальтер вернул улыбку. – Именно поэтому я здесь и готов наплевать на свои проблемы, чтобы… – он неопределенно покрутил рукой.– Именно поэтому вы должны получить свою награду. Для начала. А там мы протолкнём поправку к закону о заработной плате и жалованию военнослужащих, – Ойген не сводил с него глаз. – У нас нет времени и денег на революции, Вальтер. Пусть революции начинались на флоте и даже неплохо шли, но в конце каждой из них именно флот оказывался жертвой тех самых революций. Не мне вам рассказывать. И не мне вам рассказывать, что начинать нужно с себя.– Именно поэтому я сейчас не в своей постели и не в лечебнице для душевнобольных, – отбрил Вальтер. О, на эту тему ему было что сказать, хотя вряд ли следовало вываливать это на Ойгена.– Именно поэтому я рядом с вами. Не могу не уважать вашу силу, – Ойген положил локти на стол и подался вперёд. – И именно поэтому многие идут за вами, игнорируя Адмиралтейство.– Я знаю.Плохим флагманом он был бы, если бы не знал. Дуэль с Гнейзенау, которую никто не видел, но о которой узнал весь город, повысила кредит доверия флотских к нему. – Вечером двадцать пятого в офицерском клубе на ужине в честь годовщины вашей победы вы пожалуетесь на плохое самочувствие. Я деликатно эвакуирую вас и отвезу к себе. Утром я доставлю Гнейзенау рапорт о нашем с вами отпуске. Трёхдневном по состоянию здоровья. Никто ни слова не скажет, но многие будут рады, что у их флагмана наладилась личная жизнь, и нет угрозы его здоровью, – Ойген говорил это невыразимо сухим тоном. – Возможно, ко мне домой направят кого-нибудь для проверки, поэтому до десяти утра вы пробудете здесь. Насколько я знаю Гнейзенау, он будет медлить полчаса, прежде чем доложит Адмиралтейству. Оттуда ему позвонят в первые же пять минут, а от штаба до моего дома – три минуты езды на автомобиле. Плюс я беру полчаса про запас. Вдруг Гнейзенау, прежде чем звонить в Адмиралтейство, решит исполнить победный танец с саблей, кто знает.Вальтер представил Гнейзенау, распевающего йодли и пляшущего на столе. Лучше бы не представлял.– Я согласен с вашим планом, – а что ему оставалось сказать? Ойген был прав по всем пунктам.– Вот и славно. Чтобы всё вышло естественно, я попрошу вас двадцать пятого числа выпить половину дневной дозы подавителей. Поскольку метка свежая, то вы будете обращать внимание только на мой запах.– О, я и забыл об этом полезном эффекте.Ойген коротко кивнул.– Мне бы не хотелось ускорять наш с вами брак, но после него вы сможете прооперироваться, и тогда одна из ваших проблем будет окончательно решена. Конечно, меня расстраивает, что мы так и не станем настоящей семьей, но это тот случай, когда общественное и ваше личное благо стоят выше моего удобства.Вальтер опустил голову и кивнул.– Согласен, только речи о моём личном благе не идет, моё личное кончилось в Датском проливе. Сейчас меня занимает только будущее детей и страны.И тогда Ойген сделал странное: он осторожно взял его руку и поднёс к губам.– Невыносимо осознавать, – сказал крейсер, – но я влюбился в вас, хотя куда ещё. Извините, я в первый и в последний раз говорю о своих чувствах.Прикосновение его губ, сухих и тёплых, было куда приятнее метки, Вальтер прикрыл глаза, стараясь абстрагироваться от странного тепла, расползающегося от ладони выше к плечу. Да нет, не было это тепло странным, оно было забытым. Вот только воскрешать старое точно не стоило.– Раз мы взялись играть на публику, – Вальтер облизнул пересохшие губы. – Может, погуляем? Вернёмся ко мне домой, возьмём Валентина и сходим в парк?– Вы слишком ко мне добры, но я приму ваше приглашение с радостью.18. КрестАдмиралтейство решило, что хрен ему без масла, а не награда. В этом Вальтер не сомневался, всё-таки его сразу об этом предупредили. Но Ойген выглядел довольным, забирая лист с его подписью.Двадцать пятое мая сорок второго года выдалось тёплым и ясным, пусть на горизонте хмарилось. Вальтер поднялся засветло, но не потому, что придавал этому дню особое значение, просто ему было немного тревожно. Он потёр метку на шее ладонью, унимая зуд, и заперся в ванной. Из зеркала на него смотрела помятая морда с трёхдневной щетиной и красными от недосыпа глазами.– Год назад краше был, – буркнул Вальтер и расстроился. Каждое потрясение, каждое событие в корабельной жизни прибавляло лет. Они росли урывками, скачками, не как люди. В мае сорок первого ему было едва ли двадцать пять, сейчас – за сорок. А вот Рейнике повезло, на его прекрасной породистой физиономии никакие возрастные изменения не отражались, менялся разве что взгляд.Метка снова начала зудеть, и Вальтер впился в неё ногтями.Он только-только успел почистить зубы и побриться, как в дверь начали ломиться.– Папаша, открывай, я всё прощу! – нервно выкрикнул Ульрих.Вальтер открыл щеколду и смерил отпрыска взглядом.– Доброе утро. У тебя своя квартира есть, а в ней ванная. Какие проблемы?– Валентин не смог тебя найти и пришёл ко мне за помощью, – Ульрих выставил младшего брата вперёд, а тот кивнул. Вальхен был бледнее своей майки и прижимал к груди плюшевого пса.Вальтер присел на корточки и обнял младшего.– Ну ты чего, глупый? – пробормотал он, утыкаясь носом в каштановую макушку. – Я никогда тебя не брошу, Вальхен, ни тебя, ни Ули, вы всё, что у меня есть, я вас люблю, куда я без вас?Валентин всхлипывал в него, а Ульрих хмурился.– Мальчики, мне придётся завтра уехать на несколько дней, – момент был откровенно неудачный, но раз так сложилось – значит, быть тому. – За вами будет присматривать герр Рейнике.– Кхем, – Ульрих сжал его плечо. – Ты забыл, мне уже двадцать один год, я совершеннолетний и сам могу присмотреть за Валле. А Ито присмотрит за нами обоими. Может, тебе стоит взять Ойгена с собой? И… Почему ты не принял таблетки? – он шумно втянул носом воздух. – От тебя пахнет Рейнике, вы… Вальтер прижал пальцы к шее, чтобы скрыть метку. Неосознанно.Ульрих отбросил его пальцы и издал странный горловой звук.– Тебя поздравить? – каким-то незнакомым тоном спросил он.– Нет, нет-нет, это для моей защиты и спокойствия, – Вальтер сглотнул. Ему было стыдно и неприятно, что Ульрих вот такими глазами смотрел на метку и демонстративно принюхивался. Мелкие волоски на загривке встали дыбом, а руки похолодели. Он вздрогнул, и Валентин, словно почувствовав его страх, развернулся к Ульриху.– Ули, перестань, – дети смотрели друг на друга волками, и это было еще хуже!– Оба перестаньте, – Вальтер поднялся, и спину вдруг прострелило от боли. – Пожалуйста. Ули, усмири свои альфа-инстинкты, я твой отец и командир. Вальхен, мы с Ули сами разберемся, всё хорошо… – он отчего-то совсем разволновался.Ульрих всё с тем же странным выражением притянул его к себе за плечи и поцеловал в лоб.– Извини, пап, извини, – его горячие руки сжались на пояснице. – Сам не знаю, почему я иногда начинаю ревновать. Я люблю тебя, я до безумия тебя люблю и не хочу, чтобы на тебя посягал кто-то другой. Только я и Валле, только мы твоя семья. Ойген может держаться рядом, но если подойдёт ближе, я врежу ему торпедой. Он хоть и второй отец Валентина, но это не дает ему права…Вальтер понял, что запутался.– Ты ревнуешь?! Меня, как мужчину, ревнуешь?! – расстроенно спросил он. – Ульрих, мы хоть и не кровные родственники, но это же ужасно! Какой ты дурак! Не заставляй меня думать, что ты точно такой же, как остальные!Ульрих промолчал, но вместо него заговорил Валентин:– Папе никто не нужен, папа любит нас. Ульрих, не говори ему такое. Никогда не говори, потому что ему больно.А потом он взял их за руки и крепко сжал. И Вальтер впервые увидел, как изменяется корабль, как он взрослеет прямо на глазах. Не самое приятное зрелище, но когда волна изменений схлынула, перед ними оказался мальчуган лет четырнадцати-пятнадцати, высокий, на плечах остались остатки матроски, а шею захлестнул гюйс.– И это ты без учений и первого похода, – завистливо выдохнул Ульрих, а Вальтер молча взял его за руку и повёл в спальню, подыскать что-то более подходящее. Рука у Валентина была горячей и цепкой.– Мы с тобой сильнее связаны, чем с Ульрихом, – буркнул Вальтер, пока Валентин с кряхтением стягивал с себя ставшие тесными плавки. – Но меня пугает такая эмоциональная зависимость, это может плохо на тебе отразиться.– Не думаю, – сказал Валентин голосом, который походил на голос Ойгена. – Не думаю, пап. Кажется, чем старше, тем я больше Айсберг. И да, поздравляю с годовщиной победы.– О, давай без этого, ладно?Вскоре, после того, как Валентин был одет по телосложению и возрасту, они устроились на кухне. Общий завтрак, редкий в их семье. Ели молча и быстро: Валентин уже опаздывал на учёбу, а Ульрих – на общий сбор. Вальтер тоже поторапливался, но всего лишь на верфь: сегодня должны были спустить на воду один из новых эсминцев. Только кусок в горло не лез: он то и дело косился на сыновей по очереди, боясь, что утреннее происшествие заронило в них вражду. Но нет, кажется, обошлось, его мальчишки были дружелюбны и веселы, Ульрих мазал хлеб маслом для Валентина, Валентин шутил, что у кого-то от четырех ложек сахара в кофе хвост слипнется.Перед выходом из дома оба по очереди его поздравили, а Вальтер только закатил глаза.– Да будет вам известно, молодые люди, мы с Ойгеном даже не знаем, чей выстрел был решающим, а вы меня поздравляете!– А это уже не так уж и важно, – сказал Ульрих. – Я буду в офицерском клубе, прослежу, чтобы ты не напился на радостях. Увидимся на плацу.Вальтер поднял бровь.– А я буду в спортзале, – грустно пробормотал Валентин. – Сабля и синяки, синяки и сабля, вот моё предназначение.– Балбес, – Вальтер похлопал его по плечу. – Будешь показательно страдать – попрошу герра Рейнике преподать тебе несколько уроков, вот тогда-то ты поймешь, что такое настоящая боль.Ульрих мрачно хмыкнул, но ничего не сказал. Наверное, ему нечего было возразить.* * *На верфи Вальтер блеснул красноречием, бутылка разбилась об нос новорожденного эсминца, личный состав гаркнул троекратное ?Ура!?. Всё шло по плану, и за этим пристально следил Ойген. Он, хвала морским богам, не лез с поздравлениями и говорил исключительно о деле. Только раз запнулся, когда оказался слишком близко: принюхался по привычке и застыл, кривя губы.– Так, мне тоже не очень хорошо, ведите себя, как договаривались! – прошипел Вальтер. – Вы можете всё испортить!– Ничего не могу с собой поделать, ваш запах слишком притягателен, – Ойген качнул головой. – По нему может показаться, что вы альфа, но когда к запаху принюхиваешься, то чувствуются более тонкие нотки, которые свидетельствуют о…– Я ведь могу уронить вас с пирса вниз головой.– Простите. Нас ждут у казарм, если вы помните. Вальтер помнил, хоть и не хотел. Сейчас сукины хранители будут врать ему в лицо, как они счастливы, а он будет врать в ответ. Ещё капелька лжи, которая вот-вот обрушит любимую старичками Империю. Соломинка переломила хребет верблюду, а ложь убивает государства.– Мне лгать, что я счастлив, и принимать поздравления с не совсем моей победой?– Зачем спрашиваете, если знаете? И это не ?не совсем ваша победа?, это ваша победа, – Ойген сдержанно кивнул. – Нам пора. Постарайтесь никого не убить, пожалуйста.– Не убью. Сегодня не убью.В общем строю взгляд выхватил серые волосы Ульриха, тот отсалютовал ему. Рядом тёрся Ито, весь в белом, хотя мог бы ради приличия и немецкую форму надеть, раз был приписан пока к их базе. Впрочем, Вальтер запретил себе злиться на Ито. Японец не виноват, что ему не нравится, Ульрих-то им всецело доволен, так что нечего тут строить из себя сволочного свёкра.Кёниг Альберт вещал о великих победах немецкого оружия, и Вальтеру хотелось отобрать у него микрофон. Фридрих дер Гроссе развешивал кресты субмаринам, вчерашние мальчишки хмурились и важно подставляли шеи под черно-бело-красные ленты. Запахи сотен существ лезли в нос и раздражали, а ему приходилось улыбаться, хлопать и думать о том, что солнце слишком высоко, и до обеда нельзя срываться.Он почти пропустил момент, когда Ойген отошел на несколько шагов, шепнул кое-что Зееадлеру, и тот посторонился, пропуская. Следом в руках Ойгена оказался микрофон, вежливо взятый у Фридриха дер Гроссе.– Господа моряки, унтер-офицеры, офицеры и адмиралы! – голос Ойгена, равнодушный и ровный, раскатился над плацем. – Сегодня, двадцать пятого мая одна тысяча девятьсот сорок второго года, я желаю восстановить историческую справедливость. – Этого не было в регламенте, – вскинулся Кёниг Альберт, а Фридрих шагнул было к Ойгену, но путь ему преградила пара ребят в серых шинелях подводников. Вальтер почему-то подумал, что беднягам, наверное, очень жарко в чёртовых суконных тряпках. – В вашем регламенте не было, поскольку этой церемонией вы собирались выразить своё неуважение к нашему командующему, – всё тем же невыносимо скучным голосом сказал Ойген. – Корветтенкапитен фон Бисмарк, подойдите.– Капитан-лёйтнант Рейнике, мне кажется, что вы и в самом деле превышаете служебные полномочия, – Вальтер остался стоять. – Вы идете на открытую конфронтацию с Адмиралтейством, вы в своём уме?– Герр флагман, мы все просим вас выйти, – повторил Ойген.Из строя начали отдельные выкрики, которые вскоре слились в звучный рёв сотни лужёных морских глоток ?Герр Бисмарк, просим!?.Вальтер обвел их взглядом, поморщился и вышел.– Господа матросы и офицеры, как ваш флагман, прошу выказывать Адмиралтейству положенное уважение, – он вдруг растерялся под их взглядами – обожающими, довольными, горячими. Наверное, всё дело было в подавителях, которые он не принял по просьбе Ойгена. Ему просто казалось, не могло быть такого на самом деле.– Восстановим же справедливость, – проговорил Ойген, развязывая ленту своего креста. – Троекратное ?Ура!? тому, кто отправил британский флагман на дно! – Эй! – прошипел Вальтер, сжимая его пальцы с лентой и крестом. – Вы сдурели, Рейнике? Вы мне весь заговор похерите!– Просто доверьтесь мне и примите заслуженную награду! – прошипел Ойген в ответ. – Мы хотим этого! Посмотрите на них! Посмотрите! Даже Гнейзенау считает, что Адмиралтейство поступило по отношению к вам неправильно! – Да чёрт бы с тем Адм… – Вальтер задохнулся. – Слушайте, я не хочу использовать Голос на вас!– И не надо. Просто опустите руки.– Папа! – выкрикнул Ульрих. – А ну перестань отказываться! Вряд ли волчонок слышал их перепалку, но он слишком хорошо знал своего вредного честного папашу.– Герр Бисмарк, берите! Иначе мы отдадим вам все наши награды, а не только герра Рейнике! – он не узнал голос.– Герр Бисмарк!Гул нарастал, как морской прибой, и Вальтер сдался. В глубине души он знал: они все правы. И в глубине души понимал: он жестоко поплатится за эту выходку своих подчиненных.Пальцы Ойгена обожгли через рубашку. Светлые волосы мазнули по щеке, когда Ойген встал почти вплотную, завязывая ленту.– Как мы будем выглядеть, когда я на обеде… – запах Ойгена чувствовался не так остро, как мог бы.Но Ойген не ответил, он развернулся к строю и сказал всё тем же равнодушным голосом:– Хранителей под арест.– Что?! – выкрикнул Вальтер, рука дернулась к сабле.– Что?! – воскликнули Кёниг Альберт и Фридрих дер Гроссе. Зееадлер стоял, молчал и улыбался, словно знал, что этим всё кончится.Хранителей обезоружили, самого Вальтера оттёрли назад, словно боялись, что он полезет отбивать их, но он и не собирался. Пока.– Вы что творите, это вооружённый мятеж! – сказал он только Ойгену, когда тот закончил отдавать распоряжения. – Меня тоже под арест?– Зачем? – Ойген едва заметно кивнул охранявшим Вальтера эсминцам. – Теперь вы выставите ультиматум Берлину. И сохраните наш флот.– Что? Сох… Что вы имеете в виду? – Вальтер дернулся к нему, но Ойген уже отвернулся, подзывая Ульриха.– Меервольф, доставьте герра флагмана в штаб и проследите, чтобы по дороге с ним ничего не случилось.– Нет, – Вальтер всё-таки разогнал всех и двинулся к Ойгену, как ледокол сквозь торосы. – Вы понимаете, что сейчас в Гамбург сгонят танковые войска и раздавят наш мятеж гусеницами танков?– Наш? Отлично, мне нравится, – Ойген улыбнулся одними губами. – Что вы предлагаете?– Договориться с Фаустом и выставить блок-посты вокруг города, заблокировать порт, чтобы никто не вошёл и не вышел, а уже потом рассылать ультиматумы. Кстати, а зачем вы это устроили?– Хотел сделать вам подарок, – Ойген снял очки. – Тебе. Хотел бы пошутить, что свадебный, но на самом деле просто подарок. Ганса Майбаха сюда, герру флагману нужен автомобиль!Кажется, город пока не подозревал, что случилось в порту у казарм. По улицам сновали деловые гражданские автомобили, в школах звенели звонки, смеющиеся барышни кормили голубей на Ратушной площади. Фауст руки не подал, но спасибо, что не вышвырнул из здания.– Что ты творишь, Бисмарк?!– Вооруженный мятеж, – Вальтер пожал плечами. – Дружище, если мятеж нельзя обуздать, то нужно его возглавить.– То есть, не твоих винтов дело?Вальтер коротко кивнул на Ойгена.– Я всего лишь марионетка, но раз пошла такая пьянка…– Ваши цели и почему я не должен вас арестовать? – Фауст свёл брови. – Быстро.– Пришёл приказ из Берлина, – Ойген жестом фокусника вынул из рукава синий бланк, несколько помятый. Вальтер отобрал листок, и нервные рукописные строчки расплылись перед глазами: ?ПРИКАЗЫВАЮ: 1. Расформировать надводный флот как самостоятельное боевое соединение. Флагману Бисмарку сложить полномочия, самого Бисмарка отвести в Брест и там разрезать на металл, орудийные башни главного калибра демонтировать и установить в качестве береговых батарей. 1а) Линкорам Гнейзенау, Тирпиц, Шарнхорст и Адмирал Граф Шпее явиться в Брест, добровольно сдать оружие…?. Дальше Вальтер читать не смог, он передал документ Фаусту.– Позавчера пришло, – хмуро сказал Ойген. – Я не мог ждать.– Кто-то в Берлине крепко башней стукнулся, – сказал Фауст. – Подпись настоящая, все печати тоже. Вроде бы у вас на море дело неплохо шло, чего он удумал?– Говорят, что господин канцлер имеет проблемы с восприятием реальности, – Ойген блеснул очками. – Иными словами, господа, надо брать власть в свои руки.– Вы во всеуслышание обвиняете нашего руководителя в сумасшествии? – Фауст тяжело поднялся из-за стола.– Обвиняю.Вальтер, не слушая их обоих, вперил взгляд в карту города за спиной у Фауста.– Ойген, кто из больших кораблей с нами?– Все. Ваша сестра, к слову, сейчас должна взять телеграф и АТС.– Потрясающе, и как вы это организовали за два дня? Обычно мятежи месяцами готовятся.– Вы сами начали подготовку, – хмыкнул Ойген. – Генерал Фауст, вы с нами, или мне принять альт-форму и снести ваши казармы?Фауст протянул Вальтеру руку.– В сложившейся ситуации я должен защищать город и расквартированный в нём флот в целях государственной безопасности. Какие будут приказания, герр корветтенкапитен? Или мне звать вас военным комендантом?