9. Семья (1/1)

Вечером Вальтер без сил свалился в кресло возле постели. Ульрих без лишних слов поднес ему бокал с вином, который Вальтер, впрочем, отверг.– Тяжелый день?– Невыносимый крейсер.Валентин оставил кубики и подполз к нему, обхватил за ноги и тесно прижался. Вальтер подтянул его к себе на колени и обнял. От Валентина пахло молоком, манной кашей и облепиховым мылом – чудесными домашними запахами.– Господь проклял вас друг другом, – философски заметил старший сын. – Кстати, мне тут голубь весточку принес, что Ито уже отчалил в долгое плавание. Ты готов ко встрече зятя?– Невестки, – мрачно схохмил Вальтер. – Значит, надо узнать, не сдают ли в нашем доме еще одну квартиру. Просто я не вынесу, если в моей постели окажется еще и твой большеглазый азиатский друг.– Обижаешь, папа. Заниматься сексом мы будем исключительно в ванной, чтобы не травмировать твою тонкую душевную организацию.– А я думал, потому что в спальне кроватка Валентина.Ульрих фыркнул и ободряюще сжал его плечо.– Не бойся, я уже договорился. Через две недели я получу ключи от квартиры над твоей. Будем друг к другу в гости ходить?Вальтер ухмыльнулся, представив. Только помимо его воли в фантазиях объявился Ойген. Держащийся в отдалении, но, тем не менее, рядом. Черти б его морские драли, этот крейсер.– У тебя опять лицо, как будто ты хочешь заплакать. И чего ты так не любишь Ито?– При чём тут Ито, я про Рейнике думал, – Вальтер отдал пустой стакан. – Волчонок, у нас сегодня снова гость, развлечешь? Поговори с ним о Японии, устрой чайную церемонию, в общем, займи его на пару часов? Я просто хочу посидеть в тишине с Вальхеном.Услышав своё имя, младший сын сладко потянулся и воззрился большими синими глазами.– Папа будет играть?– Папа будет играть с тобой, Вальхен.– Конечно, пап. Какие проблемы. С тебя ужин, с меня развлечения, всё нормально. Мы ведь семья, – от лучистой улыбки Ульриха у Вальтера чуть сердце не остановилось. Он и не думал, что сможет быть настолько счастлив после всего, что с ним случилось. Однако, он был дома, с детьми, и это делало его счастливым.Впрочем, ужином всё равно занялся Ульрих, потому что Валентин отказался слезать с отцовских коленей. Вальтер не смог найти в себе силы согнать сына, и кончилось дело тем, что пришлось придумывать новую сказку о плюшевой собаке по имени Ойген.Такамацу, когда пришёл, заглянул на минутку, поприветствовал, покивал, выслушав сбивчивые извинения Вальтера, а затем скрылся в кухне. Судя по смеху, им действительно не было скучно.А Вальтер взял да и уснул в кресле, сам того не заметив.Проснулся он по будильнику в половину шестого, раздетый и в своей постели. В разложенном кресле мирно сопел Ульрих, Валентин примостился у самого Вальтера под боком, раскрасневшийся во сне, лохматый и чертовски трогательный, с пухленькой ручкой под щекой. Вальтер не удержался и легко-легко поцеловал Вальхена в нос.– Люблю тебя, – шепнул он. – И тебя, балбес, – он осторожно коснулся лба Ульриха.Отчего-то хотелось порхать и петь, как птице. Но Вальтер придавил певческое настроение и попросту приготовил завтрак для всего семейства и гостя. Да, банальные гренки и овсяная каша с вареньем для Вальхена, но… Но он давно не готовил всем завтрак. Обычно перехватывал кусок хлеба и кофе и мчался со всех ног в штаб.Такамацу дрых в кабинете – без своей зловещей повязки, с приоткрытым ртом и замученным выражением на лице. Вальтер осторожно коснулся его плеча.– Во сколько ваш самолет?Такамацу приоткрыл глаз.– М-м… В восемь. А сейчас?– Шесть. Умывайтесь и идите завтракать.Такамацу ухмыльнулся и сел, одеяло сползло с него, и Вальтер едва удержался от возгласа: казалось, на танкетке живого места не было. Ожоги чередовались со шрамами, как будто Такамацу коллекционировал их.– Иногда я ставлю эксперименты на самом себе, – Такамацу взял майку. – А до того их ставили на мне. И так бывает, Бисмарк-сан.– И ваша альт-форма до сих пор на ходу?– А что ей сделается? Пока здесь хватает мощности, – он приложил руку к груди слева, – чтобы перекачивать кровь, мой двигатель работает. У вас точно так же. И у всех нас.Вальтер не нашелся, что ответить.– Вы ещё не ели? Не ешьте пока, я приведу себя в порядок и выпью немного вашей крови.– Всегда пожалуйста. Только не на кухне, Валентин может испугаться.– Незачем пугать юные умы видом венозной крови.Они улыбнулись друг другу. В улыбке Вальтера не хватало сердечности, в улыбке Такамацу – искренности.