5. Срыв (1/1)

На базе минимум три дня царили воодушевление и радость. Вальтер, как мог, избегал объятий и поздравлений. После боя с крейсерами проблемы посыпались как овощи из порвавшейся сетки. Кошмары и так Вальтера не оставляли, но теперь они стали объёмнее и живее. Вальтер не раз и не два просыпался за ночь, будил Вальхена, а потом долго его укачивал. На службу он являлся невыспавшийся и злой, но на работе это практически никак не отражалось, спасибо таблеткам первитина* и эрзац-кофе в больших количествах.Настоящая катастрофа приключилась, когда он от недосыпа забыл обрызгаться и выпить подавители. Как назло, первым встреченным альфой оказался Ойген. Вальтера скрутило до искр из глаз, он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, метка требовала своего альфу. Ойген, мигом поняв, в чём дело, вызвал машину и доставил Вальтера домой.Ульрих и Вальхен большими глазами смотрели, как его тащат в ванную. Ойген разжал ему челюсти, впихнул таблетки, а после помог удержаться на ногах, когда Вальтера накрыло снова.– Если бы не знал, что ты на подавителях, то решил бы, что у тебя течка, – Ойген сейчас был сама забота.– Нет, не может этого быть, – Вальтер сполз по стене и уткнулся лбом в чугунный бортик ванны. – Я не могу сейчас! Я не хочу! Мне рано!– Вызвать твоего врача? – синие глаза притягивали взгляд Вальтера, а запах, уже не кажущийся таким ненавистным и удушающим, заполнил легкие.– Нет, я сам, – Вальтер облизнул губы. – Я с таким трудом вернулся на своё место, а теперь потерять кредит доверия из-за какой-то глупости?! Ты представляешь, что запоёт тот же Гнейзенау, если узнает?– Представляю, – Ойген двумя пальцами оттянул его воротник. – Метка воспалилась, кажется, твой организм просто хочет своего альфу.– Да срать мне, что хочет этот организм! Я сам решу, когда захочу с кем-то потрахаться! – вызверился Вальтер и всхлипнул. В животе началась самая настоящая карусель, пришлось перегнуться через бортик ванной и выблевать завтрак. Это было унизительно. Ойген уже пихал ему воду и таблетки, когда только успел. В приоткрытую дверь сунулась любопытная физиономия старшего сына и тотчас исчезла, стоило Вальтеру показать кулак.– У тебя изменился запах, – Ойген сел на корточки, сейчас они оказались нос к носу. – Если займешься сексом, то через два часа будешь свободен. Если будешь колоться гормонами и обезболивающими, то день-два как минимум. Что будем делать?Вальтер попытался взвесить шансы. Сейчас ему казалось, что Ойген прав, в конце концов, тот был опытнее в этих делах. Он ненавидел близость, не хотел её, но два часа или двое суток… Время стало непозволительной роскошью. Он справится. Он закроет глаза, зажмёт нос и потерпит, терпел же раньше? И сейчас сможет. Должен, и точка!– Чёрт. Я справлюсь, – он закусил пальцы. – Ты понимаешь, что я не изменю своего решения по Валентину только потому, что ты кажешься мне самым приемлемым из тех, кто сейчас на базе?Ойген едва заметно кивнул.– Будь здесь, я поговорю с твоими детьми.Когда Ойген за ним вернулся, Ульриха и Валентина след простыл.– Отправил волка покатать Фельтина на коляске. Вижу, ты принял душ.Вальтер дёрнул плечом. Принял, но всё равно казался себе очень грязным. Очень-очень грязным, он к себе-то брезговал прикасаться, не говоря уже о других мужчинах или женщинах, не важно, какого вторичного пола они ни были.Ойген осторожно коснулся его руки, словно проверял, не оттолкнет ли. Не оттолкнул, но сам пальцы не сжал.– У нас мало времени, – напряженно сказал Вальтер. – Ты не будешь против, если я приму капли? Мне опять плохо от твоего запаха.– Делай всё, что считаешь нужным.– Одно условие: никаких поцелуев и прикосновений сверх необходимого.– Конечно.Вальтер держался, как мог. Он сам разделся, не позволяя трогать или целовать себя, лёг в постель, натянув одеяло до подбородка. Правда, хватило ума выдать Ойгену презервативы. Ойген скользнул к нему под одеяло, прижал к себе, укладывая набок, и Вальтера накрыло знакомым чувством ужаса и безысходности. Он тонул и захлёбывался черной водой, пока в него толкались и трогали. Он отплевывался, боясь задохнуться, пытался выплыть…И пришёл в себя от пощёчины. Ойген смотрел на него встревоженным взглядом и тряс за плечи.– Ты не в себе.– Да, наверное, – Вальтер отрывисто выдохнул. – Я… Я могу всё объяснить.– Я не кретин, я понимаю, ты назвал меня именем Ковентри, и это… – Ойген дёрнул щекой. – Поймаю в море – утоплю суку. Всех утоплю, кто это делал.– Тем не менее, ты продолжаешь считать, что Вальхен может быть сыном кого-то из этих, – сказал Вальтер, отсаживаясь подальше. Анус саднило, кажется, несмотря на возбуждение, смазки было мало.– Я давно так не считаю. Достаточно посмотреть на его глаза.Вальтер угрюмо хмыкнул. Нос снова заполнил запах старой крови и Ойгена. Судя по его часам, сейчас лежащим на тумбочке, прошло едва ли пятнадцать минут. Потрясающе, справились раньше срока.– Вальтер…– Я в ванную, – Вальтер неловко слез с постели. – Ты…– Семяизвержения не случилось, я был в презервативе.– Угу.В ванной Вальтера накрыло снова. Вместо родной голубой плитки с уточками он видел крашеные серой краской стены Редингской тюрьмы.– Славная немецкая блядь соскучилась по своим хозяевам?– Как надо поприветствовать хозяев, Блядьсмарк?Они мстили за потопление Худа и свои страхи перед ним и сестрой. Два немецких линкора лишали их покоя и сна. А теперь один был на цепи во всех смыслах, и можно было безнаказанно вымещать на нём старые страхи.Чем больше становился срок беременности, тем изощреннее становились развлечения британской флотской элиты. Да, их игры оставались в рамках относительно разумного, им было запрещено провоцировать выкидыш и ранние роды. Но Вальтеру легче не становилось. Его ломали, снова и снова пытались раздавить остатки достоинства и гордости. Пленный омега не более чем последняя полковая шлюха, так ведь думали многие альфы не только в Англии?Именно.Вальтер заплакал, руки по привычке опустились к животу, теперь впалому. Слёзы капали на колени и пол, его трясло, из горла вырывались какие-то мерзкие невразумительные всхлипы. Вальтер сейчас ненавидел себя, своё тело, своё упрямство и свою выносливость. Может, они с Муцу были не правы в своей борьбе? Пока гормоны действуют на их тела, они не могут играть с альфами на равных. Плох тот флагман, который из-за проблем с головой готов покалечить сослуживца на учениях! И сейчас он зря теряет время, своё и Ойгена, вместо того, чтобы…– Вальтер, – ему в губы ткнули стакан. – Вальтер, это успокоительное. Что ты там себе надумал, флагман?Последнее слово Вальтера слегка отрезвило, он покорно приоткрыл рот и выпил всё.– Мне нужно помыться, – он всё-таки залез в ванну. – Спасибо. Извини.– Никаких претензий, флагман, – Ойген замер, держа его форму. – У нас еще минут сорок, потом нужно в Адмиралтейство. Мне только что пришло сообщение, хотят обговорить финансирование надводного и подводного флота на второе полугодие.Вальтер кивнул и открыл холодную воду. Что ж, он не зря оставил Ойгена рядом, принимать помощь от него было проще, чем от всех остальных. Вот только пахло от него мерзко, но с этим можно было справиться.* * *Ойген затянул его галстук, слегка прошёлся по лицу пуховкой с пудрой, затеняя синяки под глазами.– Приемлемо, – наконец постановил он.И в этот момент открылась дверь, пропуская Ульриха, держащего Вальхена на руках. Вальхен с наслаждением мусолил галстук Ульриха.– Опять плакал? – Ульрих поджал губы. – Рейнике, я тебе якоря пообрываю.– Он не виноват, меня сорвало, – Вальтер криво улыбнулся. – В чём у вас лица?– Ня-ням, – ответил Вальхен.– Мы съели по булочке с повидлом, – Ульрих ссадил младшего брата с рук. – Проблему решили?Вальтер только махнул рукой.– С каких пор он лезет в твои дела? – подозрительно спросил Ойген, когда они шли к машине.– Мы – семья. Тебе не понять, – Вальтер не хотел его задеть, он констатировал факт.– Я хочу быть твоей семьей! Что мне сделать, чтобы ты меня простил и подпустил к сыну?– Перестать быть альфой, – пробормотал Вальтер. – И перестать оценивать меня как объект для секса и деторождения.Ойген задохнулся от возмущения и не нашелся с ответом.В Адмиралтействе ему стало легче. Вальтер улыбался, отпускал дежурные шутки и сразу же взял быка за рога, а именно – старых упрямцев за форштевни.– То есть, вы собираетесь устроить надводному флоту каникулы? – гневно спросил он, обведя четырех хранителей взглядом. – И куда же делась запланированная сумма? По бумагам фрегаттенкапитена Гнейзенау…– Корветтенкапитен Бисмарк!Он убалтывал, улыбался, угрожал, требовал, убеждал и, наконец, договорился до приемлемого решения. Волшебный голос флагмана действовал и на них. Они хотели верить, они получили подтверждение своей веры. Бисмарк был на плаву, Бисмарк собирался держаться и дальше.После переговоров Вальтер спрятался в туалете. Там он поплескал водой в лицо и скривился, челюсть свело от дежурной улыбки. Он будет улыбаться, он будет хорошим флагманом и идеальным командиром. Он оправдает их доверие, чёрт возьми!?Как такую блядь сделали флагманом? – вспомнил он вдруг. – Он же омега! Ну, он и насосал! Сколько членов в тебе побывало, а, Бисмарк? Кому ты дал, чтобы получить флагманский титул??Перед глазами потемнело. Вальтер вцепился в фаянсовую раковину и с трудом удержался на ногах. Его всегда намеренно оскорбляли самим фактом флагманства. Флагманом нельзя было стать, флагманами рождались. Сотни лет сначала люди, после сами корабли пытались поймать закономерность передачи флагманских способностей, но никому не удавалось. Обычно флагманом становился самый большой и самый сильный корабль флота. В комплекте к этим качествам шёл вторичный пол альфы, но изредка природа делали флагманами омег, словно напоминала, что не в поле и размерах дело. Но проще было научить кошек разговаривать, чем изменить мнение некоторых тупых флотских альф, научить их терпимости и уважать кораблей-омег.Что ж, чёрта с два он позволит всякому дерьму испортить его жизнь. И жизнь детей.Из туалета он вышел как ни в чём ни бывало. Только Ойген отвел на секунду обратно в туалет и прошёлся пуховкой по лицу.– Домой?– В штаб, – Вальтер старался не вдыхать его запах. – Слушай, откуда пахнет кровью?– У тебя губа лопнула.– Чёрт.Проблема была сформулирована стараниями Ульриха. Вальхен ползал по отцу, играя с блестящими пуговицами кителя, Ульрих пускал мыльные пузыри (кому-то в прошлом году исполнился двадцать один год, да-да), а Вальтер говорил. Обтекаемыми фразами, подолгу подбирая слова, но говорил. А Ульрих слушал.Вальтер говорил о камере два на два метра, в которой из мебели был только табурет, привинченный к полу, да лампочка высоко под потолком. Про пытки неподвижностью, когда еще никто не знал, что он в положении, а его заставляли стоять на одной ноге, держа руки за спиной. Руки связывали, а на шею надевали веревку с грузом. Кинг Джорджа такие вещи забавляли, он как-то сказал, что расстрелянный или осужденный Бисмарк стал бы мучеником и знаменем священной войны немецкого флота против всех, а униженный Бисмарк выставит их на посмешище. Возможно, в чём-то он был прав, из-за плена Вальтера от флота отвернулся канцлер Хаген и его марионеточное правительство, ассигнования сократили, к самим большим надводным кораблям отношение сменилось с благоговейного на презрительное. Кинг Джордж любил фотографировать происходящее, а фотографии он передавал через нейтральных дипломатов в Берлин. Для устрашения и нагнетания пораженческого духа, так говорил он.– Но ты сломался не поэтому, – сказал Ульрих, когда он замолчал, переводя дух.– Нет, меня сломала беременность, – Вальтер виновато покосился на Валентина. – Ты помнишь, как я избегал темы брака и деторождения, это поставило бы меня на вечный прикол. Ойген хотел ребенка, этого требовали Адмиралтейство и Хаген, а я желал делать то, что диктовала моя флагманская природа. Когда английский врач сказал, что я в положении, земля ушла из-под ног. Мне было плевать, от кого ребенок, он перечёркивал все мои идеалы и надежды. Я боролся с совершеннолетия против того, чтобы во мне видели инкубатор, и вдруг на деле стать им… Я хотел умереть.Ульрих крепко сжал его руки.– Зато теперь у тебя есть Валле. Только твой ребенок, который не перечеркнул твою карьеру.– Чудом, Ули, чудом, – Вальтер уткнулся носом ему в плечо. – Я виноват перед ним, потому что пытался от него избавиться. Провоцировал насильников на побои, голодал, однажды отравился, но Вальхен оказался сильнее моих глупостей.– Старый ты балбес, – Ульрих несильно стукнул его по плечу. – Против природы бунтовать?– Да хоть против корабельных святых, – Вальтер не без содрогания вспомнил некоторые моменты плена. – Потом я смирился и решил выжить, ребенок не был виноват, что его отец – какой-то из королевских линкоров. Я надеялся, что вы с Ойгеном меня примете любым, Ойген когда-то клялся любить в горе и радости, но где теперь та клятва.Ульрих хмыкнул.– Приятно осознавать, что я хоть в чём-то оказался лучше Айсберга.– Поэтому, пожалуйста, не будь, как все эти сукины дети, и не спрашивай, когда я найду себе хороший корабль, а Валентину отца. Меня выворачивает от таких перспектив.Ульрих сгрёб его в объятия.– Не будь я твоим сыном, я бы сам на тебе женился. А пока бы ты махал саблей на адмиралтейских хрычей, я бы крутил шашни с Ито, потому что секса всё равно хочется. Но я бы тебя любил и уважал!– С субмариной – никогда. Даже если бы я не был скорбен всеми башнями.– Не ты ли говорил, что даже трактор имеет право на счастье? – беззлобно поддевал сын.Скоро у волчонка заканчивался отпуск, и он заикался о том, что попросит перевод для себя и Ито на несколько месяцев в Германию. Вальтер со своей стороны все необходимые документы подписал, теперь осталось дождаться ответа Нагато. Его пугала перспектива остаться в одиночестве со всей штабной суетой и ребенком, но Ульрих обещал, что не бросит. И Вальтер по-детски хотел верить в обещание, хоть и понимал, что от самого Ули мало что зависит. Служба у них обоих такая. Он почти совершил старую ошибку: однажды побоялся отпустить сына от себя и этим оттолкнул. Теперь он пытался снова привязать, пусть и неосознанно. Только на этот раз сын сам протянул веревку и руку.– Не понимаю, почему ты держишь Рейнике рядом на службе, – Ульрих отложил флакон с пузырями и перетащил Вальхена на себя. Тот самозабвенно закусил гюйс на своей матроске.– Я не справляюсь без него, – Вальтер пожал плечами. – Он пьёт лекарства для подавления запаха, мы договорились, что он старается касаться меня по минимуму. Если я его не чувствую, то быть рядом – терпимо. К тому же, поползли бы слухи, если бы я отстранил его от должности своего адъютанта. И мне пришлось бы искать нового. Притираться к новому альфе и доверять ему свою спину… – его передёрнуло.– Знаешь, у меня всегда наготове торпеда для этого отмороженного ублюдка, – кровожадно сказал Ульрих. – Мы недавно поговорили с ним, как альфа с альфой.Вальтер приподнялся на локтях. По-хорошему следовало прочитать сыну нотацию и потребовать не лезть в их с Ойгеном хрупкое перемирие, но, чего скрывать, было приятно, что сын о нём печётся.– И?– Я предупредил его, что если он воспользуется твоей беспомощностью, то я отрежу ему яйца, – безмятежно сообщил Ульрих.– Ужасно. Я и сам могу за себя постоять, вообще-то.– Отрезать голову как угроза не очень звучит. Альфы боятся не за голову, а за причиндалы, – Ульрих подмигнул Валентину и отобрал обслюнявленный гюйс. – А кто у нас самый красивый крейсер?– Дай, – сказал Валентин и дёрнул гюйс обратно. В сосредоточенных синих глазах сталкивались маленькие льдинки. Вальтер только вздохнул: взглядом Вальхен очень походил на своего биологического отца. Зато всё остальное было от Вальтера.– Папин галстук вкуснее, – Ульрих попытался высвободиться, но младший брат упрямо держался цепкими пальчиками за синюю ткань. – Па-ап! Папа!– Иди к папочке, – Вальтер сел и потянул мальчика к себе. – Ульрих водил тебя на голубятню?– Гули-гули, – подтвердил Валентин. – Большие. Красивые. Но я хочу собаку.– Кажется, в этой семье только я люблю кошек.Ульрих расхохотался.– Господа, – патетически выкрикнул он. – Я люблю кошек!– Пародируешь, мерзавец? – Вальтер ткнул его пальцем в плечо.– Ты был очень смешной в тот момент! Валентин заливался вместе со старшим братом за компанию, и Вальтер не устоял, сгрёб обоих в объятиях и замер. Кажется, на глазах выступили непрошеные слёзы, но он даже был им рад.– На горшок, – вдруг серьезно сказал Валентин. – Пап! На горшок хочу!Примечания:*Первитин – наркотическое стимулирующее вещество. Таблетки первитина официально входили в ?боевой рацион? лётчиков и танкистов в Третьем Рейхе.