III. Демон (1/1)

21. Шанхай. Киришима, Сэндай. ?Кровавый? август 1937г.Я прибыла в Шанхай 23 августа. На моем борту была размещена одиннадцатая дивизия императорской армии. Солдаты начали высадку, а я, с разрешения командования, самоустранилась. Хорошо иметь индульгенцию от самого императора. К моему счастью, Хирохито словесный приказ подтвердил письменным указом еще в двадцать седьмом. Указ гласил: ?Мы признаем право за линкором Императорского флота, носящим имя Муцу, в человеческой форме Кайджо Муцу, не участвовать в боевых действиях наступательного характера. Линкор Муцу имеет право обнажать свое оружие и вступать в бой только в качестве защиты других кораблей и граждан нашей Империи. Хирохито, двадцать второй день третьего месяца второго года Сёва?. Когда Конго-сама увидел этот указ, он утер слёзы и сказал, что император следует во всем своему предназначению и клятве Пяти Пунктов. Я не совсем поняла, о чём он, но позже до меня все-таки дошло. Император гарантировал свободу и радость от выполнения обязанностей даже кораблям! Поистине Хирохито был выдающимся правителем.Меня пригласили на борт Киришимы. Сам Киришима-сан выглядел невыспавшимся и злым, наверное, ему было неприятно и тяжело держать две формы сразу.– Завтра мы с Харуной возвращаемся в Сасэбо. Какие приказы у вас, Кайджо-сан?– Я тоже должна вернуться в Сасэбо, чтобы забрать новую партию солдат, – я с любопытством разглядывала внутреннее убранство комнаты для совещаний. – Киришима-сан, вы не похожи на своего старшего брата.– Мой уважаемый старший брат был полностью построен англичанами, как вы помните, – Киришима пожал плечами. – Отсюда и разница.Мы продолжили разговор о десанте и разрушенных китайских заградительных линиях, хотя, конечно, говорили Киришима и Харуна, а я внимательно слушала и изредка задавала вопросы. Нашу беседу прервал офицер, пришедший с докладом. Зачитывались сухие сводки о сегодняшних боях на побережье, Киришима делал пометки в блокноте, Харуна, казалось, спал с открытыми глазами.– И последнее. Тюи Сэндай-доно просит принять его.Мое сердце пропустило удар, но я смогла удержаться от жестов и восклицаний. Я и не знала, что он тоже здесь.– Пусть войдет, – кивнул Киришима.Сэндай снова был ранен, на этот раз в плечо. Не представляю, как он умудрялся это делать, но, с другой стороны, крейсера вступали в бой чаще нас, кораблей линии. Впрочем, он стал старше, его взгляд изменился, в некогда теплых карих глазах больше не было того тепла и мягкости. – Тюса Киришима-доно, сёса Харуна-доно, тайи Кайджо-доно! – он отдал честь. – Позвольте доложить: десант высажен полностью, но армия запрашивает огневую поддержку со стороны кораблей. – Армия вспомнила, что такое просить, – сквозь зубы процедил Киришима. – Они не понимают, что европейцы нас сожрут живьем, если мы попадем по их части города?Сэндай кивнул.– Мне передали карту с обозначенными целями. Прошу простить мое самоуправство, но я уже оказал им некоторую помощь, но дальность моей стрельбы и мой главный калибр…– Сядьте, тюи Сэндай-доно! – Киришима почти вырвал карту у него из рук. – Координаты они нам предоставили, какая вопиющая наглость!Сэндай сел в указанное кресло. На секунду его лицо исказилось, когда он неосторожно зацепился раненым плечом о спинку, но больше он ничем не выдал того, что ему неприятно.– Тайи Кайджо-доно, вы не поможете нам в этом? – наконец спросил Киришима.– Киришима-сан, вы же помните о моих убеждениях, – сказала я. – Я не буду нападать.– Давайте переформулируем по-другому, – глаза у Киришимы заблестели от злости. – Вы поддержите нас?Он застал меня врасплох. Император дал мне превосходную индульгенцию, но любой адмирал или кто-то из моих собратьев по классу мог поймать меня в ловушку изящно составленных формулировок.– Тюса Киришима-доно, – я поднялась со своего места. – Вы должны аргументировать.– Хорошо быть женщиной с личным императорским указом, – вдруг сказал Харуна. – Можно послать к тэнгу не нравящиеся приказы, и…– Со всем почтением, – перебил его Сэндай. – Сёса Харуна-доно, ваши слова оскорбительны для чести Кайджо-доно и для чести офицера! – он отвесил глубокий поклон. – Вы должны извиниться.– В этом нет нужды, – резко сказала я. – Сэндай-сан, я могу постоять за себя, не стоит махать пушками перед командирами.– Прошу простить! – он густо покраснел. – Я повел себя недостойно и согласен на любое взыскание.Киришима приложил ладонь к лицу.– Вы свободны, тюи Сэндай-доно. Харуна, ты тоже можешь идти. Если вы двое сцепитесь за пределами моей палубы – обоих утоплю в первой луже. Вам все ясно?– Так точно, – слаженно отозвались Харуна и Сэндай.– Теперь вы, Кайджо-сан, – Киришима убрал ладонь от лица. – Вы свяжетесь с армейским командованием и сделаете все быстро и аккуратно. Я поддержу вас. Исполнять.Я отдала честь и вышла следом за Харуной и Сэндаем. Сердце заходилось от злости. Один поймал меня в ловушку долга, второй тупо пошутил, а третий не мог промолчать! Иногда мне хотелось взять наших флотских мужчин и по одному хорошенько макнуть в лужу поглубже!* * *Когда стоящие на рейде большие корабли поливают огнем город – это страшно. Больно и безумно страшно наблюдать подобное со стороны, но несоизмеримо страшнее участвовать в этом безумии.Я глохла от своих же залпов. Стоящий справа Харуна и чуть поодаль Сэндай тоже палили по армейским наводкам, и пламя пожаров над Шанхаем затмевало звёзды. А на двадцатом выстреле я сказала:– Хватит!Пусть я была младше Харуны по званию, но тот не стал возражать.Мы вышли на берег, Сэндай тотчас обнажил один из своих мечей. Вторым он не смог бы воспользоваться даже при сильном желании – с раненым плечом не особо повоюешь. Впрочем, нам не было в этом нужды, всё уже сделала армия. И мне претила мысль снова браться за оружие на берегу, где догорали останки китайских плоскодонок, вперемешку валялись тела китайских полицейских и японских солдат.Мои сапоги были испачканы песком и кровью, запах крови и пороховой гари пропитал форму и волосы. Мне стало плохо от запахов и этих видов, и сегодняшний завтрак решил покинуть мой желудок. Я прикрыла рот и нос ладонью, чтобы сдержаться, но это всё равно случилось. Я вцепилась в какую-то сваю, торчащую из песка и несколько минут висела на ней, согнувшись, чтобы не заблевать свою форму. Харуна что-то сказал, его слова унёс ветер, а Сэндай протянул мне флягу с водой и чистый носовой платок. Слава ками, на его лице не было выражения жалости, иначе бы я что-нибудь ему сделала. Он просто делал то, что диктовали ему чувства приличия и такта.– Спасибо, – выдавила я, после того, как ополоснула рот и лицо.– Не берите в голову, Кайджо-сан, – тихо ответил Сэндай. – Когда я убил в первый раз, я почти сутки блевал и трясся от ужаса. А вы молодец. Я ничего не ответила, да и что можно было сказать? Что мне тошно от того, что мы сделали? Они и так понимали, не могли не понимать. И в этот момент я тихо, но от души прокляла Киришиму за этот приказ.Очевидно, боги решили меня проучить ещё раз за самонадеянность, послав к нам этого китайского мальчишку. Ему едва ли исполнилось шестнадцать, он держал свою винтовку как палку, но штык прошел в паре сантиметров от моего горла. Спустя долю секунды винтовка упала на песок, рядом с ней покатилась голова напавшего мальчишки. Тело стояло еще несколько секунд, а после качнулось и упало мне под ноги, оросив фонтаном крови меня и Сэндая с обнаженным мечом.Я не сразу поняла, что это за ужасный звук, противный и лязгающий. Я оглянулась, схватившись за свою саблю, и только потом поняла, что это стучат мои зубы.– М-м… – Сэндай стёр капли крови со своего меча. – Кайджо-сама, вы в порядке? Я прошу простить, что отвлёк вас разговором и не заметил его.– Эй, брось эту пустую болтовню, – Харуна развернулся. – Бесполезный крейсер!Сэндай дёрнул щекой.– Да, бесполезный, – это был первый раз на моей памяти, когда он согласился с оскорблением. – Бесполезный, тупой и невнимательный. Всё так, сёса Харуна-доно. И я готов искупить свою ошибку.Они смотрели друг на друга, а я смотрела на тело у своих ног, на пятна крови на форме, на вывалившийся язык и остекленевшие глаза у отсечённой головы. Интересно, ему было больно? Смерть заняла какие-то считанные мгновения. Было ли ему больно в этот момент? Увидел ли он свою жизнь в эти мгновения? Где сейчас его душа? Приснится ли мне ночью его лицо?Мои зубы застучали еще громче, и я, наконец, смогла заплакать. И плевать, что обо мне могли подумать, я не могла сдержать их, как зонт не может защитить своего владельца от тайфуна. Впрочем, моя истерика длилась буквально две или три минуты по моим ощущениям, так что очень скоро я смогла отцепить пальцы от эфеса сабли и разжать зубы.– Я хочу помыться, – сказала я. – Я очень хочу умыться, пожалуйста!Сэндай осторожно предложил:– В занятой нашими войсками части города есть бани. Госпожа, если вы сможете пройти по городу, я готов отвести вас.– Я с вами, – безапелляционно заявил Харуна. – Если с ней что-то случится, Нагато и император мне башни отстрелят.Я согласилась. Сейчас имела значение только вода.Мы шли по городу, несколько раз Харуна и Сэндай обнажали мечи, чтобы расчистить дорогу. А я боялась смотреть, но смотрела. Я видела грабежи и пожары, я видела изнасилования (и это был первый раз, когда я по собственному желанию взялась за саблю на этой войне). И мне было плевать, что насильник был одет в японскую форму. Та девушка в ужасе смотрела на меня, кажется, она думала, что станет следующей. Я рявкнула на нее: ?Беги и прячься, дура!?, а после не могла попасть саблей в ножны. Мои сопровождающие не вмешивались. Боюсь, если бы вмешались, я могла оскорбить их или убить.Убитые, тысячи убитых, я переступала через них, я останавливалась у каждого детского тельца и шептала над ним молитвы, очень скоро я перестала видеть из-за слез в глазах. Будь проклят Киришима со своим приказом. Будь прокляты те, кто смел убивать детей. Будь прокляты все насильники мира. Будь…Кажется, я без остановки шептала это вслух, потому что Харуна смотрел на меня с ужасом, а Сэндай молча подал еще один носовой платок.А потом поле боя кончилось. Я увидела наши флаги – армейский и флотский, увидела нашивки на форме. Сэндай предупредительно коснулся моей руки.– Госпожа, держите себя в руках.– Я держу себя в руках, – огрызнулась я. – Я просто хочу умыться и отдохнуть!Во мне что-то закипало, что-то тягучее и тёмное, мне хотелось дать волю ярости, стребовать ответа от всех, кто устроил это с городом. Оставшаяся здравая часть моего разума твердила, что я сама виновата в случившемся не меньше остальных. Это я привезла солдат, это я палила по городу из всех орудий главного калибра. И это я предала свои убеждения, путь и под нажимом командования.А Харуна уже отдавал приказы. Спустя полчаса или чуть больше (я впала в странное оцепенение и перестала следить за временем) меня позвали в баню. Чистое полотенце казалось издевкой. Я приняла душ, прикрыла грудь полотенцем и спустилась в зал, в котором был бассейн с горячей водой. Сэндай уже сидел там и мрачно напивался. На забинтованном плече алели свежие пятна крови.Мы обменялись взглядами, я положила полотенце на край и вошла в воду. Родная стихия обволокла, пытаясь дать успокоение, а перед глазами стоял задранный подол и испуганные глаза той китаянки. Хорошо, что желудок был пуст, иначе меня бы снова вывернуло.– Кайджо-сан…– Когда-то ты называл меня Муцу, – я развернулась к нему. – Не вздумай утешать! Если ты забыл, я линкор, а не…– И не собирался, – Сэндай побледнел. – Я просто хотел предложить вам сакэ, вы плохо выглядите. Еду не предлагаю, желудок не удержит, а выпить стоит.Я кивнула. Я снова на него сорвалась. Молодец, Муцу, продолжай в том же духе, и половина флота начнет от тебя шарахаться.Он подал мне чашечку, я опрокинула ее залпом, не чувствуя вкуса. Было неправильно поступать так с благословенным напитком, но в данный момент я хотела забыться.– Ещё.– Конечно, госпожа.Пятна на его бинтах были похожи на цветы. Затуманенный выпивкой и горячей водой разум углядел в контурах ликорисы. Это было так смешно и мерзко, что я не смогла сдержать истеричный смех.– Тебе нравится война? – спросила я, отсмеявшись. – Ты убивал людей, а не корабли?– Убивал, – Сэндай посмотрел мне в глаза. – Нет, я не убивал детей и не насиловал женщин. Я не оправдываюсь, но констатирую факт.– Лжешь, чтобы остаться для меня хорошим? Брось, Сэндай, – я откровенно грубила, я даже хонорифик опустила, и только ками знали, что это было – то ли разум, затуманенный выпивкой, то ли дурная злость.– Я не могу лгать вам, госпожа, – его щеки стали ещё бледнее. – Вам нравится делать мне больно?– Очень, – я облизнулась. – Я люблю сделать тебе больно, а потом исцелять твою боль. Ты ведь мечтаешь обо мне, оставаясь в одиночестве? Мысли обо мне скрашивают твои ночи? Отвечай мне!– Госпожа, – он не смог сдержать стона, чашечка для сакэ упала на поднос. – Что вы такое говорите! Опомнитесь, вы не в себе! Я понимаю, это ваш первый серьёзный бой, да ещё и под принуждением, вы увидели то, что женщине видеть не стоит, даже если она самый прекрасный линкор Императора! Но следите за своими словами, умоляю! Если вас кто-нибудь услышит из армейцев, позора не оберетесь!– Я в себе, это ты не видел тех, кто не в себе, – я расхохоталась, вспомнив Акаги. Хвала богам, он был на модернизации. Перед отъездом я вышила ему пояс сдерживающими молитвами. Я надеялась, что они удержат моего супруга от глупостей и его тёмную личность.– Кайджо-сама, – он сел напротив и крепко взял меня за руки. – Кайджо-сама, я вас очень люблю и безмерно уважаю. Но сейчас вы теряете лицо. Я прошу вас: соберитесь.– Вот именно поэтому я не могу иметь детей, – сказала я. – Вот именно поэтому, Тодзиро.Его глаза округлились.– Что, простите?– Я хотела ребенка, но с Акаги всё очень сложно. А я так хотела ребенка, возможно, девочку, чтобы растить её в любви и без запретов, каким мучили меня! – я потерла горящие щеки. – Забудь. Кажется, я пьяна, налей мне еще, пожалуйста. И дай, я налью тебе.Сэндай, кажется, потерял дар речи. Он долго смотрел на меня, после поймал поднос и налил мне сакэ, а я налила ему. Мы стукнулись нашими отеко.– Это не моё дело, госпожа, но я думал, вы счастливы в браке.– Я счастлива в браке, но последний год я мечтаю о ребенке. Но та, что убивает, не может дарить жизнь, боги жестоки.– Или ваш муж не может дать вам ребенка. А может, просто не время.– Замолчи! – я смотрела на него сквозь слёзы. И хотела, чтобы он сейчас отбросил свое уважение и грубо привлек меня к себе, заставил забыться… Ах, но это же Сэндай, он будет целовать мои следы на песке, но не посмеет коснуться моей руки без разрешения, как настоящий японский офицер. Я загнала его в ловушку.– Госпожа, – он снова взял меня за руки и поднес их к губам. – Уходите с рассветом в Сасэбо. Я вас умоляю. И больше никогда не ступайте на китайский берег. Пожалуйста. Мои слёзы капали в воду и на наши сплетённые руки.– Ты проводишь меня домой?– Я прослежу, чтобы с вами ничего не случилось до Сасэбо, – он зажмурился. – И дальше, куда забросит вас судьба.– Какой ты дурак, Сэндай Тодзиро! – сказала я в сердцах и выдернула руку, чтобы схватить его за волосы и заставить приблизить лицо к моему. А после мои губы коснулись его губ.22. Шанхай. Сэндай. 24 августа 1937г.Спустя полчаса мы не смотрели друг на друга. Он спешно вытирался, я допивала остатки сакэ. Нет, мы не сделали то, чего мне хотелось, мы просто касались друг друга, вернее, я трогала, а Сэндай оцепенел. Хорошо хоть не полез в драку или не стал умолять прекратить. Я бы поступила назло, в тот момент я могла.Его оцепенение быстро успокоило меня, и я, поцеловав его в последний раз, отстранилась. Он смотрел на меня с видом больной побитой собаки и кусал губы. На бинтах расцветали новые ликорисы.– Мне очень жаль, – наконец сказал он. – Мне очень жаль, госпожа. Я приношу вам все возможные извинения.– Уходи, – я села на край бассейна и завернулась в полотенце. – Иногда мне хочется, чтобы тебя не существовало.– В вас говорит сакэ, – горько сказал он и протянул руку, в которой было три моих шпильки. Наверное, он прятал их в кителе, сложенном неподалёку. – Я должен вернуть вам это.– Не должен, – я оскалилась. – Почему ты не можешь быть скромным молчаливым призраком, который дает мне силы жить дальше? Почему ты такой живой, почему твои чувства такие сильные?– Я нужен вам мёртвым? – он опустился на колени. – Я готов умереть с вашим именем на губах.Мы смотрели друг на друга долго, очень долго, в тишине был слышен лишь плеск воды и стук наших сердец.– Нет. Ты нужен мне живым, – слова не хотели проходить сквозь судорожно сжавшееся горло. – Живым. Потому что сейчас я чувствую себя мёртвой. Кажется, эта тварь меня одолела.– Я не понимаю вас! – отчаянно выкрикнул Тодзиро. – Совсем не понимаю! И не узнаю!– Я сама себя не узнаю, – я брезгливо вытерлась и пошла за своей вычищенной и отглаженной формой. – Я буду ждать вас на рассвете у выхода из бухты, тюи Сэндай-доно.– Так точно, – он поклонился. – Берегите себя, пожалуйста.Я оделась, две пуговицы с треском оторвались от кителя. Сегодня я вела себя непристойно и омерзительно, этому не было никаких оправданий, но мне понравилось давать выход своей злости. Кажется, в этот момент во мне что-то умерло.23. Куре. Нагато, Киришима. Сентябрь 1937г.Первое утро после возвращения началось со скандала у Нагато.– И если меня еще раз принудят сойти на берег и убивать людей, я вобью этот приказ в глотку! – кричала я. А Нагато хмурил брови и втягивал голову в плечи. Кажется, он не ждал, что я могу так кричать. А я кричала. Мне каждую ночь снились кошмары – задранный подол, отрубленная голова, потеки крови на дороге. Дети, тысячи мёртвых детей смотрели на меня слепыми глазами и твердили: ?Согрей нас!?. Я просыпалась в холодном поту, служанки встревоженно предлагали то воды, то настойку валерианы, но мне не помогало ничего. А когда явился тёмный, встревоженный дурной кровью, я избила его до потери сознания. Это в голове не укладывалось, но я его избила! Я предавала все свои убеждения, и делала это со скоростью поезда, несущегося под откос.– Муцу, сестра, – Нагато поднял руку. – Что именно сказал тебе Киришима?– Он сказал мне, – я скалилась, как гиена, – вот что, цитирую дословно: ?Давайте переформулируем по-другому. Вы поддержите нас??. А потом, когда Харуна и Сэндай вышли, добавил: ?Вы свяжетесь с армейским командованием и сделаете все быстро и аккуратно. Я поддержу вас. Исполнять?.– Нехорошо получилось. Я не одобряю твои дурацкие мечтания, но император дал понять, что он одобряет. Ай, чтоб тебя, Муцу!Я грохнула ножнами сабли по его столу.– Не смей так говорить! Я уважаю вас всех, но так и вы извольте уважать меня! Я исполняю все приказы, но на китайский берег больше никогда не ступлю! Атаковать Китай – не значит защищать Японию! Чего мы этим добиваемся, Нагато? Ты видел, что там творит армия, эта свора взбесившихся обезьян?!И тут в кабинет, не иначе как попутным ветром, занесло Киришиму. О, как я хотела вцепиться ему в глотку!– Вы!– Нагато-сан, Кайджо-сан, – Киришима поклонился.– Сестра, сядь, – велел Нагато, и я решила пока не перечить. Я села за стол для совещаний, но мой взгляд следил за Киришимой. И, кажется, ему было неуютно.– Ты поступил отвратительно, – сказал Нагато. – Ты знал о распоряжении императора, но заставил ее сражаться. Киришима, ты мой старый друг, ты брат моих наставников. Запомни: Муцу не атакует, Муцу обороняется. И если я еще раз узнаю, что ты заставляешь ее идти против принципов и указа императора, я тебя накажу. Ты все понял?– Я все понял, – холодно сказал Киришима. – Не думал, что скажу это, но такие линкоры будут обузой. Боги пошутили, дав линкору женское тело, даже лучшие из них не могут быть военными кораблями. Лучше бы вы стали госпитальным судном или лайнером, Кайджо Муцу.Я взвилась из-за стола, ненависть ослепила меня и затуманила разум.– Жалкий старый крейсер, лишь волею Императора ставший линкором, как ты смеешь…– Муцу! – рявкнул Нагато. – Замолчи, прежде чем скажешь непоправимое!– Я вас ненавижу, – процедила я, глядя Киришиме в глаза. – Море говорит мне: скоро придет время, когда из-за таких, как ты, я не смогу защитить то, что мне дорого. Море говорит мне это, и чайки кричат: ?Смерть! Смерть!?.В кабинете стало темно. Киришима стиснул рукоять своей сабли.– Это слишком далеко зашло, Кайджо-сан. Боюсь, в Шанхае вы…– Со мной все в порядке, – я тряхнула головой. – Нагато-сама, вы позволите мне уйти?– Иди, сестра, – Нагато горестно вздохнул. – Иди, твой супруг ждет тебя. Быть может, его объятия успокоят тебя. Мне жаль, что с тобой случилась эта вещь, все виновные понесут наказание. Увы, это всё, что я могу сделать как твой адмирал и как твой брат. Возвращайся к мужу, проведи с ним несколько дней в тишине и покое, а потом я приму решение.Ха-ха, он сам не верил в свои слова! Глупый линкор! Я хотела вцепиться ему в глотку и попробовать, насколько солона его кровь, ведь Нагато единственный из нас не был в Китае, только сидел в Куре с важным видом. И он что-то смел говорить мне!Кипя от злости, я вылетела из его кабинета и зашагала по штабным коридорам. Через пару минут Нагато меня догнал.– Я забыл сказать тебе одну вещь, – он осторожно коснулся моего плеча. – Муцу, сейчас ты похожа на Акаги, когда он не… Ты понимаешь.Я нахмурилась.– Что?– Муцу, это всего лишь мои ощущения. Если не веришь мне, навести наставника, он в Куре сейчас, он никогда не откажется поговорить с тобой, – Нагато выглядел очень обеспокоенным. Нагато, который волнуется обо мне, не иначе боги снова шутят над нашим семейством.– Я отправлюсь в Куре, с твоего позволения.Он с облегчением улыбнулся.– Счастливого пути. Жду тебя через три дня, мы готовим новый конвой на север Китая.24. Кумано, поместье Конго. Конго. Сентябрь 1937г.Наставнику я врать не хотела, поэтому рассказала про нашу с Соитиро беду и про мои вспышки ярости. Впрочем, Конго-сама не был удивлен.– Я догадывался, – сказал он. – Однажды твой супруг, будучи в плохом настроении, напал на Харуну. Широ звал его по имени, пытался образумить, но тот его не узнавал. Широ сказал, что у Акаги была другая манера речи, тембр голоса и взгляд.– Вот дурень, надо было мне рассказать, я бы сказала, как его усмирить!– И как же?– Офуда, а также кровавые печати… – я охрипла, пока рассказала ему все. Конго-сама сочувственно кивал, иногда запускал пальцы в свои прекрасные золотистые волосы и скрёб затылок. А после он предложил мне пойти смыть дорожную пыль и отдохнуть.– Мне привезли прекрасные благовония из Индии. Они навевают только хорошие сны, – он печально улыбнулся. – Иди, Кайджо, отдохни, тебе нужно.Я не спорила, я быстро умылась и растянулась на футоне. Сладковатый, но не приторный дым был приятен, я очень скоро провалилась в сон…Чтобы через какое-то время прийти в себя в дурном положении: я стояла напротив Конго-сама, моя одежда была в беспорядке, с губ капала кровь, кулаки саднило. Конго-сама тяжело дышал, а на циновке передо мной кровью было написано несколько кандзи. Я узнала их, именно этими словами я отгоняла тёмного.– Что… что… – я стёрла кровь с губ. – Наставник! Конго-сама! – я на миг превратилась в напуганную шестнадцатилетнюю девочку. – Наставник, что со мной?!– Боюсь, тварь, которая овладевала Соитиро, вселилась в тебя, когда ты была в Шанхае. Та или родственная ей, – Конго-сама бросил мне омамори. Мой омамори с порванным шнурком.– Ты сорвала его с шеи. Я услышал твой дикий смех, решил проверить, как ты, заглянул, а ты стояла и пыталась перегрызть шнур. Ты повторяла: ?Ай, жжётся! Жжётся!?, а потом все-таки порвала. А дальше я попытался спасти тебя от тебя.– Каннон милосердная! – я рухнула на колени. – Но как?! Почему – я? Я не хочу быть чудовищем, пожалуйста, только не это, я не могу!Конго-сама неловко обнял меня.– Поплачь, если надо. Ты не чудовище, и мы найдем способ тебя вылечить.– Я десять лет пыталась спасти Соитиро, и вот все мои успехи, – я была безутешна.– Ты всего лишь линкор, а не охотник на демонов, Кайджо, линкоры созданы для убийства совсем других существ.– Тогда, получается, это не совсем я унижала Сэндая?– А вот этого я не знаю, – Конго-сама погладил меня по спине. – Пойдем, ты будешь спать сегодня в моей комнате, там есть кое-что, что не пустит темного. Пойдем, Муцу.Кажется, это было впервые, когда он назвал меня по имени. Мне бы гордиться, что Конго-сама считает меня равной себе и своим другом, но в тот момент я не могла радоваться ничему.Конечно, я не появилась в порту через три дня. Конго-сама выбил мне отпуск на неделю, и конвой ушел без меня. Нагато прислал корзину со сладостями и пожелания скорейшего выздоровления, это было странно и приятно – принимать знаки внимания от брата, теперь ставшего по-настоящему родным. Соитиро тоже прислал подарки и извинения: он уходил в море с Кагой и Рюхо. Впрочем, я не слишком грустила по этому поводу. Мне вообще сложно было испытывать какие-либо чувства, поскольку я как раз проходила через ритуалы очищения. Молитвы, пост, омовения в священных источниках… Я боялась сломаться, какая-то гневная часть моего существа, которая делала меня линкором, протестовала против всего этого и шептала, что ничего у нас не выйдет, что за годы жизни с Соитиро я превратилась в такое же одержимое существо. Залог Императора осквернён, и это грозит неисчислимыми бедствиями всему флоту… В конце концов, я не выдержала, отложила свитки и, взяв один из тренировочных мечей, умчалась во двор, где долгие годы тому назад один линкор, прикидывающийся мальчишкой, сходился в поединке с крейсером…Прошлое захватило меня, я двигалась так, как будто мой тогдашний противник был рядом. Он был быстрее и легче меня, все-таки альт-форма не могла не влиять на наше поведение и в этой форме… И мне не показалось странным, когда мой меч скрестился с другим мечом. И его улыбка, улыбка Сэндая Тодзиро, была именно тем, что я ожидала увидеть.– Nice hit!– Not bad, – я скупо улыбнулась. – А если в полную силу?– As you wish, – он коротко поклонился, отведя руку с боккэном. Судя по всему, он только-только приехал, даже не успел сменить форму на домашнюю одежду. Я почувствовала необыкновенную признательность – и за ожившие воспоминания, и за английский язык, и за то, что он парировал мой удар.Я налетала на него, а он был быстрей, предугадывал мои движения и удары. Рано или поздно он должен был поймать меня на чем-то серьёзном – и Сэндай поймал. Мечи столкнулись с глухим стуком, мои запястья заныли от перенапряжения, а он вывернул руки и толкнул меня на землю. Боккэн упёрся в горло.– Меня вызвали, сказав, что вам нужна помощь, – он дождался, пока я сама встану и отряхну хакама. – Как ваши руки?– Всё в порядке. Я недовольна, что Конго-сама решил вмешать в мои дела кого-то ещё, – я неторопливо пошла к колодцу. В горле пересохло, а на зубах скрипел песок. Сэндай услужливо наполнил ковш и подал мне.– Мы с вами в некотором роде родственники, – напомнил он. – Вы носите имя провинции, которой правил тот, кто построил город на реке Сэндай. Кто-то из Канто может говорить, что это бредни, но я знаю, что морской дракон не бросает своих сородичей, не важно, люди они или драконы. Или вовсе корабли.– Ваша преданность клану Датэ и мне лично поражает, – я напилась и протянула ковш ему. – Вы не должны ничего ни им, ни мне лично.– Таким меня создали и воспитали, госпожа, – сказал Тодзиро без улыбки. – Скажите, чем я могу вам помочь? Должен или не должен, это не вопрос. Вопрос в том, чем и как я могу помочь. Я хочу, и, хоть вам это слово не нравится, должен. Потому что вы госпожа Муцу, наш залог и наша гордость.К моим щекам прилила кровь.– Откуда вы… Откуда вы все это знаете? Даже я порой об этом забываю!Он сверкнул глазами:– Я – Сэндай с Севера.Я рассмеялась:– Мальчик мой, не будь я замужем, я бы вышла за вас!– Уже давно не мальчик, госпожа, – он покачал головой. – В этом году уже четырнадцать лет, как я сошел со стапелей. Человеческие дети в таком возрасте еще посещают школу, а у нас это возраст зрелости. Долгие годы мира позволили и мне, и вам прожить так долго. Обычно военные корабли так долго не живут.– Я могла и вовсе не родиться, – я дошла до энгавы и села там, сложив руки на колени. Возможно, меня ждала тысяча дел и молитв, но здесь и сейчас мне хотелось сидеть вот так с ним, наслаждаясь внезапным покоем.– Вас спасли дети, – он садиться не стал, подобрал боккэны, стер с них пыль и прислонил к энгаве. – Чтобы вы могли спасать других детей, госпожа.Я задохнулась от неожиданной боли и снова ощутила горечь. Спасенная детьми, детей спасающая, сама я никогда не смогу иметь детей. Возможно, в этом есть какая-то божественная справедливость, но мне было больно принимать её. Хоть я перестала принимать настои, семя Акаги не давало плодов, врачи говорили, что моё тело теперь не способно на деторождение.И быть может, именно поэтому тварь овладела мной. Акаги стал его жертвой из-за того, что родился мертвым, а в моей душе стало слишком много ненависти, пусть я и твердила о мире. Муцу-миротворец, которая лжет, да.– Вы пристыдили меня, Сэндай-сан, – я сжала кулаки. – И спасибо вам за это. Я поняла, как это со мной случилось. Осталось понять, как с этим бороться.– Для начала вам нужно набраться сил, – он тряхнул готовой. – Как насчет поужинать вместе и провести несколько часов за беседой?– Флиртуете с замужней женщиной?– Наставник с нами, а я остаюсь в рамках приличий. Вы слишком дороги мне, чтобы оскорблять вас таким образом.Я улыбнулась и сняла с волос шпильку с колокольчиком. Глубокий синий цвет был похож на цвет нашей повседневной формы. Улыбнувшись, я вставила заколку в его волосы, отросшие до плеч.– Вам всегда двадцать, если не смотреть в глаза.– Четвёртая, – шепнул Сэндай, убирая подарок в карман. – Не знаю, зачем вы это делаете, это слишком хорошо и больно.– Я тоже не знаю.У нашего народа есть традиция – иметь поверенного в вопросах, важных для двоих. Так получилось, что наш брак с Акаги не был устроен по всем правилам. Я полагаю, что Конго-сама всё-таки прочил мне в супруги Сэндая, но с ним у нас не сложилось из-за моей глупости. Да и кто бы тогда позволил линкору связать свою жизнь с лёгким крейсером? Сейчас нравы стали либеральнее, рассказывали, что корабли строят союзы даже с самолетами, но мы были слишком стары для таких перемен. Даже я.Однако, сейчас я находилась в поместье наставника и снова ощущала себя ученицей, как будто не случилось ещё замужества и битв с демоном, не было китайских конвоев и многого другого. Тодзиро, кажется, чувствовал себя точно так же, он словно помолодел лет на десять, глаза потеплели, он даже позволил себе распустить волосы, до того стянутые в пучок на затылке. Да, мы снова начали называть друг друга по имени, разве что за сливами не бегали.* * *Сейчас мы сидели, перед каждым лежал его тренировочный меч, а Конго-сама, раскуривая кисэру, рассказывал об одной старой технике боя, о которой он вычитал в книгах.– И этот прием называется ?Танец с демонами?, – наставник широко улыбнулся. – Замечательно подходит для тех воинов, которые предпочитают биться на двух мечах.Тодзиро улыбнулся краем губ.– Конго-сама.– Я предусмотрел всё, – он обвел нас странным взглядом. – У вас есть три ночи, чтобы станцевать этот танец. Я буду просить ками, чтобы у вас обоих всё получилось. Слуги покинут поместье, но я буду рядом, чтобы не случилось непоправимое.Меня бросило в холод: он вот так спокойно намекнул, что у нас нет выхода, и готов на это пойти, возможно, поставив под угрозу наш флот? Один линкор и один лёгкий крейсер, целых две боевых единицы будет утрачено при худшем исходе. И он вот так спокоен? Впрочем, по большому счету у него не было выбора. Он не мог ждать годами, как я ждала, что Соитиро очистится.Я поклонилась.– Я обязана вам.– Я тебя в это втянул, девочка моя, – и Конго-сама оставил нас наедине.Тодзиро хмурил брови и косился на стойку, где лежали его мечи-Драконы. Я вспоминала о том, где моя сабля.– Пока мы не начали… – я попыталась взять себя в руки. – Демона можно усмирить сутрами и офуда. Надо только…– Я знаю, – он поднялся на ноги. – А ещё кровью. Я не буду жалеть вас, моя госпожа, но я сделаю всё, чтобы спасти вас. Пробудите своего демона, я хочу увидеть его.Я помотала головой:– Я не хочу, чтобы он видел тебя! Он будет причинять тебе боль куда большую, чем я! Разве ты не помнишь Шанхай, Тодзиро?– Кто знает, может, то был как раз он, просто вы не знали, – Тодзиро собрал волосы в хвост. – Прошу вас, госпожа. Я принялась выискивать в памяти вещи, могущие спровоцировать демона. Шанхай, кровавые цветы на бинтах, сухие губы Тодзиро и холодные пальцы моего супруга. Тварь внутри меня только выла: то ли ей не нравилось, то ли она боялась выходить, то ли я крепко держала её под контролем… Но в последнее я не верила.– Ох, госпожа, тогда простите меня, – Тодзиро шагнул ко мне и коснулся губами моих губ. – Мечи возьми, – шепнула я, отстраняясь. – Хорошая попытка. Раньше ты не был таким смелым.Он вдруг стушевался.– Я не хотел вас оскорбить!– Ты не оскорбил, а удивил, Тодзи, – я впервые за долгое время назвала его детским прозвищем вслух. – Тодзи?– Я за мечами, – он действительно отлучился к стойке, а после, зажав катаны подмышкой, как игрушечные мечи, взял мое лицо в ладони и поцеловал. Я забыла о супружеском долге и о долге перед флотом, я ухватилась за его плечи и позволила себе немного побыть счастливой и беззаботной. Это был чудесный водоворот, который подхватил меня и понёс… Но вынырнула из водоворота не Муцу Кайджо, а тварь.К сожалению, а может, к счастью, я не помнила, как мы сражались. Я ненадолго приходила в себя от боли или от запаха крови – своей и чужой. Я плакала и билась в руках Тодзиро, а он обрабатывал мои раны и тихонько напевал какую-то глупую песенку, кажется, такую поют матери своим напуганным детям. И где он только ее услышал, ведь матери не было ни у него, ни у меня.Когда я пришла в себя, от моей одежды не осталось ничего, я была накрыта синим кителем от повседневной формы Тодзи, сам Тодзи лежал рядом – то ли глубоко спал, то ли лишился чувств. Я села, осмотрела и ощупала себя. В глазах было темно от слабости.Тодзиро пошевелился, всё-таки он спал.– Как вы?– Ох… кажется… В порядке, – я прислушалась к себе. – Сколько времени прошло?– Четверо суток, – Тодзиро с кряхтением поднялся. – Поместье мы не разрушили – и то хорошо. Я найду вам одежду и еду. Простите, ночью было не до того, я устал.Я вяло улыбнулась.– No problem.Седзи раздвинулись, мы оба вскинулись, хватаясь за оружие, но это был всего лишь наш наставник, уставший и, казалось, постаревший.– Сидите, не надо ничего искать, всё будет готово в течение получаса, – он пристально нас рассматривал, словно пытался проверить обе формы сразу, от самого дна и до верхушки мачты. – Муцу, как ты?– Я не знаю, Конго-сама, – честно ответила я, придвигаясь к Тодзиро. Тот вдруг обнял меня за плечи и завернул в свой китель, который сполз с меня, когда я только поднялась.– Это Муцу, – негромко сказал Тодзиро, глядя на Конго-сама.– Да, это Муцу, – Конго-сама коротко кивнул. – У меня хорошие ученики.Кажется, после купания и ужина я проспала несколько дней. Я, замужняя женщина, делила футон с неженатым мужчиной. Нет, мы не занимались любовью, просто Тодзиро пришёл, уложил рядом мечи и сказал, что будет меня охранять. А я малодушно согласилась, не потому что боялась возвращения твари (а я боялась), но потому что хотела чувствовать рядом его тепло, его уверенность. На грани яви и сна, когда приходят беспокойные сны и странные мысли, я возвращалась в двадцать шестой год и перебирала бусины на чётках воспоминаний. Я ревниво вспоминала наши счастливые минуты и корила себя за то, что своими же руками оттолкнула его, потянулась к другому, который был мне удобен, но которого я не любила.Простит ли меня Соитиро, если узнает? Простил ли меня понявший всё Тодзиро?Сложно представить себе линкор, запутавшийся в рыбацких сетях или водорослях. Но я как будто оказалась в знаменитом Саргассовом море, у меня отказал компас, и я не знала, как спастись. Говорят, что спасти заплутавший корабль может только капитан или какой-то другой корабль. Я не могла и не желала отказываться от помощи, пусть это нарушало тысячу и одну традицию страны и флота. Проклятье, меня воспитывали на стыке двух традиций, двух флотов, в моей голове всё перемешалось!А когда я окончательно пришла в себя, Тодзиро уже не было в поместье. Сам Конго-сама собирался отбыть со дня на день, да и меня ждали, чтобы сформировать новый конвой. Но перед этим следовало съездить в Сасэбо, узнать, как поживает мой бедный Соитиро, который даже не представлял, что творила его Муцу в последний месяц.25. Сасэбо. Акаги. Конец сентября 1937г.Соитиро был неизменно вежлив и добр, он приготовил мои любимые блюда и вёл себя непринужденно. А когда мы остались наедине, сдержанно похвастался, что больше не терял сознание и память. Я только кивнула: значит, тварь действительно перешла ко мне, кто знает, как давно, но в Шанхае она точно была со мной.– Демона больше нет, – сказала я после того, как мы закончили ужинать. – Как – нет? – неверяще переспросил Соитиро. Его глаза округлились, на лбу выступил пот. Пожалуй, на его месте я бы тоже не поверила. Тем более, что я успела побывать на его месте.– Его нет, любовь моя, и я сейчас расскажу вам, как это случилось, – я виновато поклонилась ему. – Боюсь, это будет очень долгая история, и она вам не понравится.– Там замешан наш бывший наставник и мальчишка Сэндай? – Соитиро проявил чудеса проницательности. – Хиэй-сама был прав насчет него!– Благодаря Сэндаю я осталась жива, – резко, резче, чем следовало, заметила я. – Так вы позволите мне рассказать всё или предпочтете верить побасенкам свихнувшегося на своей святости старика?– Братья Конго старше вас всего на десять лет, Кайджо-сан, – резко, в тон мне, заметил Соитиро. – Я знаю вашу нелюбовь к Хиэю, но оставьте ее в стороне и начинайте свою исповедь!И я начала. С каждым моим словом в сердце поднимала голову и расправляла крылья кукушка, некогда в двадцать седьмом убитая моими же руками. Соитиро мрачнел и нервно комкал край кителя, он опустил голову, избегая встречаться со мной взглядом.– Итак, вы избавили мир от демона, но предали наш брак, – наконец сказал он, когда я смолкла. – Мне больно это слышать.– Увы мне. Я не знаю, как загладить свою вину. И считаю, что недостойна быть вашей супругой.– Это мне решать, – резко ответил Соитиро, его лицо закаменело. – Мне нужно подумать о вашей судьбе, Муцу. Возвращайтесь к своим обязанностям, а я через месяц, если буду в Японии, равно как и вы, сообщу вам о своем решении. Если вы или я, или мы оба будем в это время в отъезде, то мы должны уведомить друг друга через военного судью. Я попрошу вас только об одном: не компрометируйте ни меня, ни себя, ни этого мальчишку крейсера.– Я буду вести себя, как полагается хорошей супруге, – искренне сказала я. На душе было тяжело, вопреки всем книгам и советам. Нелегко говорить о тяжёлом, совсем нелегко, особенно если ты говоришь правду, одну лишь правду и ничего кроме нее. – И никоим образом не посмею бросить на вас тень. Простите меня, Акаги-сама, я хотела быть вам хорошей женой, и этим загнала нас обоих в ловушку.– Что ж, зато я смогу теперь спать спокойно, – Соитиро пожал плечами. – Дорогой оказалась цена, непомерно дорогой. Я ведь вас люблю и всегда любил. Я бы предпочёл скорее остаться калекой, чем отпустить вас. Но авианосец не может приказывать линкору, увы.Я промолчала.Мы провели вместе ещё три дня, Соитиро был вежлив и обходителен, я демонстрировала радость и покорность, как на людях, так и дома. Демон себя не проявлял, и это было замечательно.На пятый день с моего возвращения пришёл вызов в штаб Императорского флота в Куре. Я доложила об этом супругу (к тому времени он всё ещё был старше меня по званию) и отбыла на поезде в штаб. Простились мы сердечно, я понадеялась, что мы останемся друзьями. Так и случилось, Акаги был мне хорошим другом ещё долгие годы.Судьбе и командованию было угодно разбросать нас по разным концам Японской империи, поэтому развелись мы только в 1939 году. Акаги пообещал выслать мне все необходимые документы, и я с лёгким сердцем отбыла в Йокосуку для замены котлов. В воздухе всё отчётливее пахло войной, в Европе уже полыхали сражения, и Император требовал от своего флота полной боевой готовности. Мне претила сама мысль о военных действиях, но я в любом случае оставалась на защите рубежей Японии, как и мой брат Нагато.В ночь после развода мне приснился старый сон, о большом драконе на рассвете, с жемчужиной в руке.– Ты возвращаешься к истокам, моя девочка, мой залог, – когтистая лапа ласково коснулась моей щеки. – Я с тобой и с вашим флотом, пока ты помнишь. За тобой присмотрят.Поутру сон остался в моей памяти, и это было прекрасно.26. Йокосука. Сэндай. Ноябрь 1939г.Приличные японские женщины не должны в одиночку приходить домой к приличному одинокому японскому мужчине. Даже если они оба не люди. Даже если они друг другу многим обязаны. Это неправильно с точки зрения морали и традиций, но сколько традиций я уже успела нарушить за свою жизнь?Я поднималась на борт лёгкого крейсера Сэндай, и моё сердце сжималось от ужаса и радости. Он стоял у первой трубы, что-то обсуждая с младшим братом Накой, и не видел меня. А я шла, неловко касаясь леерного ограждения, гладила обшивку башен, надстроек и умирала от стыда. Замужняя женщина на чужом корабле без приглашения и сопровождения. Позор флота, а не линкор Муцу.Нака коснулся его рукава, отдал мне честь и перебрался на свою палубу, хитро улыбаясь. А мы застыли друг против друга. Сэндай смотрел на меня во все глаза, после тряхнул головой и неловко отдал честь.– Госпожа, рад приветствовать на своём борту вас. Прошу простить за неподоба…– Тодзи, – я сжала кулаки. – Тодзи! Ну что ты, в самом деле?Сколько раз я плакала от боли, и вот впервые я узнала, как сладко плакать от счастья. Я держалась за него изо всех сил, а он касался губами моих щёк, волос и умолял не плакать.– Вас ведь увидят, Акаги-сама будет недоволен, что же вы делаете, он вас убьет, да и меня. Меня не жалко, а вы у нас одна такая!– Не убьет, он дал мне свободу, – я гладила его по лицу. – Теперь вы можете взять меня в жёны, если захотите. Я в разводе уже месяц, только документы пока не получила, я только-только с Окинавы, Тодзи, понимаешь, я…– А вот и захочу! – звонко крикнул Сэндай на весь порт. – Пойдёмте к наставнику Конго!И мы пошли. Явились к нему в поместье в Кумано с подарками и ящиком сакэ, а он нас даже не прогнал, хотя мог.Конго-сама сначала выкрутил ухо Тодзи, а на меня просто косо посмотрел.– Весь флот гудит о вашем разводе. Ещё документы не получила, а в новый брак собралась вступать, ай, Муцу, – он впервые назвал меня по имени, как равную, при ком-то другом. – Ну разве этому я тебя учил, девочка?– Пока что только помолвка. Я двенадцать лет не могла понять, что мне нужно, – я покачала головой. – Больше не могу терять времени. Сами знаете, война близко. Большая война, не чета той мерзости в Китае.– Ками не одобрят, – Конго-сама покачал головой.– Одобрят, – сказала я, памятуя недавний сон о драконе. – Я потому и пришла.Конго-сама подкрутил усы, закряхтел и велел нам взяться за руки.– Соединяю два этих сердца, и да найдут они свою дорогу в морях даже в непроглядной тьме, через шторм и отчаяние. Храни вас Рюдзин, дети мои. При мне целоваться не надо, буду ревновать и ругаться.Мы рассмеялись и бросились его обнимать. Конго-сама отбивался, больше шутя, а после замер, держа нас в объятиях и тыкаясь мокрым носом то мне в щеку, то в лицо Тодзи.– Балбесы, оба балбесы. Ладно, Тодзи – он молодой и глупый, а ты, Муцу?– Я не намного моложе и умнее, – вздохнула я. – Сами-то хороши!В этот миг я поняла, что он любил нас обоих. Возможно, куда глубже и неправильнее, чем следует наставнику. Я порывисто его обняла и прижалась губами к щеке.– You’re best, – шепнула я. – We will always love you.– Тодзи будет ревновать, – глаза Конго-сама смеялись.– Кто знает, – Тодзи вдруг тихо охнул. – Наставник, я же не…Наверное, мы трое были неправильными, ужасно неправильными кораблями. Что ж, не всем быть святыми, как Хиэю.На ночь я осталась на борту Сэндая. Туда меня проводил Конго-сама, вёл как невесту к мужу, хоть я и была в повседневной форме.В капитанской каюте я разделась сама, накинула домашнюю юката на плечи, но пояс завязывать не стала. Тодзиро ласково улыбнулся и подал мне пояс с поклоном.– А разве ты не…– Не сейчас, – он печально улыбнулся. – Дай мне на тебя насмотреться, пожалуйста. Я так давно тебя не видел, настоящую тебя. – Настоящую меня?– Да, настоящую. Не командира, не жену, не одержимую демоном. Настоящую вас, дочь морского повелителя, наш цветок и залог, – Тодзи молитвенно сложил руки. – Вы опять не помните?– Только урывками. Это скорее сны, а не воспоминания. Про север, месяц, наше с вами дальнее родство, а еще про подземные чертоги Рюдзина, – я потёрла виски. – Всё как будто под толщей воды, на самом дне, куда я боюсь нырять, я ведь линкор, а не субмарина.– Мне кажется, что вам нужно вспомнить, – Тодзи сжал мои руки. – Это важно для вас и для всех нас. Мне снятся сны, в которых говорят, что вы – Залог. Ваше миролюбие и готовность защитить – шанс на наше спасение. И мне говорят, что я должен вас оберегать изо всех сил, потому что иначе случится что-то страшное, мы потеряем себя, друг друга и Японию.– Я попытаюсь, – я подсела ближе. – Обещаю.От него пахло табаком и морем, а еще чем-то неуловимо-цветочным, что напомнило мне юность в Кумано и местные сливовые сады. Я всё-таки утянула Тодзи в поцелуй, а дальше он сам не смог удержаться, даже самый сильный крейсер не может остаться каменным и недоступным, когда его целуют, зовут и называют любимым. Я не лгала ни словами, ни телом, ни прикосновениями, и Тодзи отвечал мне тем же. Крейсер качало на волнах, а Тодзи укачивал меня в своих руках. Длинные волосы щекотали мое лицо, пальцы заставляли вспоминать, как хорошо нам было вместе. Я хотела его, я безумно его хотела и получала.Даже линкор может любить, ведь у нас есть сердце. Существо без любви всё равно, что корабль без руля, волны несут его как щепку, а после топят.Когда он излился в меня, я на какую-то секунду вдруг отчаянно пожелала забеременеть. Может, я всё ещё смогу родить ребенка, может, это не я бесполезна и больна, может, просто с Акаги было не время и не место. Я подумала и горько рассмеялась над этими глупыми мыслями.– Я сделал что-то не так? – Тодзи, кажется, решил, что я плачу.– Нет, нет, всё хорошо, всё очень хорошо, – я перевернулась вместе с ним и оказалась сверху. – Всё хорошо. Но я хочу ещё.– As you wish, – непатриотично, по-английски, но искренне ответил мой будущий муж.Мы любили друг друга до рассвета, то плача, то смеясь.За день до моего ухода в Сасэбо Акаги прислал документы. Теперь я была абсолютно свободна от брачных обязательств по отношению к нему. У меня ничего не осталось, за годы брака я не нажила имущества, кроме одежды да сундучка с украшениями. Это всё я и так таскала с собой на борту. Нагато, узнав о разводе, предложил мне переехать к нему, но я отказалась.– Я остаюсь при девичьей фамилии, но она не Нагато, так что имею право жить одна до заключения нового брака.– С кем же ты сговорилась? Неужели с Конго-сама? Говорили, что ты часто бываешь у него, – Нагато устало удивился. – Я не против, но говорят, что Хиэй не подпускает к нему ни женщин, ни мужчин.– Мой брат должен знать правду. Имя моего жениха – Сэндай Тодзиро, – я хмыкнула. – Нагато, не ставь нам палки в колеса. Мы столько лет друг от друга бегали, сколько можно. К тому же, ты, насколько мне известно, скоро станешь отцом, откуда такая ревность?Он махнул рукой.– Не могу сказать, что одобряю, но вы оба друг другу давно топчетесь по палубам, бесполезно мешать. Будь счастлива, дорогая сестра.– Буду.Вечером я пришла с готовыми документами к Тодзи, а Конго-сама и приглашенный священник нас обвенчали. Тодзи дрожащими руками надел мне кольцо на левую руку на европейский манер. Я чувствовала, что всё становится правильным, волны успокаиваются, а сквозь воду виднеется дно.В марте сорокового года я отбыла на восток Китая, снова рутинные конвои, переброска армии. С Тодзи мы иногда переписывались. Он сам в это время тоже мотался к китайским берегам, эскортируя транспортные корабли. Тем не менее, в Куре был наш домик, маленький домик для нас двоих, куда мы возвращались то вдвоём, то по очереди, и где нам было радостно и хорошо. Ради этого я была готова подчиняться не совсем правомерным приказам.Вскоре грянул Перл-Харбор, мы с Тодзи тоже там были, только в составе разных дивизионов. После этого наши пути снова разошлись: Тодзи был отправлен в Малайзию, а я на Хашираджиму, островную базу в море Сэта. Будущее меня пугало, теперь я боялась втройне: за Тодзи, себя и того, кто должен был вскоре появиться на свет.