II. Корабль и женщина (1/1)

10. Кумано, Куре. Нагато, Конго. Январь 1927г.Моё обучение подошло к концу, но поскольку император желал видеть меня только в феврале, я получила разрешение остаться в поместье. Сэндай убыл проходить службу за неделю до нового года, а Акаги постигал основы тех наук, что нужны каждому кораблю. Поскольку мне было нечем заняться, я иногда подменяла наставника на тренировках, когда не бродила по горам и не занималась женскими делами вроде стирки формы наставника, своей и Акаги. Они возражали, а я отвечала, что мне вовсе не сложно. Но если наставник понимал, почему, то Акаги смущался. Мне казалось, что он постепенно влюблялся. Да, так оно и было. Что бы после с нами ни происходило, любовь в сердце Акаги жила. Не мне винить его за странное проявление чувств. Я не знаю, могла бы я сама остаться в здравом уме после такого повторного рождения.Тогда же я затребовала во флотских архивах список детей, которые собирали пожертвования на мою достройку. Подписание благодарственных открыток заняло неделю, но я была собой довольна. Ничто так не радует, как исполнение данной клятвы.А на новый год к нам, вернее, к господину Конго, приехал Нагато. Он привёз подарки наставнику, мне и даже Акаги. Узнав, что Сэндая здесь больше нет, Нагато улыбнулся.Сливовое вино, что Нагато подарил мне, сыграло злую шутку: в один из вечеров я пила, не пьянея, а когда почувствовала, что пьяна, то было уже поздно. Я осознала себя лишь в тот момент, когда схватила Нагато за ворот его формы с воплем: ?Так почему ты не можешь понять, что война – это бессмысленно?!?. А дальше у меня онемела вся правая сторона лица – Нагато бил жёстко, не делая скидок на мой настоящий пол. Впрочем, я скидок и не просила. Завязалась отвратительная драка, с котацу на пол полетели отёко и пустые бутылочки. Первые несколько минут Акаги и наставник недоумённо смотрели на это, а после бросились нас разнимать. Кажется, я пару раз ударила Акаги, Нагато точно не жалел ни себя, ни меня, ни остальных. Но всё-таки нас разняли.– Обоих под домашний арест! – прорычал Конго-сама, держа меня за шиворот. – На три дня! А ты, Муцу, если проповедуешь идеи непротивления войне, так будь верен себе до конца, а не используй то, против чего протестуешь!Вот за это мне было стыдно. А за всё остальное – нет.Протрезвев, я поняла, что Конго-сама был прав: невозможно проповедовать пацифизм, убеждая других кулаками в своей правоте. Над этим следовало серьёзно поразмыслить. Ну, времени у меня теперь было достаточно, в комнате, которая стала моим местом заключения, было темно, сухо и тепло. Еду Конго-сама приносил два раза в сутки, ничто не отвлекало от мыслей, хотя, мне очень хотелось попросить бумагу и карандаш, чтобы записать некоторые из особо удачных моментов, но я не стала. Когда-то мне попались черновики, которые писал Сэндай, там было полно нескладной ерунды вроде: ?Криптомерия сливой не станет даже зимой, когда все деревья похожи?. О, я помнила, как смеялась над теми черновиками, и мне не хотелось, чтобы кто-то так смеялся над моими записками. К тому же, я уже тогда понимала, что мои мысли могут истолковать как государственную измену.Мы с Нагато принесли извинения Конго-сама. Тот уже не сердился, просто попросил в следующий раз решать все споры с помощью боккэнов во дворе. И выразительно посмотрел на меня. А я поддалась на провокацию:– Я отказываюсь драться с Нагато, потому что тогда он окажется прав, а не я.Нагато немедленно разозлился.– То есть, ты будешь опять говорить о пацифизме?– Я буду говорить о том, что ты бесполезен, я бесполезна, все мы бесполезны в мире, в котором не будет войн, – я смотрела на него снизу вверх. – И если уже ты меня ударишь, то это только подтвердит мою правоту, брат. У нас есть глаза, у нас есть рот, существуют сотни языков, на которых люди могут договориться друг с другом. А когда они договорятся, то мы пойдем на слом. Вот почему я говорю о том, что ты…Сильный удар по губам заставил меня замолчать, а удар, что за ним последовал, пришёлся в живот, меня отбросило на несколько шагов и впечатало в один из опорных столбов. Я хватала ртом воздух, пытаясь заново научиться дышать. Больно, как это было больно!– Повтори ещё раз, брат, – Нагато подошел, рывком поставил меня на ноги, стёр ладонью кровь с моего подбородка и тряхнул. – Давай, говори!– Мы – бесполезный металл, – я смотрела ему прямо в глаза. – Не за горами тот день, когда люди откажутся от нас. Оружие заставляет делать еще больше оружия, а когда много оружия лежит без дела, начинаются войны. Мы – клыки, когти и яд человечества, но когда люди научатся договариваться…Нагато швырнул меня через всю комнату. Я какое-то время собиралась с силами, чтобы хотя бы приподняться на локтях и оторвать голову от пола.Конго-сама не вмешивался, он стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на меня: выдержу или сломаюсь. Ломаться я не собиралась. Те, у кого есть свой смысл жизни, ломаются вовсе не от таких глупостей, если ломаются вообще.– Уж не знаю, кто вдохнул в твой корпус такую трусливую душонку, но, скорее всего, это был самый мерзкий человек во всей Японии, – прошипел Нагато и плюнул в мою сторону. – Конго-сама, позвольте мне покинуть вас.– Ты можешь идти, – Конго сама был не против. Кажется, он предвкушал новое испытание для двух бывших учеников и одного нынешнего. А я порадовалась тому, что повреждения оказались незначительными.Наша война с Нагато вышла на новый этап.11. Акаги. Январь 1927г.Акаги злило то, что Нагато выказывает ко мне подчеркнутое неуважение и постоянно меня оскорбляет, но я запретила ему выяснять отношения и со мной, и с Акаги.– Я сильнее вас, Акаги, и я могу за себя постоять, – однажды сказала я ему.– Сильнее? – Акаги рассмеялся и протянул мне бинт, смоченный в йоде. – Да ты похож на крестьянина, который в сентябре ночевал под каштаном!– Чем больше меня бьют, тем сильнее мой дух, – ответила я.Тогда я впервые встретила тёмную сущность Акаги. Этот демон просыпался, когда Акаги был слишком рассеян или зол. Когда демон уходил, Акаги рассеянно хлопал глазами и мучительно вспоминал, кто он такой и что было перед тем, как он терял сознание. За неимением подходящих слов, мы назвали демона ?тёмным Акаги?. А сам Акаги стал для меня Соитиро на долгие двадцать лет. Но в ту пору он еще не знал мой секрет. И узнал его лишь после того, как император разорвал одну из нитей, связывающих меня с ним. Это случилось после первых общефлотских учений и после моего личного знакомства с Сыном Неба.А пока я исполняла свои немногочисленные флотские обязанности, помогала Конго-сама и иногда выходила в море на учебные стрельбы. Я мечтала иногда отправиться в дальний поход в одиночестве, посмотреть на дальние страны, поучиться чему-нибудь полезному у людей и других кораблей… Увы, покидать акваторию Японии мне было запрещено. Никто не должен был узнать истинный пол второго сильнейшего линкора Японии. Так сказал Нагато, и Стража слушались.12. Токио. Хирохито. Март 1927г.Хирохито коснулся моей руки, а после пригласил выпить с ним чаю. Я едва могла проталкивать чай сквозь судорожно сжавшееся горло. Я сидела, как деревянная статуя, и не смела говорить, даже смотреть на того, кто был подлинным сыном небес, а не самозванкой вроде меня.– Мой отец желал встречи с тобой, но, увы, его время миновало, – речь Хирохито журчала волшебным ручейком и окутывала меня солнечным теплом. Да, у Сына Небес была своя сила, подобной не было ни у нас – живых кораблей, ни у других людей. – Но мне стыдно признаться, Муцу, но я выбрал иной путь. Моя эпоха должна пройти под знаком мира и просвещения.И в этот миг я посмела перебить императора. Моя душа была взволнована, множество чувств переполняли меня.– Повелитель, вы желаете мира и покоя?Он простил мою оплошность.– Я желаю мира для Японии больше всего на свете. Поэтому я должен отказаться от божественного залога. От тебя.Я низко поклонилась.– Вы сделали меня счастливой своей волей и своим желанием, повелитель. Как вы прикажете продолжать мне службу?– Стать сердцем моего растущего флота и использовать силу только для защиты, – сказал он. – И следуй своей судьбе. Небеса и море не оставят тебя, Муцу, мой несостоявшийся залог, но мой корабль.Не иначе, это была воля небес. Быть может, мой морской отец был разочарован тем, что залог отвергли, но я была счастлива, ведь выстраданные убеждения оказались близки тем, что исповедовал наш божественный владыка. Небеса не могут ошибаться. Море может, но небо – никогда.?Использовать силу только для защиты? – я вышила эти слова на поясе своего парадного одеяния и попросила выгравировать их на моей сабле.Позднее император несколько раз почтил меня визитами, дважды я была его флагманским кораблем. Наверное, мы могли бы стать хорошими друзьями, если бы обстоятельства сложились иначе. Но излюбленным собеседником императора стал Хиэй, а его клинком – Ямато, мой племянник.В поместье я вернулась умиротворенной. Я пришла к Конго-сама, преклонила перед ним колени и рассказала все, что произошло во дворце.– Он вверил тебя собственной судьбе? – глаза Конго-сама смеялись. – Хорошая шутка. Ты понимаешь, что теперь твое положение стало сложным? Ты угрожаешь Нагато, как равный по силе корабль.– Я никому не угрожаю, – ответила я. – Я не буду сражаться за власть, я не собираюсь искать место повыше. Мне было приказано защищать Японию, а остальное меня не касается. И пока враг не покусится на нашу землю, моё оружие останется в ножнах.– Я запомнил твои слова и доведу их до всех, – сказал Конго-сама. В его глазах блестели слёзы. – Я горжусь тобой, Муцу.Я поклонилась еще раз и спросила разрешения удалиться к себе.13. Кумано, Куре, Сасэбо. Акаги. Сентябрь 1927г.Император освободил меня от верности себе, как мужчине, и я теперь могла устраивать личную жизнь. Случись это год назад, выбор был бы безумно трудным, но сейчас мое сердце безраздельно принадлежало Акаги. Я призналась ему в том, что я женщина, только в конце лета. Акаги долго смотрел на меня, а после рассмеялся:– Я люблю тебя любым, Муцу! Прости, любой! Давай тайно поженимся!Молодости свойственно желать странных вещей – вечных клятв, кровных клятв, тайных ритуалов… Мы тайно скрепили наш брачный союз, написав кровью клятвы на шёлковых лоскутах. Мой остался у Соитиро, а его – у меня. Тогда мы выпили вина и впервые любили друг друга, как должно любить друг друга мужчине и женщине. Он с трепетом касался моего живота, коленей и все никак не решался. Тогда я спросила разрешения начать первой. Я хотела показать, что многое знаю, знаю, как быть с мужчиной… Но мои слова возымели не тот эффект, которого я ожидала. От сильного удара меня отбросило на другую сторону комнаты. Соитиро, нет, Тёмный Акаги, шел ко мне, рыча ругательства сквозь зубы.– Ты, как ты могла посметь такое сказать?! Ты должна была хранить невинность, тебя зовут цветком императора, как ты… – он говорил много ужасных слов, разрывая мою одежду на лоскуты. Я пыталась оправдываться, но слава ками, мне достало ума не упоминать Сэндая. Иначе всё могло кончиться печально.Когда моя одежда окончательно была порвана, Акаги навалился на меня, толкаясь сильно и глубоко. Чтобы я не могла кричать, он зажал мне рот ладонью.Впрочем, я и так бы не кричала. Я ждала, пока он выместит свою ярость и непонятную мне боль, а после заплакала, увидев непонимание в его тёмных близоруко щурящихся глазах.– Муцу, что я натворил? – растерянно повторял он. – Что я натворил?– Ничего, мой господин, ничего, – я гладила его по волосам. – Всё хорошо, мы с вами видели просто дурной сон.Он плакал, как ребенок, а мне было неудобно за свою боль и кровь. Дождавшись, когда он затихнет, успокоившись, я сбежала во двор умыться и долго стояла у колодца, оттирая холодной водой мерзкие пятна. Того ли я хотела? Не знаю. А чего хотел Соитиро, я не знаю тем более. Но в ту ночь он единственный обладал мной полностью впервые с моего спуска на воду. Это пугало и тревожило. Но я повторяла себе, что смогу привязать тёмного Акаги к себе, стоит только найти книги и помолиться госпоже Бэнтэн, ведь она приносит удачу на море. И нет ведь ничего, с чем нельзя справиться. Любовь может исцелять душевные раны, так я думала в ту ночь и многие последующие. Я была наивной и верила в лучшее.Соитиро оказался любящим и нежным супругом. Он многое сделал для того, чтобы Нагато смирился и признал наш союз. Соитиро не хотел, чтобы по незнанию или от ненависти Нагато попробовал выдать меня замуж. Поэтому нам пришлось посвятить в нашу тайну и Нагато, и Конго-сама, а там и весь флот узнал.И Сэндай тоже. 14. Куре, Сасэбо. Акаги и Сэндай. Декабрь 1930г.Мы с супругом старались не разлучаться. Дело было не в кознях Нагато, который никак не желал оставлять меня в покое, а в ревности Соитиро. Если раньше он никак не был похож на свою тёмную сторону, то сейчас их объединяла ревность – бесконтрольная и жгучая. Стоило мне оказаться в центре внимания, он врывался в окружающих меня людей на полном ходу, и обсуждение прекращалось. В такие минуты тёмная тварь, засевшая в его сердце, была слишком близка к тому, чтобы вырваться, но я принимала удар на себя.Я посетила два десятка храмов, прочла множество священных книг, но ни в одной из них не было решения проблемы. Я консультировалась со священнослужителями – синтоистскими и буддистскими, даже с одним христианским священником поговорила от отчаяния, но всё было тщетно. Впрочем, я все-таки смогла нащупать путь: тёмного можно было сдержать несколькими способами. По нашему дому были развешаны офуда и тексты молитв, написанные моей кровью. Это даже помогало. Но в этом же была немалая опасность: тёмному нравилась моя кровь. Он так и сказал однажды, в очередной раз захватив тело Акаги. Тогда он избил меня настолько сильно, что я не могла встать и только смотрела, как кровь вытекает из ран на моих руках и впитывается в циновки. А он слизывал её и смеялся – громко, хрипло и совершенно безумно.– Она солёная как море, я люблю море!Его слова всколыхнули во мне подавленные воспоминания. Гибкое драконье тело, предрассветный час, речи бога-дракона, что привиделся мне несколько лет назад.– Пей, да захлебнись, наконец, – прорычала я. – Только оставь моего мужа в покое!Тварь потешалась надо мной, а я отчаивалась всё больше.Со временем я заметила, что тёмный чаще всего пробуждается в мои лунные дни. Он полюбил жестко брать меня, а перед этим размазывать кровь по бедрам. Я пыталась достучаться до него, говоря, что женщины в такие дни подвержены скверне, что нельзя так делать, но он смеялся и обнюхивал свои испачканные пальцы.– Скверной скверну не убьешь, а ты проклята. Знаешь, почему меня притянуло к тебе? Ты умерла, едва родившись, а такие, как я, не могут пройти мимо. Ты совсем как я, нам нет места среди людей!Он вообще любил поговорить, этот тёмный. А я внимательно его слушала и запоминала, стараясь потом по этим зацепкам и намёкам понять, как же мне изгнать эту тварь…Но он был куда сильнее и хитрее. О, да.Акаги приходил в себя и впадал в отчаяние, видя, как я обрабатывала свои раны и зашивала одежду.– Я вас спасу, супруг мой, – обещала я. А спустя месяц снова кашляла кровью, лёжа у ног тёмного. В доме множились офуда и стопки книг, но я не собиралась сдаваться.Зиму тридцатого-тридцать первого года мы встречали в Сасэбо. Соитиро выбил для меня квоту на модернизацию. Он так трогательно наблюдал за процессом и подгонял рабочих, чтобы те работали быстро, но на совесть.– Вы должны быть сильной, сильнее нас всех, ведь на вас такая ноша, – говорил он, целуя мои замерзшие руки. Я улыбалась и просила не беспокоиться. Видят боги, его забота доказывала его любовь, как ничто иное. И я преисполнилась решимости пройти наш общий путь до конца.Но в декабре случилось кое-что, поколебавшее мою уверенность. Тогда в Сасэбо прибыл Сэндай. Он был поврежден во время учений (говорили, что это было дело рук Нагато, хотя, я хотела верить, что уважаемый брат не опустится настолько в своей глупой ревности). Теперь мы находились неподалеку, хотя, он меня не мог видеть из-за строительных лесов и труб Киришимы, стоявшего между нами. Но Сэндай точно знал, что я здесь.Он выглядел таким потерянным со своей рукой на перевязи. У него отросли волосы до плеч, совершенно не по Уставу, которые он иногда забирал в хвост, он похорошел, стал красив той странной мужской красотой – не квадратной челюстью и грубыми чертами лица, но красотой принца со старых картин. Говорили, что он стал куда лучше писать стихи, мне даже читали их. Да, это было куда лучше его незабвенной криптомерии, которая не похожа на сливу…Я хотела встречи с ним. Я боялась её.15. Сасэбо. Сэндай. Декабрь 1930г. – январь 1931г.Девушки на пристани обсуждали Сэндая Тодзиро, а я бездумно складывала носовой платок. Я ждала Соитиро, тот задерживался в штабе. А девицы все болтали и болтали.– Он похож на ветку глицинии – такой тонкий и…– Нет, он похож на цветущий шиповник, такой прекрасный и недоступный!Они перебивали друг друга, а мне хотелось рычать и язвить. Они могли болтать что угодно, но только я знала, чье имя Сэндай стонал, выгибаясь от удовольствия, только я видела, насколько красивым было его лицо, когда он достигал дождя и облаков. Пусть я сама оттолкнула его, но когда-то Сэндай Тодзиро был моим, и не этим соплячкам было говорить о нём глупости.Разозлившись, я чуть не порвала платок и тотчас спрятала его в карман. Я не сразу заметила Сэндая. Сначала я почувствовала взгляд, полный боли и любви, он обжёг меня и заставил сердце биться чаще.Мы отдали друг другу честь – молча, тотчас отведя взгляды. Его губы шевельнулись, но в этот момент я увидела супруга. Сэндай тоже его увидел, его лицо исказилось, и он поспешил прочь.Он приснился мне ночью. Я пришла в себя с дико бьющимся сердцем и долго сидела, прижимая руку к груди.– Что-то стряслось, госпожа? – Соитиро сонно заворочался.– Сон. Глупый сон, – ответила я.Следующая встреча случилась в офицерском клубе. Мы уже уходили, когда встретились с Сэндаем в дверях. Снова был салют, больной взгляд.– Сэндай-кун выглядит нездоровым, – дипломатично заметил Соитиро в машине.– У него ранена рука, наверное, потерял много крови, отсюда бледность, – сказала я. – Вы же помните, какой я иногда бываю.Соитиро нахмурился, он не любил вспоминать последствия своей ?амнезии? – так мы договорились называть приступы, во время которых приходил тёмный Акаги.– Если он посмеет хоть как-то оскорбить вас, он тотчас отправится на дно.– Не думаю, что Сэндай-кун даже рассматривает такую возможность, – ответила я. – Насколько я слышала, он близок со своим младшим братом Накой, а в на зиму приезжает к почтенному Конго-сама.– Чем меньше возможность искушения – тем меньше вероятность искушения, – заметил Соитиро. Но дальше мы эту тему не развивали. Внешне я оставалась сдержанной и холодной, но с того дня Сэндай Тодзиро прочно поселился в моих снах – чаще печальный, чем весёлый. Я спрашивала себя, любила ли я его – и не знала ответ на этот вопрос. Кажется, все-таки любила и не как человека из прошлого, но как нечто большее. Как мечту, может быть…Лунные дни были далеко, поэтому я не особо волновалась о тёмном, к тому же, Соитиро хорошо владел собой и радовался жизни – он встретился в штабе с Кагой, после они отправились пропустить по чашечке сакэ. Поэтому когда сёдзи снятого нами домика распахнулись и оказались смяты, я оказалась не готова. Акаги схватил мена за шиворот, второй рукой начал расстёгивать мой мундир, пуговицы рассыпались по полу. Я же пыталась дотянуться до омамори на своей шее, обычно можно было на несколько секунд нейтрализовать тёмного, коснувшись омамори его лба или руки.– Нет уж! – рявкнул тёмный и порвал шнурок, омамори спланировал на пол. А на моей шее сомкнулись пальцы тёмного.– Что тебе нужно? Чем тебя успокоить, чем тебя утешить? – я царапала его пальцы, пытаясь их разжать. Каннон милостивая, он научился мучить меня не очень сильно, он всё-таки понял, что если сломает игрушку, то больше не сможет с ней развлекаться.– Твоей кровью, женщина, только твоей кровью, – он бросил меня на пол, коленом раздвинул мои ноги и впился зубами в шею. – Я видел, как ты смотрела на этого мальчишку-крейсера. Ты спала с ним? Ты хочешь его? Мне притащить его за длинные волосы и убить на твоих глазах, а потом позволить тебе совокупиться с его телом? Что ты молчишь и глотаешь слезы, ничтожество?Я коснулась пальцами крови на своей шее и после провела на его лбу горизонтальную черту. И еще одну – вертикальную – по губам.– Тебе достаточно моей крови сегодня, – внятно говорила я, снова обмакивая пальцы в кровь и повторяя ритуал еще шесть раз. – Уходи, засыпай, тебе не место здесь! Уходи!Присмиревший тёмный дернулся и упал на меня. Его веки смежились, он ровно задышал. Я напряглась и сбросила с себя его тяжёлое тело. Пальцы нащупали порванный шнурок с омамори на полу, я сжала амулет в кулаке и заплакала. Это я была виновата, я и мои странные мечты о несбывшемся. Я как никогда отчетливо понимала, что моих сил хватит только на то, чтобы держать тёмного под контролем, но изгнать я его не смогу никогда. Он уйдет только со смертью Соитиро. И то – уйдет ли? А что, если смерть Соитиро снимет с него все ограничения, и эта тварь вырвется в мир?Я безутешно рыдала над спящим мужем и мечтала о том, на что больше не имела права. Никогда.Было ещё кое-что, страшно желанное для меня и столь же несбыточное. Я мечтала о ребенке, но владел мной чаще тёмный, чем Соитиро, поэтому я предприняла некоторые меры. И многократные побои тоже уменьшали мои шансы забеременеть и родить. Каждый раз, когда я отлеживалась в постели после очередного изнасилования, я боялась, что в конечном итоге Акаги сделает меня бесплодной. Плох тот цветок, что цветет впустую.Ещё день я отлеживалась, мои силы были истощены той ночью. Но одна из служанок обмолвилась, что сегодня Сэндай уезжает в Куре на зимовку. Я выбралась из постели и поспешила к мужу.– Любовь моя, я хотела бы посмотреть на море.– Вам не повредит, – Соитиро с беспокойством смотрел на меня, поправил бинт на шее. – Я отвезу вас. Как раз нужно заглянуть в штаб и отдать документы. Вы же подождете меня там?– Конечно, подожду.Я около получаса мёрзла у машины, пока наконец не увидела его. Сэндай стоял несколько минут поодаль, бледный и растерянный, но все же подошёл. Когда он заговорил, он сильно заикался. – Не знаю, помните ли вы меня, госпожа...– Я помню вас, Тодзиро, – я улыбнулась. – И помню, что тогда вы звали меня М…Толком не начавшийся разговор оборвал вернувшийся Соитиро. Он холодно кивнул Сэндаю, тот отдал честь и поспешил распрощаться. Когда я кивала ему на прощание, с волос сорвалась плохо закрепленная шпилька. Каюсь, я сама этого хотела, это был хитрый расчет. Я хотела показать Сэндаю, что помню его и… И сама не знаю.Так всё и получилось. Шпилька упала, а он ее поднял, благо, Соитиро не заметил, что когда Сэндай протянул ее мне, я загнула его пальцы и отстранила руку.?Молчи, – сказала я взглядом. – Молчи и уходи, пожалуйста!?.16. Сасэбо. Нагато. Январь 1931г.Уважаемый брат приехал без предупреждения. Он привез подарки для Соитиро и меня. Я почти спокойно ждала взрыва: он не мог не грянуть, для полной картины не хватало только Конго-сама и Сэндая. Но нам троим тоже было нелегко лавировать. Особенно Нагато, который не привык смиряться и покоряться.Поначалу всё шло относительно спокойно: Нагато и Соитиро говорили о предстоящей войне в Китае и о новых английских кораблях, обсуждали какие-то свои мужские дела, пока я изображала из себя радушную хозяйку. Пожалуй, именно это и стало первым камнем, спровоцировавшим лавину. Нагато скрипел зубами каждый раз, когда видел меня в женской одежде. И хоть я всячески старалась как можно меньше оставаться с ним наедине, однажды он не выдержал и рванул меня к себе за руку, с силой провел ладонью по лицу и спустился ею на грудь.– А ты похорошел, – он принципиально говорил со мной как с мужчиной. – Акаги разрешает тебе носить цветные тряпки и красить лицо, вот почему ты с ним. Будь ты со мной, я бы никогда не допустил такого позора!– Вы говорите с голосами в своей голове, брат, – я не ударила его, но он отшатнулся как от удара. – Акаги-сама всего лишь разрешает мне быть собой и его верной женой. Подумайте над смыслом слова ?уважение?, мой уважаемый брат, и тогда вы все поймете.– А ты вырос, – Нагато коснулся моих волос и сжал прядь в кулаке. – Помни: ты была и остаешься моей, даже если Акаги взял тебя во временное пользование.– Ваши речи оскорбительны для нашей семьи, – я говорила ровно и спокойно, не повышая голос, хотя мне хотелось кричать. – Я не ваша собственность, я принадлежу императору и своему супругу, я больше не часть вашей семьи, если на то пошло. Женщина, которая ушла в другой род, мужчина, которого усыновили, все они разрывают старые родственные связи!– Но ничто не мешает женщине помнить о главе клана, а мужчине – о брате! – Нагато не мог больше сдерживаться и ударил меня по лицу. Я выхватила нож, который теперь всегда носила в рукаве, и прижала лезвие к его горлу.– Не говорите такие вещи в этом доме! – я почти рычала, хоть это и было недостойно. Сейчас мы оба потеряли лица, но нас хотя бы никто не видел, хвала богам! – Я не ваша вещь, Нагато-сан, и никогда ею не была!В его глазах горело безумие. Я понимала, что случись между нами настоящая драка, я предам свои убеждения и буду драться. Можно сколь угодно не отвечать на личную ненависть, но когда семья в опасности, это обязывало меня отвечать ударом на удар. А поскольку мы были равны по силе, только ками знали, чем мог закончиться наш поединок.Мы стояли так долгое время. Наконец, безумное пламя в глазах брата потухло, он отпустил меня, а я убрала руку с ножом.– Я люблю тебя, – он опустился на колени и коснулся губами края моей одежды. – Больше моря, больше жизни. Я люблю тебя, Муцу. Разведись, уйди от этого ничтожества, и я сделаю тебя самой счастливой на островах!– Нет, – я поправила прическу и приведенную в беспорядок одежду. – Мои брачные клятвы принесены Акаги Соитиро, и я буду с ним до тех пор, пока должна.– Пока должна? – Нагато поднял на меня больные глаза, полные отчаяния и надежды.– Я должна быть с Акаги-сама, – я прикрыла глаза. – А у тебя своя судьба и свой долг, господин мой Страж.Нагато промолчал.Больше он не позволял себе таких выходок. Но я знала: он всегда следит за мной, он настороже.И надо было такому случиться, что однажды он увидел тёмного. Боюсь, это была моя вина, лунные дни наступили на неделю раньше срока. И тёмный не мог не прийти на запах скверной крови. Он шёл, протягивая руки ко мне, а я читала сутры, выставив вперед офуда. Омамори на моей шее (я купила новый в храме) потяжелел и стал горячим. Нагато, очевидно, проснулся от шума и распахнул седзи.– Уходи! – я обернулась на его недоуменный вскрик. – Уходи, тебе нельзя сюда!Но Нагато уже обнажил меч. Тёмный повернул голову к нему и протяжно спросил:– Что ты здесь забыл, Страж? Это моя игрушка.Нагато бросился на него и был отшвырнут ударом, смяв стены, он вылетел в другую комнату – такова была сила тёмного Акаги. Я громче забормотала сутры, швырнула офуда в него и достала другие, что должны были быть более сильными.– Нет, это не подействует, вы двое меня разозлили, – тёмный порвал бумагу и толкнул меня в грудь. – Раздевайся, я хочу, чтобы ты сама это сделала, давай, может у тебя получится вот так меня обуздать?Я поверила. Я развязала пояс своего домашнего кимоно, распахнула дзюбан. Тёмный потёрся носом об мой живот и накрыл рукой промежность.– Как славно пахнет твоя скверная кровь!– Муцу, почему ты не убьешь его? – простонал Нагато. Он с трудом встал и, пошатываясь, приблизился к нам.– Уходите, – взмолилась я. – Он получит свое и снова заснёт, не надо его злить, иначе пострадают другие! Только я знаю, как его сдерживать!– С-сестра?! – Нагато, кажется, впервые за меня испугался.– Слушай эту женщину, уходи, не мешай мне, – прорычал тёмный и бросил в Нагато моим бельем. Я проводила шёлковый комок взглядом и чуть не рассталась с ужином, видя, как тёмный внимательно рассматривает тряпку, в которую впиталась кровь.– Н-нагато, уходи, – я изо всех сил старалась не заплакать. – Умоляю!Нагато ушел.– Я мог бы уничтожить его, – тёмный тискал мои груди и терзал мое лоно.– Ты не тронешь Стража, – хрипло сказала я. Мне очень хотелось, чтобы это было похоже на приказ, но скорее получилась мольба.– Не трону, так и быть, – пообещал тёмный. – Ты знаешь, я сдержу свое слово. Вот тебе гарантия… – он коснулся моих губ поцелуем, а после прокусил губу. Кровь потекла по моему подбородку, тёмный обмакнул в нее палец и расписался на моей груди. Проклятый знак растворился без следа, перед этим пламенем опалив мою кожу. Но я молчала, не смея даже мысленно воззвать к богам.– Муцу… – наконец, тёмный насытился моей болью и кровью, и отстранился. – Муцу, почему ты не уйдешь?– Потому что я боюсь, – я запахнула кимоно, оби почему-то нигде не было.– Какое ты всё-таки ничтожество, – протянул он. – Тогда ты будешь со мной до самого конца.– Буду, – согласилась я, печалясь, что больше затворяющие печати на него не действуют, а значит, придется придумывать что-то другое. – Один из нас обязательно умрёт.– Демоны не умирают навсегда, корабли тоже, даже если идут на дно, – сказала тёмная тварь. – Ты ещё поймёшь.17. Сасэбо. Нагато. Январь 1931г.– И ты его сдерживаешь? – Нагато смотрел на меня со страхом и восхищением.Я не хотела никого видеть, у меня всё болело после этой безумной ночи, кровотечение усилилось, и я боялась, что виной этому была не сколько луна, а сколько то, что темный делал со мной. Грудь саднило после укусов, на запястьях багровели синяки, я то и дело тянула вниз рукава, чтобы никто не видел бинтов, благо синяки и царапины на лице успешно скрыли румяна и пудра… Но Нагато всё видел, а поутру не счел увиденное кошмаром. И он пришел поговорить. А выгнать его я не могла ни как хозяйка дома, ни как его сестра. Поэтому мне пришлось одеться, как подобает, и сидеть ровно, изо всех сил держа лицо, хотя больше всего на свете я сейчас мечтала свернуться комком на постели и закрыться от всех одеялом. Соитиро, хвала богам, крепко спал, слуги меня не трогали, но Нагато…– Вы видели тёмного, – ответила я. – Если у него не будет меня, то он может уничтожить нас всех.– Но ты до сих пор не изгнала его, – Нагато не понимал.– Я не монах, не оммёдзи, я женщина, которая любит своего супруга и может бороться только женскими методами, – я уже не имела никаких сил. – Уважаемый брат, позвольте мне отдохнуть. О демонах, офуда и прочих вещах можно поговорить попозже, а мне скоро снова предстоит еще одна битва.Кажется, Нагато устыдился, потому что он наскоро заверил меня в своем восхищении, уважении и своей поддержке и поспешил уйти к себе. Я тотчас упала в постель, не имея сил на то, чтобы раздеться. Одна из служанок поспешила ко мне, она помогла мне раздеться, сменила повязки и принесла отвар трав, который успокаивал боль и навевал сон.Ками-сама, каждый новый бой с тёмным был куда сложнее предыдущего.Нагато принял негласные правила. Он был вежлив и учтив с Соитиро, а к тёмному не лез. Я перечислила опасные ситуации, в которых чаще всего проявляется тёмный, Нагато обещал запомнить. И он искренне хотел как-то помочь, пользуясь хоть служебным положением, хоть уважением, которое к нему питали все японцы. Я попросила пока не форсировать события. Честно говоря, я хотела справиться сама, а чем меньше людей знало о проблеме Акаги, тем безопаснее было для них самих. Существовала вероятность, что адмиралы захотят избавиться от него, когда узнают, а этого я допустить не могла.Вскоре Нагато уехал, напоследок заверив меня в том, что оставил прежние глупые желания и вообще гордится мной. Я растаяла от этих слов, я искренне обрадовалась тому, что брат счёл меня небесполезной.Соитиро не помнил, что Нагато видел ту безобразную сцену, и не беспокоился ни о чем. Он был полон планов на весну, а я потихоньку приходила в себя и переписывалась с настоятелем одного храма, у которого была богатая подборка текстов о демонах.Жизнь продолжалась.18. Сасэбо. Сэндай. Февраль 1932г.?Я только сейчас понимаю, что предал вашу дружбу, когда посмел приревновать и указать вам на недопустимость ваших слов. Я видел страх в ваших глазах, но не смог тогда правильно его истолковать. Конечно, вы скажете, что я глупец, раз думал над этим всем пять лет. Вы уже замужем, я всемерно желаю вам счастья. И смею просить только о прощении. Простите, что причинил вам боль своим предательством. Сэндай Тодзиро, третий день второго месяца шестого года Сёва?.Письмо сгорело в пламени свечи. Я была удивлена, получив это послание. Почтовый голубь принёс его перед обедом, и хвала богам, я была одна. Я долго перечитывала эти строки, но всё-таки сожгла письмо. Пепел осыпался, я смела его, но избавиться от мыслей было куда сложнее, чем от пепла. Сэндай по-прежнему любил меня, вот что было между строк. Он не надеялся, не смел ни на что надеяться, и его любовь была полна отчаяния и боли. Я понимала его, о да, я его понимала. Но наши пути вели в разные стороны, поэтому я могла только посочувствовать Сэндаю. И себе, потому что я снова пожалела об утраченной юности и его чистой любви, которая меня так в свое время напугала.Я не планировала отвечать, но несколько дней прошли под знаком воспоминаний о юности и нашей последней встрече в Сасэбо. И я взяла карандаш и лист бумаги.?Здравствуйте. Я безмерно удивилась, получив ваше письмо. Скажу сразу, что не держу на вас зла, мы были юны и глупы, нами владели чувства. Эти чувства были прекрасны, воспоминания о них до сих пор греют мою душу.Когда я увидела вас на пристани, я поразилась тому, насколько красивым мужчиной вы стали. Позвольте совет от друга, каким я когда-то была для вас: отриньте старые привязанности и найдите свое счастье, вы достойны большего, чем призрак прошлого.Я хотела бы, чтобы вы иногда подавали весточку о себе. Все же я о вас беспокоюсь.Двадцать второй день второго месяца шестого года Сёва?.И заверила своей печатью.Голубь отправился туда, откуда прилетел, а я долго сидела, прижимая ладонь к груди. Мои щеки вспыхнули, когда я представила его теперешнего в своих руках. Такого взрослого, такого печального с разметавшимися по постели волосами, хрипло стонущего мое имя… Я дала себе пощечину и заплакала от ненависти и тоски. Нельзя. У меня есть долг, и Сэндай Тодзиро следует своим путем.Но как бы я хотела… Ах, Каннон милосердная!Наверное, все боги отвернулись от меня, даже Рюдзин-сама, потому что ночью я проснулась с колотящимся сердцем и жаром в животе. В бесстыдном сне Сэндай ласкал меня так, как мы не делали в юности, ласкал смело и самозабвенно, и я отдавалась ему жарко и бесстыдно, вымаливая еще больше ласк.Я потребовала сделать мне ванну и после долго отмывалась, пытаясь смыть дурацкие сны и скверные мысли. Но, кажется, это было бесполезно.Будь ты проклят, Сэндай Тодзиро, и твои прекрасные печальные глаза.И да, к тому письму я приложила заколку с цветком сливы. Это был намёк, прямой намёк на то, что я помню, грущу, сожалею. И что надеюсь на лучшее для него и для себя. Слива – символ юной любви и прихода весны.19. Йокосука. Сэндай. Сентябрь 1935г.Пока я пребывала в Йокосуке на реконструкции, в мире происходили разные вещи. Наши адмиралы начали сотрудничество с германскими моряками, а ещё несколько наших кораблей пострадали во время тайфуна. Я с некоторым волнением узнала, что среди пострадавших был и Сэндай.Спустя несколько недель его доставили в Йокосуку и бросили дожидаться своей очереди. Я не могла не нанести ему визит, когда узнала место, где он остановился.Сэндай двигался скованно, его левая рука была в лубках, в вырезе косодэ виднелись бинты, вдобавок, он приволакивал левую ногу.– Удар пришелся на левый борт, – хрипло и быстро говорил он, глотая окончания. – Я боюсь быть невежливым, но прошу вас, как друга юности, простить столь негостеприимный приём.Его красивое лицо исказилось от стыда, но я ласково и ободряюще коснулась его руки.– Не беспокойтесь ни о чем, прошу вас, я всё понимаю: вы не у себя дома в Куре, и о вас некому позаботиться. Как часто вас осматривают?– Ко мне каждый день приходит Хикава-мару, она добра ко мне и старается смягчить ожидание ремонта как может, – он прикрыл глаза. – Это не то, о чем вы думаете, госпожа Кайджо, простите мне мое косноязычие!Он ничуть не изменился, думала я. Ничуть. Такой же порывистый и эмоциональный, только выше стал и в плечах раздался. Ох, Тодзи, зачем ты стал таким? Зачем ты остался тем Тодзи, с которым мы воровали сливы и виноград, пугали тэнгу в горах и злили Нагато?– Сэндай-сан, я ни о чем, порочащем вас, не думала, и мне больно видеть, как вы мучаетесь. Если вы помните, я неплохо разбираюсь в традиционной медицине. Быть может, вы покажете мне свои раны?Теперь уже я не имела в виду ничего такого, а вот он побледнел совершенно. Здоровую руку он прижал к сердцу, как будто ему стало больно дышать.– Муцу-сама… Только если при вас будет ваш супруг или брат. Я не имею права ставить вас в неловкое положение.Я нахмурилась.– Хорошо, я приведу Акаги-сама вечером. А вы до тех пор берегите себя. Кланяться не надо, я исполняю свой долг.Кровь снова прилила к его щекам.– Я знаю, госпожа. Ваше понятие долга перед страной и флотом сделало бы честь любому мужчине.Мне хотелось ударить его веером, но я сдержалась. Грешно бить больного и растерянного человека. Тем более, что он не хотел меня обидеть.Соитиро идти не хотел, но я настаивала изо всех сил.– Правила приличия требуют, чтобы у меня был сопровождающий, – я почти рычала. – Я не имею права оставлять без помощи даже какую-нибудь рыбацкую лодку, если она исполняла долг перед флотом!– Кто сказал вам это, любовь моя?– Мой долг и мой совесть.– А может всё дело в Сэндае? – в глазах моего супруга зрел гнев.– Сэндай, Нака, Джинцу, Могами, Аоба, Хибики – мне нет разницы! – я пожала плечами. – Я могу позвать Нагато, в конце концов. Вы понимаете, что пока здесь все заняты линкорами и постройкой авианосцев, до какого-то крейсера никому нет дела? Я не могу помочь его альт-форме, но я в силах уменьшить боль человека!– Я понял. – Акаги прикрыл глаза. – Я пойду с вами, любовь моя.Бедняга Сэндай совсем потерял возможность разговаривать, едва увидел нас на пороге своего дома. Он сильно заикался от волнения и боли, и тогда мой супруг, бывший в то время выше нас по званию, велел ему сесть и приготовиться к осмотру. А я многозначительно щелкнула замочком своего чемоданчика с мазями и лекарствами. После близкого знакомства с тёмным Акаги я стала специалистом по мазям и растиркам от ушибов, растяжений, кровоподтеков… А до того Конго-сама натаскивал нас всех по медицине. ?Никогда не знаешь, где окажешься, и какая помощь может понадобиться?, – так говорил он и подпихивал книгу с описанием лечебных растений Японии.– Но я не могу раздеться полностью при госпоже, – с дрожью в голосе возразил мой нечаянный пациент.– Можете. Но я отрублю вам голову, если только ваш главный калибр посмеет шевельнуться, – с ангельской улыбкой оповестил Соитиро. – Этого не будет.Мне откровенно было жаль Сэндая, но… Но я считала, что делаю все правильно.Тот неловко распустил пояс хакама, стянул косодэ с плеч и показал мне изуродованный бок, бугрящуюся шрамами кожу и незаживающую гниющую рану.– Хикава-мару промывает это, – Сэндай зажмурился. – Мне сказали, что это пройдет само, когда заделают пробоину в моей альт-форме.– Можно этого не ждать так долго, – я надела печатки и достала свёрток с хирургическими инструментами из чемоданчика. – Супруг мой, приготовьте мне горячую воду и шёлк. Сэндай-сан, у вас есть чистые бинты?– В-вот, в ящике у изголовья, – Сэндай стискивал пальцы левой руки пальцами правой. – Вы можете помочь мне? Почему вы мне помогаете?– Я помогу вам, потому что это мой долг, а не по каким-то иным причинам, – я заставила его лечь так, как мне надо. – Зажмите что-нибудь в зубах, будет больно.Через два часа Сэндай спал. Его бок был зашит и перебинтован, я допивала свой кофе (у меня от усталости дрожали руки и слезились глаза). Мой уважаемый супруг задумчиво улыбался.– Что-то не так, любовь моя?– Мне кажется, вам просто понравилось делать этому мальчишке больно. Видели бы вы себя со стороны, Муцу.Я поджала губы.– Вам показалось, Соитиро.– Нет, – Соитиро вздохнул. – Я всё понял в тот момент, когда ты дала ему пощечину и рявкнула: ?Не спать!?. Ты всё еще любишь его.– Вы ошибаетесь. К Сэндаю Тодзиро я чувствую то же, что и ко всем кораблям Императорского флота: стремление оберегать и помогать.Соитиро скептически покачал головой. Иногда он был удивительно прозорлив.20. Йокосука. Сэндай. Октябрь 1935г.Мой пациент выздоравливал. С его рукой и ногой я не могла ничего сделать, а его бок через две недели был практически в порядке. Волшебным образом у Сэндая восстановилась речь, он по секрету признался, что теперь может нормально есть и спать, потому что не так больно дышать и говорить. Я чувствовала себя удовлетворенной.Дважды я заставала у него дома Хикава-мару – милую девочку в госпитальной форме, малоразговорчивую и стеснительную. Она профессионально делала перевязки и впихивала в Сэндая лекарства, было приятно посмотреть на ее работу.– Благодарю вас за труды, – однажды сказала я ей.Хикава-мару тотчас вспыхнула.– Мои жалкие способности не сравнятся с вашими трудами, Кайджо-сама!Кажется, она влюбилась в Сэндая, и я чувствовала какую-то ирреальную глупую обиду. Он не был моим, я сама приказала ему найти другую… Но обиды это не отменяло. Одновременно с этим у меня никак не шли из головы слова Соитиро: ?Мне кажется, вам просто понравилось делать этому мальчишке больно?. Я снова путалась в своих чувствах, и это нервировало. Я могла часами уговаривать себя помнить о том, кто я и кто он, но… Спустя время я могу сказать, что после замужества с Акаги Соитиро я словно утратила часть себя и многое забыла – о себе в первую очередь. Возможно, это было следствием моей борьбы с тёмным Акаги, я не знаю. Все силы уходили на поддержание семьи и образа идеальной жены, а на себя ничего не оставалось. Но в моей памяти остались слова императора: ?Стань сердцем моего растущего флота и используй свою силу только для защиты?. На окраине рассудка болталось слово ?залог?, и оно как-то относилось ко мне, но как, я не помнила. Еще мне порой снились драконы и горы, но значения этих снов я не понимала, наутро я не могла унять чувство странной тревоги – и только. Со мной что-то происходило, но что, я не понимала.– Вас что-то тревожит, – Сэндай перестал дёргаться и вздрагивать от моих прикосновений во время осмотра и перевязок.– Да, есть кое-что, чего я не помню, но хочу вспомнить, – я потёрла лоб. – Но это не важно, на самом деле. Важно то, что через три дня подойдет ваша очередь на ремонт. Акаги-сама надавил на пару лентяев в руководстве верфи, поэтому они быстрее взялись за дело.Сэндай глубоко поклонился, отросшие волосы коснулись пола.– Муцу-сама! – Не благодарите. Это меньшее, что я могла для вас сделать. Насколько мне известно, вы скоро будете нужны Японии. Так сказал Нагато-сама.Я говорила это, а моя рука тянулась к его волосам. Конго-сама постоянно грозился побрить Тодзи налысо, потому что у того волосы росли очень быстро… Хотя, в глубине души наставник любил его волосы и самого Тодзи тоже любил, возможно, даже больше, чем положено наставнику. Это я поняла только после замужества, наконец истолковав жесты и слова, которые наставник обращал к Сэндаю. Конго-сама, европеец по проекту и виду, японец по состоянию души, очень хотел быть своим в нашей культуре. Воспитание и внешний вид сыграли с ним злую шутку, многие на флоте не воспринимали его как японца, как товарища. Через воспитание младших кораблей Конго-сама пытался перекинуть мост через культурную и этническую пропасть. Возможно, ему захотелось попробовать сюдо, даром, что век самураев закончился с первыми выстрелам чёрных кораблей коммодора Перри. Не мне было его осуждать.Я коснулась его затылка и тотчас отдёрнула руку, сам Сэндай вздрогнул.– Госпожа?– Приготовите мне чаю? По-английски, как мы иногда пили в поместье у наставника. Можно?Я знала, что он не откажет. Сэндай любил некоторые европейские вещи – чай, сладости, оружие…. Хотя сам предпочитал два меча. Ещё одно влияние наставника, который через Тодзиро познавал Японию. Сюдо, воинский дух, традиционная одежда и стиль боя… Конго-сама делал из Тодзиро даже не хэйянского аристократа, а самурая эпохи Сэнгоку. Наверное, поэтому мы втроём были так близки: не англичанин и не японец, женщина, которая сама не знала, хочет она быть женщиной или линкором, и печальный крейсер, который запутался в эпохах и своих чувствах. – Если госпожа простит мне, что у меня нет свежего молока, только эрзац-сливки, – он не поднимал головы.– Муцу простит, – ответила я и взяла его лицо в ладони, заставляя подняться. – Муцу всегда простит Тодзиро.– Госпожа, это больно, – прошептал он, хватаясь за мои пальцы. – Не делайте так, прошу вас. Вы не должны так говорить.С моих волос упала шпилька с алой и белой хризантемами. Тодзиро потянулся поднять ее, а я сжала его пальцы и прижала к груди.– Это очень больно, – шептали губы против моей воли. – Это очень больно и непонятно. Я проклинаю и благодарю вас, что вы снова оказались со мной в одной гавани!Он зажмурился, по его щекам скатилось несколько слезинок.– Я люблю вас столь же сильно, как ненавижу.– И я вас, – сквозь слезы сказала я. – И что мы будем делать?– Вы вернетесь к мужу, а я отправлюсь в Китай. Быть может, там я буду полезен, – Сэндай глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. – Моя госпожа, я никогда не спрашивал, потому что не смел, но…– Да, – ответила я, поднося палец к его губам. – Молчите!Мы держали друг друга за руки и боялись расцепить пальцы. Шпильку с хризантемами Сэндай спрятал за пазуху, и теперь только я знала, как выглядит его стыд и боль. Уже три заколки я оставила ему, то ли на удачу, то ли на беду.– Я буду любить только вас, но ни словом, ни делом не…– Не клянитесь! – оборвала я его. – Я не знаю, что будет со всеми нами, так что не клянитесь! Однажды я вырвала из вас клятву, и во что это вылилось?– В боль и ложь, – он отвел глаза. – Могу я поцеловать вашу руку?– Можете, Сэндай-сан. Это единственное, что вы можете сделать, – с сарказмом ответила я.Его губы были сухими и горячими. На секунду я подумала, что у него жар, но решила, что не стоит прикасаться к нему, чтобы не довести до греха ни себя, ни его. Я вскоре ушла, вытребовав обещание беречь себя ещё неделю, не лезть в драки и не делать глупостей.И да, супруг был прав: мне нравилось делать Сэндаю больно и снимать эту боль одним прикосновением.Меня чуть не стошнило от себя, едва я это осознала. Я долго умывала лицо колодезной водой, шепча сутры для успокоения, а после взяла деревянный меч, давно лежащий без толку, и позвала Соитиро размяться во дворе.– Что-то случилось, любовь моя? – спросил он, снимая очки, чтобы уберечь их.– Случилось, любовь моя, – я деловито бинтовала запястья. – Выбейте из меня всю дурь, пожалуйста.– Опять Сэндай?– Нет, он не виноват в том, что я – дрянь. – Нагато? – Соитиро встал в позицию, он был расслаблен и улыбался.– Нет, любовь моя, во всем виновата только Муцу, – я вздохнула и бросилась на него.– Иногда вы склонны себя недооценивать или переоценивать. Кажется, это – второй случай, – он ловко отбил мой выпад. – Что вас гложет?– Если вкратце, то вы были правы насчёт моей пристрастности к одному крейсеру. Мне нравится его мучить, – я методично нападала. Соитиро пока только защищался, экономя силы. Я знала, каким он может быть, когда разъярится. Атака авианосца ничуть не слабее, чем у линкора, пусть разница в наших главных калибрах была почти в два раза.– Только его или мужчин вообще?Я замерла, боккэн выпал из рук. Соитиро вовремя остановил удар и выжидающе смотрел на меня.– Хороший вопрос, – пробормотала я. – Но очень сложный.– Тогда продолжим, пока вы не достигнете ясности, – Соитиро подал мне боккэн.