Cut to the heart (1/1)
Молли морщится, прикрывает рану рукой и едва слышно ругается на инфернальном. Для большинства из них это звучит как набор согласных, что в этой ситуации всё равно было бы актуально. Ну, кроме Джестер, но Джестер прямо сейчас достаточно далеко. В этом и был план.Джестер — хорошая девочка. Её тоже потрепало. Будет лучше, если она научится сначала заботиться о себе — а Молли... ну, он как-нибудь справится. Он как раз собирается отодвинуть в сторону лацкан халата и взглянуть на рану поближе, когда за его спиной возникает Калеб. По нему, кажется, даже не попали — вот что бывает, когда стоишь очень далеко от битвы и стреляешь огненными шариками из кустов.
— Моллимок, — зовёт он заранее осуждающим тоном, как будто уже знает, что Молли сделал то, чего не нужно было делать. — Всё нормально?— Лучше не бывает, — нагло врёт Молли. Он не оборачивается, но чувствует, как Калеб закатывает глаза.
— Дай мне посмотреть, — говорит Калеб, осторожно разворачивая Молли к себе лицом.Ему кажется, словно он вышел весной на лёд, а лёд под ногами треснул, и вот он падает прямо в воду, холодную и тёмную. Он не может дышать или пошевелиться.
— Калеб? — зовёт Молли, чуть склонив голову на бок. Из его рта капает кровь.
Из раны на его груди — тоже. Она настолько глубокая, что вот ещё бы чуть-чуть, ещё бы немного глубже прошло лезвие, и Молли бы проткнуло насквозь, и можно было бы увидеть сквозь него. Калеб смотрит на свежее мясо по краям раны. Он смотрит, как кровь течёт на землю и заливает траву и цветы — много-много цветов, на которые с неба сыплется первый снег.Молли больше ничего не говорит. Он только смотрит и смотрит, и смотрит своими пустыми-пустыми глазами, а Калеб всё стоит и стоит, и стоит на месте, сжимая пальцы на его плече и боясь отпустить. Он не знает, что будет, если отпустит, но ему страшно.А потом Молли перехватывает его запястье. Он двигается странно, неестественно, как шарнирная кукла, и каждый раз, когда он двигается, тишину разрывает очень странный, очень знакомый треск. Калеб не может сейчас точно вспомнить, где уже слышал этот треск раньше, но от него кишки сводит. Молли держит его крепко, его руки ледяные, будто снег вокруг них. Калеб просто смотрит, как Молли снимает его ладонь со своего плеча и опускает ниже — к ране в груди.
Калеб ничего не делает. Он не двигается, не отдаёт своему телу команду. Но его пальцы всё равно погружаются в тёмно-красное месиво. Странно, на ощупь оно совсем не такое, как можно было бы подумать: сопротивления нет, будто что-то изнутри перемололо все кости до состояния фарша. Калеб ничего не делает, но его рука в ране уже по кисть. Молли смотрит на него всё это время, смотрит и смотрит, и смотрит. Что-то в его лице неправильно, что-то не так: глаза слишком красные и изгиб губ слишком резкий, как будто это не Молли, а просто кукла Молли. Неудавшаяся деревянная фигурка.Пальцы сжимаются на чём-то живом. Оно ещё пульсирует. Ещё бьётся.
— В чём дело? — тихо спрашивает Молли как будто чужим голосом. — Бери, что нужно. Тебе не впервой, Бр…Калеб вырывает ещё пульсирующее, ещё бьющееся сердце, и Молли просто ломается пополам. Не как стекло — как кусок сгоревшего дерева. Из мест разломов снопом вырываются яркие искры, и всё вокруг быстро-быстро начинает гореть, но Калеб просыпается раньше.Он открывает глаза и смотрит на полное звёзд небо, немного мутное из-за защитного купола над их головами. Первые несколько мгновений он ничего не чувствует, кроме собственного истеричного сердцебиения и того, как стремительно остывает выступивший на спине пот. Потом Калеб слышит этот треск и машинально оборачивается.— …ты чё? — спрашивает Бо. Она сидит рядом с уже начавшим потухать костром и подкидывает в него дрова. Время от времени дрова мягко потрескивают.— Ничего, — врёт Калеб. Врёт настолько плохо, что Бо не сразу находит, что ответить, а к тому моменту, как находит, Калеб уже утыкается лицом в другую сторону купола. В другой стороне только темнота.Калеб тянется к своей шее подрагивающими пальцами и обхватывает кулон в форме сердца. Его поверхность всё ещё немного тёплая — как от крови.