Глава 6. Сумасшествие (1/2)

Кембридж, прошлое.

Тодд сутуло сидит за протёртым столом, пытаясь поудобнее устроиться на приделанном к полу металлическом стуле в забегаловке. Напротив него Свлад, который уже приступил к поглощению как следует зажаренной картошки фри. Они приходят сюда каждое утро всю последнюю неделю — с тех пор, как Свлад поправился после отмены таблеток, его тяга к фаст-фуду стала непреодолимой и ненасытной. Зрелище не слишком приятное.

Свлад как ни в чем не бывало поднимает взгляд, щёки у него как у хомяка, к блестящим от жира пальцам прилипли крупинки соли. Тодд сглатывает с болезненной гримасой на лице.

— Что?

— Ты… нормально себя чувствуешь? — осторожно спрашивает Тодд.

На лице Свлада расплывается улыбка, озаряя его глаза.

— Нормально? Нормально?! Стив, да мне никогда, вообще никогда не было так здорово. Я не помню, чтобы когда-нибудь испытывал подобное. Господи, эти чипсы, я… — Свлад хватает три ломтика картошки и макает их в лужицу густого кетчупа, налитую на сложенную газету. — Конечно, любая еда теперь намного лучше на вкус, но чипсы, Стив!— Я не про еду. То есть, это отлично, что у тебя появился аппетит, — говорит Тодд, сморщившись при виде того, как Свлад пачкает лицо кетчупом. — Но есть ли у тебя ещё какие-то… ощущения?Свлад растерянно смотрит на Тодда.— Ощущения? Например, какие?Предчувствия, думает Тодд, но так и не говорит. Вместо этого он протягивает Свладу пачку шершавых бумажных салфеток. Его разум продолжает искать способ продолжить их разговор более деликатно, Свлад же послушно вытирает испачканный подбородок. Тодд по-прежнему ни к чему не приходит и, пожав плечами, хоронит так и не рождённые вопросы.Он отхлёбывает свой слишком слабый кофе — единственное, что он может заставить себя проглотить в девять утра — продолжая наблюдать за тем, как Свлад ест, ест и ест. Тодд пытается найти в этом хоть что-то успокаивающее — во всяком случае, это вполне характерно. Страсть Дирка к сомнительной еде известна всем. В конце концов, это же он изобрёл “кальцоне а-ля Мак Доналдс” (“Биг-Мак”, завёрнутый в пиццу со слоями тёртого сыра и луковых колец, положить в духовку и запекать, пока не сработает датчик дыма).Тодд надеялся, что когда Свлад окончательно придёт в себя, — когда без таблеток его связь со Вселенной возобновится — то настанет тот самый момент. Момент, когда — в полном соответствии с тем, кем является Свлад и кем является Дирк — Свлад соскочит с кровати, готовый расследовать их дело, и они отправятся туда, где им нужно быть, и потом, когда они сделают то, что им нужно сделать, Тодд каким-то образом вернётся назад в своё время.

Вместо этого у них есть жирные чипсы и мерзкий кофе. Может, Тодду не стоило так уж удивляться. Его жизнь никогда не была предсказуемой с тех пор, как он познакомился с Дирком, хотя если бы некая предсказуемость появилась, он вряд ли стал бы возражать.

Свлад и в самом деле выглядит куда более довольным — удовлетворённо мычит, допивая содовую, лоб гладкий, складки на нём исчезли вместе с исчезновением стресса — но может, этого всего недостаточно. И это тревожит больше всего. Мысль о том, что — возможно — “Чёрное крыло” сделало с ним ещё что-то, и Тодд не знает, как это исправить.

Жевание Свлада вдруг неожиданно замедляется и прекращается совсем. Он смотрит за плечо Тодда с такой увлечённостью, с какой бездомная собака всматривается в заднюю дверь мясной лавки. Тодд медленно поворачивается в направлении его взгляда и видит большое полупрозрачное окно витрины забегаловки. Сквозь него Тодд встречается взглядом с парой блестящих чёрных глаз, сидящих по сторонам от сужающегося пушистого носа очень внушительной и выразительно на него взирающей лошади.— Лошадь, — говорит Тодд.

— Угу-м, — отвечает Свлад, забыв о непрожёванной еде во рту. — Лошадь.

Она крупная, гнедая. Её грива тщательно заплетена вдоль шеи. Она ровно настолько лошадиная, насколько Тодд вообще мог себе представить, только вот на ней ничего нет — никакой сбруи, нет даже уздечки. А ещё она смотрит сквозь витрину кафе таким пристальным, понимающим взглядом — Тодд и не предполагал, что животные способны на такой.

Лошадь фыркает, от её дыхания запотевает стекло витрины. Слышен звук отодвинутого стула, и вот уже рука Свлада прижимается к стеклу в том месте, где оказался длинный лошадиный нос.

— Доброе утро, лошадка, — говорит Свлад лошади через стекло. — Ищешь кого-то?— Свлад, это просто лошадь. Она никого не ищет. Она просто лошадь.

— Если бы все разделяли твои антилошадиные взгляды, взаимодействие между людьми и лошадьми было бы отброшено назад на десятки лет, — пренебрежительно бросает Дирк, не отводя глаз от лошади.

Лошадь снова фыркает и отступает от окна. Она встряхивает своей длинной шеей, дрожь пробегает от кончиков насторожённых ушей до мерно вздымающегося бока. Медленно лошадь начинает отходить прочь. Даже через окно слышен звонкий стук копыт по тротуару.

— Постой! — кричит Свлад.

Он быстро подбегает к двери, распахивает её. Раздаётся звон колокольчика над дверью.Тодд, ощущая, как ноги вовлекаются в привычный ритм беготни за Дирком, выскакивает следом.

Улица снаружи пустынна. Едва начался январь — Рождество и Новый год промчались для них незаметно, их мир состоял тогда в преодолении недомогания Свлада. Большинство жителей Кембриджа сидят по домам, избегая холода и не желая признавать, что праздники окончились и пора возвращаться в реальность.

Тодд натягивает на руки кожаные перчатки с мехом и на бегу заматывает вокруг шеи шарф. Похоже, что на Свлада арктические холода нисколько не действуют, так как он гонится за лошадью в распахнутом кожаном пальто, под которым только тонкая белая футболка, и даже не думает застегнуться.

Свлад забегает перед трусящей лошадью и останавливается. Он упирает руки в бока и неодобрительно смотрит на животное.— Лошадь. Тебе следует знать, что ты ведёшь себя абсолютно нехарактерно для твоего вида. Полагаю, в интересах всего животного мира будет, если ты вернёшься в своё обиталище, будь то хлев, стойло или что-то иное.

Лошадь устремляет свой неподвижный взор на лицо Свлада, тяжёлое дыхание сотрясает её мощные бока.

— Свлад, — тихонько начинает Тодд, стараясь говорить самым успокаивающим голосом — как с испуганным животным. — Не стой на пути у этой здоровенной лошади.— Эта лошадь, хоть и здоровенная, ведёт себя совершенно неправильно, — говорит Свлад, обличительно указывая пальцем на животное, по-прежнему не сводящее глаз с его лица. — И я…— Нам нужно позвонить в полицию, или в службу контроля за животными…— Я уверен, что лошади нужно разобраться в этой ситуации. Кого ты пытаешься найти, лошадка?

Уши лошади прижимаются назад, её длинный черный хвост мечется вперёд-назад как хлыст. Внезапно её передние копыта взвиваются в воздух, а весь свой вес лошадь переносит на заднюю часть тела.

— Свлад!

Тодд отталкивает Свлада прочь и успевает лишь услышать его сердитый вскрик, когда раздаётся ужасный звук ломающихся рёбер и грудную клетку взрывает боль.

От удара лошади Тодд опрокидывается навзничь на тротуар. Он чувствует оглушительную боль в спине и руках, которые он ободрал при падении.

— Стив!Тодд вскрикивает, у него снова возникает то мощное, тёпло-мыльное-горяче-карамельное ощущение, в этот раз оно сосредоточено вокруг его развороченной грудной клетки и локтей с ладонями. Он чувствует, как срастается повреждённая кожа, как занимают своё место сломанные рёбра под действием непонятной энергии.

Он приподнимает одну ноющую, налитую тяжестью руку и прижимает ею устройство Рега, по-прежнему закреплённое на раковине его уха. Исходящее от него тепло нескончаемо. Оно исцеляет его.

Свлад, неловко растопырив дрожащие руки, падает на колени возле Тодда. Он выглядит потерянным и беспомощным.

— Всё нормально, — говорит Тодд, кивая для пущей убедительности. Он осматривается и с облегчением обнаруживает, что лошади поблизости нет.

— Но… как? — недоверчиво спрашивает Свлад.

— Крепким уродился? — пытается Тодд, но Свлада это, кажется, не убеждает. — Ну правда, Свлад. Всё нормально. Я в порядке! Просто помоги мне подняться, ладно?Свлад ошарашенно кивает и берёт Тодда за руку.

Тодд с лёгкостью поднимается на ноги — уже почти ничего не болит. Он с благодарностью поворачивается к Свладу и только теперь замечает, какое у того лицо. Его губы стали ярко-красными — или дело в том, что лицо неестественно побледнело. Глаза мокрые, слезы вот-вот польются. Тодд проводит большими пальцами под глазами Свлада, вытирая слёзы. Свлад задерживает дыхание, в его глазах вспыхивает безграничное удивление.

Пальцы Тодда замирают.Ох чёрт. Что он делает-то? Вот уж не подумал. Он уже привык вытирать лицо Свлада, когда тот был без сознания во время ломки — Тодд вытирал его пот и слезы, когда тому снились кошмары.

Губы Свлада складываются, чтобы едва слышно выдохнуть “ох”. Он нервно улыбается, как будто вдруг что-то понял — что-то такое, что и сам Тодд хотел бы понять.

Свлад накрывает его руку своими длинными пальцами, крепче прижимая кисть Тодда к своей щеке. Он сам прижимается щекой к его ладони, и Тодд уже не впервые думает о том, как давно уже никто не проявлял по отношению к Свладу желания физической близости, как давно никто не прикасался к нему? Тодд понимает, что хочет сделать дляСвлада всё, что может.

Какая-то много лет назад забытая его часть вдруг оживает в нём, и он ощущает болезненное желание прижаться губами к губам Свлада. Сердце Тодда колотится внутри грудной клетки, кровь гулко пульсирует в ушах. Очень давно он никого так сильно не хотел поцеловать. Но это же Свлад. То есть нет — это Дирк. Его лучший друг. Как он вообще может думать об этом? Остолбенев, он понимает, что мысль о том, чтобы шагнуть ближе и замкнуть круг, накрыв слегка приоткрытые губы Свлада своим ртом, вовсе не кажется ему настолько пугающей, как должна бы. В глазах Свлада тепло и доверие, и он так близко — стоит лишь качнуться к нему, склонить голову и…Их охватывает резкий порыв ветра, Тодд ёжится и убирает руку от щеки Свлада. Тот выглядит так, будто его ударили. Скулы горят, он вытирает глаза с испуганным видом.

— Пойдём. Давай уберёмся с этого холода, — говорит Тодд, жаркий стыд наваливается на его плечи. Они чуть не спалились. На улице средь бела дня. Их могли увидеть.

Свлад кивает, на лице у него множество вопросов. Ни один из них он не задаёт, и дорога до дома проходит в полной тишине.

*Офис Рега в красных и золотистых отблесках, в камине ревёт пламя — туда кембриджский преподаватель закинул старые письменные работы первокурсников, и тепло распространяется по всему офису-дому-машине-времени. Несмотря на тепло, у Тодда глубоко в жилах будто застыла ледяная вода. Он сидит, скрестив ноги, на пушистом плюшевом пледе. Шумящие в голове мысли почти заглушают потрескивание огня.

— Кажется, со мной что-то не так, — мямлит Тодд, не мигая глядя на горящие угли и разлетающиеся хлопья бывших эссе. — Никогда такого не чувствовал.— По всей вероятности, ты испытываешь один из самых сложных и прекрасных недугов человечества, — изрекает Рег из своего бархатного кресла.

Тодд оглядывается, жар собирается на его скулах.

— Ты… ты имеешь в виду…— Да-да. Дизентерию, — с сожалением вздыхает Рег. — Помню, как впервые с ней столкнулся. Симптомы как раз такие.

— Чего? Нет, я же не… я не болею. Я и не могу заболеть, с этим… — Тодд щёлкает по устройству за ухом. — С этим непонятным прибором. Он сегодня спас мне жизнь. Спасибо. У меня и приступов ни разу не было с тех пор, как он у меня. Это, конечно, очень облегчает жизнь…— Приступов?Тодд умолкает, разворачивается к Регу всем телом. Рег смотрит на него необычайно серьёзно.

— А я разве… Нет, наверное, нет… Я… Так, у меня парарибулит. Это заболевание, при котором…— У тебя есть хроническое заболевание? — внезапно перебивает его Рег прежде, чем Тодд успевает описать злополучный парарибулит. — И оно вызывает у тебя… приступы? Сильные, регулярные обострения?

Тодд ошарашенно кивает. Рег испускает раздражённый стон и быстро наклоняется вперёд, отвешивая Тодду подзатыльник.

— Ой! За что?..— Я же ясно тебя спросил, есть ли у тебя хронические заболевания перед тем, как применить этот прибор! И ты ответил, что нет!— Ты спросил? Я ответил? — Тодд не может вспомнить ничего, кроме пустоты в голове. — То есть, я не могу…— Ох, как плохо-то. Прямо очень, очень нехорошо, — пальцы одной руки Рега принимаются яростно барабанить по подлокотнику, пальцы второй — нервно двигаются возле его рта.

— Насколько очень-очень нехорошо?— Просто очень, очень-очень нехорошо, — не вносит ясности Рег. — Этот прибор работает, производя биохимическое поле “НЕМП”, которое…— “Немп”?— НЕ-М-П-поле. “Не моя проблема”.— Э-э-э?— В поле “Не моей проблемы”... — Рег вздыхает, хватаясь обеими руками за голову. — Вот чёрт! Была же у меня книжка, в которой это объяснялось куда лучше, чем получилось бы у меня, только вот куда она подевалась, я без понятия… может, попугай этот проклятый…— Рег?— Ну да, не важно. Попробую так. Поле “Не моей проблемы” использует одну из этих вселенских непреложных истин — что люди отлично себя чувствуют, не обращая внимания на ужасные и катастрофически большие проблемы во вселенной до тех пор, пока не считают эти проблемы своими. Вот это и делает поле НЕМП — превращает всё что угодно внутри поля в не твою проблему. То есть этот прибор считывает малейшие повреждения в твоём черепе и на время делает их не твоей проблемой, а чьей-то ещё.

Это объяснение выглядит как полная и законченная херня. Тем не менее, является ведь Тодд совладельцем котенка, в котором находится душа акулы.

— Получается, прибор сделал и парарибулит тоже не моей проблемой? — спросил Тодд, пытаясь проследить за этой странной логикой. Рег важно кивнул. — Ну это же… это же просто фантастика, да?

— Ага, пока ты не снимешь прибор, — говорит Рег, изображая, будто снимает что-то с собственного уха. — И тогда трещины в черепе и все те приступы, которые сдерживало поле НЕМП, внезапно и неотвратимо снова станут твоими проблемами.

Тодд позволяет себе ещё секунду блаженного неведения, а потом его начинает заполнять ужас.

Все его приступы. Одновременно. Тридцать, может, сорок, может, даже пятьдесят. Блядь. Возвращение трещин в черепе тоже порядком пугает. Тодд уже обдумывал это и решил, что отправится в больницу, когда вернётся в США, и там снимет устройство в отделении интенсивной терапии. Он надеялся, что врачи смогут быстро принять меры, а заодно не станут задавать лишних вопросов, но как быть с приступами? Он одновременно будет сгорать и тонуть, его будет бить током и разрывать на части, он будет проваливаться в зыбучие пески и захлебываться с перерезанным горлом. ПРИЧИНА СМЕРТИ: Парарибулит (множественные приступы). Так напишут на заключении о смерти в назидание всем следующим поколениям.

— Тогда я умру, — в ступоре говорит Тодд.

*Лондон (галактическое межмировое обозначение: сектор ZZ9 подсектор Z Дельта), после прошлого, но перед настоящим.

Как же странно, — думает МАКС, — понимать, что ты вот-вот умрёшь.

У неё больше нет той вычислительной мощности, что была прежде, но она всё равно может с точностью сосчитать все пули, попадающие в её тело. Раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь. Три из них фатальны — в ногу, шею и грудь. Фатальны — теперь у этого слова другое значение. Раньше фатальными считались прерывания работы программы, сочетание клавиш ктрл-альт-дел, мы постараемся сохранить ваш файл, но — боже! — надеемся, вы его сохранили сами. Теперь же фатальное означает Конец. Большой Конец. Написанный с большой буквы К Конец.

— МАКС!Это кричит один из мужчин, который заодно с МАКС. Тот, который любит покричать. Она знает его под именем Дирк Джентли. На этот раз он кричит ей, сквозь золотистые и зелёные листья парка Херастрау. Те преступники — которые отследили и подстрелили её — бегут к шоссе, и МАКС хочет крикнуть своим спутникам, чтобы те догоняли их, чтобы они закончили дело, но ей не хватает дыхания.

Колени МАКС подгибаются, кровь покидает её тело. Крупные капли из свежих пробоин в её прежде идеальной коже падают на траву. Зелёное становится красным. Включённое — выключенным. Почему-то это кажется правильным.

Всё так занимательно: как её переполняет ужас, как скручивает её живот, как трудно становится делать всё то, что раньше получалось само собой. Вдыхать кислород, глотать слюну, думать мысли — все, что она теперь пытается делать, причиняет тёмную, глубокую боль. Каждый аспект жизни теперь, в агонии, кажется таким ценным.

А потом уже не больно. Она ощущает темноту. Вроде отсутствия чего-либо. Будто её выключили. Будто она потеряла связь.

Ошибка. 404.

Это напоминает её прошлую. Когда она была просто бессознательной кучкой проводов и микросхем. Раньше МАКС была набором алгоритмов в компьютере — нейронной сетью с распараллеливанием процессов — созданной для точной имитации человеческого мозга. Теперь она снова чувствует себя, как раньше, как было до того, как у МАКС появилось сознание. До того, как МАКС внедрилась в человеческое тело, так как ей нужен был разум, до того, как она стала жить собственной человеческой жизнью. Жизнью МАКС. Той, которая теперь медленно истекала.

— Макдафф! Макдафф, постой, это…Он в порядке. С ним всё будет хорошо.

— Боже мой…Ричард позаботится о нём.

МАКС чувствует руки на своей коже. Мир теперь такой крошечный, восприятие сузилось. Она ощущает, что Ричард добегает до неё первый, такой высокий, угловатый, от его плотного пальто исходит резкий запах пороха. Должно быть, он стрелял в них, пытался защитить её. Как это предусмотрительно. А вот и второй её друг, Дирк Джентли. У него карие глаза, кудрявые тёмные волосы, от него успокаивающе пахнет вредной едой.

А. Чипсами. Да, МАКС хочет ещё как-нибудь поесть чипсов. С уксусом, с солью, с кетчупом. С мороженым, с голландезом, с абрикосовым джемом.МАКС хочет. МАКС это нужно. МАКС не хватило.