Глава 5. Что делают боги (2/2)

Он тянется за Бернис — она под его подушкой, как всегда — и просто держит её вес в своих ладонях, но не вцепляется в отчаянии в её шерсть.

Он чувствует себя как снег.

Проходят минуты. Шум становится громче. Спокойствие сменяется беспокойством, и скоро Свлад ощущает себя так, будто натягивает поводья взбесившейся лошади. Он замечает напряжение в плечах и старается продышать его.

Он представляет себе, как отпускает лошадь, и она бросается в бурлящую, темную, смертельную воду.

Вокруг него ледяной океан, он поглощает Свлада. В нём вспыхивает паника. Он открывает рот и глотает солёную воду.

Он распахивает глаза, его лицо озаряют отблески красных и оранжевых языков пламени.

Он сгорит. Он сгорит, а потом утонет.

— Linisteste-te acum, draga mea.Она обманывала его. Она его обманывала, но это не значит, что её слова не утешали его. Они утешают его и сейчас.

Свлад чувствует воду в лёгких и жар, касающийся его кожи, но он вспоминает о дыхании, о его спокойном ритме — вдох, выдох, вдох, выдох, он чувствует свой вес на кровати под ним и Бернис на своих коленях.

Огонь пылает вокруг, но не обжигает, а согревает, освещает, поднимает его на поверхность. Он оказывается над водой.

Свлад глядит в чернильное небо с бесчисленным количеством звёзд, куда ни посмотри. Из воды исходит свет, от огня, который под ним, он закручивается и переплетается в нитях пара всеми цветами, какие Свлад только может припомнить, — розовыми, голубыми, жёлтыми, оранжевыми — облизывает, пробует на вкус воздух вокруг него, прославляя бесконечную вселенную.

Свлад плывёт в океане, он лежит на спине и ни о чём не думает — лишь замечает. Эту воду. Эти звёзды. Своё дыхание. Свой вес. Влажную прохладу у лба.

Он открывает глаза.

Голубые, мягкие, честные глаза в окружении чёрных волос смотрят, как он возвращается обратно. Прохладная ткань прижата к его лбу, она дарит благословенную свежесть его разгорячённой коже.

— Как ты? — спрашивает голос, и с него начинается звук лучшей во вселенной песни, он разносится в воде вокруг тела Свлада — это музыка всех тонов и оттенков, сильная и великолепная, даже несмотря на короткие, резкие перерывы. — Ты должен был дождаться, когда я вернусь сюда, идиот!— Ты всегда здесь, — бормочет Свлад, ведь это правда — просто об этом никто не говорит — что всё во вселенной, во всей её силе и красоте, во всей её печали и радости, полностью и неопровержимо взаимосвязано.

Он падает обратно в океан и улыбается.

*Свлад остаётся в беспамятстве ещё двадцать четыре часа, в течение которых Тодд едва не зарабатывает себе язву желудка от беспокойства.

На следующий день Свлад приходит в себя и просит воды, совершенно невменяемый.

С помощью Тодда он делает несколько глотков, но даже эти усилия оказываются чрезмерными, и он снова проваливается в сон, не успев выпустить из рук стакан.

Когда Свлад стоном даёт понять, что ему нужно в ванную, Тодд помогает ему добраться туда, стоит рядом и поддерживает его, так как Свлад очень слаб, и в итоге на руках относит его обратно в кровать, когда тот теряет сознание.

Тодд смотрит и ждёт, всё холодея и холодея от неизвестности. Когда приступы у Аманды были страшнее всего, Тодд был её самопровозглашённой сиделкой — это меньшее, что он мог сделать, учитывая всю его ложь и все украденные у семьи деньги. Но с парарибулитом, при всей его разрушительности, Тодд может совладать. В семье Тодда не было ни одного поколения, где бы никто не страдал этим заболеванием. Тодд узнал, как с ним обращаться, задолго до того, как сам заболел им. Но со Свладом сейчас происходит что-то совершенно неведомое, и Тодду ничего не остаётся, кроме как смотреть и ждать.

Так проходит ещё полтора дня. Тодд предпринимает вылазку в коридор и стучится в комнату Ричарда.

— Ты можешь сбегать вниз в магазин и купить нам супа? — просит Тодд, едва Ричард открывает дверь.

Ричард прищуривается, но не задаёт вопросов, он хватает своё пальто и кошелёк и уходит.

Через полчаса раздаётся стук в дверь, выдернувший Тодда из лёгкой дремоты, в которую он впал, сидя на стуле рядом с кроватью Свлада.

Ричард принёс пакет из супермаркета, в нём шуршат упаковки с различными супами, часть из них в пластиковых бутылках, другие в консервных банках. Тодд настолько рад принесённой еде, что не задумываясь впускает Ричарда в комнату.

Ричард смотрит на Свлада в постели вытаращенными глазами. Свлад бледен, его волосы слиплись от пота, он лежит, сбросив одеяла, несмотря на холодную погоду.

— Чёрт злоебучий, что с ним?

— Так просто не объяснить… — туманно отвечает Тодд. Он снимает с одной из полок электрическую плитку и металлический котелок, мысленно благодаря Фару за то, что ей удалось убедить его в необходимости всегда иметь такой инвентарь.— Грипп?Тодд мотает головой.

— Мне кажется, это… ломка.

— Ломка? — Ричард кривит нос. — Какая, героиновая? Ну то есть, он тощий хрен, конечно, но я сомневаюсь, что он сидит на чём-то тяжёлом.

— После лекарства, которое ему назначили, — Тодд указывает в направлении стола Свлада, где в углу лежат упаковки с таблетками — стопка белых коробок с ладонь размером.

Он снимает с котелка крышку и выливает туда пюреобразный, комковатый куриный суп.Включает плитку и быстрыми прикосновениями проверяет, нагревается ли она. Убедившись, что плитка работает, он ставит на неё котелок.

Ричард уже взял упаковку с таблетками и внимательно её рассматривает.

— Это чё за херня?

— Без понятия.

Ричард открывает коробочку и вынимает тонкий листок, вложенный между двумя серебристыми облатками таблеток. Прищурившись, он читает.

— Эсликарбазепин… гидрохлорид метилфенидата… Чего? Флуфеназин? Это же антипсихотик — Свлад что, шизофреник?

— Нет, — резко отвечает Тодд.

Он не удивляется, узнав, что часть назначенных Свладу “Чёрным крылом” препаратов имеет такие показания. Нет сомнений, что они использовали все возможные средства в попытке прервать связь Свлада со вселенной. Тодд не понимает, зачем. По опыту Тодда, “Чёрное крыло” всегда стремилось обуздать способности Свлада, а не подавить.

Суп начинает побулькивать. Тодд берёт достаточно чистую на вид чайную ложку и помешивает ею в котелке.

— Это и правда мощная хренотень. Кто её прописал? Это ничего, что он её бросил пить?

— Блядь, Рич, — огрызается Тодд, но его прерывает стон, доносящийся с кровати.Свлад поворачивается, его брови сходятся друг к другу от напряжения. Он едва слышно бормочет что-то.

Тодд подскакивает поближе, наклоняется к Свладу и прислушивается.

— Cartofi prajeets, cartofi prajeets…Румынский. Тодд не знает этот язык, но может определить. Это улика. Наверняка. Это восстанавливается связь Свлада со вселенной. Он говорит что-то важное.

— Ты румынский знаешь? — тихо спрашивает Тодд Ричарда. Ричард отрицательно морщится. — Блин!— Наверняка Хронотис знает, — быстро говорит Ричард. — Эта старая тупая летучая мышь каждую ёбаную среду даёт нам тесты на древне-греческом.Тодд кивает.

— У тебя есть диктофон?Спустя двадцать минут розысков по комнате в запасах электрооборудования Ричарда обнаруживается небольшой диктофон, на который они записывают отчаянное бормотание Свлада.

Не тратя времени, они оба бросаются через Северный дворик под безжалостным боковым дождём. Небо над ними угрожающе нависает тёмной тучей. Тодду вспоминаются картинки из отстойных ужастиков, зловещие предзнаменования смутно освещённых замков прекрасно вписываются в эту атмосферу зданий из старинного камня. Наверху сердито сверкает молния, лишь усиливая аллегорию.Тодд подбегает к деревянной заснеженной решётке и карабкается по ней — оттуда можно попасть в окно Рега. Он быстро преодолевает первые несколько импровизированных ступенек. Нет нужды просить Ричарда карабкаться вслед за ним — поскольку дверь Рега всё так же недоступна, всей группе Ричарда приходится точно так же лазить к нему дважды в неделю. Это ужасающее карабканье к окну Рега усугубляется порывами резкого, пронизывающего ветра, который нападает на их замерзающие пальцы как голодный сокол.Тодд резко толкает локтем деревянную, укреплённую металлом, створку окна, и она, наконец, распахивается внутрь. Он вползает в оконный проём в сопровождении потоков дождевой воды и выкрикивает имя Рега.

Рег спит в своём кресле посередине комнаты: руки изящно сложены на животе, подбородок касается груди, и ему совершенно нет дела до людей, вломившихся в его окно.

Тодд поднимается на ноги, вся его одежда мокрая до нитки. С чёлки капает вода, он отводит волосы от глаз.— Блядский старый придурок! — орёт Ричард, вслед за Тоддом взобравшись в окно и рухнув на пол. — Мне насрать на твою манию величия, с которой ты пытаешься превратить любую попытку добраться до тебя в ёбаный форт Байярд! — столь же грубо продолжает он. Рег начинает просыпаться, он напряжённо моргает, возвращаясь к действительности.— О, милый мой мальчик! — восклицает Рег, поднимаясь на ноги.

Он хватает с кресла первый попавшийся толстый вязаный плед. Дрожащий от холода Тодд с благодарностью тянется за пледом, но Рег минует Тодда и направляется к Ричарду.

Он накидывает плед на промокшие плечи Ричарда и изучающе смотрит ему в глаза с таким видом, будто вот-вот примется настойчиво заботиться о нём.

— Как ты? Постой-ка… тут что-то не то… — встревоженно шепчет Рег.

Ричард пытается отпихнуть его от себя. Тот в ответ хватает Ричарда за ухо, сжав его между большим и указательным пальцами. Ричард вскрикивает, Рег отпускает его ухо с торжествующим “Ага!”,вынимая что-то маленькое и блестящее из-за уха Ричарда.

Тодд всматривается и понимает, что это монета.

— Ага, всё ясно! Это всё меняет! — радостно заявляет Рег.

Он бросает монетку через плечо, та вполне предсказуемо исчезает по мановению руки, не успев выпасть из пальцев Рега.

— Блядские фокусы! Ты старый псих! — бурчит Ричард.

— У нас нет времени, — Тодд роется в кармане куртки, доставая диктофон. — Рег, ты сможешь это перевести? Это очень важно.

— С чего это так важно? — протестует Ричард, вытирая мокрые волосы быстро темнеющим от воды пледом. — Я только сейчас понял, что я без понятия, зачем сюда с тобой полез. Мне вообще плевать на Свлада. С ума я сошёл, что ли?— Это касается твоего друга? Того самого Свлада Чьелли? — спрашивает Рег, и в его старческих глазах появляется блеск — еле заметный намёк на то, что он знает причину, по которой Тодд так спешит. — Дай-ка послушать.

*Вальгалла, настоящее время.

Они убегают от нескончаемого потока рассерженных орлов в следующий зал, к счастью, более благополучный в орнитологическом смысле. Дирку так и не удалось справиться со своей неуверенностью во взаимодействии с этими пернатыми с тех пор, как один из них (пусть и невольно) разорил его довольно милую квартиру в Айлингтоне пять лет назад.

Вместе с Фарой им удаётся закрыть две большие инкрустированные золотом двери, отрезав орлов вместе с их страшными когтями и их склонностью лишать арендаторов возможности получить приличные отзывы от владельцев квартир.

Дирк прижимается спиной к двери и тяжело дышит, всё его тело дрожит от усталости и эмоций.

Фара неподвижно стоит перед ним, потрясённо взирая на происходящее. Мёртвую тьму этого зала — банкетного — оживляют гигантские искрящиеся факелы. Запах жареной дичи пронизывает воздух, к нему присоединяются запахи пота и крепкого густого пива. Во всех направлениях тянутся столы, уставленные внушительными бронзовыми блюдами, на каждом из которых шматы приготовленной плоти всех оттенков серого, коричневого и чёрного. Пламя больших, в руку толщиной, свечей, истекающих расплавленным воском, гордо высвечивает огромные золотые кувшины с вином. Вокруг столов, стоящих на каменных опорах (их столешницы — всего лишь разрубленные пополам стволы деревьев), собрались люди — крупные люди с мускулами, бугрящимися под полосками ткани. Они истекают потом, налегая на еду, алкоголь и друг друга.

Вальгалла. Дирк понял это, едва впервые увидел, и теперь он заново видит её, будто глазами Фары. Эти мужчины и женщины, дерущиеся, орущие, смеющиеся и жрущие — здоровенная толпа богов, проживающих в этой реальности. Проводя день за днём лондонскими бездомными побирушками, ночами они возвращаются в свой мир, скидывают свои лохмотья как змеиную кожу и снова обретают свои крепкие тела воинов, славящих жизнь, любовь и войну.

Два воина вступают в шуточную битву. Каждое плечо одного их них размером с конскую спину, мышцы так и ходят под кожей, второй же не сильно отличается от первого. Они сражаются здоровенными металлическими посохами, сопровождая бой незамысловатыми криками восторга. Наконец, один швыряет другого через ближайший к Фаре стол.

Вековая древесина ломается с оглушительным треском, и стоящая рядом женщина-воин кричит с радостью и триумфом.

— Ты! — женщина-воин в руинах стола толстым пальцем указывает на Фару.Фара пятится, рефлекторно тянется к карману на груди, где, как Дирк знает, нет привычного пистолета (едва ли они смогли бы провезти оружие через аэропорт Хитроу). Выражение её лица меняется — она, несомненно, тоже вспоминает об отсутствии оружия. Поза, в которую она встаёт после этого, явственно напоминает Дирку о карате-фильмах с Джеки Ли, которые он смотрел по настоянию Аманды в рамках ознакомления с поп-культурой.

— Смертная? — спрашивает стоящая у стола женщина, в её глазах отблески пламени факелов. — А, так ты воин, готовый бросить вызов богу?Фара потихоньку отступает к Дирку, вытянув руку в успокаивающем жесте.

— Мы не хотим сражаться, — медленно говорит она.

Обе женщины-воительницы выглядят совершенно разочарованными.

— Похоже, ты сказала совсем не то, что они хотят услышать, Фара, — шипит Дирк, моментально считав настроение, повисшее вокруг. — Ты что, совсем не хочешь подраться с ними? В конце концов, это ты отлично умеешь.

Сердитое недоумение на лице Фары тут же сменяется удивлением, когда одна из женщин бросает ей металлический посох.

Рука Фары взметается и ловит посох на лету, она переворачивает его и направляет вперёд, готовая нападать. Стоящая перед ней женщина, сверкнув глазами, скалится в откровенно голодной ухмылке и жестом манит Фару к себе.

Дирк почти чувствует, как кровь Фары разогревается от раскалённого воздуха зала, огонь загорается в её глазах. Он смотрит, как Фара, не дрогнув, шагает вперёд с посохом наперевес.

*Кембридж, прошлое.

Тодд стоит на улице возле дома номер 43Б по Лондонскому проезду. В руке у него обрывок бумаги, который дал ему Рег. Рядом с ним Ричард, взирающий на него с таким цинизмом, что Тодд не удивился бы, почувствовав физическую боль от этого взгляда. Этот адрес записан на обрывке, “Лондонский проезд, 43Б”, и Тодд уже третий раз проверяет написанное на случай, если оно волшебным образом перевоплотится в нечто иное.

— Это забегаловка со снэками, — говорит Ричард, хотя и так ясно.

Он взмахивает рукой в сторону магазина, где продаются чипсы и сушёная рыба вопреки ожиданиям Тодда о чём-то важном. Тодд и сам не знает, чего ожидал, но точно не кафе с сомнительными закусками.

— Рег сказал, что Свлад говорил именно об этом, — настаивает Тодд.

Он разворачивает клочок бумаги, который дал Рег. Его первый шаг на пути к раскрытию этого дела, на пути домой. Внутри нацарапанные Регом каракули.

Cartofi pr?ji?i — чипсы (бр. англ.) / картошка фри (ам. англ.)Захватите горохового пюре для меня, пожалуйста.

РХ