Часть 2 (1/1)

Тайное никому не обязано становиться явным. Боль не исказила лица Исаака, хотя должна была бы, будь он человеком разумным, правильным.Будь он человеком, он бы кричал. Он бы позволил себе ударить Уилла снова и снова... И так до тех пор пока...—?Ты кремировал его за свой счет? —?спросил Водсворт, когда они вновь оказались в университетской исследовательской лаборатории вместе с Исааком Батлером. —?Ты берешь на себя все чужие грехи, а тебя никто даже не просил…Водсворт не сводил внимательного взгляда с Исаака, когда тот сел за лабораторный стол с микроскопом, подготавливая рабочую поверхность к работе с новыми образцами в принесенных им ранее пробирках, необычайно черными, будто вмещавшими в себя все законы создания тьмы. Уилл подумал, что ему показалось. —?Ты, кажется, все не можешь оправиться от факта, что во владениях вашей семьи нашли тело мертвого мафусаила, —?Исаак коротко улыбнулся, не поднимая глаз от поглощающей свет тьмы, каплями перенесенными на лабораторное стекло, готовое к предстоящей работе. —?Думаю, ты попросту не оставил мне выбора, и мне пришлось перенять инициативу.—?Исаак, он не был похож на обычный труп вампира, с которыми мы обычно работали в анатомическом театре. Это будто что-то... как бы это сказать, совершенней. Мне стоило бы оценить его сохранившиеся мягкие ткани в лаборатории, —?Водсворт, кажется, вовсе не был заинтересован в запланированных на сегодня экспериментах, подавая Исааку очередную, заполненную черной жидкостью пробирку почти нехотя, вовсе не замечая насколько может разнится эта черная густая вода. Одна дарила жизнь, вторая же... —?У меня есть подозрение...Исаак выждал, чтобы насладиться длиной этой паузы, которую Водсворт никак не решался заполнить. —?Уилл… Перед длительным нахождением в воде тело претерпело сильнейший ожог, вполне возможно, что даже химический, —?еще одна лаконичная улыбка вежливого и разумного друга, будто созданная для подобных диалогов, которые не могли закончится разумными выводами. —?Думаю, худшее что мы могли бы сделать, это дать делу огласку, поступив законно. Я пообещал твоему отцу быть рядом, как бы все это тебя не раздражало.К своему удивлению, последним чувством, которое мог бы испытать Уилл, было бы раздражение. Исаак придумал блестящий выход из самой грязной из возможных ситуаций. В землях, принадлежавших его отцу, нашли труп, изуродованный настолько, что единственным правильным решением было бы предать его огню. Водсворт закусил губу, мучительно размышляя о чем-то, не глядя на Исаака. Он будто собирался сказать что-то вслух. Скажи он это прямо и честно, как желала бы этого искренне его природа, он подписал бы смертный приговор их дружбе, и, к тому же, назвал себя настоящим подонком вслух и без утайки. Уилл отсчитывал секунды в голове, будто готовился к прыжку в никуда, без страховки и парашюта. Однако, каждый раз вспоминая ее лицо, смеющееся каждой чертой, он переставал чувствовать себя грешником, как и то, что вообще способен совершить какой-либо грех.Перед ней он оставался святым, что бы не сделал, а, значит, он поступал правильно и каждый его шаг не стоит сожаления, скупого, неживого напоминания из мира людей, из мира Исаака. Они с Викторией могли быть выше этого, потому что любили.—?Спасибо тебе,?— коротко произнес Уилл вместо чего-то сильно терзавшего его. —?Я был виноват перед тобой тогда на пляже, дважды. Мы отвратительно поговорили, а потом вся эта история со штормом и мертвым мафусаилом окончательно вывела меня из себя.—?Брось. Ты оказал мне большую услугу, — Исаак более не отвлекался на Водсворта, углубившись в работу, и записывая промежуточные результаты эксперимента непонятным рваным почерком на линованной бумаге, пропуская синеватые линии и зачеркивая их вязью формул и грозным нагромождением бесчувственных слов.—?О чем ты? —?непонимающе улыбнулся Уилл.—?Ты довез домой Викторию.Их взгляды встретились. Темные глаза Исаака не выражали ничего.—?Доброе утро всем! —?услышали они громкое, бравое приветствие за распахнувшейся дверью. Виктория приехала на час позже, опоздав, чего ранее никогда себе не могла позволить.Она любила повторять, что пунктуальность?— это вежливость королей.—?Работа не станет ждать тебя, дорогая, —?сказал Исаак, пока Уилл собирался к мыслями и словами в молчаливом, угрюмом замешательстве. —?Как технический руководитель проекта я замечу, что ты единственный сотрудник из всех отделов, что позволяет себе опаздывать.Виктория сощурила глаза, словно чужая. На ней было бежевое пальто, которое Исаак никогда бы ей не подарил, верно считая, что за подобную цену можно приобрести вещь намного более броскую, ворующую чужие взгляды, как это делала сама Виктория. Он часто шутил, что если бы Виктория воровала, он убивал бы за нее, и она никогда не смеялась в ответ, дегустируя новые вина слишком мелкими, нервными глотками. Ни один их совместный обед в квартире Исаака не обходился без вина.— Я бы поставил нечто более крепкое, если леди не против, — Батлер смеялся приглушенно и вежливо, будто скрывая чужую оплошность, слишком по-светски и по-мужски одновременно. — Ты считаешь это забавным?Он еще долго будет видеть этот ее взгляд, но не научится его ненавидеть, как бы этого не хотел. До самого последнего дня...—?А что скажет главный руководитель проекта? — Виктория пытается не смотреть на Исаака теми самыми глазами, и потому Уилл — единственное ее спасение.И Уильям быстро нашелся, как и полагается тому, кто жаждет найти выход.—?В отличии от Кейт Скотт, ты не взяла отпуск длинной в две недели, — его голос даже не дрогнул и он наконец-то взялся за бумаги, словно Кейт не значила для него больше, чем этот и вовсе не волновавший его эксперимент. Он комкал пальцами края бумаги. —?Это настоящее безумие, —?сказал Исаак, прерывая их, не без удовольствия замечая, как напряглись Кейт и Уильям, вслушиваясь, словно слова его могли стать новым откровением. —?Улучшенная формула регенерационного раствора восстанваливает даже вирус с поврежденным ДНК. Это превзошло все их ожидания. Уильям нетерпеливым жестом попросил Исаака уступить ему место, пытаясь разглядеть невозможное сквозь призму линзы микроскопа. Светлые глаза Водсворта потемнели, будто вторя увиденному. Тьма порождает лишь подобное, отражаясь во всем, все наполняя.—?Разве когда-либо был утвержден протокол преобразования рабочей формулы? Регенерационный раствор является интеллектуальной собственностью семьи Водсворт, уникальным продуктом, не имеющим аналогов и вариаций. Все сотрудники компании, включая самого Уилла, подписывали те самые драконовские правила, нарушения которых повлекли бы за собой полное уничтожение репутации молодого ученого в научном мире Лондиниума... Равно как и уголовную ответственность. — И когда же нам ожидать ревизора? — Исаак позволил себе закурить, не предложив сигариллу никому из присутствующих. ***—?Она так красива, твоя Виктория! —?воскликнула Мария, обнимая брата за спину, поднявшись на цыпочки, чтобы взглянуть, что происходило за его плечом. Она выглядывала в окно, высматривая как еще не вошедшая посетительница дома Фельдманов, светловолосая и одетая по последнему слову моды леди, все никак не решалась постучать. —?Думаю, отец, Иешуа и Джозеф пересмотрели бы свое мнение на счет британки из рода Уайльд, только раз увидев ее.Ни отца, ни братьев не могло быть в поместье в это время, ибо подобное столкновение несомненно уничтожило бы обе стороны. Виктория стыдилась быть причастной к чему-то подобному его общине и его семье в частности. Всякий раз когда она жаждала позлить Исаака, она говорила о его семье в самом светском и благодатном тоне, которому ее наверняка выучили самые ревностные из классической породы альбионских гувернанток.Грязные суки."Вы проводите балы?" — как плевок и пощечина, хлестко как удар ее лайковой перчатки по его коже."Евреи не признают благотворительность."Он всегда говорит то, что его невеста хочет слышать, безбожно врет о зле, которого в нем нет, и это ведет их в еще большую пропасть, проводником в мир невозврата и непокаяния, под обе руки, словно они под стражей оба и не ведомы собственным выбором. Он содержит ее так, как никогда не сможет себе позволить ее благородная семья и одевает модно, кричаще дорого, как наследницу бесславной еврейской фамилии...Исаак заговаривал о детях, только когда Виктория притворялась спящей, не представляя себя отцом, но думая об утонченном ребенке с глазами цвета тьмы на ее руках, которому она бы пела колыбельные своим высоким обволакивающим сопрано. —?Мария, прошу, —?Исаак резко резко развернулся к сестре, до боли сжимая ее ладони в своих. —?Возвращайся к себе в комнату, пока все не закончится.Мария знала, что всякий раз когда брат говорит настолько туманно, ей не следует спрашивать больше. Она с ужасом осознавала, что эта прекрасная аристократка, вероятно, отказала Исааку в предложении, к которому он готовился так будто бы с самого своего рождения, сотворяя из себя человека, коим никогда бы полностью и органически не мог стать. Исаак с самого начала был чем-то совершенно чужеродным в семье Фельдманов, и потому отторгаемым ими как грязная, порочная плоть неизвестного вируса. И если внешне он был так же изыскано слеплен как Мария или их мать, до того как суть ее тонких черт расстворилась в вечерних коктейлях из виски и антидепрессантов разного калибра, то нутро Исаака, его мысли, его желания?— всегда оставались загадкой даже для женщин их семьи. Отказавшийся от еврейской фамилии в угоду получения британских документов, не остановившийся в своих исканиях после обретения крайне прозаичного ремесла врачевателя чресел, гордый и идеалистичный, не расстающийся с очередной книгой доармагеддонских времен, с которой он нырял в славное прошлое человечества с головой, он казался мучеником неизвестного культа. И от того — не принятого никем.Отец презирал его и не мог понять. И Мария не знала, какое чувство из этих породило другое.Брак с обедневшей британской аристократкой был бы лучшим выходом. Мария молилась всем известным богам, чтобы это свершилось. Библией поверх Торы.— Это конец? — сестра была краткой. Пальцы ее нервно теребили выпавшую из прически темную прядь. Исаак поцеловал ее светлый, высокий лоб вместо ответа. —?В твоей лаборатории в погребе открылись двери. Автоматическое оповещение в охранном блоке. Исаака будто подменили и взгляд его пугающе застеклянел.—?Ты была там, Мария? Сколько раз я говорил тебе... — он выдохнул с облегчением, когда Мария замотала головой отрицательно.Дворецкий их семьи уже впустил гостью и усадил в роскошно, но несколько вульгарно по-британским меркам, обставленную гостиную и предложил напитки, вовсе не подходящие на роль аперитива. Виктория бы незаметно поморщилась, так чтобы морщины между ее светлых бровей не залегли глубоко на полотне ее безупречной кожи. Ее нынешняя цель портила ее манеры.—?Я рад тебя видеть, Виктория, — еще неделю назад он шепнул бы свое ироничное наблюдение ей на ухо, бережно поправляя льняную прядь.Сомнений не было. Это было ее окончательным решением. Оделась она все же скромнее, чем обычно. Платье, несколько похожее на пуританское, закрывало ее руки и грудь. Это было так ожидаемо, что Исаак едва ли не рассмеялся ей в лицо. Он даже не предложит ей отдаться ему на прощание, хотя он был бы рад завладеть любым ее прикосновением, даже тем, что долго бы багровело на его щеке после злополучной встречи, будто клеймо его мужского несовершенства.—?Я бы хотел знать, —?спокойно произнес Исаак, касаясь губами виски. —?Когда это началось?Виктория нервно теребила ножку длинного хрустального бокала, вовсе игнорируя шампанское, словно терзаясь плохим предчувствием.—?Не так давно, чтобы ты смотрел на меня такими глазами.Она была удушающе виновата, а повод, по которому Исаак впервые пригласил ее в свой настоящий дом, возвышало бы его как благороднейшего из людей. Он был даже слишком доброжелателен в ответ на ее поступок, но ужас овладевал ею все больше с каждым сказанным им словом. Виктория не могла понять почему.Лучше бы он ударил ее и назвал шлюхой, так было бы правильно.Так поступил бы живой человек, которому невыносимо больно, тот, от которого она никогда бы не пожелала живых детей, ведь женское чутье подсказывало Виктории: они бы уж точно вторили чертам своего еврейского отца, растворяя благородные альбионские гены за ненадобностью и слабой выживаемостью.—?Чтобы там не произошло, мы?— не враги, Викки, хотя, признаюсь, мне было бы намного приятней, если бы ты соизволила объясниться раньше, —?Исаак продолжал улыбаться совершенно безмятежно, чудовищно по-альбионски, и эти мягкие, слишком светские интонации так портили резкий розчерк рисунка этих тонких и злых еврейских черт, опошляя их, расслабляя. —?Я отослал своего курьера помочь тебе с вещами. Ты можешь забрать все, что пожелаешь, включая украшения.Исаак любил перечислять свои подарки вслух, так чтобы она не смела забыть ни единого.—?Но я хочу оставить все. Я сказала Уиллу, что так будет правильно, — голос Виктории не дрогнул.—?Вот как? —?поднял брови Исаак, изображая легкое удивление. —?В таком случае, ты обязана получить от меня нечто жизненно, нет, смертельно, ценное на прощание. Ты отказалась бы принять полотно одного живописца в коллекцию своей семьи?—?Я не думаю, что это необходимо… — она бы жаждала уйти, пока не услышала...—?Это?— Франциско Гойя, —?прояснил Исаак, сразу находя отклик к лице Виктории. —?Однако, нам придется спуститься в погреб. Доармагеддонское искусство не сумеет сохранить свою физическую целостность при других условиях.Оно нуждается во тьме.***Лифт с огромной скоростью уносился вниз, и понимая на какую глубину они опускаются, Виктория начала сомневаться в правильности своего решения. Металлический лязг тросов о стальные крепления отсчитывал секунды, все дальше отдаляя Викторию от света, унося ее прочь от всего того, что она могла бы контролировать.—?Я не знала, что ты любишь Гойю.—?Это бы что-то поменяло? —?бросил Исаак через плечо, совсем небрежно, прекратив свою игру в джентльмена, которую Виктория так не любила в его исполнении. —?Ты не знала, что я владею Гойей. Начнем с главного.—?А ведь если задуматься, то именно в этих твоих словах можно найти ответы на все твои вопросы, — Виктория пыталась унять внезапное сердцебиение и отойти от ржавеющей, отвратительно холодной стены лифта.Исаак будто бы и не слышал ее, уставившись в пустоту.—?Ты могла быть счастливой, если бы не задумывалась о некоторых бессмысленных вещах.—?Не представляю, что должно случиться, чтобы был счастлив ты.Она бы хотела видеть его лицо в эту секунду.Она жалела, что начала этот диалог сейчас. Исаак был щедр на широкие жесты, но полотно Гойи было бы слишком символичным подарком. То, что в давние времена могло бы составить стоимость целого роскошного поместья, сейчас, в период подмены культурных ценностей на более материалистичные, обещающие прогресс и долговременную ценность, Гойя стоил не дороже обручального кольца.Виктория провела достаточно времени в обществе Исаака, чтобы понять грубость этой метафоры.Скрежет открывающихся дверей лифта напомнил ей о небезопасности собственных мыслей. Железо ударилось о бетон, разливая по темному коридору истошное эхо, будто крик запертого во тьме, голодного зверя.—?Уже совсем скоро, Виктория,?— улыбнулся Исаак, запуская леди Уайльд перед собой. Они миновали винный погреб и оказались в чем-то наподобие бункера. Все комнаты поражали комфортом убранства, будто в этих сырых стенах и вправду возможна была человеческая жизнь. Тяжелая, бронированная дверь, как и предполагала Мария, была настежь открыта. Безутешным облаком валил пар, выпущенный из холодильной камеры.Что ж, так даже лучше. Исаак знал, что Виктория не попросит его остаться с ней, как бы она того не хотела.—?Я вернусь с полотном, —?сказал он быстро, когда автоматическая дверь молниеносно затворилась прямо перед побледневшим лицом леди Уайльд, закрывая единственный возможный источник света вместе с лицом Исаака, сливая их воедино.***Это был вопрос времени. Исаак хотел представить сколько секунд, минут или часов должно пройти прежде чем все произойдет. Это существо из бесконечно черной плоти обладало великолепной регенерацией, показатели которой увеличились втрое после поглощения в себя плазмы крови нерожденных. Удивительно, насколько уплотнился его мышечный каркас. Ведь если пациент?Исаака — одно из воплощений и форм мафусаила, то настоящая человеческая кровь, а, возможно, даже и плоть подойдут как нельзя кстати. Он не верил, что делает это, и вернулся на место своего незаконченного преступления лишь потому что считал себя человеком долга и слова. Джентльменом... как бы это слово и не претило Виктории, сейчас оно отбивало ритм пульса в его сознании. "Необходимо проверить."Прижимая к себе завернутое в шелк полотно Гойи, Исаак верил и не верил, что он все же опробовал свою гипотезу на практике.В любом случае, голосовые связки еще не сформировались у великолепного создания цвета абсолютной вселенской пустоты, чтобы оно самостоятельно озвучило свою волю, и потому Исаак будет ставить опыты столько, сколько потребуется. Над любым жалким человеком из Альбиона, над Викторией Уайльд и даже собой.Десять минут показались вечностью, и Исаак с раздражением понял, что ошибался. Человеческая кровь тут не при чем.— Исаак, не оставляй меня здесь, пожалуйста... Совершенно живая и невредимая Виктория ждала его, когда он нажал кнопку автоматических дверей. Ее тело сотрясала мелкая дрожь, и он почти силой всучил ей картину. Совершенно сокрушенная леди Уайльд даже не пыталась убежать и могла бы стать на колени, только бы он попросил, оставь он ее в кромешной тьме еще ненадолго. Они больше не скажут друг другу ни слова, кроме вежливого, ледяного и необходимого, и когда Виктория окажется в такси, она все же стянет белоснежный шелк с полотна. Перед ней престанет в красках ярких, словно темных мазках призрачного, загробного видения, Сатурн, бог над богами, и плоть от плоти его?— обезлавленное, сочащееся кровью, будто спелый не названный плод, белоснежное тело. В разинутой пасти обезумевшего отца?— то, что должно было стать его потомством.Виктория больше не сможет сдержать рыданий. Когда Уилл позвонит ей на сотовый, она взмолится, словно он?— ее единственное спасение:—?Пожалуйста, забери меня отсюда.Ровно так как минутами ранее она взывала к Исааку.***—?Здорового, генетически сильного абортативного материала не так много, мой господин, —?произнес Батлер, глядя перед собой на пустую больничную койку, установленную в бункере специально для его нового пациента."Господи, где же оно?!" Сейчас главное — не сойти с ума.Исаак не знал, что Он может встать и пойти на своих обожженных, лишенных функционала здоровых мышц ногах, после столь краткой реабилитации. И, более того, передвигаться столь бесшумно, и так тихо, словно легкий сквозняк, дышать ему в спину, а, возможно, даже раскрыть пасть, наполненную двумя рядами острых как лезвия зубов прямо над его ухом. Черная смола капнула на плечо Исаака, медленно, вязко стекая вниз по плотному твиду пиджака.Сейчас главное — не молчать. Говорить так, словно ничего и не происходит. Ни единой разумной молитвы на ум не приходило, и это еще больше подтверджало мысли Исаака о том, что бога не существует и придумать его себе — суть бессмысленности.—?Этот раствор взаимодействует с Вашим телом, создавая невероятно плотные межклеточные связи. Пока он слишком токсичен для человека, однако, побочным эффектом лабораторных экспериментов стало полное восстановление тела мафусаила. —?Исаак поднял над головой пробирку с черным раствором, так, чтобы Он увидел. Исаак надеялся, что его голос не выдаст предательской дрожи . Он и этот неведомый науке феномен в теле поглощающей свет, ледяной черной плоти за закрытой бронированной дверью бункера в пяти метрах под землей.Исаак решился повернуться и он увидел, что, окрепнув за ночь, создание нынче обладало совершенно верно мужской конституцией и уж точно было выше и сльнее его самого. Сухие глазницы покойника все еще пустовали, зато оформившиеся челюсти, не прикрытые губами, улыбались ему гротескно, демонстрируя каждый из мощных длинных клыков."Восемьдесят четыре. И восемь моляров. Он в разы сильнее вампира."Исаак пытался думать как врач, когда внезапный приступ страха охватывал его полностью, не оставив человеческого, и даже почти затмив профессиональное.Их разделяли считанные сантиметры. Создание наклонилось к Исааку, сокращая дистанцию еще больше.—?... Для Вас раствор станет настоящим спасением, потому как часть Ваших клеток?— не есть чем-то живым и органическим, и оно входит в совершенно удивительную реакцию с формулой раствора, преобразовывая его. Это звучит как невозможное, господин, но это так. Часть Вас — абсолютно и неизменно вечна.Часть Вас?— бог. Возможно, единственный из существующих, если Исаак окажется прав. Ничто не сумело остановить Бога. Симбиоз жизни и смерти в плену неокрепшей черной плоти наклонился еще ближе к вытянувшемуся судорожно в струну Батлеру, изучая. Длинные черные когти, ледяные как сталь, зарылись в темные волосы Исаака. Они могли вскрыть ему череп из середины, даже так, в нежном, трепетном жесте, однако, это касание не оказалось даже неприятным.*** Исаак знал, что стоит все там же, в бункере, но все же что-то поменялось. За его спиной орудовали два неизвестных человека, а, возможно, даже мафусаилы, ведь их лица были скрыты масками, избегая любого столкновения со светом.Они влачили за собой что-то влажное, размокшее и тяжелое. И Исаак чувствует тяжелый запах крови. Ему до дрожи в спине известно, кому принадлежат эти тела, однако, он пытается никак себе в этом не признаться.Молодой мужчина без возраста становится на одно колено пред Исааком, и по вечным глазам его, не имеющим отпечатка возраста, Исаак понял, что перед ним —?некто, имеющий власть над прочими мафусаилами. Мужчина, одетый как аристократ, кланялся, словно Исаак, врач из еврейского квартала, был кем-то сверх его сил и возможностей. Не своим голосом, без капли надоедливого покорного конформизма, Батлер произносит, наполняя безграничной властью каждое свое слово, будто ядом, черным, как сожженная, проклятая плоть его господина:—?Лондониум ваш отныне. Хотите —?сожгите его, а хотите — возродите. Не поднимая головы, юноша спросил, едва заметно нервничая, ожидая подвох.—?Что же это значит? Неужели вы…—?Альбион —?всего лишь горький прах для моего господина, —?Исаак читает мысли мафусаила, а, может, знает все, что произойдет на память. Словно тезисы почти завершенной им диссертации.—?Это невозможно! —?вампирские глаза сияют люминисцентно, неоново, как у дикого безумного зверя, готового вырваться навстречу последнему бою.—?Вы присягли на верность моему господину и это делает возможным все. Я —?лишь меч в его всесильной руке.Исаак коронует этого красивого юношу, с пошлостью мнимого аристократа возлагая руку с татуировкой пентаграммы на его плечо. Между пальцами зажата привычная сигарилла, необыкновенно дымящая, образовавшая над белокурой головой облако нимба.Он слышит крик своей сестры, Марии. Почему-то все платье ее, изысканное и свадебное в крови, в дрожащих хрупких руках?зажат отцовский пистолет. Исаак знает, что Мария Фельдман не умеет стрелять. Она так женственна и вовсе не желает осваивать мир мужчин за ненадобностью. Исаак хочет, чтобы в этот миг его сердце наполнилось нежностью, но, к своему ужасу, осознает, что он более не способен на это.—?Вы приказали мне не трогать Вашу сестру.Исаак кивает, и пуля останавливается в воздухе.—?Будь ты проклят! Будь проклята правда, если ты?— ее лицо, брат, —?кричит она Исааку, готовая убить его голыми руками, набрасывается на брата вперед, и в ее руке оказывается нож для резки свадебного торта, которым она пронзает его насквозь. Исаак лишь улыбается, сглатывая горячую кровь, распахивая руки навстречу сестре, как для объятий, которыми он совсем недавно ее так нежно одаривал...Исаак судорожно вдыхает воздух, выгибаясь в когтистой руке, что в следующий миг сжала его череп сильнее, пока Исаак не почувствовал острую боль. Батлер возвращается из ниоткуда, зная, что этот разлагающийся бог никак иначе не прояснит ему происходящее. Как и сам Батлер, он ценит результат превыше всего. Исаак невольно улыбается, находя у них первые общие черты.Это похоже на настоящее приветствие.—?Мафусаилы. Вот чья кровь нужна моему господину.Рука равнодушно отпускает голову Батлера, как что-то ненужное, не значащее, позволяя тому бесчувственно упасть к обгоревшим ногам бога над богами. Рот, полный смертоносных зубов выдает что-то наподобие смешка, на сей раз похожего на человеческий.Исаак поймал себя на мысли, что бог может не понимать английского, и от этого до безумия простой, нелепой мысли его охватывает приступ смеха.И бог уходит прочь от Исаака, оставляя в одиночестве человеческого и совершенно бессмысленного.