Глава 3. (1/1)

Его морда наклонилась к поверхности чужой планеты, и датчики впитали в себя незнакомые и совершенно невыносимые запахи разлагающейся органики и сырости. Когти увязли в слоях жирной почвы. Кислород уже не вредил обновленным системам, однако, наличие почти четверти этого ядовитого газа в атмосфере Квинтэссы раздражало Мегатрона. Он мчался по тропам невысокого уродливого леса, наслаждаясь пустотой разума и слаженной работой всех систем. Зверомод придал десептикону сил, напоил его Искру простым, как чистый информационный носитель, стремлением выживания. Знания о планете, язык ее обитателей, квинтэсские названия всего, что он видел и ощущал, подгружались поэтапно. Это устраивало его: не нужно было выдумывать кибертронские аналогии, ломая процессор. Каждой мерзости, встречающейся на его пути, соответствовало свое не менее отвратительное название, и он с наслаждением изучал чужую враждебную жизнь, планируя со временем подчинить ее своей воле. Лес, потом поле. Скалы. И снова лес. Каким бы новым и чужим ни был этот мир – он был неуловимо и интуитивно понятен, где-то глубоко на уровне подпрограммных инстинктов (они обострились неимоверно, заняв почти девяносто процентов мощности процессора). Мегатрон знал назначение каждого предмета, каждого существа или явления, встречающегося на пути, словно в каком-то давнем, полузабытом сне уже бывал здесь. Это (как и любые другие тайны) злило его еще больше, ведь снов о Квинтэссе он не видел никогда, но Искру наполняло неведомое ощущение вечности этих органических лесов, как если бы до своего воплощения в недрах Сигмы десептикон осязал их, обонял и видел. С самого приближения к планете Мегатрон ощутил внутри внимательный и терпеливый взгляд собственной памяти. Что-то смотрело изнутри него, а может быть – снаружи? Он рычал от нахлынувших внешних и внутренних ощущений – благо такое право у него появилось в избытке – выплескивая все свои эмоции после первой за множество десятков циклов трансформации, вспахивал когтями рыхлый грунт, отталкиваясь от поверхности, передвигаясь гигантскими прыжками, невзирая на сильную гравитацию этой планеты. Он с наслаждением пугал мелких зверей и птиц, которые сразу же разбегались, едва заприметив невиданное чудовище. Блок трансформации приятно покалывало. Когда он вылез из исцеляющей энергоновой пены, кишащей нанитами, Хук по приказу Делиберата тут же разблокировал его Т-контроллер. От радости он почти заметался по отсеку, упиваясь свободой, двигая сегментами, перестраивая их под разными углами, пугая и восхищая своего нового хозяина. Сила наполняла корпус. Теперь, казалось, он мог все! Однако взлететь не позволял защитный купол над резиденцией Судьи – да и без крыльев полет был бы возможен лишь в виде реактивного болида, альтмода, в котором далеко не улетишь. Не сложилось и с болидом транспортным – он выпускал шаровые опоры из пазов, раскручивал блестящие отполированные элементы, но так и не применил – тут не было соответствующих шоссе, зато имелось прекрасное озеро с ломаной и сложной береговой линией, леса, горы… И тогда он вспомнил слова Децимуса об особенностях собственной многорежимной конструкции. Когда-то во время грозы, ютясь в тюремном отсеке и задыхаясь от безысходности участи пленников, командор успокаивал Мегатрона, рассказывая о возможности трансформации некоторых кибертронцев в зверомод. Теперь же эмоции вседозволенности подхлестнули процессор, составив план необычного превращения. Мегатрон решился… Зверь удался на славу – серебристо-белый, огромный, с длинными и острыми, как заточенные клинки кибертрониевыми когтями. Часть сегментов сформировала альтернативный головной модуль, не имеющий ничего общего с подобным же модулем андроформы, вместе с лицевой пластиной погрузившимся в недра корпуса. Голова зверя и его пасть стали оружием, обнаружились острые шипы изогнутых клыков – лезвия чистого кибертрония. Альтернативные датчики обзора, активирующиеся лишь в режиме танка, вышли на боковые панели головы и зажглись рубиново-красным, навигационные системы уместились позади окуляров, превратившись в остроконечные треугольные локаторы. Мысли Мегатрона и в андроформе отличались сдержанностью. Пустое созерцание он считал слабостью, не допускал ни праздных размышлений, ни, тем более, мечтаний – только постановка стратегических целей, оценка, разработка, анализ, только то, что пригодится в деле. В альтформе танка это удавалось как нельзя лучше, зверомод же еще больше упростил мышление, и, пока Мегатрон наслаждался бегом на четырех опорах, его мысли слились в один сплошной аналитический ряд. Лесной массив источал кислород, разнообразные органические растения своими накопительными батареями (которые имели свое название – ?листья?) участвовали в водном и газовом обмене. Лес был живым, как и он сам, таил опасность и обострял чувства. Десептикон выскочил на открытое пространство, остановившись на гребне высокой скалы. Вентиляция корпуса гудела на всю мощь, сквозь щели проступал конденсат охладителя. Зверь сверлил недобрым взглядом безмятежную красоту, открывшуюся его взору. Лес остался позади, и теперь перед ним раскинулось чистое горное озеро. Резиденция Делиберата, представляющая собой целый комплекс из сотен строений на его берегах, утопала в зелени садов. Новая тюрьма Мегатрона была обширна и интересна. Но все же это была тюрьма… Он вспомнил часть разговора между ним, Хуком и Судьей на подлете к Квинтэссе, когда корабли пошли на снижение, и в иллюминатор стало возможным наблюдать открывшиеся виды материков и огромного водного пространства. Злополучная планета – корень всех зол и источник всех тайн – оказалась более чем на две трети покрыта океаном из жидкого соединения кислорода. Полярные шапки на южном и северном ее полюсах были все той же водой, только в кристаллической форме. Соленая и пресная вода – вокруг небольших участков суши, дистиллированная вода – в атмосфере, порой низвергающаяся оттуда целыми водопадами ливней, вода с небольшой примесью солей – в рыхлых телах самих квинтэссонов… Мегатрон с неприязнью смотрел на подобное количество окислителей. В его недавнем обиталище превалировал фтор, здесь было не лучше. Не меньшую настороженность вызвали в нем и органические леса: за небольшими исключениями редких песчаных пустынь, почти вся суша Квинтэссы была покрыта густой колышущейся массой, спектр отражения света от которой был зеленым, непривычным для кибертронца, но все по неизвестным причинам неуловимо понятным, как и остальное. – Раньше наша планета выглядела по-другому, – сообщил Делиберата, – почти все леса исчезли, а сушу захлестнуло глобальное наводнение, навсегда похоронив прибрежные города. Это произошло по нашей вине – из-за использования неправильных источников энергии и глобального перенаселения. Только позже, когда была совершена энергетическая революция и на планете остались лишь избранные, удалось восстановить утраченный баланс. – Избранные? – Часть населения вымерла от эпидемий и голода... хотя, надо признаться, в основном от голода и войн за пропитание и ресурсы, часть – предпочла улететь на дальние колонии, и еще одна часть смогла вылечить нашу планету и построить здесь лучший мир. Те, кто улетел, обладали дополнительными знаниями и предлагали присоединяться к ним, но мы – те, кто остался здесь, в колыбели нашей цивилизации – отказались. Таким образом, после катаклизмов наша цивилизация разделилась на две неравноценные части. Слово ?неравноценные? Делиберата произнес с едва заметным нажимом, и словно капля легкой отравы недораскрытой тайны упала с окончанием фразы. Мегатрон поморщился – он не хотел разгадывать тайны, не сулящие ему прямой выгоды, Искра десептикона рвалась на Кибертрон, но возвращение могло потребовать знаний. Сможет ли Судья снабдить его чем-то новым, полезным делу свержения автоботской власти? И не разрушит ли новая информация устои самой личности десептикона? Вновь вернулось интуитивное ощущение странного родства и даже похожести обеих планет – Кибертрона и Квинтэссы. Было что-то общее в их истории и даже в самих обитателях, и Мегатрон вдруг почувствовал, что готов заложить свои несуществующие крылья, лишь бы никогда не узнать правду. Делиберата монотонно разглагольствовал, голос его снова был слащавым, а речь вычурно повествовательной, словно вещание сетевого ретранслятора. Капли дразнящих любопытство фактов закапали чаще. – Это случилось еще до внедрения технологий вашего Создателя, которого вы именуете падшим. Первая вирусная пандемия, напугавшая нас, пришла более тысячи квинтэсских циклов назад. Она-то и сломала весь несправедливый, но устоявшийся уклад нашей планеты. За ней наступила еще одна, и еще… Наша раса так и не нашла правильной стратегии борьбы с новыми несчастьями. Я был тогда среди тех, кто принимал решения, и даже сейчас не знаю, существовал ли план, который мог нас всех спасти. А потом истончился озоновый злой над планетой, жесткое космическое излучение вызвало новые болезни и новые смерти. И тогда наша цивилизация выбрала два пути защиты от напастей – одни не побоялись изменить свой генетический код... я бы сказал, полностью его проапгрейдить, чтобы противостоять угрозе изнутри, другие – стали наращивать внешнюю защиту, в том числе и с помощью кибернетических технологий. Одни захотели свободы, другие предпочли комфортную тюрьму, в которой можно было почти ничего не менять. Слово ?тюрьму? было снова произнесено по-особому, и Мегатрон оскалился – он не любил это слово. ?– А затем, как я уже говорил, на почве идейных противоречий, голода и борьбы за ресурсы, произошло несколько глобальных войн, – продолжал квинтэссон, – и это привело к тому, что часть нашего населения – именно те, кто жаждал свободы – покинула планету, устремившись к дальним колониям. – И какое было условие, чтобы оказаться среди тех, кто улетел? – Мегатрон не удержался от вопроса. Ему показалось, что о жаждущих свободы собственных собратьях Делиберата говорил со скрытой завистью. – Изменить генетический код, пройти апгрейд – и все. Но таких оказалось всего три процента от всех живущих в тот момент на Квинтэссе. – И известно, что с ними стало? – И да, и нет, – уклончиво ответил Судья, не планируя раскрывать все тайны во время первого же разговора, – однако, нам – тем, кто решил остаться – пришлось не менее сложно. Технологии оказались слишком дорогими и были доступны не всем. Выжить удалось лишь привилегированным классам, тем, кто был несметно богат и до катаклизмов. Внизу проносились континенты с долинами, рассеченные кристально чистыми жилами рек, с белоснежными цепочками гор, лесами и озерами. Квинтэсса была крупнее Кибертрона в полтора раза – тучная, напоенная соками неисчислимых ресурсов, полная жизни, но почти пустая планета. – И сколько же сейчас обитает жителей в вашем раю для избранных? – Ровно сто сорок четыре тысячи граждан, – невозмутимо отвечал Делиберата. Мегатрон и Хук посмотрели друг на друга и одновременно усмехнулись с непередаваемым цинизмом. – Геноцид, однако, гуманнейший из способов … – Иногда это единственный способ, – перебил квинтэссон, и его Маска Дружелюбия не дрогнула. – А кто же спорит? Вот и сейчас, напряженно вглядываясь в противоположный берег чистого и гладкого, как стекло, озера, Мегатрон продолжал искать ответ на вопрос – как же, по сути, горстка уязвимых и слабых органических существ смогла заиметь такую власть в Галактике? Что произошло с оставшимися на планете и помогло им достичь таких высот? Каков был изначальный облик жителей этого мира? И почему даже в секретных файлах Децимуса нет ни единого упоминания о заселенных колониях вокруг Квинтэссы? Зверь негромко рычал и царапал когтями гранитный уступ. Ему было тяжело размышлять, хотелось лишь выслеживать, настигать и рвать врага. Однако, осязаемые противники нигде не обнаруживались, и лишь тревога смутным холодком циркулировала в ионизированном топливе магистралей. При включении различных режимов обзора отчетливо виднелись защитные купола над зданиями. Десептикон укрупнял изображение – в звероформе альтернативное зрение было отменным. Он различал виадуки полупрозрачных вакуумных тоннелей, ажурные башни управления пневмонанитами, площадки для воздушных кораблей, почти незаметные среди цветущих садов и других строений неясного назначения. Перед Мегатроном простирался трехмерный мир высочайших трехмерных технологий – того, что цивилизация Врага, если верить парадоксам петли пространства-времени, постигала гораздо дольше цивилизации трансформеров. И гораздо глубже. На то, что у кибертронцев ушло не более пятисот астроциклов – у их соперников совершенствовалось тысячу квинтэсских лет. На противоположном берегу озера обозначалась слегка подсвеченная огромная площадка под серебристым куполом. На ней было собрано множество зданий, колонн и башен. Одна башня была наклонена под странным углом, все остальное выглядело еще менее понятным. * * * Он поспешил вернуться в резиденцию, взбегая по лестнице гигантскими прыжками. Шарахнулся от белой мраморной статуи, стоящей возле перилл, зарычал, узрев в ней нечто враждебное. Статуя изображала существо до странности похожее пропорциями на корпус кибертронца в андроформе. Это был обнаженный мужчина-атлет (Мегатрон нашел в своем скудном словарном запасе нужный термин) с широкими плечами и мускулистым торсом. Он стоял в боевой позе, вооруженный коротким клинком и круглым щитом – неизвестное существо тоже было гладиатором. Десептикон взвился на дыбы перед статуей, словно перед соперником, но трогать не стал, бросился прочь на террасу перед ремонтным залом. Локаторы на вышках вокруг здания послушно повернулись в сторону движущегося объекта. Массивный корпус при приземлении оставлял едва заметные вмятины на мраморных плитах, звук ударов гулко отражался под сводами зала, и Мегатрону казалось – он ощущает ужас неживых дроидов-слуг, попятившихся назад, оценивающих мощь и вероятность разрушений. Мегатрона с интересом ожидали Судья и иронично улыбающийся Хук. Делиберата зачарованно смотрел на экран, где отображался маршрут кибертронского зверя. Десептикон нехотя трансформировался. С сознания словно сдернули пелену, и несколько астросекунд он озирался по сторонам, как после выхода из стазиса. Улыбка Хука стала еще более кривой. – Не позволяй мне этого больше, – Мегатрон усмехнулся почти с сожалением. – Опасаешься за свой разум? – Звероформа урезает процессорные мощности почти в три раза сильнее, чем режим танка. В этом есть, конечно, свое очарование, но, если я задержусь в данном режиме хотя бы на орбицикл – рискую одичать. – Желаешь превратиться в сплошной интеллект – освой полифункционал. С твоими возможностями он тоже будет тебе подвластен. Мегатрон отрицательно покачал головой. – Ум дорог мне, но не настолько, чтобы трансформироваться в беспомощный полимодуль. С ним я обострю вовсе не интеллект, а страх запертого в замкнутом пространстве сознания. – Кто знает, кто знает… – Хук посмеивался знакомым покашливающим смехом. – Может быть, чистый и беззащитный, как ты выразился, разум не так уж и плох. Ведь ты – воин, и ты знаешь, что чем большим количеством степеней свободы владеешь в этом неспокойном мире, тем лучше. Я бы немного усовершенствовал даже твоего зверя. На всякий случай. Никогда не знаешь, что может пригодиться в бою. Ты позволишь? Мегатрон молча кивнул и тут же улегся на широкий ремонтный стол, в полной мере доверяя механику. Левитирующие, благодаря пневмонанитам, источники света над операционным полем тут же создали максимально комфортные условия освещения. Из боковых ящиков стола выдвинулись боксы с набором тончайших инструментов. Но Хук предпочел воспользоваться своими, встроенными в манипулятор. Мегатрон раскрыл панели Т-контроллера, и мастер скрупулезно занялся настройками. Через некоторое время он снова попросил Мегатрона трансформироваться. – Вот, смотри. Я усилил твой мод. С подобными бонусами будет намного приятнее… дичать, – усмехнулся он. – Плазменные генераторы! – Грудной динамик серебристого зверокона исторг восторженный рык. Мегатрон-зверь поигрывал вздыбившимися на спине сегментами, не решаясь испробовать новые ощущения. Хук оглянулся на Судью, словно проверяя его выдержку. Делиберата был невозмутим. И тогда Мегатрон активировал плазму. Стальные когти загорелись фиолетовыми лезвиями концентрированного огня. Он немного выпустил их, плавя мрамор великолепного зала. Сделал осторожный прыжок. – Любопытно! – Делиберата сложил ладони в замок, выпростав из широких рукавов сухие сморщенные кисти. – У него имеется по пять мелких линейных ускорителей на четырех конечностях. Я не углядел этого в изображении его матрицы. – Немудрено. Его базовый циклотрон способен распадаться на двадцать один линейный ускоритель: двадцать коротких микротронов, и один длинный, с изменяемым волноводом. В каждом их них не менее пяти-семи десятков магнитных импульсных генераторов. А не заметил ты их только потому, что от этого великолепия лишь одни волноводы и остались – сердечники сгорели в атмосфере фтора. Предыдущий хозяин держал нашего прославленного гладиатора по нескольку звездных циклов в карцере без дозаправки – это плохо отразилось на состоянии тонкого оборудования. Но спешу тебя упокоить, тот первый бассейн с нанитами уже восстановил индукционные системы до первозданного вида. – Где же двадцать первый ускоритель? – Он самый необычный, может растягиваться в длину до трети его корпуса. Это редкое оружие, которое в андроформе располагается в ведущем манипуляторе. И оно у него по непонятным причинам неактивно, а при каких условиях проявится – одному Юникрону известно... Да, именно Юникрону! – Блуждающий ускоритель… Возможно, он активируется при загрузке дополнительного пакета боевых протоколов? – Возможно. А возможно, никогда не активируется, потому что не попадет в нужные условия. – Но искусственно ставить дополнительные программы на бойцов запрещено правилами турнира. – Ты уверен, что хоть один Домен соблюдает это правило? – Теперь уверен. Потому, что, учитывая закрытый доступ к Искре Мегатрона, именно мой Домен будет вынужден поступать именно так. Мегатрон поднялся на задние опоры, выпустив плазменные когти на передних лапах на максимальную длину. Температура в зале заметно повысилась. Дроиды-слуги подали предупреждающий сигнал об угрозе опасности пожара. Когда же Судья со сложенными в восторге ладонями подлетел ближе, Мегатрон со свистом полоснул новым оружием сквозь голограмму своего хозяина. – Бесподобно! – воскликнул Делиберата, словно получая удовольствия от подобной игры. Десептикон стремительно трансформировался в андроформу, вплотную приблизившись к изображению Судьи. Мегатрон прекрасно понял фразу о догрузке боевых протоколов, и иронично молчал, сохраняя интригу. Он не нуждался в жалких искусственных апгрейдах – все, что имелось в его Искре, ждало своего часа, словно спящий вулкан. А вот Судье не должно было знать о запретном кластере. Тестируя себя по пути на Квинтэссу, Мегатрон с удивлением отметил активацию программ Юникрона на шестьдесят восемь процентов – предыдущий турнир не прошел для него даром, своими экстремальными нагрузками активировав восемь процентов новых возможностей. А что будет на следующем турнире – одному Праймасу ведомо. Мимика маски Дружелюбия не могла выражать эмоции, но было видно, что квинтэссон пребывает в наилучшем расположении духа. Десептикона же откровенно веселил восторг Делиберата, с которым тот суетился вокруг него. Хорошо, пусть квинтэссон и дальше восторгается, до поры до времени это полезно. А Мегатрон уж постарается порадовать своего нового хозяина, пока… пока не получит желаемое. Пальцы Судьи дрожали, словно он пытался ощупать свою новую игрушку. – Ты действительно будешь лучшим! – не уставал произносить он. * * * Чтобы закрепить результат нового апгрейда, снова потребовались регенерационные наниты. Мегатрон лег в бассейн и расслабленно откинул голову на специальную подставку. В центре зала тут же вспыхнуло трехмерное изображение матрицы его корпуса. Оно медленно вращалось вокруг своей оси. Миллионы крохотных механизмов, ведомые полем Искры, безошибочно руководили восстановительной кристаллизацией, проникая во все системы десептикона и транслировали обновленное изображение. И снова в полутьме зала четко обозначились оранжевые световые дорожки контуров несуществующих крыльев Мегатрона – базовый мод, с которым он пришел в этот мир. Все трое: Судья и оба кибертронца с восхищением смотрели на их необычную конструкцию, молча размышляя каждый о своем. – Некоторые внутренние детали все же придется заменять вручную, – проворчал Судья, пристально рассматривая глубокие слои виртуальной модели многорежимника, – я уже отправил заказ на специальный завод. – Жаждешь сделать из меня конвейерную нулевку? – Не терплю незавершенности, – ответил Делиберата, – особенно, когда речь идет о непростительном посягательстве на совершенство. Десептикон зло расхохотался, снова заставив дроидов-слуг вздрогнуть. – Да, Мегатрон, – продолжил Судья, – а еще, я не терплю глупости, дикарства и вандализма! В сущности, вы – кибертронцы – дикари. Неужели иным способом нельзя доказывать свое превосходство друг над другом, кроме как наносить настолько странные повреждения. – Это заложено в основах нашей культуры, – с непередаваемой иронией парировал Мегатрон. – А разве у вас нет подобной же тяги к насилию, может быть, не такой явной и примитивной, но не менее мерзкой? Не удивлюсь, если вы переплюнули нас в этом, и давно. – Так ты потому отказался принять регенерирующий раствор внутрь горловой магистрали? – раздраженно воскликнул Делиберата, – хочешь сохранить свой отвратительный голос, чтобы помнить о базовых устоях своего мира? Или обоих миров? Линзы Мегатрона вспыхнули ярко-алым, заставив дроидов откатиться вглубь темного зала. – Довольно об этом! – оборвал его десептикон и тут же кивнул на своего друга. – Тебе не кажется, Судья, что невежливо оставлять нашего мастера без должных привилегий. Мастера, который слишком много рассказал обо мне, и поэтому особо ценного… Хук состроил невозмутимую мину. Делиберата, похоже, тоже нисколько не задели ни ирония и гнев, ни чуть ли ни приказной тон гладиатора. Создавалось впечатление, что между рабом и его новым хозяином установился особый тип отношений, какой бывает, когда у обоих имеется схожая цель. Сверкнув золотом парчи, голограмма Судьи развернулась к ремонтнику, развела руки в широком жесте, указывая на соседний бассейн. – Все что пожелаешь, мой старый добрый друг! Хук погрузился в ванну с опаской, но вскоре так же не смог сдержать стон наслаждения. Наниты, как и недавно с Мегатроном, обнаружив многочисленные повреждения, тут же сформировали обильную пузырящуюся массу. Напоминая живое существо, она вздымалась по корпусу, отыскивая узлы кристаллизации. Пятна ржавчины моментально поблекли, начали уменьшаться, заблестела броня. Кибертроний насыщался, меняя свою кристаллическую решетку. Однако, схлынув с лицевой пластины ремонтника, регенерационная наномасса не сумела совершить главного. У Хука по-прежнему обнаружился лишь один окуляр – теперь уже ярко-синий, почти лазурный. И – отсутствие маски. Как выяснилось, наниты, прекрасно справляющиеся со ржавчиной и кристаллизацией крупных узлов других систем, были не в силах полностью восстановить поврежденное оптоволокно. – Лицевую маску можно вставить отдельно, теперь система пазов в порядке. А вот насчет оптической системы это известная проблема, – ответил мастер, ощупав глазницу, в которой ворочался темный обрывок оптической системы, – насколько я знаю, даже Первородный Энергон не справляется с подобной работой. – И много ты видел Первородного Энергона? – усмехнулся Мегатрон. – В самом деле, возможно ли такое? – спросил Судья. И тут всезнающего Хука ожидал конфуз, удививший всю компанию, да и самого мастера. Он непонимающим взором уставился на собеседников, словно силился что-то вспомнить. Хотел – и не мог. Блок в памяти вызвал у него тотальный эмоциональный отклик – Мегатрон понял это по внезапному всплеску полей своего спутника, напряжения которых до этого почти не ощущал. – Первородный… энергон… да, несомненно, он может кристаллизовать целый корпус по матрице излучения Искры. Я видел его… и определенно знаю, как он выглядит. Это более густой флюид, золотистого цвета и светится мягче, чем искусственный. И я даже знаю парадокс его взаимодействия с поврежденной оптической системой. Но… проклятье, я не помню, где и при каких обстоятельствах мне приходилось встречаться с этим явлением. – Ты можешь пройти тестирование блока памяти. Я предоставлю нужное оборудование, – тут же предложил Судья, заинтересованный словами механика. – Нет, – поспешно отозвался Хук. – Все в порядке. Не стоит обращать слишком много внимания на мою скромную персону. И так, благодаря Мегатрону, я попал на аукцион неслыханной щедрости, чего в моей полной скитаний жизни даже и не предполагалось. Со временем я изготовлю себе визор с круговым обзором, как поступают все, у кого необратимо поражена оптика. – Я сам изготовлю тебе визор, мой друг, он будет идти в дополнение к новому корпусу, – ответил Делиберата, посматривая теперь уже не на Хука, а на своего гладиатора, – условие по-прежнему остается одно – выжить в отборочных турах. Есть жизнь – есть обещание. Нет жизни – нет ничего… Вот и все особенности моего аукциона. Мастер Хук молча кивнул. Мегатрон же иронично хмыкнул, хрустнув сочленениями. Но на этом тайны не закончились. Взгляды всей троицы обратились к трехмерному изображению, медленно вращающемуся над бассейном. После восстановления старой брони Хука становилось еще более заметным то, что корпус – кроме головы и камеры искры – действительно принадлежал другому трансформеру. Наниты транслировали базовую холо-матрицу, выдавая еще один секрет ремонтника. Истинный корпус Хука тоже должен был быть крылатым – это объясняло и габариты камеры искры, и лицевую маску. Голограмма удивила всех находящихся в зале, в том числе, снова, самого механика. Мастер Хук окончательно озадачился. Он то и дело подносил манипулятор к виску, словно пытаясь дистанционно активировать подводящую его память. Мегатрон молчал. Делиберата, похоже, также решил не вмешиваться в то, что его не касалось. – На этом я вас покину, – молвил Судья, – весь зал и слуги в полном вашем распоряжении. Зарядные платформы в ваших отсеках. И я позволю себе напомнить, что зарядный цикл не стоит растягивать на двое квинтэсских суток. По истечении следующей теневой фазы начнутся отборочные турниры, и тебя, Мегатрон, ждет первая тренировка на симуляторе. * * * Остаток квинтэсского вечера оба кибертронца провели в философской беседе. Они как никто заслужили отдых после столь насыщенных приключений. С момента отбытия с астероида, где каждый провел значительную часть своей жизни, прошло всего четыре орбицикла. События развивались слишком стремительно: еще совсем недавно – ржавый тюремный комплекс, и вот – восстановительный бассейн с целебными свойствами, полутемный зал, напичканный лучшим в Галактике оборудованием, слуги, в застывших позах, ждущие приказаний. Платина и золото на стенах, редкие виды мрамора и роскошь инопланетных садов за окнами. Электрические огни по краям бассейна зазывно мерцали. В их блеске металлические украшения колонн казались еще более странными – на них многократно повторялся один и тот же символ – изображение квадрата, заключенного в круг с точкой посередине. К точке, напоминающей ямку – так глубоко она была вырезана в металле – шел сложный спиралевидный узор. Едва голограмма Судьи погасла, Хук, подмигнув Мегатрону единственной рабочей линзой, громко потребовал у дроидов пару кубов со сверхзаряженным. Резиденция Девятого Домена погружалась в сумерки. Когда оранжевое квинтэсское солнце позднего спектрального класса скрылось за верхушками гор, по периметру здания зажглись новые огни, создавая еще больший уют. Мегатрон и Хук встретились друг с другом взглядом и молча подняли емкости с энергоном. Топливо высшего качества искрилось в кубах, соперничая со светом ламп. Первый тост был за командора Децимуса. Они долго пили, не произнося ни слова, пока Мегатрон первым не нарушил молчание: – Знаешь, размышляя обо всем, что могло быть, и о том, чему не суждено было осуществиться, я пришел к неким выводам. – Каким же? – Вырвись мы с Децимусом на волю вместе – не ужились бы. Мы оба слишком авторитарны. Он бы не потерпел неподчинения. Я – тоже. Скажешь, это запоздалые и самоутешительные домыслы, чтобы не съехать с процессора от боли утраты? – Не скажу. – Тогда что думаешь ты? – Настолько я его успел узнать, – ответил Хук, – он бы смог поступиться многим ради великой цели. Но что случилось – то случилось. Теперь ты остался один, и он предвидел такую возможность. Мегатрон залпом допил куб. – Думаешь, он давно хотел доверить мне ведущую роль в том, что было задумано? – Думаю, да. Десептикон вытянулся в нанитовой ванне, притушил оптику, усмиряя все, что снова рвалось наружу. По лицевой пластине пробежала тень боли и тут же исчезла. – Теперь остается лишь строить предположения, как бы это все было. Если бы Децимус сделал меня главнокомандующим, ему самому стоило бы вернуть себе прежний титул. Он был отличным аэрокоммандером в разгар войны – стал бы им снова. И проблема с недоверием в наземных войсках была бы решена, если ты понимаешь, о чем я. – Понимаю, я видел архивные военные сводки. События на Мадеране в корне изменили настроение в войсках. Это был непредвиденный случай, но он сломал все. И если ты хочешь моего мнения, то вот оно – в деле десептиконов у власти должен стоять только десептикон. Мегатрон внимательно посмотрел на лицевую пластину того, кому оказывал все большее и большее доверие, что даже синий цвет его единственной уцелевшей линзы ничего не решал. Десептикон снова взвешивал ?за? и ?против?, и интуиция вновь подсказывала – перед ним тот, кто принесет пользу. – А сам ты, Хук, – спросил Мегатрон, – ты был на той войне? – Не помню, – честно и просто ответил ремонтник, – я потерял память очень давно, тогда же, когда, по-видимому, и корпус. Полную его матрицу мне удалось увидеть только сегодня, а базовый цвет моей оптики ошеломил меня окончательно. С памятью дело обстоит еще хуже. Я не помню вообще ничего, даже момент Великой Катастрофы. Иногда что-то мне кажется смутно знакомым, иногда – смутно ложным. Словно в меня вложили несколько слоев искусственных воспоминаний. Все, что я вспоминаю, слишком зыбко и, порой, вовсе меня не радует. Именно поэтому мне так легко удавалось симулировать разбалансировку систем, проще говоря, притворяться съехавшим с процессора. Мегатрон вылез из ванны – разогретый энергон стекал с его корпуса, моментально испаряясь, блики огней красиво играли на отполированном серебре – и присел на край бассейна Хука. – Я не люблю рассказывать о своем прошлом, – сказал десептикон, продолжая вглядываться в очищенную от ржавчины строгую белую лицевую пластину своего нового товарища, – не буду копаться и в твоем. Но если захочешь вернуть крылья… – Не захочу, – однозначно возразил Хук, – я сроднился с ролью механика. Ползать по поверхности мне надежнее и спокойнее, что ли. Видно, в этом мое предназначение. Я хочу и далее оставаться конструктиконом. – Как скажешь. Будет тебе корпус конструктикона. Самый лучший. И самый лучший визор, и вообще – все, что пожелаешь. Дай только выйти на арену и в полной мере исполнить обещанное. Для меня, как и для тебя, это турнир – пропуск в новую жизнь. Совершенно новую… И в этой жизни мне обязательно нужная победа, которую заслужу именно я, без чужой помощи. Хук допил свой куб, потянулся за новым. – Не все, о чем мы мечтаем, сбывается. Вернее, сбывается не то, что мы хотим. И порой не так… Но ты обязательно победишь. В тебе есть нечто особенное, словно ты часть какой-то силы, или чьего-то высшего замысла, – при этих словах Мегатрон криво ухмыльнулся, но Хук, словно не заметив иронии, добавил. – А еще, почему-то мне кажется, что ты найдешь себе аэрокоммандера. Нового. И, может быть, он будет годиться для твоей миссии даже лучше, чем опальный командор Децимус Прайм. – Уже нашел, – теперь Мегатрон улыбнулся вовсе не иронично, а почти мечтательно, и поднял второй куб. – Все эти циклы я изучаю досье десептиконских офицеров, волею судьбы разбросанных по Галактике. Ты единственный, кто знает, что весь массив данных о войсках старой империи был закачан в мою Искру. – Он постучал по оттиску фиолетовой инсигнии. – Об этом было не сложно догадаться, увидев ее структуру. – И, клянусь рогами Юникрона, ты – последний, кто все видел и все понял. Мегатрон рассмеялся и придвинулся к собеседнику, склонившись к его плечевому блоку. – На того, кому я прочу место нового аэрокоммандера, стоит взглянуть. Я покажу тебе запись его воздушных боев. Они бесподобны, впрочем, как и он сам. – Каково же имя того, кого ты выбрал? – Он именует себя Старскрим. – Это имя мне не знакомо, впрочем, чего еще ожидать от моей покалеченной памяти. – Тогда тебя ждет интересное зрелище. Эй, слуга, – крикнул Мегатрон дроиду, – тащи-ка сюда целый ящик кубов! – И он включил трехмерный видеолуч, проецируя изображение на платиновую стену напротив бассейна. На записи беззвучно заметались крылатые тени истребителей. Оба кибертронца углубились в просмотр. * * * До своей платформы десептикон добрался лишь в середине теневой фазы. Ночь – так называлось теневая фаза суток – была в самом разгаре. Открытое окно дышало влагой и ароматами садов. Он включил кулеры на полную мощность, стараясь отгородиться от чужеродных запахов струей холодного воздуха. Сначала он думал вообще закрыть окно обзора, но потом махнул манипулятором и оставил, заставляя себя привыкать к странностям пейзажа. Планета спала. В траве стрекотали сотни крошечных органических существ-инсектиконов – насекомых. Круглые кроны деревьев выделялись на фоне еще более темных гор. Среди аккуратно подстриженных кустов прятались новые статуи из белого мрамора. Некоторые из них изображали лишь головные модули неведомых существ, с лицевыми пластинами до странности напоминающими кибертронцев. Мегатрон не хотел размышлять, решив разгадать эту тайну позже. Процессор, затуманенный сверхзаряженным, приятно плыл. Это была первая подзарядка Мегатрона с памятной тюремной ночи перед турниром. С тех пор, казалось, прошла целая жизнь. И целая смерть… Он медленно лег на платформу, наслаждаясь покоем. Накопленная за все циклы путешествия информация медленно архивировалась в ячейки памяти. Эмоциональный фон десептикона выравнивался. Впервые ничего не болело, не саднило – ни в узлах корпуса, ни в Искре. Вытянувшись на своем гигантском ложе, он с упоением сканировал характеристики платформы. Мягкое покрытие давало ощущение невесомости. Дополнительный слой нанитов, который висел в воздухе над корпусом, повторяя его очертания, отделял металл от воздушных масс. Их можно было запрограммировать на укутывание отдельных частей корпуса, они приятно обволакивали каждый сегмент, создавая любой микроклимат по желанию. Взошла Луна, багровым диском поднялась над верхушками гор. Мегатрон отрешенно смотрел на единственный спутник Квинтэссы. Луна светила прямо в его лицевую пластину, словно изучала его. Она казалась слишком большой для стандартного спутника планеты подобного типа. Зная радиус орбиты и угловой диаметр светила, не сложно было вычислить его размеры и даже гипотетическую массу. Он занялся было расчетами, но тут же бросил – что-то не складывалось, возможно, из-за влияния ионов в топливе, процессор просил ухода в спящий режим. Мегатрон снова пообещал себе разобраться в загадках этого мира позже и медленно потушил линзы. Кошмар вернулся тотчас же, словно караулил свою добычу. На десептикона обрушилась тревога такой силы, что все системы мгновенно перешли в боевой режим. Безверие, беспомощность и слабость накатывались на него волна за волной. Каждую микросхему жгло, выворачивало, леденило межзвездным холодом. Враг был повсюду. Мегатрон активировал оптику, но увидел лишь тьму, в которой шевелилось нечто, полностью лишающее его присутствия духа. Испуганное смертельной опасностью сознание осязало и обоняло врага, словно тот был растворен в воздухе. Мгновение – и страх заменился яростью, ярость – болью. Прославленный воин в одночасье превратился в жертву. Эта постыдная трансформация рождала новые волны отчаяния. Он зарычал и согнулся пополам, зажимая манипулятором несуществующие раны. Заметался. Что-то незримо выпивало из него силы, что-то несуществующее и одновременно реальное. Взламывались самые скрытые, самые личные файлы, их смысл извращался, обесценивался в торжествующей насмешке того, кто был сильнее. Не помогали никакие варианты ментальной защиты – словно чужой разум, бессовестно зрящий всю его натуру, был разумом самого Мегатрона – его собственным и одновременно… чужим. Потом грянул свет, затопивший уязвленное эго. Желтый свет. Недобрый. Свет приобрел форму диска с изъеденной цепочками кратеров поверхностью. На Мегатрона смотрела квинтэсская Луна – такая же, как и та, давеча, в окне, но почему-то более реальная, жуткая. Мгновение, и планета неуловимо трансформировать в лицевую пластину, смутно знакомую и в тоже время бесконечно чужую. Лик был воплощением наихудшего из страхов – страха беспомощности. Мегатрон мог стрелять, бить этот лик кулаками, грызть дентопластинами, полосовать клинком – но его соперник был неуязвим, он находился прямо в Искре, вероломно преодолев фигурную пайку тайного шва, проникнув в самое сокровенное. Еще мгновение – узкие губы сложились в улыбку-гримасу и выдохнули Мегатрону в лицо: – Не доверяй никому… кроме своего врага… Лик снова стал Луной, а потом чем-то похожим на символ с линиями, уходящими по спирали в центр. Узор этих линий постоянно менялся, рискуя свести с ума, трансформировался в полулуние, в глубокую чашу. Жирная черная точка в центре фигуры напоминала воронку. И вдруг видение погасло и жгучий желтый свет, в котором Мегатрон ощутил себя песчинкой в океане, сменился прохладной тьмой. Десептикон обнаружил себя распростертым около зарядной платформы. За окном по-прежнему спал молчаливый сад. Луна, освещающая деревья, давно скрылась за горами. Прохлада и ароматы ночи нежно щекотали активированные обонятельные датчики. Мегатрон лежал на холодном полу и форсировано вентилировал все системы. Энергоконвектор работал на полную мощность, мелкая дрожь сотрясала могучий корпус. Он снова был жалок и опустошен, снова был пойман в капкан, победить или обмануть который был не в силах. Но если это было предупреждение, то кого теперь нужно было опасаться? Кому доверять? До сих пор с Мегатроном никто в его кошмарах не разговаривал. Были видения, предчувствия, картины гибели, но не голос. Что же на этот раз хотел его вечный гость? И какому из врагов верить, ведь их у него так много!