Сингапурское небо (1/1)

Родители Агеро были в ярости из-за того, произошло в Нишикиногаве, еще очень долго после того, как вся семья вернулась обратно в Сингапур. Стоило им оказаться дома, как отец грубо схватил Агеро за плечо и, даже не позволив ему разуться, протащил его через коридор и зашвырнул сына в его комнату. Захлопнувшаяся за Агеро дверь ударила по дверному косяку так, словно отец собирался разнести весь дом. Удивительно только, что она с петлей не слетела. Но в доме семьи Кун были очень крепкие двери. Агеро имел возможность убедиться в этом на собственном опыте, когда провел первый час в своей комнате, безуспешно пытаясь выбраться наружу. Он бил в дверь сначала плечом, потом со всего размаху ногой, а когда и то, и другое начало ныть от боли – различными тяжелыми предметами. Но замок на двери был намного сильнее и выносливее его самого. Через какое-то время он просто выбился из сил и, растянувшись прямо на полу, закрыл глаза. Что-то довольно твёрдое давило в заднем кармане его джинсов. Перевернувшись на бок, Агеро, к своему изумлению, извлек из кармана сложенный во много раз, будто какое-то извращенное оригами, листок бумаги. Он развернул его – на бумаге неровным почерком, с использованием неправильных кандзи было выведено: Агеро-сан, я клянусь, что мы никогда не будем расставаться. И даже когда тебя не будет рядом, я всегда буду думать о тебе. Мы дойдем до вершины Башни вместе. Баам В том, что записка была действительно от Баама, Агеро не сомневался, но как она только очутилась в кармане его джинсов? Баам словно знал откуда-то, что то, что случилось, должно было случится. Была ли его особенная сила причиной этого?..Агеро поднялся с пола и, забравшись в постель, накрылся одеялом с головой. Он не стал раздеваться, даже кеды с ног не снял. Под внутренней стороной его век царила кромешная тьма. Стиснув в мокрой от пота ладони записку Баама, Агеро с трудом подавил рвущийся изо его глотки крик. Почти все лето в замочной скважине двери его комнаты снаружи торчал ключ. Этот ключ вытаскивали только тогда, когда Агеро нужно было покинуть свою комнату для удовлетворения естественных нужд, а также утром и вечером, когда вся семья собиралась для совместной трапезы в гостиной. Все это время он не переставал думать о Бааме. Должен же был существовать способ, чтобы они могли увидеться снова… Агеро с нежностью вспоминал о маленьком кладбище посреди рисовых полей в Нишикиногаве, о теплом дыхании Баама на своем лице и о том, до чего неумело тот целовался. Ничего страшного, думал Агеро, он все равно еще научит Баама, как делать это правильно. И еще другим, самым разным вещам, о которых тот, наверное, даже и не догадывался. Но это, конечно, не было главным. Куда больше Агеро надеялся, что он найдет способ сбежать из родительского дома и, прихватив пару кредиток отца, добраться до Калифорнии. Там он бы наконец смог быть рядом с Баамом – не только летом, но и все остальное время года. Он был уверен, что приемные родители Баама были куда менее консервативными и более понимающими, чем его собственная снобская семейка. На наследство отца Агеро было откровенно плевать: он знал, что смог бы добиться всего того, что хотел, и без поддержки с чьей-либо стороны. Разве что поддержка Баама ему была важна – но ее он бы получил в любом случае, как только они снова были бы вместе. Однако даже к концу лета Агеро все еще было настрого запрещено покидать его комнату. Уже почти со второго дня после возвращения из Нишикиногавы на окнах появились решетки, а охрана особняка семьи Кун, которая и без того не была малочисленной, увеличилась втрое. Отец отобрал у Агеро мобильник и ноутбук, лишив сына таким образом любой возможности связи с внешним миром. Его друзьям, по всей видимости, сообщили, что он тяжело болен, и иногда, прикладывая ухо к двери, Агеро мог услышать, как его мать, разговаривая по телефону, неловко рассыпается в извинениях перед ними. Во время совместных трапез с его семьей никто не разговаривал с Агеро, а когда он пытался обратиться к матери или сестре, те либо игнорировали его, либо отвечали как можно более односложно. Для отца Агеро был вообще пустым местом – впрочем, как раз в этом не было ничего нового. Но в один из последних дней непереносимо жаркого сингапурского лета, когда Агеро лежал с книгой в руках на кровати, подставляя лицо струям прохладного воздуха из кондиционера, дверь в комнату отворилась и на пороге появился его отец – который, как показалось Агеро, был в просто великолепном расположении духа. На его лице играла самодовольная улыбка, а на ухе не было привычной блютуз гарнитуры, с которой он последние недели не расставался даже по вечерам за ужином. Войдя в комнату, отец затворил за собой дверь и, взяв пульт от кондиционера, понизил температуру воздуха разом на целых пять градусов. Агеро отложил книгу в сторону.– Заморозить меня живьем решил? – Что за чушь? На улице сорок градусов! Не говоря ни слова, Агеро достал из-под кровати второй пульт от кондиционера и снова повысил упавшую температуру в комнате до пригодной для существования, на что отец назвал его ?упрямым паршивцем?. – Если это было все, что ты хотел, выметывайся, – ответил Агеро. – Не видишь? Я читаю. Но Эдван и не собирался уходить, а наоборот приблизился к кровати сына и будто бы даже с некоторым любопытством посмотрел на него сверху вниз. – Надеюсь, у тебя было достаточно времени, чтобы подумать над твоим поведением. Агеро промолчал. Он не видел больше никакого смысла в том, чтобы пускаться в споры с отцом по поводу произошедшего в Нишикиногаве. Еще меньше ему хотелось попасть под горячую руку за то, что он снова высказывал свое мнение, которое – и в этом Агеро ни секунды не сомневался – значительно отличалось от мнения его семьи. Ему просто хотелось, чтобы отец оставил его в покое. Но тот все еще не уходил. – Послезавтра начинаются занятия в твоей школе, – после некоторого молчания объявил он, – тебе ни в коем случае нельзя их пропускать. Я отвалил кучу денег за эту треклятую частную гимназию. Агеро изобразил на лице кривую ухмылку. – Мне не разрешается покидать мою комнату, но я должен ходить в школу? Как это понимать, Эдван? – Если еще раз назовешь меня по имени, я тебе голову оторву, – до странного миролюбивым тоном произнес его отец. ?Ого, что-то новенькое...? – подняв брови, подумал Агеро. Похоже, его отец был не в настроении для скандалов и выяснения отношений. Вместо этого он опустился на край кровати и одарил сына долгим укоризненным взглядом. – В этом твоя проблема, Агеро, – примирительно сказал он, положив руку на плечо сына, – тебе всегда нужно мне противоречить... Неужели ты просто не можешь принять мой авторитет? Это так сложно? Или нам нужно все время воевать с тобой за власть? – А я с тобой не воюю, – возразил Агеро, – это вы меня здесь держите как заключенного.Как и всегда, когда отец говорил с кем-то, он не слушал никого другого, кроме самого себя. Поэтому он продолжил, абсолютно проигнорировав протест сына: – Все, что я делаю, я делаю для твоего будущего. Ты ведь понимаешь, что когда-нибудь унаследуешь мой бизнес? Чтобы ты там ни говорил, а я о тебе забочусь... – Да ты прямо отец года.Агеро и сам не понял, как то, что он подумал про себя, вырвалось у него вслух, но жалеть о произнесенном уже было поздно. Ребро ладони отца врезалось ему в лицо с такого размаху, что у Агеро зазвенело в ушах.Вспыхнув, он прижал ладонь к горящей щеке. – Мне к черту не сдалась такая твоя забота! Глаза отца потемнели, но – как это бывало уже много раз – ему было достаточно одного удара, чтобы разрядить сидящее в нем напряжение, поэтому он только усмехнулся. – Каким нахальным ты был, таким и остался. А я-то думал, ты стал немного умнее...Агеро искренне не понимал, почему заточение на месяц в его комнате без всякой связи с внешнем миром должно было сделать его ?умнее?, но решил на всякий случай оставить свое мнение при себе. Глядя на отца, он осторожно тронул языком один из зубов в нижней десне. Тот опасно шатался. Не хватало только, чтобы... – То, что произошло в Нишикиногаве, больше никогда не повторится, – произнес внезапно его отец. Его голос был спокойным, но, когда его рука потянулась в сторону Агеро, тот, вздрогнул, инстинктивно подавшись назад. – Да не дергайся ты, я тебя не убиваю. Агеро был другого мнения, несмотря даже на то, что ладонь отца всего лишь мягко легла ему на голову. Правда, в это же мгновение по его уху прошелся слабый разряд электричества. – Что за фигня?! Ты током бьешься... – проворчал он, раздраженно убирая отцовскую руку со своей макушки. – Нечего свои волосы каждый день утюжком наглаживать, – с отвращением парировал тот, – они наэлектризованы. – Неправда! Это от тебя. И перестань трогать меня уже…– Агеро! Разъяренный оклик отца заставил Агеро замолчать. Но в то же время он ощутил странное облегчение. Эдван, похоже, был снова выведен из себя непослушанием сына, но это было куда лучше, чем то, когда он притворялся, изображая родительские чувства. От такого у Агеро были самые настоящие мурашки по коже. Он знал, что никакой заботы от отца можно было не ждать, ведь того в жизни интересовали только его отели, дорогое вино и малознакомые женщины, с которыми он крутил интрижки за спиной у матери.Поэтому Агеро без страха смотрел разозлившемуся отцу в лицо, когда пальцы того сжали воротник его рубашки, подтягивая сына к себе так небрежно, словно тот был неодушевленным предметом.– Как я уже сказал… то, что случилось в Нишикиногаве, больше не повторится. Забудь об этом оборванце из Калифорнии…– Баам не оборванец!– Ну-ну, вы только посмотрите на него, он влюблен по уши! Отец тряхнул Агеро несколько раз, и тот больно ударился затылком о спинку кровати.– Мне плевать, кого ты там представляешь, когда занимаешься рукоблудием, но ты больше не посмеешь позорить нашу семью! Никогда, слышишь?! Ты закончишь университет, как и подобает мужчине из семьи Кун, и унаследуешь мое дело после моей смерти… И да, мы, конечно, подберем тебе невесту из одной из Десяти семей, – отец всегда с таким огромным пафосом отзывался о влиятельных семьях своих деловых партнеров, что Агеро казалось, что он очутился в сериале о разборках мафиозных группировок, – например, из семьи Ха или Ло По Биа…– Что? Ло По Биа?! Да они все уроды!Пальцы отца сжались на горле Агеро с такой скоростью, что тот поначалу и не понял, почему ему вдруг стало не хватать воздуха. Он больше не мог говорить, и его возражения превратились только в беспомощный хрип. Отец же, казалось, только вошел во вкус его страданий – он надавил на шею сына еще сильнее, заставляя его упереться затылком в спинку кровати.– Ну твои вкусы мы уже знаем. На Бааме жениться ты не сможешь, уж извини.От недостатка воздуха у Агеро начало двоиться в глазах. Отец продолжал сдавливать горло сына так сильно, что мышцы на его правой руке, которой он держал Агеро, угрожающе вздулись. Другой рукой Эдван поймал безвольное запястье сына, защелкнув на нем что-то твердое и обтекаемо гладкое.– Подарок от меня к началу учебного года.Стоило пальцам на его горле разжаться, как Агеро обмяк и сполз на подушку. От сухого, непрекращающегося кашля у него вступили слезы на глазах – но даже сквозь их пелену он мог разглядеть округлый металлический браслет на своем левом запястье. Металл был тяжелым, но приятно холодил разгоряченную кожу. Агеро ощутил, как его сердце со всего размаху рухнуло вниз.– Ч…то…– Я рад, что ты спросил, Агеро, – отец уже давно поднялся с кровати. Он снова смотрел на все еще вздрагивающего от приступов кашля сына сверху вниз слегка сощуренными глазами. – Тебе ведь не нравится, как твои волосы бьются током? А что насчет настоящего разряда в… скажем так… пару сотен вольт? Эта игрушка соединена с электронной картой, на которой я отметил места, где тебе лучше не показываться. Если, конечно, не хочешь поджариться заживо… И не делай такие несчастные глаза! Или ты думал, я отпущу тебя погулять просто так?Голос отца уплывал куда-то в сторону, а все внимание Агеро сосредоточилось на куске металла на его запястье. Он больше не был свободен и в принудительном порядке стал подопытным в испытании электрических кандалов, которые наверняка разработал кто-то из приятелей его отца, больших шишек в индустрии… Поднеся запястье к лицу так близко, как это только было возможно, Агеро внимательно осматривал браслет, сделанный настолько хорошо, что тот практически мог сойти за дорогой и элегантный аксессуар.– Это высококачественный сплав! – тем временем хвастался его отец. – Не надейся – снять не получится.– А что, если я отрежу себе руку?На мгновение голубые глаза Эдвана жадно сузились, будто бы тот был очарован одним представлением того, какой кровавой и жуткой получится бойня, если Агеро попробует сбежать. Но потом он только откинул с лица длинную прядь волос, которая уже довольно долгое время лезла ему в глаза, и рассмеялся:– Не отрежешь. Ты слишком помешан на своей внешности, самовлюбленный засранец.Сглотнув, Агеро молча наблюдал за тем, как отец, развернувшись, покинул его комнату, предварительно наигравшись с пультом кондиционера и понизив температуру в комнате до такой степени, что Агеро незамедлительно начало знобить.Но сил снова менять настройки кондиционера у него больше не осталось. Вместо этого он свернулся на кровати, прижав колени к животу и обняв их руками, чтобы сохранить тепло. Браслет немного давил на запястье, но не так сильно, что к этому невозможно было привыкнуть. Он должен был привыкнуть.Ведь Агеро знал… одной только работы, алкоголя и женщин его отцу уже давно не хватало. Он хотел обладать всем – абсолютно всем в этом мире. Он хотел, чтобы разум, душа и тело Агеро безоговорочно принадлежали ему, и только что он достиг некоторого прогресса в этом нелегком деле. По крайней мере, левое запястье Агеро теперь отошло в его собственность. Оно уже больше не принадлежало своему законному владельцу, и отец мог теперь делать с ним все, что ему заблагорассудится. Агеро с ненавистью погладил пальцами правой руки браслет на своем запястье. Конечно, это было только началом. Но пока… пока что все остальное, кроме запястья, еще оставалось в его собственном распоряжении, и пока это было так, Агеро не имел право переставать бороться.Перед его глазами уже начал вырисовываться план. План его идеальной, совершенной во всех отношениях мести.