Глава 12. Алый рассвет (1/2)
Уже омут огибала Васильева, как руку замертво схватили. Цепко, резко, да потянули в туман. Забилось сердце как не свое — из груди выпрыгивать стало. Крепко Надя нож обхватила рукою от холода трясущейся, да на врага сквозь страх животный набросилась. Замерла, перед лицом острие остановив. Глядела, да не верилось.
— Вить, живой?
— Живой, Надька.Улыбнулся парень, к себе прижал. Крепко-крепко обнимал, будто отпустить боялся. Нож из руки сам выпал — свалился в кусты ягодные ближайшие, колом встал в почве размытой. Девушка солдата руками обвила дрожащими.— Замерзла? В одном платье-то бегать, да кителе...Оглядел Поломский, узнал одежку солдатскую. Сильнее прижал к себе, смолчал.
— Как своих вытащим — пойдем в деревню обратно. К бабушке той. Попросим одежды тебе теплой. Ты не серчай, стерпи, Надь. Пока помучиться придется.
— В порядке все, Вить. В порядке. Не погубит холод, — дрожал голос ее.
Не смогла скрыть. Сил держаться не было, да в глаза врать. Горько она заплакала, рукой рот зажимая. Успокаивал Виктор, как мог. Что сил было к себе прижимал, согреть хоть как-то хотел. Понимал он по голосу, что пережила. Смерть видала.— Видела... глазами своими видела, — шепот холодом на ухо оседал, вздрогнул солдат. — Видела, как смерть приходила.
Рукой огрубевшей гладил волосы спутанные Поломский, слушая с сердцем замирающим. Вспоминал бой свой первый.
— Вздох его последний не забуду.
Поникла девушка, ослабели руки на спине солдата.
— Забрали. Своих забрали. Уволокли вперед, вслед за Беляевым. Боюсь я, Витя, что вновь смерть увижу. До боли в сердце боюсь.— Надь, а Надь? — улыбнулся парень, ладонь на макушку положив. — Помнишь, говорили с тобой о старшине? О том, что не принял он тебя сразу в отряд свой?
Не шевелилась Надя.— Неправ я был, Надь. Не в желании жить суть-то была. В том, за что умереть не страшно. Я вот, правда, так долго уверен был, что на войну за Родину идут биться, что забыл о важном совсем.Вынул из кармана фото маленькое смятое паренек и Наде протянул — девочка на нем улыбалась с бантами красными.
— Родина — она в чужом месте Родиной стать может, — оба Грица вспомнили. — Дело не в земле ж. В людях дело. Тех, за кого жизнь отдать можно. Кто достоин. Ты, Надь, пообещай мне, что найдешь такого человека. Хорошо? Обязательно пообещай, иначе не отпущу!Тихо так засмеялся Витя, на Надежду смотря. Она все же поднялась.
— Хорошо, Вить, — слезы рукой стерла. — Обещаю.— И живи, Надь, чтоб не случилось, — глядел солдат, не плакал, хоть и блестели глаза его на солнце, что медленно поднималось. — Жизнь такая вот вещь. Иногда, кто-то умереть должен, чтобы другой жил.
Не осознала девушка сразу, что прощался. Глаза его уже остывшие были. Поднялся Поломский с колен, винтовку крепко сжал, перезарядил. Обойму рядом повесил. Зашагал тихо в сторону нужную, в цепких зарослях скрывшись. На поясе граната болталась. Васильева вслед смотрела, сердце вдруг биться реже стало.Уже выстроили их. Мимо переговорщик ходил, оглядывая каждого, как стервятник голодный. Ухмылялся. А отряд глаз не опускал. Прямо смотрели, серьезным, готовности полным взглядом. Ни разу не шелохнулись при перезарядке оружия. Трое немцев—рядовых подле гауптмана встали по бокам, подняли стволы и замерли. Ожидали команды. Командующий на Беляева глядел. Резать пытался, да не удавалось. Сильный мужик был.
— Товарищ старшина, — головы не поворачивая, зашептал Волжский. — Спасибо вам.
— За что благодаришь, Алексей? — хмурился он.— Что жизнь настоящую показали. Не веселье, не девок. Жизнь.
— Спасибо, товарищ старшина, что научили ценить жизнь. Каждую минуту, и человека каждого.Смахнул ветер слезы подкатившиеся с лица мужского. Прижал уголки губ Михаил, к ребятам повернувшись. Закачал головой, лица улыбчивые разглядывая.
— Горжусь, — сквозь хрип прошептал старшина, и выстрел послышался.