Глава 6. Чужие на своей земле (2/2)
Оба следом шли за командиром, сквозь поля золотые. Крутский с ними, немного поодаль.
— Надя наша-то как тебе?— А чего ты вдруг-то? — удивленно хмыкнул парень, да глаза на сослуживца вытаращил. — Влюбился коль?— Да о другом я! — вспылил он. — О другом!— Не елозь вокруг, Андрюха, — так звали Ярового, — говори сразу и прямо.— Сильная она баба. Странная, глупая, но сильная.
Солдат на это промолчал, в думы погружаясь. Крутский за ними шедший тоже задумался.
— У меня мать такой была. Вроде сил то — посмеяться можно, а прет как танк бронебойный. Чего ж отчаянная она такая? Могла б жить себе спокойно, но к немцем полезла.— А чего ж бабе не лезть? — усмехнулся грустно Волжский, да Андрея по плечу потрепал. — Будет повод, так полезут.— Дураки, — вышел Максим вперед, и обоих взглядом серьезным окинул. — Она не для себя на войну пошла. Ради человека близкого. Деда своего.— А чего защищаешь? — взъелся боец. — Да и ты Андрей! Чего ее защищаете? Никто лезть ее не просил.— Сегодня не вернуться может. Не вернуться, — прошептал парень, остановившись впереди. Взглядом на Крутского посмотрел грустным, да путь продолжил.Волжский притих. Хотел было сказать что-то, да не смог. Ком к горлу подкатил. Продолжили путь солдаты. Вдали березы шумели, у дороги земляной.
— Тут деревня близко. Где живет Надя наша. Дедушка ее там, — молвил Крутский. — Поломский рассказывал как-то. До боли страшно возле дома полечь.— Дом наш — вся Россия. Дома полечь не страшно. Страшнее скотом полечь, что со всех ног от страха убегает. Вот тогда до боли страшно. Лучше под пули, — уверенно сказал Яровой.— Надя не такая. Она девчонка бесстрашная. Храбрая. Налетит только так. По глазам видно. Не застыдит Россию. Деда не опозорит, — отозвался Крутский, соглашаясь.
Замолчали вдруг. Выстрел послышался едва различимый среди берез шумящих. Как вкопанные встали. Винтовки перезарядили. И вперед юрко, да осторожно.
— Хоронить не спешите, бойцы. Гриц тоже не дурак. Хил, да отчаян. А отчаянье людьми двигает. Даже слабыми. Героями становятся такие. Зуб даю, — усмехнулся Волжский, да по плечам обоим похлопал. — Героями.
Летел немец, оружие выронив в сторону. Прямо на Васильеву летел. Накрыл телом своим, да придавить не успел. На сторонах обоих повис. Вздрогнуло тело его, задрожало. Закашлял он, над ней лежащий. Да зашептал что-то, перед тем как умолкнуть. Надя выползти пыталась, из ловушки этой. Да сил на дыханье осталось.
— Потерпи, Надь. Вытащу.Узнала. Живой. Кричать думала, да рта открыть не могла. Так больно было от радости и ранений. Мычала.— Слушай, Надя, внимательно. Каждое слово чтоб. Двое те приложились. Потонули в болоте. Тут один остался, который сюда притащил тебя. Не видал в лицо, но сильный. На тех и не ровняется. Ты, Надь, не бойся. Своим не сообщили, да хорошее дело сделаем. Я рядом буду. Спасу тебя, Надь. Обязательно.Девушка закивала судорожно, а глаза слезы застилать стали. Так рада была. Голос услышать — чего еще желать можно было?— У меня, Надь, винтовка, да нож. Уложим его, не боись. Все нормально будет. Выждать надо. Ты прости, что долго ждала.Немца в сторону откинул, а за девушку зацепился. Поднял дрожащую, к себе, в объятья теплые и родные. На нее китель накинул свой, да слезы ладонью огрубевшей вытирать начал.— Нужно нам выпытать из него правду. Сразу кидаться — глупо будет. Потерпи, Надюша. Родимая, потерпи. Еще немного с ним повозимся, а потом и кончать будем. Как заслужил.
А немец тот, пока болтали, на ноги поднялся из сил последних, да огнестрельное подобрал. Медленно направлял, на парня. И грозно, сквозь зубы зашипел. Глаза голубые кровью окрасились. Полилась алая по губам и шее. Загородил Васильеву собой Гриц, да нож вытащил резко.
— Не сдаются русские, — огрызнулся Август на немецком, прямо в глаза смотря врагу. — Не сдаются!