Глава 6. Чужие на своей земле (1/2)
— Чтоб мне. Как знал, что отпускать нельзя.Старшина по стволу ладонью ударил, и в топи направился, оружие со спины вперед переместив. Поломский за ним следом. Шли молча, прислушивались. И казалось Виктору, что стрелять офицер будет, как только увидит немца. Не проследит, чтобы один был. По глазам его читалось это. Взведенный был, рассерженный. Похлеще солдата.
Впереди никого не было. Ни звука. По следам хоть и шли — ничего и никого не встретили. Все топи оббегали, каждый островок близлежащий — словно всегда тут так пустынно было. Злился старшина. Время утекало, а искать дальше сложнее становилось. Договорились на разведку — тех и след простыл. Либо поймали их, либо утонули. Вариантов немного.
— Недалеко ушли, Виктор. Недалеко. Выдохнутся быстро. Гляди, какие топи. Где-то ходят.— Наши, товарищ старшина? — спросил солдат, оружие к себе прислонив.— Немцы, — сухо бросил Михаил. И замолчал. Крепче оружие сжал в руках и вперед двинулся.
Парень голову опустил. В глазах его слезы блеснули.
— Найти надо, — пробираясь мимо камышей, тихо промолвил мужчина. — Кого сможем.
Тащил ее, волок по земле лицом, как скота на убой. Тащил, путь впереди лишь видел. Светло еще было. Надя глаз открыть не могла, сил не было. Руками лишь земли сырой касалась, да дышала. Жива была пока. Грудь вздымалась слабо.Солнце высоко взошло. Золотом пролился свет — все вокруг теплом пропиталось. Тихо было. Ни птиц, ни насекомых. Только шаги его тяжелые, погружаемые в рыхлую землю. И земля — запах, что в голову бил, и в сердце. Свежая, мокрая, будто в могиле. Смирилась она, что поляжет скоро. Закопают живой. Не пожалеют, что гражданская по одежде. Но надежду таила, что удастся все-таки демону этому насолить. Чтоб знал, как народ простой страдает, как жизни рушатся, как матери детей лишаются.
Замер мужчина, не волок боле. Озирался. Рука его крепче щиколотку тонкую сжала. Будто впивался зубами. И кровь чувствовалась, тягучая и теплая. Свернул тот резко к лесу от болот. Меж стволов березовых вниз по пригорку направился, по листьям и веткам тело волоча. Немного еще вперед прошел, откинул Надю в сторону окопов небольших. Ногой грубо сбросил в яму. И тишь накатила. Показалось Васильевой, что могилу чувствует. Сырую, холодную, со стенками размытыми. И червей чувствовала на дне водянистом, лицом. Стоял немец над ней, смотрел, спиной чуяла. И, кажется, ушел.
Надежда думала так. Пока не услышала щелканье металлическое.
— Стрелять будет, — шептали безмолвно рассеченные губы земле, будто секрет страшный молвили, последний.
И вот уже металлический холод на макушке, будто режет, впивается кол в шею. И вновь кровь падает, прямо на волосы ее. Он ранен.— Чтоб сдох ты...Вздрогнули Поломский с Беляевым. Выстрел глухой впереди почудился.— Товарищ старшина, — испуганно шептал Виктор. — Это...?Михаил Ильич прислушался. Сердце его бешено стучало. Кололо грудную клетку, как лезвием. Но надежда горела единая.
"Ну смогут же, смогут".Только и та погорела, как в мерцании багряном, среди болотных черных волн нож увидел. Свой, что Наде дал. Поднял тот, фуражку с головы снял. Виктор взгляд обратив к старшине, замер. Глаза его пустотой наполнились, как и грудь. Молчание страшное повисло. То, которое на поминках бывает. И дурно стало вдруг.
— Слышь, Волжский, — ни с того, ни с сего начал Яровой. — Ты это, только честно скажи.— Ну чего тебе?