Глава 5. Борьба (1/2)

Глаза холодом веяли, а губы тонкие сжимались. То ли демон перед ней был, то ли мертвец — Надя понять не могла. Веяло от него смертью, болью и сломанными судьбами. Поежилась девушка, пытаясь палку захватить. Не дал. Грозным взглядом смотрел, да молвил на своем что-то. Не понимала.Тут-то трясина задвигалась — обоих затягивать начала. Но немца, видимо, это мало волновало. Русскую потопить хотел, да сам на дно уходил. Борьба началась за жизнь — что со стихией, что с врагом. Бревна на глади черной лежали — туда Васильева и бросилась, уже по грудь погружаясь. Захватила кое-как рукой скользкой, да так вцепилась, будто ниточка последняя, за жизнь. Немец этот за другое ухватился, кое-как поднялся, руку Нади впопыхах отпустив. С ним хуже было — почти по плечи ушел.

Снова ругань, грозный и хриплый голос за спиной как ножом резал. Из-за спины на него поглядывала. Дрожью тело шло. Надо же было на немца наткнуться. Благо, что мало что сделать может. Только вот, если выйдет из топи, а она нет — что тогда? Нужно действовать. Надежда руками задергала, да по илу и камышам поползла. Воды зловонные стали платье сильнее окрашивать. Туман никак не отступал — кое-как найдя более менее твердую опору, ближе подбиралась.А беловласый, завидев, навстречу потащился, да вынимая огнестрельное из погруженной в ил кобуры. Что-то хрипло бросил, заставив Васильеву замереть, как вкопанную. Направил дуло прямо в область сердца, потом к голове поднял. Держаться одной рукой воину было проще. Не то что ей, всю войну пробывшей в медсестрах.Руку дрожащую в воздух подняла, кое-как за растения держась. Сильнее тело на глубину уходило. Смотрел на нее, не двигался даже. Как и она. Таращились друг на друга, решая кто дичь, а кто охотник. Но сил, по всей видимости, у солдата германской армии уже не осталось. Трудно на поверхности держаться с каждом минутой становилось. Но взгляда небесно-голубого не уводил. Глядел, как насквозь.

Отчаяние стало в груди нарастать у Нади. Страшно стало. Но не за себя, а за Родину. Вот отпустит его, и все. И отряд Беляева уничтожат, и к складам выйдут. А сама позорно погибнет. И к деду не вернется.

— Если и погибать, то героем. Не страшиться, — по воде ладонью ударила, да вперед из последних побрела.

Растерялся мужчина. Назад немного отплыл, кое-как сапоги вытащив из глуши водной. За корягу ухватиться успел, что из бережка торчала, да туда направился. Пузырями озеро болотное закипело. Выбрасывать начало на берега плотные вязкие волны. А чуть впереди, в заводях гнилой растительности, заверещали лягушки. Солнце над горизонтом поднималось. Туман на пар легкий сменился. Теперь хоть недалеко, но видно было — местность тут глухая была, до жути. Черные воды, да гнилые деревья. Как немцы тут прошли до сих пор загадкой было.

Надя почти погрузилась уже на дно, голова только на поверхности была, да немца с собой забрать решила. Хоть одного уведет, хоть что-то сделает. Может Михаил Ильич даже гордиться будет.

Но белокурый не сдавался, хоть оружие и увел в сторону. Пытался сбросить с себя этот груз, как-то в сторону ее, чтоб сама барахталась, да не получалось. Сил не было, только желание жить.

— Собака, ты посмотри, — наваливалась девушка, за рукава того хватая. — Со мной пойдешь!Снова зарычал немец. Руку перехватил, да от себя уводить начал. Бесполезно. Минут двадцать бойня шла. Никто не победил. На твердую землю оба взошли, и рухнули сразу без сил. Закашлял мужчина. И краем глаза кровь Надя увидала.

— Проще заморить будет.Немец вновь на своем заговорил, над землей склонившись, да на локти оперся. Гневом пылали глаза его. И секунды не прошло, как рукой в землю со всей дури зарядил. Чуть отползла от него Надежда. Нужно было решаться. С немцем кончать надо, пока не поздно, пока силы есть. И тут вспомнила про ножик старшины, сразу в сапог единственный полезла. Был, родной, на своем месте. Запачканный и скользкий. Был. Перед собой двумя руками выставила, да налетела вмиг. Прямо в сердце метила, да рукой закрыться успел.

Закапала кровь с белой ладони. Прямо по руке потекла, форму окрашивая в багровый. Перевел он взгляд свой на нее. И замерло будто все вокруг. Приложил дуло к виску и на курок нажал. Щелчок, да не вылетела пуля. Дыхание перехватило в молодой груди. Затряслась Надя, нож еле удерживая. Слезы из глаз попадали. Немец хмыкнул, на нее смотря, и руку с ножом увел вниз, чтоб перед лицом не стояло. Опустил он и дуло к земле, и отбросил в сторону. Поглядел еще немного на руку, и снова глаза поднял. И заговорил. Снова на своем.

— Не убил... — шептала Васильева, на колени опускаясь. — Живая...Рука его, вдруг, на ее легла. И движением резким острие вырвала из плоти. Кровь темная хлынула. Но от нее глаз не уводил он. Наблюдал, будто чего-то искал в испуганном взгляде. Выстрел где-то послышался, и сердце замерло.

— Гриц...— прошептала она, и подскочила на ноги. — Убили... Убили!

Немец ее к себе опустил резко, да за спину свою заволок. К корням поломанного дуба, прямо в отверстие в болотистой земле. Кое-как удержалась та, от неожиданности провалившись. Шаги послышались. И разговор. Спиной собой дыру сокрыл, в тень бросив Надежду. Прислушалась та, за кору схватившись.

Раненный враг говорить начал. Подошедших двое было, судя по голосам. Что-то быстро на своем языке говорили, и сразу же исчезли. Только хлюпанья слышались, да всплески. Немного погодя отошел мужчина от дерева, да заглянул туда. Плакала. Из всех сил последних слезы лила.