Глава 2. Привал (1/1)
— А все же - хорошо здесь. Хоть и болота одни вокруг,— прислонившись к белоствольной, Волжский довольно потянулся, уведя оружие в сторону.Прошедший мимо Беляев легонько ему по животу стукнул, тот аж сложился вдвое, и сурово так, оглядев собравшийся круг солдат, объявил дальнейшие действия. Строго по инструкции.— Значит так, бойцы. План таков. Уже туман поднимается, с ним и болотный газ поднимется. Не продохнуть будет. Разбиваемся на небольшие группы и распределяемся по этому пригорку. Желательно, находиться в противоположной стороне от болот. Ветер будет восточный по заверению некоторых товарищей, — мужчина слегка постучал по передатчику.
— Что касается разжигания костров и подобного — опасно. Васильева не зря вам про немцев постоянно напоминает. Рисковать мы не будем. Службу ведут ночью Поломский и Гриц. После сменят Волжский и Крутский. Приказ понят?— Так точно, — отозвались тихим хором солдаты.
— Отлично. Васильева — подойди на минуту. Слово кое-какое сказать хочу.Командир в сторону отошел, а остальные принялись подбирать места для ночлега. Переводчик с неким беспокойством посмотрел в сторону уходящей боевой подруги.
Михаил Ильич, оружие пряча в насыпи близлежащей листвы и растений чуть сгнивших, на шаги подозванной обернулся не сразу, а вот разговаривать начал как только девушка уже позади стояла.
— Ты немца та, хоть раз встречала? — голос звучал спокойно, будто вопрос уже и без того имел ответ.— Никак нет, товарищ старшина, — по честному отозвалась та.— А боишься?
Не сразу, но Надя ответила.— Кто ж не боится, товарищ старшина. Никто врагов встречать лицом к лицу не хочет.— И то верно, Васильева.
Горизонт на минуту резкой вспышкой озарился — и потух. Все вокруг стало быстро погружаться во тьму. Болота вдали казались мрачными, будто оживая, из вод их стали подниматься белые пояса и укутывать небольшую тропу и курганы вокруг. Чтобы покрыть пригорок хватило нескольких минут.
— Надежда, ты дурака не валяй. Я ж говорил тебе раньше, что в отряд свой беру только из-за приказа начальства. Не по желанию. Чуть что случится с тобой, так мне на отсечение голову дадут. Страх у всех есть, с этим не поспоришь. Но чем больше ты врага боишься призрачного — тем яснее он становится. Ты себе образы не ставь.
— Товарищ старшина! — хотела таки возразить Надя. — Выслушайте, я ведь правда слышала...— Без подтверждений выводы не ставь, — Михаил обернулся. — Паника — главный враг солдата. Коль у меня в отряде — учись со страхом лицом к лицу встречаться. Иначе из-за глупости пропадешь, уяснила?— Уяснила, товарищ старшина, — поостыла та.— Вот и все. На, вот, нож возьми. При себе его лучше держать. Хоть и не винтовка, но всегда применение найдешь. Вон, в сапог его себе положи. Вспомнишь меня, как понадобится. Столько историй в мире есть, где людям это жизнь спасало. Бери, не стесняйся. Лишний все равно в тягость таскать, а тебе, вон, жизнь спасти может.
Надя кивнула, да ножик в руках сжала. Старшина с серьезностью на нее смотрел. Но на секунду ей показалось, что промелькнула во взгляде его сожаление.— Чего замерла, боец Васильева? Вперед. Ступай к точке. Разбивай ночлег, или на земле сырой спать собралась?
— Так точно, товарищ старшина!Поломский устроился за одним пригорком с Надей. Они хорошо сдружились. Словно братом делался ей, которого у нее никогда не было. Весело было с ним, и вовсе не страшно. Уже как сумерки сгустились — все вокруг затихло. Только птицы где-то вдали кричали. Деревья над головой оплетали небо паутиной ветвей, а земля под боком стала остывать. Поломский — звали Витей его — вел караул, вместе с Грицем. Но тот, в отличие от Виктора, с трудом справлялся с сонливостью.— Надь, — заговорил Поломский, как все улеглись. — Спишь?— Ни в одном глазу, — отозвалась она, чуть к солдату повернув голову.
— Я тут подумал просто, — парень немного замялся, будто пытаясь вспомнить внезапно забытое слово. — Я ж тебя не знаю совсем. Может расскажешь что о себе? Чем занималась раньше? До войны? Все-таки, не первый день служим... Неудобно.Надежда теперь слова подбирала. С одной стороны, как-то нехорошо выходит, что толком о себе не говорит, а с другой — есть ли смысл в том? Война вещь страшная и непредсказуемая.— Я, это, родом из деревни — Силково. Это Сибирь почти. Из глуши приехала.— Надо же, — чуть развернулся Витя. — Из далека приехала. Во даешь. А чего, кстати? Расскажешь?— Хотела, вот и приехала. Сама служить!
Васильева аж подскочила. В темноте конечно не видать никого, но на интуицию примерно можно представить расположение собеседника напротив.— Да хорош врать-то! Я многих девчонок знаю. Тех, кто пришел на войну, — со стороны бойца послышались шорохи — тот поудобнее утраивался на воссозданном спальном месте. — Девчонки — народ отчаянный. И вовсе не глупый, что бы там товарищ старшина не говорил. Они с дуру не пойдут. Только если причина серьезная.Девушка поалела. Будто за чем-то постыдным ее застали, какую-то правду страшную узнали.
— У меня сестра так в санитарки пошла, прямо в пекло, когда мать собиралась за мной идти. До сих пор служит, даже когда меня перевели и велели возвращаться — не ушла. Глупая, не правда ли? И мать, и сестра. Но глупые они ведь от большой любви. Только в этом случае женщины дурехами считаются.— У меня-то родных нет, — все же решилась рассказать Надя. — Из живых — только дед. Иваном звать. Живет сейчас в одной деревне, тут, неподалеку.
— Ни сестры, ни брата?
— Нет. Только я, да он. Мать заболела, да и не стало ее. А отца в лагеря сослали. Не знаю, жив иль нет. Думаю, что уже нет. Давно это было. Уже как второй год идет.Поломский не стал прерывать рассказ, внимательно слушал, о чем-то задумавшись. А в это время, по ту сторону пригорка не спал и Беляев. Который, впрочем, сейчас едва улавливал их разговор, хотя особо тому этого и не хотелось.— Дед мой — все что осталось у меня. Не могла я его сослать на войну. Сама пошла. Еле уговорила тогда комиссию. На коленях умоляла меня за него взять. Разрешили все-таки. Надоело меня видеть под дверью каждый раз, вот и разрешили.— Я всегда думал, что ты по какому-то подобному поводу здесь. Иначе бы не смог представить...— Думаешь, женщины воевать не умеют?Беляева аж передернуло от знакомой фразы, но тут же утих он.— Нет, что ты. Не подумай. Дело даже не в женщинах. Дело в человеке. Мы, мужчины, думаешь, хотим окопы копать, да насмерть биться? Никто не хочет. Просто выбора другого нет. Мы-то Родину защищать должны телом и духом своим. И если нам это предписано, то у женщин должна быть тоже причина. Понимаешь?— Причина? Может быть и так. Ты прав, воевать никто не хочет. Но Родину в обиду дать — грех страшный.— Угу, — согласился Виктор. — Умная же. Чего старшина на тебя зуб точит? Хотя, тут причины ясны и без того.Старшина притих, будто страшась дыханьем своим перебить разговор их.— Раздражаешь ты его вот этим вот. Ибо, выбор-то у тебя есть, ты молодая, вон, можешь парня встретить, или учиться уехать, а пришла туда, где все это отбирается не по своему желанию. А просто потому, что не тебе решать.— Решила я, и до конца пойду. Чего уж там. Я дедушку хочу уберечь от этого. Он и без того натерпелся. Хватит ему.Оба замолчали. Да и старшина погрузился в думы. Где-то снова послышались крики птиц. Запели кузнечики. Луна стала всходить над головой, и земля осветилась. Сокрытые в траве и листьях, солдаты мирно спали. Караульные — держали пост, позже их сменили сослуживцы. Ночь прошла спокойно.