Часть 3 (1/1)
В редкие минуты безнадежных мечтаний о толике личного счастья я пытался представить себе свой первый поцелуй. Конечно же, мне рисовалось все, что рисуется таким же фантазерам моего возраста, когда они мечтают о большой и чистой любви или хотя бы о своей первой взаимной влюбленности: цветущий сад или уединенная комната, ласковые речи, нежные прикосновения — сначала рук, а потом и губ. Никогда, даже на самое короткое мгновение в этих моих фантазиях не появлялись большая грязная лужа, массивное тело, вдавливающее меня в холодную жижу, и тяжелые ладони на моих бедрах. И последовавший затем поцелуй тоже нельзя было назвать нежным, даже если вооружиться самой безудержной фантазией. Оторвавшись от моих губ, онемевших от такой неожиданной и довольно грубой атаки, Петруччио снова расплылся в довольной улыбке и пристально уставился в мои глаза — к тому моменту они распахнулись сами собой, от изумления. Было в его взгляде что-то, что напоминало мне художника или мастерового, любующегося своей работой. Я прокряхтел что-то совсем неромантичное, и уже в следующий миг оказался на ногах, поддерживаемый под руку своим неизвестно чему радующимся супругом.В его фамильный замок мы приехали очень поздно, снаружи было темно, как у черта за пазухой, внутри — ненамного светлее. Меня колотило — от холода, усталости и больше всего от ужаса. Вокруг нас суетились слуги, среди которых, кажется, не было ни одной женщины. Петруччио что-то мне говорил, я бессильно откликался. Принесли какую-то еду, при виде которой мой желудок сделал замысловатый кульбит, и я чуть не изверг из себя все свои внутренности — настолько меня мутило. Петруччио тут же устроил какое-то непонятное для меня представление с расшвыриванием блюд, но надо честно признаться — я был благодарен ему за то, что ужин так и не состоялся. Я не помню, как дошел до спальни, кажется, Петруччио так ловко поддерживал меня, обхватив за талию, что я не касался ногами ступеней и пола. Плюхнувшись на край кровати, я попытался притвориться, что вовсе не слежу за каждым движением возбужденного мужчины, который вот уже почти целый день считался моим мужем. С каждой минутой он казался мне все более грозным, а каждое его движение вызывало у меня непроизвольный приглушенный писк испуганной зверюшки. Он же, казалось, вовсе не замечал моего плачевного состояния, только громко выкрикивал какую-то ерунду — как если бы он говорил не со мной, а с кем-то, находящимся на другом этаже замка — и раздевался, готовясь лечь в постель. Оставшись в одном только нижнем белье, он вдруг замер посреди комнаты и снова уставился на меня — на этот раз как мастеровой, оценивающий предстоящую работу. Я содрогнулся и закрыл глаза.— Посмотри на меня, — неожиданно тихим и спокойным голосом сказал он.Я приоткрыл один глаз.— Ну же.Я открыл оба глаза и нервно сглотнул подкатившую к горлу желчь.— Почему ты не раздеваешься? — Не получив от меня никакого ответа, он продолжил: — Думаешь, я не видел ничего из того, что прячется под твоим, — тут он усмехнулся, — прекрасным нарядом?Конечно, я так не думал. Чтобы такой красавец, разве что из книг знающий, что такое нерешительность, дожил до своих лет и ни разу не переспал с женщиной? Ха! Я уже хотел сказать это вслух, но он меня опередил:— Все это я вижу у себя всякий раз, когда снимаю свои штаны. Правда, уверен, что у тебя, молодой человек, все немного меньше, чем у меня.От этих его слов я дернулся, как припадочный, и весьма неграциозно брякнулся на пол, едва не ударившись головой о край сундука. Я бы, наверно, мог второй раз в жизни потерять сознание, но в тот момент я просто забыл, как это делается. Петруччио уселся рядом со мной на пол и помог мне приподняться и прислониться спиной к кровати.— Как… кхм… кхр… как ты узнал? — прохрипел я с четвертой или пятой попытки.Он рассказал, что, прослышав о строптивой невесте, которую никто не хочет брать в жены, несмотря на ее приданое, решил сначала побольше узнать о ней от кого-нибудь из ее домочадцев. При помощи своего слуги Грумио он ?случайно? повстречал на улице мою няньку, когда она возвращалась домой из какой-то лавки. Он завел перепуганную насмерть женщину в безлюдный переулок и огорошил ее словами: ?Я все знаю про вашу Катарину! Всю правду знаю! Но мне нужны детали?. Разумеется, ничего такого он не знал, но подозревал, что не бывает дыма без огня, и строптивая невеста может потом оказаться безумной женой. Нянька о его неосведомленности не догадывалась, а чтобы сообразить, что ему неоткуда было узнать о моей тайне, ей не хватило ни ума, ни времени — Петруччио буквально засыпал ее вопросами, нависнув над ней, как медведь над ягненком. И моя старая глупая нянька все ему выложила! Надо отдать Петруччио должное, он никак не выдал свое изумление и отпустил бедную женщину, взяв с нее клятву никому не говорить об их разговоре. Нянька побожилась, но все же попыталась потом меня предупредить, однако я не дал ей даже рта раскрыть. Потом настал мой черед рассказывать. Когда я закончил, во рту моем было сухо, как в пустыне. Петруччио принес мне воды, а потом подхватил меня под мышки и усадил на кровать. — Раздевайся, — скомандовал он.— Но…— Спать ты в этом собираешься?Я начал расстегивать пуговицы на лифе своего покрытого грязью платья. Петруччио тем временем улегся в постель. Я старался не смотреть в его сторону и не знал, снял ли он перед этим свое нижнее белье.— Если ты знал, какая… какой я, зачем женился?— Приданое у тебя больно хорошее, — хохотнул он за моей спиной.Я покачал головой.— У тебя денег больше, чем у батюшки.— Хотел приятелю своему, старому знакомому, услугу оказать.Я невесело усмехнулся и еще раз покачал головой.Перина позади меня просела под тяжестью его тела, когда он перекатился на мою сторону кровати и потянул меня за локоть.— Эй! Посмотри на меня, милая женушка.Мне все еще было страшно, я не представлял, что меня ждет завтра, но в том, как он это сказал, и как вообще вел себя последние пару часов, не чувствовалось никакой угрозы. И я развернулся, чтобы посмотреть на него. Лучше бы я этого не делал! Он был по пояс укрыт толстым одеялом, но рубашку он все-таки снял, и от открывшейся моему и без того уже влюбленному взору картины мне стало как-то по-хорошему нехорошо. Я почувствовал, что краснею, и снова попытался отвести взгляд, но Петруччио крепко ухватился пальцами за мой подбородок и просто вынудил меня посмотреть ему в глаза. ?Дева Мария, за что мне все это!?, — в отчаянии подумал я.— Вот что, дражайшая Катарина, снимай с себя эти тряпки и ложись спать, — он как-то по-особому произнес слово ?спать?, и я понял, что ничего другого от меня этой ночью не потребуется. Странно, но, несмотря на смертельную усталость, я почувствовал легкое разочарование. Когда я разделся до нижней рубашки и залез наконец под одеяло, натянув его до самого подбородка, Петруччио повернулся ко мне спиной и уже сонным голосом сказал:— Завтра будем думать, как станем жить дальше, а пока спи. И не удивляйся, если я устрою завтра небольшое представление, — громко зевнув, он добавил: — Люблю представления!Засыпая, я подумал: ?Может быть, завтра он объяснит мне, зачем он все-таки на мне женился…?.